Ему не ответили. Ракоци не хотел тратить время впустую. Он гикнул, пришпорил бербера и сжался в комок. Тот вытянулся в струну, понимая, чего хочет хозяин, шумно всхлипнул и понесся по полю таким сумасшедшим галопом, что вместо ног под его телом образовалось неясное, мерно колышащееся пятно. Темп позволял рассчитывать на успех, и Ракоци приободрился, надеясь перехватить лидерство, но фортуна, как видно, была более благосклонна к Лоренцо. Внезапно ударивший колокол напугал бербера, и тот сбился с ритма. Животное прянуло в сторону и непременно свалилось бы в ров, если бы железная рука Ракоци его не сдержала. К счастью, звон тут же смолк, однако драгоценные секунды были потеряны. Имелась, правда, возможность отыграть их на подъеме к дороге, однако бербер пошатывался - он явно устал.
Глаза Лоренцо едва не выскочили из орбит, когда он увидел, что его нагоняют. Последний отрезок дистанции дорого дался и животным и людям. Склон был крут, а в каждом наезднике горело желание победить. Лошади жутко всхрапывали и оступались, земля под их копытами оплывала, угрожая увлечь всадников за собой.
Наверху их уже поджидали. Лицо Джакомо Праделли было встревоженным. Аньоло Полициано посмеивался, он в любых обстоятельствах оставался верен себе.
В последнем броске Ракоци подхлестнул своего жеребца, и тот, подавшись вперед, обошел на голову гнедого Лоренцо. Бербер первым ступил на дорогу, когда на нее уже опускалось копыто соседа.
Благородные животные шумно дышали, их заходящиеся бока потемнели от пота. Лоренцо, бросив поводья, угрюмо сказал:
- Будь подо мной Морелло, все бы обернулось иначе! Тот никогда не проигрывал гонки.
- Морелло? - переспросил Ракоци и сделал глубокий вдох.
- Это любимчик Великолепного, служивший ему многие годы, - пояснил Аньоло, откровенно радуясь поражению своего патрона. - Но сегодня Медичи не помог бы и он. Я никогда не видел такой бешеной гонки. Ваша езда, Ракоци, отдает чем-то потусторонним.
Он передернулся - то ли от сказанного, то ли от порыва холодного ветерка.
Лоренцо, скривившись, выпятил нижнюю челюсть.
- Морелло никогда бы меня не подвел. Я взял его совсем маленьким жеребенком. Сам растил, сам кормил, сам поил. Без меня он не ел, он ходил за мной, как собака. Все остальные лошади ничто в сравнении с ним.
- Говори-говори, Великолепный! - издевался Аньоло. - Сваливай все на лошадку! Признал бы лучше, что Ракоци искусней тебя! - Он ангельски улыбнулся Джакомо Праделли, приглашая того разделить его точку зрения.
Но Ракоци не нравился такой разговор. Аньоло мог бы и прикусить язычок, поскольку сам побоялся участвовать в скачках, а Лоренцо не пристало переживать свое поражение столь тяжело.
- Великолепный, я сделал что мог. Я честно играю и не люблю поддаваться. Уступка всегда обман и предполагает расчет. Но вас мне обманывать никак не хотелось.
Казалось, он не замечал мрачного взгляда Лоренцо.
- Сегодня я выиграл, но лишь потому, что мне повезло. Завтра все может оказаться иначе. Однако я получил огромное удовольствие. Мне выпала честь состязаться с наездником, равных которому я не встречал уже множество лет.
Не лет, а столетий. В остальном все было правдой, и Лоренцо почувствовал это. Хмурый взгляд его прояснился.
- Я тоже люблю честно играть.
Полициано не преминул язвительно вставить:
- Но ты не любишь проигрывать!
- Конечно, - огрызнулся Лоренцо, вновь закипая, но Ракоци примирительно произнес:
- Никто не любит проигрывать. Но кому-то приходится. Именно это и придает гонкам азарт. - Ракоци посмотрел на Медичи. - Мне ведь и впрямь сегодня помог лишь случай. Вы управляетесь с лошадью много искусней, чем я.
- Ну-ну, - милостиво кивнул Лоренцо, несколько успокаиваясь. Он помахал рукой Марсилио Фичино, выезжавшему на дорогу. - А вот и последний. Я думаю, что Пико возвратился на виллу, чтобы переодеться. Не стоит его ждать.
- Я тоже так думаю. - Фичино взглянул на компаньонов. - Какой сегодня чудесный денек! Я проехался по винограднику и видел несколько поздних гроздьев. Они, конечно, не те, что летом, но от них исходит такой божественный аромат!
Медичи кивнул. Раздражение его улеглось. Он задел своим стременем стремя Ракоци и примирительно пробурчал:
- Благодарю за скачки. Я просто погорячился!
Выехав на середину дороги, Лоренцо обернулся к своим спутникам.
- Флоренция уже рядом. Я думаю, мы можем вернуться домой. Отсюда меньше часа езды до ворот Сан-Галло. - Он тронул коня.
Марсилио Фичино, обрадованный возможностью заночевать в теплой постели, принялся напевать. Его слабый надтреснутый баритон развеселил попутчиков.
- Ну хорошо, хорошо! - воскликнул философ, прервав свои вокальные упражнения. - Я знаю, у меня не очень-то получается. Но ты, Лоренцо, ты ведь прекрасно поешь!
- Мне редко приходится заниматься этим в седле, - отозвался польщенно Лоренцо. - Но попробовать можно. Только не знаю, чем бы вас удивить?
- Комическими куплетами, - мгновенно отозвался Полициано.
- Балладой о тихих радостях жизни, - заявил Фичино.
- Канцонами о любви, - мечтательно проговорил Джакомо Праделли.
- А вам, Франческо? Чего бы хотелось вам?
Ракоци на миг призадумался, обводя взглядом холмы.
- Лоренцо должен петь о Лоренцо! Всем, что в нем есть, он обязан только себе.
- Хорошо! - согласился Лоренцо. - А когда я закончу, вы споете нам о себе.
- Но… Великолепный, - попытался было возразить Ракоци, однако Полициано прервал его:
- Отлично, чужеземец будет нам петь! - Он издевательски засмеялся. - Возможно, тогда загадочный да Сан-Джермано станет понятней тем, кто его окружает. Начинай же, Лоренцо!
Ракоци покоробила бесцеремонность Аньоло. Поставить на место насмешника он мог бы легко, но ему не хотелость нарушать задумчивость Лоренцо. Ладно, пусть все остается как есть.
Дорога вилась между живописных холмов, спуск уже не казался крутым, а шел, постепенно снижаясь. Веселая компания беспрепятственно продвигалась вперед.
- Ага! - вдруг воскликнул Лоренцо. - Я знаю, что вам спою!
Он немного напел себе что-то под нос, затем попробовал голос. Его тенор был чуть грубоват, но удивительно приятной окраски.
- Он вечный скиталец, он ищет любви… - начал Медичи и разразился хриплым смехом. - Ничто на свете не сравнится с любовью, друзья мои!
Прокашлявшись, исполнитель завел песню сызнова:
Он вечный скиталец, он ищет любви,
С надеждой в душе и волненьем в крови…
- На лунатизм не похоже, - хихикнул Полициано.
- Это все от безделья, - самодовольно заявил Фичино.
Ракоци рассердился.
- Позвольте ему продолжить!
Язвительный тон замечания заставил ерников прикусить языки.
…Охваченный негою сладкой
И годы считая украдкой,
Влекомый бурливой рекою
Страстей к тишине и покою!
Голос певца печально возвысился, и Лоренцо умолк. Он обернулся к Ракоци.
- Это и есть моя жизнь, чужеземец. Сладкие узы держат меня, любовь - это река, но сейчас мне милее всего уединение и тишина.
Ракоци сочувственно улыбнулся.
- Я вас понимаю.
Лошади шли шагом, всадников понемногу начинал пробирать холодок.
- Что ж, - встрепенулся Лоренцо, с трудом отвлекаясь от охвативших его дум, - теперь вы, Франческо. Я сказал о себе все, что хотел, и готов выслушать вас.
- Да-да, спойте что-нибудь со слезой о родимой сторонке, - воскликнул Полициано, и все засмеялись.
- Спойте, Франческо, - сказал тихо Лоренцо. В глазах его засветилось нечто большее, чем простой интерес.
Ракоци согласно кивнул.
- Я попытаюсь оттолкнуться от вашей темы, Великолепный. Но не судите строго, если у меня ничего не получится.
Фичино перегнулся через луку седла и с заговорщическим видом хлопнул Полициано по плечу.
- Не беспокойтесь. Аньоло найдет чем заполнить паузу. Ведь он у нас большой выдумщик, а?
Ракоци слукавил: он знал, что будет петь. Стихи всплыли в его памяти прежде, чем Лоренцо окончил канцону. Звучный голос нового исполнителя взметнулся к вершинам соседних холмов:
Извечным странником скитаюсь по земле.
Пустынно прошлое, грядущее во мгле.
Пусть говорит Господь живущему - живи,
Мне нет пристанища ни в смерти, ни в любви.
- И это все? - скептически воскликнул Полициано. - Каких-то четыре строчки? А что же с любимой родиной, Ракоци? Какова она? Похожа ли на Флоренцию? Ну нет, мне этого мало!
- Уймись, Аньоло, - веско сказал Лоренцо. - Тут ничего не прибавишь. - Он взглянул на Ракоци, в глазах его читалось искреннее сострадание. - Не очень веселая песня.
- Вам хотелось знать, какова моя жизнь, - ответил Ракоци, пожимая плечами.
Он потрепал по шее своего серого жеребца и произнес будничным тоном:
- Кажется, наши лошадки уже отдохнули. Мы можем двигаться побыстрее, если есть такая нужда.
Лоренцо кивнул и поднял руку.
- Что ж, разомнемся.
Он дал шпоры коню и предоставил ему самому выбирать аллюр, ибо путь до Флоренции был все же неблизок.
Они возвратились в город через ворота Сан-Галло и не придерживали лошадей, пока пустынная виа Сан-Галло не перешла в более шумную виа де Джинори. Ракоци обратился к Медичи:
- Позволите ли вы мне откланяться?
- Нет! - Гнедой Лоренцо, чуть пританцовывая, привычно уступал дорогу повозкам и пешеходам. - Нет, мы все отправимся прямо ко мне и выпьем вина, а потом подадут ужин. Мой Массимилио всегда радуется приходу гостей. Особенно тех, что возвращается с хорошей прогулки!
Приглашение было восторженно принято, все изрядно проголодались, лишь Ракоци настаивал на своем.
- И все же я прошу вас меня извинить. Не в моих привычках ужинать в это время.
- У вас вообще нет привычки есть когда-либо, - отрезал Полициано.
Ракоци не удостоил его ответом.
- К тому же меня еще ожидают кое-какие дела.
Грохот повозки заглушил слова Медичи, он повторил их, когда шум затих.
- Уйдете чуть позже, Франческо. Мне нужно с вами поговорить.
- Я понял, Великолепный.
Всадники не спеша пересекли площадь Сан-Лоренцо и поехали вдоль дворца. По знаку Медичи железная решетка ворот распахнулась, пропуская конников во внутренний двор.
Лоренцо медленно слез с седла, пытаясь скрыть овладевшую им слабость. Он пошатнулся, ступив на землю, но сумел удержать равновесие, ухватившись за стремя, украшенное мелкой насечкой. Острый металлический кончик, из нее выступавший, поранил ему руку. Медичи быстро слизнул кровь, зажал ранку перчаткой и обернулся к гостям. Похоже, никто ничего не заметил, все спешивались, бросая поводья прислуге.
- Ну, - нетерпеливо вопросил Полициано, - что с нашим ужином?
- Ступайте за Габриэло, он все устроит. - Лоренцо дал знак дворецкому, тот поклонился. - Скажи Массимилио, что господа голодны.
- А ты? - спросил Фичино.
- Я присоединюсь к вам, как только переоденусь. - Медичи пошел через двор. - Проводите меня, Франческо.
Ракоци, оставив своего серого жеребца на попечение слуг, последовал за Лоренцо. Они молча вошли в палаццо и уже стали подниматься по узкой крутой лестнице, когда Ракоци почуял что-то неладное.
- Великолепный?
Лоренцо остановился.
- Да?
- У вас на руке кровь?
Повисла пауза. Какое-то время Лоренцо досадливо хмурился, потом, скривившись, сказал:
- Я порезался, ухватившись за стремя. Глупая неосторожность, просто оступился, слезая с седла. - Он попытался перевести все в шутку. - Такое случается с теми, кто ездит верхом лучше, чем ходит.
- Позвольте взглянуть.
Лоренцо немного поколебался, затем показал руку. Перчатка его упала на лестницу.
- Видите, ничего страшного.
Кровь все еще сочилась из ранки.
Взглянув на ладонь Медичи, Ракоци побледнел.
- Давно ли, - спросил он тихо, - ваша кровь издает аромат абрикоса?
Лоренцо рассмеялся.
- Абрикоса? Я и не знал. У меня нет обоняния. Она в самом деле так пахнет?
Ракоци закрыл глаза.
- Да.
Лоренцо перестал смеяться.
- Это плохой знак?
- Да. - Ракоци заставил себя взглянуть Лоренцо в глаза.
Лицо Медичи было абсолютно спокойным.
- Я знаю, что болен, Франческо. Я уже давно знаю о том. Но все же надеюсь одолеть свой недуг. И между прочим, очень рассчитываю на помощь одного весьма мне симпатичного чужеземца.
Ракоци промолчал.
- Понимаю, - кивнул Лоренцо. - Я умираю?
Это было скорее утверждением, чем вопросом. Ракоци наклонился и поднял упавшую на ступени перчатку.
- И вы не в силах что-нибудь с этим сделать? - И опять вопрос походил больше на утверждение. Лоренцо покосился на темные пятна, глубоко въевшиеся в зеленую, отличной выделки кожу. - Пропала перчатка, - сказал он.
- Лоренцо, - Ракоци говорил внешне спокойно, хотя это ни в малой степени не отвечало тому, что творилось в его душе, - я могу приготовить одно лекарство. Оно не излечит, но облегчит боль.
- Благодарю, чужеземец. Что ж… - Медичи сглотнул. - Возможно, оно мне пригодится. Я… я почему-то вам доверяю, хотя в данном случае это оборачивается против меня. - Лоренцо начал было опять подниматься по лестнице, но внезапно остановился и схватил Ракоци за плечо. - Что это, Франческо? Что убивает меня?
Слова давались ему с трудом.
- Кровь, Великолепный. Больная кровь! И ничего больше. Я в полном отчаянии, но справиться с этой бедой не могу.
- Но есть ведь другие! - Взгляд Медичи озарила надежда - Какие-нибудь знахари, врачи, костоправы! Возможно, кто-то из них знает средство, способное меня исцелить!
Ракоци покачал головой.
- Нет. Такого средства не существует. - Он видел, что в Лоренцо загорается гнев. - Если бы я мог плакать, Великолепный, я бы выплакал все глаза. Но у меня нет слез!
- Это уже не имеет значения. - Лоренцо резко отвернулся и пошел по лестнице вверх. Ракоци понял, что провожать его дальше не стоит.
* * *
Письмо Джироламо Савонаролы к Андреа Белькоре, главному настоятелю доминиканского ордена.
В святой праздник пришествия Джироламо Савонарола, настоятель церкви Сан-Марко во Флоренции, полный почтительного благоговения, обращается к своему пастырю Андреа Белькоре в Риме.
Преподобный отец, покорно молю вас рассмотреть это прошение, отринув мирские соображения.
Как вам известно, Господу было угодно отметить меня, посылая мне, недостойному, видения, провозвещающие скорый приход дня гнева Господнего, призванного искоренить все мирское зло. Эти видения настолько ярки и реальны, что я не могу не считаться с ними, и потому смиренно прошу вас позволить мне возвысить мой голос во славу Творца, вдохновляющего меня.
Я не в силах долее сдерживаться.
Город, в котором я нахожусь ныне, погряз в разврате и охвачен тщеславием, души здесь блуждают во мраке, всюду царят искушение и соблазн. Вы должны внять моей просьбе, дабы несчастные флорентийцы получили возможность узреть собственное ничтожество, ужаснуться и припасть к престолу славы Господней в глубоком раскаянии, ибо лишь покаяние способно сейчас им помочь.
С тех пор как его святейшество женил своего сына на дочке Медичи, он на все тут происходящее смотрит сквозь пальцы. Понимая это, я горячо молюсь, чтобы не оказались столь же слепы и вы. Ибо вовсе не я проповедую в церкви Сан-Марко, но Святому Духу угодно изливать горнюю волю через мои уста.
С глубокой преданностью и надеждой отдаюсь в ваши руки.
Джироламо Савонарола, доминиканец,
настоятель церкви Сан-Марко
Флоренция, 22 ноября 1491 года
ГЛАВА 9
- Будет что-то еще? - спросила Деметриче Воландри.
Джованни Пико делла Мирандола сложил в аккуратную пачку густо исписанные листы.
- Нет. Благодарю вас, донна Деметриче. Вы опять удивили меня. Я не предполагал, что женщине, даже такой образованной, под силу управиться с переводом в столь сжатый срок.
Она вскинула брови.
- Рука женщины пишет нисколько не медленнее, чем мужская.
Граф рассмеялся и взял ее под локоток.
- Но женщины так рассеянны… Правда, к вам это не относится. Ваш ум, добросовестность и усидчивость поразительны…
Деметриче, высвобождаясь, пожала плечами.
- У меня нет ни мужа, ни семьи, ни каких-то иных забот. Так почему бы мне не посвящать все свое время работе?
Молодая женщина поднялась со скамьи, на которой они сидели, и подошла к камину. Ткань ее ветхого платья так истончилась, что совершенно не согревала, и ей приходилось кутаться в шаль.
Пико продолжал говорить, его румяное - кровь с молоком - лицо источало добродушие.
- У вас мужской склад ума. Вы могли бы добиться многого. Прискорбно, что ваши таланты не находят достойного применения. - Он поклонился, но уходить не спешил. - Я очень надеюсь, что наше сотрудничество будет продолжено.
- Но вы собираетесь в Рим, граф, а я остаюсь здесь.
- Тогда, может быть, вы позволите мне принять некоторое участие в вас? - Он подошел и встал рядом, - Мое покровительство откроет вам все двери, даст состояние, позволит найти занятие по душе. Вы весьма привлекательны и далеко мне не безразличны. Я мог бы многое сделать для вас.
Деметриче внутренне покривилась. Дыхание графа щекотало ей шею. Надо бы его урезонить, но… ни к чему заводить в этом доме врагов.
- Я не могу это обсуждать.
- Я поговорю с Лоренцо, если это единственное, что вас беспокоит. - Сомкнутых губ Деметриче коснулся вкрадчивый поцелуй. Она не откликнулась, она вспомнила другого мужчину, чьи касания мгновенно рождали в ней трепет. Пико этого не дано.
Недвижность ее была воспринята как поощрение. Молодая женщина покраснела и отбежала к окну.
- Граф, я нахожусь в доме кузена и выполняю работу, которую он мне поручает. После всего, что он для меня сделал, было бы черной неблагодарностью оставить его.
- Хорошо. Я не спешу.
Пико отвесил церемонный поклон и с кипой рукописей в руках покинул библиотеку.
Когда вошел Лоренцо, гнев ее все еще не унялся.
- Деметриче, если у тебя есть какое-то время…
Он остановился, увидев ее лицо.
- Что с тобой, дорогая?
Она тоже остановилась и попыталась улыбнуться.
- Ничего. Правда-правда. Даже не понимаю, с чего это я так взволновалась!
Она пересекла комнату и внутренне вздрогнула, увидев, как он похудел.
- О, Лауро!
Он взял ее руки в свои.
- Успокойся, Деметриче! И расскажи мне, что тут случилось.
- Тут был Пико. Нет-нет, он вел себя очень учтиво. Просто я не выношу, когда меня оценивают, как вещь. - Ни о чем не думая больше, она прижалась к нему. - Лауро, я боюсь!
Медичи пригладил пряди белокурых волос, выбившихся из косы Деметриче, и заглянул ей в лицо.
- Чего, дорогая? Тебе нечего опасаться!
Деметриче страшилась облечь свою тревогу в слова. Сделать так означало поверить в то, что происходит. Все, что она могла, это положить ему голову на плечо и тихо сказать: