Мне пришлось много раз входить и выходить то за одним, то за другим и не однажды миновать комнату мистера Боклера, и с каждым разом мне становилось все страшней, потому что, правду говоря, я был чертовски напуган; сам не знаю, как я сумел справиться со своими делами, я ведь ожидал, что с минуты на минуту в комнате покойника раздастся крик.
Мистер Эдвардс сказал, что у него назначена встреча… ничего хорошего он не задумал, будьте уверены… беспутная это была компания, вы уж меня простите за такие слова. Ни он, ни милорд больших сумм на сей раз не проигрывали, и милорд, ваш батюшка, не стал его удерживать, но принялся снова звать мистера Боклера и ругаться… устроил шум, как бывает с подвыпившими людьми: "Куда он делся?", и "Где его комната?", и "Пусть садится играть, чтоб его… или выходит драться". Видите ли, сэр, он только и делал, что проигрывал, и поэтому лопался от злости, а от вина и вовсе ополоумел; он вряд ли сознавал, что делает. И он выбежал в коридор с криком, что мистер Боклер должен дать ему отыграться или же пусть объяснит, почему отказывается.
"Где комната мистера Боклера?" - крикнул милорд, и мне показалось, что он вот-вот меня ударит. На это мне было наплевать, но я боялся открыть рот… слова застряли в глотке… и я уставился на мистера Арчера, а он окликнул горничную, которая поднималась по лестнице: "Где спит мистер Боклер?" И та, знавшая его, тотчас же ответила: "В комнате под знаком лилии" - и указала рукой; тогда милорд, шатаясь, бросился туда с обнаженной шпагой и начал кричать, чтобы Боклер выходил, и неловко тыкать ключом в замок, но не сумел открыть дверь; тогда он вышиб ее ногой и ворвался внутрь; мистер Арчер не отставал, как бы стараясь его утихомирить, а за ними - я, сам не знаю как.
К тому времени ваш батюшка довел себя до настоящего бешенства; он кричал: "Черт бы побрал ваши уловки… если не хотите играть по-человечески, тогда умрете по-собачьи". Думаю, эти слова его и сгубили - горничная была в коридоре и слышала; нетвердой рукой милорд нанес мистеру Боклеру полдюжины ударов шпагой плашмя, а мистер Арчер закричал во всю мочь: "Стойте, милорд, вы его ранили! Спрячьте шпагу, бога ради" - и затеял с милордом что-то вроде борьбы, но не всерьез, а только чтобы отнять шпагу, а мне велел: "Откинь одеяло и посмотри, куда он ранен". Я так и сделал; там была большая лужа крови - мы знали отчего; вид ее явно поразил милорда. "Я этого не хотел, - сказал он и, злобно выругавшись, добавил: - Но он получил по заслугам".
Не знаю, был ли Гласкок в это время в комнате - возможно, был; во всяком случае, так он заявил позже под присягой; но вы читали отчет о суде - не сомневаюсь. Вскоре в комнату набилось множество народу. Мертвец еще не остыл - нам это было на руку. Его приподняли; кто-то предлагал попробовать одно средство, кто-то еще - другое, а милорд все время сидел в оцепенении, прислонясь к стене. Потом он поднялся и сказал: "Надеюсь, он жив, но если он умер, то, клянусь честью, это случайность - и не более. Призываю в свидетели Небеса и людей, здесь присутствующих, ручаюсь честью пэра, я хотел только ударить его разок-другой".
"Вы слышите, джентльмены, что говорит милорд: он хотел только разок-другой ударить, но не убивать", - вскричал мистер Арчер.
И милорд повторил это еще раз и притом клялся и божился, как святой Петр в зале суда.
И вот, поскольку милорда никто не держал, он вышел из комнаты с намерением, как я понимаю, убраться подальше, если получится. Но мистер Андервуд заметил, что его нет, и говорит: "Джентльмены, где милорд Дьюноран? Мы не должны его отпускать", и мистер Андервуд пошел за милордом, а следом еще двое или трое, и они застали его в коридоре, со шляпой на голове и в плаще, и мистер Андервуд заступил ему дорогу к лестнице: "Милорд, вам нельзя уходить, пока не станет ясно, чем закончится дело". - "Ничем страшным оно не закончится", - ответил милорд и, не сопротивляясь, пошел обратно.
Остальное вам известно - чем закончилось это дело, по крайней мере для него.
- Так вы тот самый Зикиел Айронз, который был свидетелем на суде? - И Мервин со странной улыбкой остановил на Айронзе полный отвращения взгляд.
- Тот самый, - виновато подтвердил Айронз и, помолчав, добавил: - Но я сказал очень немногое и только правду - хотя и не всю правду. Посмотрите на материалы процесса, сэр, и вы убедитесь, что решающие показания дали мистер Арчер и Гласкок - не я. И очень сомневаюсь, что Гласкок вообще находился в комнате мистера Боклера, когда все это произошло, - скорее всего нет.
- А где же этот негодяй Гласкок, и этот дважды убийца Арчер - он где?
- Гласкок кормит червей.
- Что вы этим хотите сказать?
- Гниет в земле, уже много дней. Послушайте, мистер Арчер отправился в Лондон и остановился в "Турецких банях", а мы с Гласкоком решили уйти из "Лошади в яблоках". Обоим нам было неспокойно на душе, и мы вместе собрались в Лондон. И Гласкок додумался - на свою голову - написать мистеру Арчеру что-то вроде письма с угрозой и требованием денег. Это, как вы понимаете, было уже после суда. Ну вот, ответа не пришло, но через какое-то время - как снег на голову - мистер Арчер явился в "Лошадь в яблоках" самолично; я тогда не знал о письме Гласкока: тот думал оставить себе все, что удастся получить. Встретив меня у помпы на конном дворе, мистер Арчер сказал: "Итак, неглупое послание вы с Гласкоком отправили мне в Лондон".
Я сказал, что впервые об этом слышу.
"Как, - говорит он, - ты хочешь сказать, что тебе не нужны деньги?"
Сам не знаю, что меня подтолкнуло, но я сказал: "Нет".
"Хорошо, - говорит он. - Я собираюсь продать лошадь, и завтра мне должны за нее заплатить; вы с Гласкоком ждите меня вблизи… - кажется, Мертона, но я не уверен, потому что ни до, ни после того не бывал в этой деревушке, - и я дам вам денег".
"Мне не нужно", - говорю.
"Что, не нужно денег? Ну, ну".
"Говорю вам, сэр, не хочу я денег".
Что-то на меня нашло, и я уперся как скала. Я и раньше его боялся, а теперь мне чудилось, что передо мной сам Вельзевул.
"Я уже получил от вас достаточно, сэр, и вот что я вам скажу, мистер Арчер: лучше нам больше не иметь друг с другом никаких дел, и, если вы не против, я бы предпочел никогда вас больше не беспокоить".
"А ты, Айронз, чудак, - говорит он, поизучав меня в упор и немного подумав, словно бы заглянул в мои мозги и нашел там что-то забавное. - Ты чудак, Айронз. Гласкок лучше знает свет; раз вы с ним собрались в Лондон и я должен бедняге помочь, то я встречусь с вами по ту сторону Мертона за карьером - там, где болото, - в пятницу вечером, когда стемнеет - скажем, в одиннадцать; нужно, знаешь, держаться подальше от болтливых языков".
И вот, сэр, мы встретились с ним в указанное время и в том самом месте.
Глава LXXII
ПРИЗРАК МИСТЕРА АЙРОНЗА РАСТВОРЯЕТСЯ В ТЕМНОТЕ
Ночь была темная… луна едва-едва светила… и мистер Арчер велел нам свернуть на болото… мрачное и безобразное, оно тянулось мили на четыре или на пять, вокруг лишь вереск и черный торф, большие пространства, покрытые холмиками, и там и сям лужи или мелкие озерца.
Он все время оглядывался на дорогу и не произносил ни слова. Мне вовсе не улыбалось с ним встречаться, но я боялся, как бы он не заподозрил недоброе, если я откажусь. Так что я решил на этот раз подчиниться, а потом держаться от него подальше.
К тому времени мы уже удалились от дороги приблизительно на милю, и наш путь шел по пологому подъему; спереди, сзади, по сторонам - всюду виднелся один торфяник; тут я встал как вкопанный и говорю: "Хватит, дальше я не пойду".
"Хорошо, - отозвался мистер Арчер, - но давайте дойдем до тех камней… там мы сможем поговорить сидя… я устал".
У одного из тех черных озер торчало полдюжины белых камней. По дороге через болото никто из нас не проронил ни слова. Каждому было о чем подумать.
"Годится, - сказал мистер Арчер, останавливаясь у воды; камни были рядом, но он не сел. - Ну, Гласкок, вот он я, и деньги за лошадь у меня в кармане; так чего же ты хочешь?"
Мистер Арчер перешел к делу так внезапно, что Гласкок, судя по виду, слегка оробел, повесил голову и задумался, переминаясь с ноги на ногу.
"Черт возьми, дружище, чего ты испугался? Мы ведь свои люди", - весело произнес мистер Арчер.
"Разумеется, сэр, - отозвался Гласкок, - в этом я не сомневаюсь".
В ответ мистер Арчер засмеялся и сказал:
"Ну… хватит тянуть… выкладывай все начистоту".
"Сэр, в письме все сказано".
"Ах, Гласкок, - говорит мистер Арчер, - ты ведь угрожаешь мне в этом письме. Не думал я, что ты так поведешь себя. Ну что же, против рожна не попрешь. - Он снова засмеялся, пожал плечами и произнес, опуская руку в карман: - Здесь у меня шестьдесят фунтов, это все, что у меня осталось, придется тебе умерить аппетит. Как ты насчет этого?"
"Вы забрали пропасть золота у мистера Боклера", - говорит Гласкок.
"Ни гроша сверх своих самых насущных нужд. - И вновь мистер Арчер засмеялся. - И потом, у кого больше прав - разве не я его убил?"
Его слова и этот смех пугали меня все больше и больше.
"А я, сэр, вас потом поддержал - ведь так?" - сказал Гласкок.
"Рыцарь без страха и упрека, сэр… готовый и в огонь, и в воду; а теперь, сколько ты хочешь? Не забудь, это все, что у меня есть… я гол как сокол; и здесь еще мой друг Айронз… ну?"
"Мне ничего не нужно, - говорю, - я не возьму ни шиллинга… ни полупенса".
Понимаете, я почему-то чуял, что ничего хорошего из этого не выйдет, и к тому же боялся.
"Что? Ты не хочешь получить свою долю, Айронз?" - спросил он.
"Нет, это ваши деньги, сэр… моих там и шести пенсов нет… не нужны они мне, и все тут".
"Ну что ж, Гласкок, говори… Айронза ты слышал".
"Пусть Айронз говорит за себя… мне до него дела нет. Вы должны были поделиться со мной деньгами мистера Боклера… у нас обоих одинаковые заслуги… и если я всего лишь держал язык за зубами, все равно это очень дорого стоит".
"Не отрицаю… дорого… бесконечно дорого. Ну вот, здесь шестьдесят фунтов… но заметь, это все, что у меня есть… Так сколько?"
"Тридцать, на меньшее я не согласен", - угрюмо буркнул Гласкок.
"Тридцать! Это много… но с учетом всех обстоятельств… не слишком", - говорит Арчер.
С этими словами он вынул правую руку из кармана панталон и разрядил в сердце Гласкока пистолет.
Гласкок не крикнул, не сошел с места, не застонал; он только странно дернулся и плашмя упал, так что его голова оказалась у самой воды.
Кажется, я что-то сказал… не знаю… я сам едва не умер… потому что такого я никак не ожидал.
"Ну, ну, Айронз… что с тобой… мужайтесь, сэр… помоги мне, и ничего с тобой не случится".
В левой руке у него был пистолет, из которого он только что стрелял, а в правой - заряженный.
"Он сам виноват, Айронз. Я этого не хотел, но приходится защищаться; нельзя, чтобы моя жизнь находилась в руках иудея или Иуды".
На улыбающееся, бледное как смерть лицо мистера Арчера падали черные пряди.
"Я ни тот и ни другой", - сказал я.
"Знаю, и поэтому ты здесь, а он там".
"Хорошо, но теперь все кончилось, так я думаю", - говорю я. Мне не терпелось убраться подальше.
"Не уходи пока, - говорит он, словно бы просит, а сам эдак слегка вздергивает пистолет, - ты должен помочь мне спрятать этого дурня".
И вот, сэр, нам пришлось три или четыре часа надрываться на холоде: мы привязали к его одежде камни, утопили тело у самого берега и навалили сверху еще камней. Работа оказалась не из легких, скажу я вам, глубина была почти четыре фута, несмотря на сухое время года; потом мы обрушили в воду изрядный кусок берегового грунта; мы убрали следы, а прочее предоставили судьбе; ни разу не слышал, чтобы там нашли тело, - наверное, он до сих пор на месте.
И Айронз застонал.
- Возвращались мы молча, уставшие как собаки, и я от страха обливался холодным потом. Но он не замышлял против меня худого. К счастью, убийство - штука небезопасная, без причины убивают одни дураки, и, когда мы вернулись на дорогу, я свернул к Лондону, а он - в другую сторону; куда он собирался, понятия не имею, но он-то отлично знал, что дальше делать, уж будьте уверены.
И страшно же мне было, скажу я вам, шагать в полном одиночестве среди вересковой пустоши. Темно было хоть глаз выколи, попадались на дороге такие места, где мои шаги отзывались эхом, и я решал, что не иначе как мистер Арчер передумал и пустился вдогонку или другая какая-нибудь напасть, не лучше, - если только такое возможно; много раз я оборачивался, ожидая, что увижу за спиной Арчера или того, другого; ведь когда мистер Арчер пристрелил Гласкока, я будто тронулся и потом долго еще трясся с головы до ног.
Ну вот, видите, Гласкок мертв и не заговорит, мистер Боклер тоже, и доктор Стерк все равно что покойник, а он, думаю, что-то знал… припомнил. В ночь, когда мистер Боклер лишился жизни, доктор Стерк лежал в соседней комнате - вроде туалетной при спальне, - и дверь была открыта, но он хворал после падения, рука в лубках; он принял опиум и мало что сознавал, и не мог ничего показать на суде, но, наверное, позже он припомнил что-то относящееся к делу. - Мистер Айронз повернулся, подошел вплотную к Мервину и очень тихо сказал: - И, думаю, Чарлз Арчер его убил.
- Так, значит, Чарлз Арчер в последние несколько месяцев появлялся в Дублине, а возможно, и в Чейплизоде? - воскликнул Мервин, изнывая от волнения.
- Я этого не говорил, - отозвался Айронз. - Я сказал вам правду… чистую правду… но не гоняться же за тенью… кто поверит моему рассказу?.. С тех пор столько воды утекло. Допустим, я выложу все начистоту и сведу вас с ним лицом к лицу, но кто поверит? А мне после этого не жить - так ли, иначе ли - и не угадаешь, как именно, - но я умру, не пройдет и года, и ничто на свете меня не спасет.
- Быть может… быть может, это Чарлз Наттер, ведь и мистер Дейнджерфилд что-то знает о нем, - вскричал Мервин.
Айронз не ответил, несколько секунд он молча сидел у очага воплощением апатии.
- Если вы меня упомянете или передадите кому-нибудь хоть слово, я не заговорю больше никогда, - медленно произнес он и вяло выругался; мертвенно-бледное лицо его, на котором выделялся синий подбородок, блестело, улыбка была мрачна, веки прикрыты. - Имейте в виду, сэр: возможно, мистер Дейнджерфилд кое-что подозревает, ума и догадливости у него довольно, и он был добр к доктору Стерку и его семейству. Вы ведь знаете, мистер Дейнджерфилд хороший человек и, говорят, всех видит насквозь, и если возьмется что-нибудь раскапывать, то наверняка докопается. Ну, я собрался в путь, и будь что будет. Когда Чарлз Арчер, где бы он ни был, узнает, что я сбежал, ему это придется не по вкусу - он чует опасность за милю, сэр. Оставаться мне нельзя: он меня заберет в кулак со всеми потрохами. Настал час пуститься в бега; так или иначе, здесь меня тоже ничего хорошего не ждет. Будь проклят день, когда я впервые его увидел; лучше бы мне, наверное, пойти на риск, и я уже было решился, но не хватает духу - вот в чем дело. Не справиться с собой, и все тут.
Недолгое время Мервин мучительно колебался. Мне, разумеется, не понять до конца его чувств, ибо - слава Богу! - в подобном положении я никогда не бывал. Но, зная, сколь многое в жизни Мервина зависело теперь от Айронза, я не удивляюсь, что несколько секунд Мервин созерцал жавшуюся к камину долговязую зловещую фигуру своего гостя и раздумывал, не лучше ли будет задержать его и обвинить (на основании его собственного признания) в пособничестве убийце Боклера. Упустив свидетеля, он терял единственную возможность отомстить врагам, вернуть себе состояние и в будущем обрести счастье; мысль эта была поистине невыносима, и мы должны извинить Мервина, если он ненадолго забыл и о своем обещании, и о благоразумии, и о необходимости сохранять терпение.
Но здравый смысл, придя на помощь чести, одолел вскоре это искушение. Ибо Мервин был убежден, что уговорить Айронза признаться - можно, а заставить - нельзя и что если восстановить его против себя, то со всеми надеждами придется распрощаться.
- Мне пора, - спокойно и кротко произнес Айронз. - Хорошо, что буря не улеглась, - добавил он в усталой задумчивости, со странной страдальческой улыбкой. - В темноте, сквозь бурю - повсюду мне видится его лицо, будь он неладен! Не пойму, как он забрал надо мной такую власть. - И Айронз с жалобным стоном снова пожелал Чарлзу Арчеру провалиться в преисподнюю. - Если я спасусь, то только благодаря этой бурной ночи. - И он направился к выходу.
- Не забывайте, бога ради, не забывайте, - отчаянно взмолился Мервин, со свечой провожая Айронза по коридору к задней двери.
Айронз не отозвался; он шагал впереди не оборачиваясь и только предостерегающе поднял руку.
И вот Айронз шагнул через порог в ночную темень и ревущее ненастье, одинокий, как злой дух, скитающийся в заброшенных местах, а Мервин задвинул засовы, вернулся в кедровую гостиную и долго оставался там; он был глубоко взволнован, чему не приходится удивляться.
Глава LXXIII
О НЕКОЕМ ДЖЕНТЛЬМЕНЕ С ЧЕРНОЙ НАШЛЕПКОЙ НА ГЛАЗУ, КОТОРЫЙ В ОБЩЕСТВЕ ИЗВЕСТНОЙ НАМ ЛЕДИ НАНЕС НЕСКОЛЬКО ВИЗИТОВ В ЧЕЙПЛИЗОДЕ И ОКРЕСТНОСТЯХ
Наутро ветер немного утих, но не совсем улегся, и небо все еще хмурилось; после завтрака, к ужасу несчастной миссис Макнамары, которая после ухода мисс Мэг и майора сидела у окна в одиночестве, к ее дому подкатил наемный экипаж. На ступеньках у открытых дверей стояла служанка и торговалась со злобной особой, которая держала решето с рыбой.
Джентльмен с широким нездоровым лицом и с нашлепкой на глазу высунул из окошка экипажа свою не радующую взгляд голову в черном парике и треуголке и велел кучеру открыть дверцу.
Потом незнакомец, довольно неряшливый на вид, в нечищеном сюртуке, вышел, держа в руках маленький, очень грязный саквояж из темно-красной с золотом кожи, и несколько церемонно помог покинуть экипаж своей спутнице. Дама, поставив на землю длинную, обтянутую черным шелковым чулком ногу, окинула передние окна дома пристальным недобрым взглядом из-под бархатного капюшона; это была не кто иная, как миссис Мэри Мэтчуелл.
От этого зрелища несчастная миссис Макнамара ощутила, как сердце ее, затрепетав, подпрыгнуло, а потом ухнуло в пятки. Неопрятный отталкивающий джентльмен, размахивая красным саквояжем, лениво прохаживался туда-сюда - пользовался случаем размять ноги, подставить свое широкое мертвенно-бледное лицо ветерку и втянуть ноздрями свежий деревенский воздух.
Тем временем миссис Мэтчуелл двинулась к крыльцу, где на ходу бросила несколько слов служанке, которая потемнела лицом и отшатнулась, словно встретилась с привидением; миссис Мэтчуелл подобрала свои шелестящие шелка и несколькими широкими шагами преодолела узкую лестницу. Вскоре гостья - желтолицая, в зловещем траурном наряде - предстала перед несчастной хозяйкой дома.
Миссис Мак встала, что удалось ей не сразу, и присела вначале слегка, потом глубже, а потом опять слегка; попытавшись заговорить, она почувствовала, что вот-вот упадет в обморок.