Прошло несколько секунд, и Наттер, судорожно вдохнув, как человек, пробудившийся от кошмара, произнес:
- Бетти, уведи госпожу в ее комнату. - И обращаясь к жене: - Иди к себе, душечка. Миссис Макнамара, мне необходимо это выяснить, - добавил он, взял миссис Макнамару за руку, молча вывел ее за дверь и сделал знак кучеру.
- О, спасибо, мистер Наттер, - запинаясь, проговорила миссис Мак, - но это не мой экипаж; на нем прибыла та леди, что осталась с миссис Наттер.
До этого момента Наттер вел себя как сомнамбула, а теперь внезапно вцепился в предплечье миссис Мак, так что она вздрогнула.
- А та леди, кто она, черт возьми?
- Та леди? - нерешительно отозвалась миссис Мак. - Она, мне кажется… это миссис Мэтчуелл… та… та самая леди, что дает объявления в газете.
- Ах, вот оно что! Знаю: предсказательница судьбы и сваха, чтоб ее!
Миссис Мак была рада, что Наттер замолк и, погрузившись в недобрые размышления, оставил ее в покое и забыл проститься. Она не стала ждать, пока он исполнит долг вежливости, и поспешила в Чейплизод. После того, что произошло за последние полчаса, испуганная миссис Мак понимала одно: нужно убраться подальше от этой ужасной женщины; и еще ее угнетало сознание, что в загадочной беде, приключившейся с миссис Наттер, есть доля ее вины.
Страхи и сомнения не смогли полностью парализовать любопытство миссис Мак. Шагая по дороге, она рассеянно задавала себе вопрос, какие ухищрения адского искусства Мэри Мэтчуелл так губительно повлияли на чувства маленькой миссис Наттер. Быть может, пророчица вызвала красноглазого черного ворона, который уселся на плечо бедняжки (подобное случалось - об этом рассказала миссис Мак старая Элис Ли во время их последнего совместного чаепития), и зловещая птица возгласила миссис Наттер ее судьбу; а может быть, ей явился во плоти сам враг рода человеческого или в стакане воды она увидела мертвое лицо Наттера?
Пока в воображении миссис Мак мелькали все эти образы, она поспешала вперед во всю прыть; то и дело ей чудилось, что позади слышится грохот окаянной коляски, и она мечтала встретить родную униформу Королевской ирландской артиллерии, фасады знакомой приветливой улочки и, главное, надежно спрятаться среди родных пенатов.
Когда Наттер вернулся в гостиную, его жена была все еще там.
- Ступай наверх, я сам здесь присмотрю, - сказал Наттер, обращаясь к Бетти. И говорил и выглядел он очень странно и казался необычайно взвинченным.
Видя, что хозяин настроен грозно и решительно, Бетти не стала медлить и вышла. Дверь комнаты была двойная - такие делались в старину в домах с толстыми стенами, - Наттер резко захлопнул одну дверь, а затем вторую. Честная служанка задержалась в холле и, надо сказать, только что не приросла ухом к двери, но так ничего и не узнала.
До ее слуха доносился неразборчивый разговор, крики, рыдания и снова звуки речи. Затем дверь внезапно распахнулась, и из гостиной вышла Мэри Мэтчуелл; глаза ее сверкали, бледные губы кривила презрительная, победная усмешка; бросив на служанку наводящий трепет взгляд, она скрылась в своей карете.
Наттер высвободился из рук своей несчастной супруги; она душила его в объятиях, рыдала и выкрикивала:
- О Чарли, дорогой… Хороший мой, миленький Чарли… Какой кошмар! - И так далее.
- Бетти, позаботься о ней, - только и бросил Наттер; он проговорил это сурово, со спокойствием отчаяния, но в глазах его горело мрачное бешенство.
Он вошел в маленькую комнату по другую сторону погружавшегося уже в сумрак холла, закрыл за собой дверь и запер ее изнутри. Отчасти это объяснялось тем, что ему не хотелось больше разговаривать со своей женой, которая непрестанно вскрикивала и заливалась слезами. Наттер бывал с женой по-своему очень добр и сердечен, но все же никоим образом не годился в няньки, особенно когда она билась в истерике.
Наттер вышел в холл с бюваром в руках.
- Могги, - произнес он тихо, заметив в темноте у подножия лестницы другую служанку, - вот, возьми этот бювар и отнеси его в спальню; это для госпожи; скажешь ей, когда представится случай.
Девушка поспешила в спальню, но бедняжка миссис Наттер ничего не понимала и говорила совершенно бессвязно; ей, по-видимому, стало не лучше, а хуже.
Наттер стоял один в холле, заложив руки в карманы, спиной к двери, из которой только что появился, и на лице его покоилась та же мрачная, недобрая тень.
- Ну вот… Стерк все же своего добьется, - пробормотал он.
Как раз напротив, на стенной панели, висели его седельные пистолеты; Наттер заметил их не сразу, хотя смотрел прямо на них: не останавливаясь на грязной деревянной панели, его взгляд проникал сквозь стену, за три сотни миль. Но когда он наконец увидел пистолеты, он так же негромко прорычал:
- Я согласен подставить свой лоб под одну из этих пуль, только чтобы другая досталась ему.
И Наттер кратко, но крепко проклял Стерка. Затем Наттер похлопал себя по карманам, как делают обычно перед уходом, дабы убедиться, что ключи и все прочее на месте. По лицу Наттера было видно, однако, что его мысли сейчас заняты чем-то другим. Наттер уставился вниз; казалось, им владела глубокая тревога и рассеянность; через некоторое время он снова поднял глаза на висевшие перед ним пистолеты - холодные… и пригодные ко всему. Наттер сорвал со стены один из них, взвесил его в руке и вновь погрузился в размышления, а тем временем то открывал, то закрывал полку; под эти щелкающие звуки он долго и напряженно грезил неизвестно о чем, затем наконец пробудился, вернул пистолет на стену, где висел парный, и огляделся.
Дверь наружу была открыта, как ее оставила Мэри Мэтчуелл. Наттер задержался на крыльце; сверху слабо доносились истерические вопли его несчастной супруги. Он пробыл здесь долго и не заметил, как в холл проник через заднюю дверь подручный доктора Тула, приставленный к ступке и пестику; мальчик вошел потихоньку и сел. Он ждал, чтобы ему вернули пустой пузырек в обмен на другой, наполненный весьма приятным питьем, который он только что принес; бедная миссис Наттер питала слабость к лекарствам, хотя, по счастью, не поглощала и половины того, что ей доставляли на дом.
Когда Наттер обернулся, мальчик (продувная бестия и сплетник - Наттер знал его) читал печатную визитную карточку - он поднял ее с пола, гвоздь от сапога Наттера оставил на ней вмятину. На обороте было написано: "Для миссис Макнамары; с нижайшим почтением от ее покорной слуги, Мэри Мэтчуелл".
- Что это еще, любезный приятель? - взревел Наттер.
- Это для миссис Наттер, я думал, сэр, - вздрогнув от неожиданности, отозвался мальчишка.
- Миссис Наттер… - повторил хозяин дома. - Нет… миссис Мак… Макнамары. - И он сунул карточку в карман сюртука. - А что тебя сюда привело, любезный? - добавил Наттер свирепо, поскольку ему стало теперь казаться, что все вокруг за ним шпионят, и он знал, как я уже говорил, что у щенка-подручного язык без костей - в точности как у его нанимателя; с кем поведешься, от того и наберешься. - Эй, женщина, - окликнул Наттер проходившую мимо Могги, - отдай этому маленькому паршивцу… что ему полагается. И смотри, любезный, будешь здесь снова околачиваться, отведаешь плетки.
И Наттер вернулся в маленькую комнату.
- Ну как ты, Джемми… как твои дела? - спросила Могги мальчика.
- Лучше некуда, спасибо, - ответил он, - а у вас-то у всех что стряслось? Я вошел через кухню и никого не видел.
- О, ты разве не слышал? Бедная госпожа… ей так худо… уж так худо, что хуже и быть не может.
И они принялись перешептываться, но вскоре им пришлось прерваться, потому что снова появился Наттер; при нем был кожаный пояс (Наттер надевал его по вечерам) и короткий тесак, называвшийся coutteau de chasse, а в руках - тяжелая прогулочная трость.
- Через полчаса подашь мне чай, - приказал Наттер, на сей раз спокойно, но по-прежнему несколько сурово; его воинственный вид до полусмерти напугал мальчишку, решившего, что Наттер вознамерился расправиться с ним немедленно, однако Наттер смотрел в сторону. Обращаясь к Могги, хозяин добавил: - Когда чай будет готов, найдешь меня в саду.
Наттер вышел из дому, толкнул калитку в живой изгороди и, вскинув на плечо трость, энергично зашагал вниз, к реке, где шла вдоль воды красивая тропинка, окаймленная густо растущей бирючиной и рядом старых грушевых деревьев. И некоторое время после этого о мистере Наттере не было ни слуху ни духу.
Глава XLVIII
ЛЕБЕДИ НА ВОДЕ
Приблизительно в половине седьмого того же вечера Паддок прибыл на квартиру к капитану Клаффу, где менестрели в последний раз отрепетировали свои исполненные страсти и любовной тоски песнопения. Наши разумные трубадуры облачились "во все лучшее", но притом плотно закутались в плащи - отчасти ради таинственности, а отчасти заботясь о своем телесном благополучии: в последнюю неделю прошли сильные дожди, и ветер дул теперь с востока.
Едва ли они делились этим друг с другом, но каждый пребывал в приятном убеждении, что успех его вполне вероятен. Паддок не принимал всерьез такого соперника, как Дейнджерфилд, а Клафф также был спокоен, с тех пор как узнал, что Дейнджерфилд сделал предложение Гертруде Чэттесуорт.
На днях из-за проклятого ливня Клаффу, который пережил недавно два-три приступа своей наследственной подагры, а, кроме того, вовсе не умирал от любви, пришлось поспешно вернуться восвояси - а ведь он уже представлял себе отклик на прозвеневшую над белмонтским лугом заключительную строфу их первого дуэта (сопровождаемую очаровательной руладой - изобретением Паддока - и выразительными звуками его романтической гитары): как распахивается окно гостиной и голос тети Бекки повелевает певцам открыть свои имена, войти и отужинать!
Во время этой неудачной любовно-музыкальной вылазки Клаффа неприятно поразило лишь одно: из-под открытого окна той самой комнаты, где Лилиас Уолсингем застала врасплох свою подругу Гертруду, скользнул прочь неизвестный. На нем был сюртук, накидка (такая же по фасону, как у Дейнджерфилда) и треуголка с сильно сжатыми, на французский манер, краями - Клафф готов был поклясться, что видел эту самую шляпу на Дейнджерфилде однажды рано утром, когда подсмотрел случайно, как тот обходит грядки гороха и тюльпанов в садике при Медном Замке на речном берегу.
Клафф остался при убеждении, что неизвестный в треуголке был Дейнджерфилд, но с какой стати этот отнюдь не тайный воздыхатель прибегает к подобным маневрам? А что, если старый подлюга наносит вечерние визиты не по тому адресу; что, если он, считаясь с возможностью неуспеха у племянницы, держит про запас тетку? Грубый план, но такие удавались - это известно; пожилые женщины бывают легкой добычей, к тому же они иной раз очень неравнодушны к деньгам.
Хитрецы были согласны в том, что не пойдут в Белмонт по чейплизодскому мосту, дабы не пришлось шествовать через весь город, мимо казарм и под самой вывеской "Феникса". Нет, они отправятся по Нокмарунской дороге, пересекут реку на пароме и украдкой проникнут в белмонтский парк с другой стороны.
И вот под покровом темноты влюбленные музыканты двинулись в путь; переговаривались они приглушенным тоном, а чаще молчали и думали; маленький Паддок время от времени потихоньку брал под плащом аккорды арпеджио на своем "инштрументе".
Когда они достигли переправы, лодка была привязана на ближнем берегу, но треклятый паромщик куда-то запропастился. Они стали кричать и вопить, вместе и поодиночке, пока разъярившийся Клафф не воскликнул:
- Черт бы побрал этого идиота… наливается где-нибудь виски… мерзавец! Вот так эти подонки и упускают случай заработать, а в результате на большой дороге не оберешься нищих и воров; чтоб ему провалиться, если мы будем и дальше так орать, я не смогу взять и ноты. Похоже, придется снова возвращаться.
- Чепуха! - отозвался отважный Паддок. - Чуть больше года назад я перебирался на тот берег один; это так просто… что проще некуда. Забирайтесь в лодку и отвяжите ее, когда я скажу.
Паром перемещался с помощью каната, протянутого с берега на берег; стоя на ялике и подтаскивая обеими руками канат, паромщик без видимых усилий продвигался вперед.
Представив себе, каково будет негодяю-паромщику, когда он вернется и обнаружит, что его ладья уплыла на другой берег, Клафф довольно захихикал.
- О бедняге-паромщике не беспокойтесь, - сказал Паддок, - утром мы вернемся, дадим ему денег и объясним, как все получилось.
- Сам пусть лучше объяснит, бедняжечка, черт бы его подрал! - пробормотал, садясь в лодку, Клафф: он не любил расставаться с деньгами. - Вот что. Паддок, предупредите меня, когда нужно будет отдать швартовы.
Сигнал был подан, лодка отчалила; Клафф развлекался, наигрывая понемногу на гитаре Паддока, которую тот доверил его попечению, и пропел строфу или две из их последней песни; кругленький лейтенант, вытянувшись во весь рост посреди лодки, тянул канат, однако выходило это у него не так ловко, как хотелось бы. Через две-три минуты они достигли середины потока, который, как Паддок замечал впоследствии, "штрашно вздулшя", и тут, похоже, застряли.
- Эй, Паддок, разверните ее носом по течению, слышите? - произнес Клафф, не замышляя ничего худого, а желая всего лишь показать свои познания в морском деле.
- Легко сказать "по течению", - вот и все, что сумел выдохнуть Паддок, отчаянно шепелявя; он напрягал все силы, лицо его побагровело.
Из-за ночных теней и грохота потока эти знаки беды ускользнули от внимания Клаффа.
- А теперь что вы творите? - взревел Клафф, не докончив нарядного музыкального пассажа; ему впервые сделалось не по себе, так как лодка медленно развернулась и то, что Клафф называл ее носом (хотя этот нос с трудом можно было отличить от кормы), смотрело теперь на берег, который они недавно покинули.
- Проклятье, Паддок, с чего это… зачем вы повернули? Не делайте этого.
- Да помогите же, - взмолился Паддок, - помогите, держите канат; быстрее, Клафф, сэр, я сейчас себе руки переломаю.
В словах Паддока не было преувеличения - он вообще редко прибегал к гиперболам; лодка вращалась, и руки Паддока скручивало, как волокна в канате.
- Держитесь, Паддок, черт вас дери, я иду, - прогремел Клафф, поняв наконец, что происходит. - Не бросайте канат, а не то я вас пристрелю, чтоб мне лопнуть.
- Да хватайте же веревку, сэр, а не то все кончено!
Клафф сознавал только, что он медленно поворачивается вместе с лодкой и вот-вот по милости Паддока окажется в воде; он изо всех сил потянулся к канату, но тот был слишком далеко; от его движения лодку качнуло, и он, потеряв равновесие, с размаху плюхнулся на место, так что у него даже скрипнули зубы; от сотрясения и страха Клафф еще больше взъярился.
- Держитесь, сэр, держитесь, дьявол вы эдакий; говорю вам, еще минуту… держитесь… эй!
Выкрикивая эти слова, Клафф пробирался к Паддоку, а тот тем временем взывал:
- Проклятье, Клафф, быстрее… черт возьми, мне невмоготу… Господи меня помилуй!
Паддок отпустил канат, и лодку, со всем ее драгоценным грузом, швырнуло и понесло в темноте к морю.
- Берите весла, сэр, чтоб вас! - прокричал Клафф.
- Здесь нет весел! - возгласил Паддок торжественно.
- Тогда рулите.
- И руля нет.
- И что же, черт возьми, сэр… - Но тут обтянутые шелком икры Клаффа обрызгало холодной водой. - Уф! И что же, черт возьми, вы намерены делать, сэр? - взревел Клафф, крепко держась за планшир.
- Вы умеете плавать, Клафф; прыгайте, я уж как-нибудь, - благородно предложил Паддок.
Клафф, любивший иногда прихвастнуть, похвалился однажды за ужином в офицерской столовой, что в школьные дни славился своими успехами в плавании; это была ложь, но Паддоку и в голову не пришло подвергнуть его слова сомнению.
- Спасибо! - огрызнулся Клафф. - Тоже мне, плывите! Когда я весь перетянут и… и подагра к тому же.
- И если сможете, Клафф, спасите гитару, - добавил Паддок.
В ответ Клафф буквально взъярился и сквозь зубы проклял этот инструмент вместе с его владельцем. Бесчувственность Паддока возмутила Клаффа до такой степени, что если бы он знал, где находится гитара, то, пожалуй, разбил бы ее о голову лейтенанта или, на худой конец, подобно Мальчику-менестрелю, порвал бы струны, ибо Клафф бывал горяч, особенно когда пугался. Но Клафф забыл, где она, хотя в ту самую минуту она свисала на нарядной алой с золотом ленте с его шеи.
- Чтоб ей провалиться, этой гитаре, - вскричал он, - она отправится туда же, куда и мы, - на дно. Зачем вы нас обоих потопили, сэр? В вас дьявол вселился, не иначе.
Паддок вздохнул. Течение несло их мимо мирного белмонтского луга, через окно-фонарь гостиной мерцали свечи. Не знаю, видел ли их Паддок - Клафф точно не видел.
- Эй, эй!.. Киньте канат! - закричал Клафф, его осенила отчаянная мысль призвать на помощь окрестных жителей. - Канат… канат! Эй! эй!.. Ка-ана-ат!
Заслышав дикие вопли, тетя Бекки решила, что на реке развлекается пьяное простонародье; свои чувства по этому поводу она изложила в гостиной вполне недвусмысленно.
Глава XLIX
ЛЕБЕДИ В ВОДЕ
- Там что-то есть… Что это? - спросил Паддок, когда впереди, в тусклом лунном свете, показался длинный наклонный ряд черных столбов.
- Это лососевая запруда, - крикнул Клафф, выругался и слабеющим голосом что-то забормотал - очевидно, молитву.
Всего лишь недели две назад здесь утонул какой-то подвыпивший парень - его нашли в сетях. Клафф перетрухнул куда больше Паддока, даром что в свое время дрался на дуэлях. Но нужно учесть, что плавать он не умел нисколько и к тому же был чертовски затянут.
- Пересядьте вправо, следите за равновесием, сэр! - проговорил маленький Паддок.
- К бесу равновесие! - взревел Клафф; надобно признаться, этот урок мореходной премудрости был в данных обстоятельствах бесполезен и неуместен, что и заставило Клаффа вознегодовать вдвойне. - Как вас повесят - вот за чем бы я последил, убийца вы эдакий!
В ту же секунду тот конец лодки, где сидел Паддок, зацепился за камень, или столб, или что-то еще, так что противоположный конец развернулся и доблестный капитан оказался у самого берега; резким движением он ухватился за нависший над водой длинный сук; проклятая узкая одежда мешала, но страх придавал прыти; и капитан вскарабкался довольно далеко; однако, достигнув развилки, он застрял и, как ни дергался, не в силах был сдвинуться с места. Что мог поделать, вися вверх ногами среди листвы, бедный Клафф, объемистый мужчина под пятьдесят, в кружевах, в тугих застежках, пуговицах, пряжках? Его правую икру безнадежно заклинило в развилке, а главное, сук не выдерживал его веса, клонился к воде и угрожающе скрипел.