Дейнджерфилд улыбнулся, кротко качнул головой и чуть заметно пожал плечами.
- Вы его не знаете, сэр? - продолжал Мервин.
- Не в этом дело, - отозвался Дейнджерфилд, слегка вздернув подбородок и сведя вместе кончики пальцев; локти его по-прежнему удобно покоились на ручках кресла, в лице непроизвольно выразилось высокомерие. - Чарлз Арчер (возможно, вам об этом неизвестно) - далеко не самый респектабельный человек на свете, и этим знакомством не приходится хвалиться; состоялось оно совершенно случайно и было весьма поверхностным… и очень недолгим.
- Дозволено ли мне будет спросить, сэр, не могли бы вы указать мне на Чарлза Арчера, не покидая пределов этого города?
- Это не вполне удобно, - отозвался Дейнджерфилд с тем же цинично-веселым выражением лица, - дотянуться отсюда до Флоренции несколько затруднительно, и в любом случае данное разоблачение не принесло бы нам большой пользы.
- Но вы его знаете? - настаивал Мервин.
- Знал, сэр, но никак не близко.
- Мне дали понять, сэр, что он посещает временами наш город, - продолжал посетитель.
- Его видит один человек… приходский клерк. Как же его звать?.. Зикиел Айронз - он видит Чарлза Арчера. Что, если послать к Айронзу домой - пусть придет сюда, и мы его расспросим? - предложил Дейнджерфилд; беседа его явно забавляла.
- Он покинул город, сэр, прошлой ночью и, как я подозреваю, не собирается возвращаться. И скажу вам открыто, мистер Дейнджерфилд, предмет нашего разговора отнюдь не маловажен… честь и состояние знатного семейства зависят от того, удастся ли открыть истину, и я ее открою, сэр, или умру.
Все та же циничная, насмешливая улыбка на белом лице Дейнджерфилда и ободряющие слова:
- Благородное решение, сэр, клянусь честью!
- И, мистер Дейнджерфилд, если вы, с вашими обширными знаниями и проницательностью, не пожалеете усилий и окажете мне помощь… откроете все, что вам известно или о чем вы догадываетесь; если эти сведения дадут мне возможность выяснить все остальное… и страшная тайна выйдет на свет божий… то я не пожалею состояния, чтобы вознаградить вас за столь неоценимые услуги; назовите без стеснения ваши условия, сэр, и не опасайтесь, что требования окажутся чрезмерными.
Впервые на лицо Дейнджерфилда набежала тень, и оно сделалось серьезным, но Мервин не понял, что было тому виной - гнев или глубокая задумчивость; слепые, как смерть, круглые стекла отражали вместе с белым солнечным сиянием и его настойчивый взгляд.
Но суровые уста приоткрылись, и Дейнджерфилд, как обычно резко и отрывисто, сказал:
- Вы говорили необдуманно, сэр, и я едва не рассердился, но я вас прощаю: вы молоды, сэр, и, кроме того, мало меня знаете или не знаете совсем. По какому праву, сэр, вы обращаетесь подобным образом к джентльмену, который никому не уступит ни рождением, ни воспитанием? Блага, которые вы посулили… извольте приберечь для кого-нибудь другого… мне они не нужны. Но я согласен забыть о вашем опрометчивом предложении; спрашивайте, о чем вам заблагорассудится, и я без утайки расскажу все, что мне известно.
Мервин отвесил виноватый поклон, и наступило молчание; затем он воспользовался разрешением хозяина дома и начал свои расспросы так:
- Мистер Дейнджерфилд, упомянув Айронза, клерка, вы заявили, что он видит Чарлза Арчера. Что вы этим хотели сказать?
- То, что сказано. Айронз думает, что видит Чарлза Арчера, но, клянусь честью, если так, то он видит призрак. - И Дейнджерфилд захихикал.
- Прошу, мистер Дейнджерфилд, относиться к моим вопросам с должной серьезностью. Во имя Неба, объяснитесь.
Мервин был явно разгневан, но сдержался.
- Но вы же знаете - неужели нет? - что у бедняги не все в порядке вот тут. - И Дейнджерфилд изящным кончиком среднего пальца постучал по середине своего собственного внушительного лба. - Я знаком с ним немного; он удильщик, и я тоже; летом он показывал мне, где в здешней реке ловится рыба, и, частенько бывало, очень меня потешал. За ним водятся такие странные причуды! Я не хочу сказать, заметьте, что он сумасшедший, - умственные отклонения бывают разные, необязательно серьезные, а с обязанностями приходского клерка он справляется вполне успешно. У него просто один-два пунктика, в частности - Чарлз Арчер. Кажется, некоторое время он считал, что Чарлз Арчер - это вы. - И Дейнджерфилд издал свой сухой, неприятный смешок.
- Где, по вашему мнению, можно сейчас найти Чарлза Арчера? - настаивал Мервин.
- Во Флоренции - то, что от него осталось.
- Судя по вашим словам, вы полагаете, что он мертв?
- Полагаю? Я знаю, что он умер. Я был знаком с ним всего три недели, навещал его во время болезни… и за полчаса до смерти; я устраивал его похороны, - сказал Дейнджерфилд.
- Умоляю вас, сэр, всем святым, оставьте шутки, - вскричал Мервин. Лицо его побелело, как у больного, который вот-вот потеряет сознание на операционном столе.
- Шутки? Что вы этим хотите сказать, сэр? - яростно рявкнул Дейнджерфилд.
- Я хочу сказать, сэр, вот что: согласно имеющимся у меня сведениям, он, определенно, жив и мог бы избавить моего покойного отца от ужасных обвинений, которые тяготеют над его памятью. Вы ведь знаете, кто я такой?
- Да, сэр, лорд Каслмэллард говорил мне.
- И я не пожалею жизни, лишь бы найти выход из убийственного лабиринта, в каком нынче блуждаю.
- Прекрасно… это намерение равно и благочестиво и разумно, - со спокойной улыбкой произнес Дейнджерфилд. - А теперь, сэр, разрешите мне сказать слово. Утверждение, что Чарлз Арчер жив, - пустые бредни безумца, и я вам это докажу. По странному совпадению, сэр, я затребовал на прошлой неделе эту вот подборку старых газет, чтобы уточнить дату женитьбы сэра Гарри Уайетта. И прошлой ночью я наткнулся там - на что бы вы думали? Не изволите ли прочесть?
Дейнджерфилд быстро пролистал газеты и остановился на небольшом объявлении, расположенном в конце колонки. Указывая на заметку пальцем, он пододвинул кипу газет Мервину, и тот прочел:
"4 августа, в своей квартире во Флоренции, куда он приехал для поправления здоровья, скончался от продолжительной болезни Чарлз Арчер, эсквайр, тот самый джентльмен, хорошо известный в Ньюмаркете, который три года назад дал исчерпывающие показания против лорда Дьюнорана, убийцы мистера Боклера. Его похороны, прошедшие в узком кругу, были устроены несколькими английскими джентльменами, которые находились в то время во Флоренции".
Мервин, смертельно бледный, с горящими глазами, приложил ко лбу ладонь, словно пытался заслониться от невыносимо яркого света и сосредоточить внимание на заметке; ни один критик не изучает принадлежащий своему любимому классику спорный пассаж с такой мучительной тщательностью, с какой читал и перечитывал газетные строки Мервин. Содержание заметки не оставляло ни малейшей возможности для обнадеживающего толкования. Оно было слишком ясно и недвусмысленно.
- Быть может, это и верно - в известной степени. Тот Чарлз Арчер умер, но другой Чарлз Арчер, которого я ищу, жив, - проговорил Мервин.
- Вот как! Мне такого в голову не пришло, - сказал Дейнджерфилд, едва удерживая свое веселье в рамках приличий. - Но мне вполне понятно ваше настроение, мистер Мервин, - продолжал он, внезапно перейдя к почти сердечному тону и манерам. - Вы готовы принять и неправдоподобную теорию, лишь бы она оставляла вам хоть малейшую надежду. Боюсь, однако, теория ваша не имеет иных оснований, кроме продуктов болезненного воображения бедного Айронза. При всем том не исключено, что вам или мне может прийти в голову какое-нибудь не столь фантастическое предположение, - как вы думаете? Но пока что… Вы не объяснили мне, какого дьявола вы решили прибегнуть к содействию Чарлза Арчера. Но об этом мы, надеюсь, сможем поговорить в другой раз. Я только хочу сказать: моим опытом и скромными способностями вы можете располагать в любое время, когда в них возникнет нужда, что же до моих добрых пожеланий - то они всегда с вами.
Ошеломленный крушением всех своих надежд, Мервин побрел, как сомнамбула, к двери малой гостиной Медного Замка; Дейнджерфилд сопровождал гостя до калитки, где был выход из его владений на большую дорогу, и там одарил на прощание любезной улыбкой и поклоном; некоторое время он стоял там, жилистый и прямой, засунув руки в карманы, и сопровождал уныло удалявшуюся фигуру все тем же странным насмешливым взглядом.
Когда Мервин скрылся из виду, Дейнджерфилд, продолжая улыбаться, вернулся в гостиную и остановился на каминном коврике, спиной к огню. Как только он остался в одиночестве, на его лицо набежала тень; он бросил сердитый взгляд вниз, на бахрому ковра и, заложив руки за спину, принялся расправлять и разглаживать ее носком башмака.
- Пьяница, глупец и трус… трижды обреченный на крушение… не понимаю, почему он все еще жив. Айронз… впереди кое-что новенькое; и этот треклятый молокосос! - Все это он не "воскликнул мысленно", как иногда приходится читать, а действительно пробормотал вслух - думаю, каждому случается время от времени говорить самому с собой. - Чарлз Арчер жив… Чарлз Арчер мертв… или, как мне иногда кажется, ни то и ни другое… наполовину человек, наполовину мертвец… вампир… нет тебе покоя; на смену трудам не приходит отдохновение. Кровь, кровь… кровь… это утомительно. Почему я должен быть рабом этих окаянных тайн? Я думаю, не разум держит меня здесь, а скорее дьявол. У Айронза больше мозгов, чем у меня… инстинкт… расчет… что чаще приводит к верному решению? Мисс Гертруда Чэттесуорт - не более чем прихоть - тоже понимала, я думаю, свою игру. Завтра я этим займусь. Пошлю Дэкстону счет, расписки и чек для лорда Каслмэлларда… велю Смиту продать моих лошадей, а следующим судном… а? - И со странной ухмылкой он, как при прощании, поцеловал себе руку. - И тогда пусть те, кто жаждет свести знакомство с Чарлзом Арчером, ищут его как знают - на свою голову.
Глава LXXVI
О ТОМ, КАК БЫЛА ВЗЯТА КРЕПОСТЬ И КАК ГОСПОЖА МОГГИ ВОСПРЯЛА ДУХОМ
В тот вечер у дверей Мельниц появилась девица с большой корзиной, которая висела у нее на руке. Когда девица сняла с корзины покрышку, взору представилось богатое зрелище: кружева, чепцы, веера, шарики для ванны, пряжки и другие притягательные предметы - словом, настоящий цветник, своими яркими красками ослепивший Могги, когда та выглянула из окна кабинета.
- Не желаете ли чего-нибудь, госпожа? - осведомилась торговка.
Могги подумалось, что товар, пожалуй, чересчур изыскан для ее кошелька, но все же она не могла не задержаться у окна, чтобы не окинуть эту роскошь алчущим взглядом и осведомиться о ценах. Она позвала Бетти и вдвоем с ней изучила все содержимое корзины.
Наконец Могги решилась прицениться к нарядной застежке, которая была украшена полдюжиной блестящих камней (из резного стекла) и выглядела просто неотразимо; последовало длительное состязание умов, торговля завершилась соглашением, и Могги побежала в кухню за деньгами (она хранила их в медной табакерке, которая помещалась в оловянном кубке, а кубок стоял в посудном шкафу).
Пока она считала монеты и ссыпала обратно лишние, кто-то приподнял снаружи дверной крючок и стал толкать и трясти дверь. Хотя в окошке еще проглядывали сквозь листья плюща последние красные лучи заката, ужасы предыдущей ночи ожили в памяти Могги, она побелела и, затаив дыхание, в тревоге уставилась на дверь.
Дверь, в соответствии со строгими предписаниями доктора Тула, была заперта изнутри и засовы задвинуты; попытки взлома не последовало. Но послышался быстрый стук; голоса Бетти и торговки драгоценностями, доносившиеся из окна малой гостиной, а также янтарные отсветы на листьях, шелест плюща и громкое щебетанье воробьев вселили в Могги мужество, и она резким голосом спросила:
- Кто там?
Снаружи отозвался хныкающий голос, прося открыть дверь.
- Сюда нельзя, двери уже заперты на ночь, - ответила кухарка.
- Час-то еще неурочный, - послышалось с улицы.
- Очень даже неурочный, но делать нечего.
- Но мне поручили кое-что передать госпоже, - сказал голос.
- Кто поручил? - вопросила охранительница дверей.
- Ей шлют несколько бутылок вина в подарок.
- Кто шлет?
Служанке становилось все неспокойнее.
- Послушай, возьмешь ты их или нет?
- Приходи утром, добрый человек, - проговорила Могги, - а нынче не пущу, и не надейся.
- Так мне и сказать тем, кто меня послал?
- Так, и никак не иначе, - ответила Могги.
Она услышала тяжелые шаги по мощеной дорожке и попыталась разглядеть удалявшуюся фигуру, но, даже прижавшись к окну щекой, ничего не увидела. Однако Могги расслышала, как незваный посетитель насвистывает на ходу, после чего изменила свое мнение о нем к лучшему; затем ей показалось, что захлопнулись ворота, выходящие на дорогу.
Кухарка успокоилась, с облегчением вздохнула и пересчитала монеты; из кабинета раздался пронзительный призыв Бетти, которая предупреждала, что женщина торопится.
- Иду, сию минуту иду, - отозвалась Могги и влетела в маленькую комнату несчастного Чарлза Наттера.
Там лежала на каминной полке его трубка: рядом с камином, на столике орехового дерева, красовался зеленый в золотых кружевах воскресный камзол, там же находился и томик "Maison rustique"; меж страниц торчал зеленый матерчатый кошелек, который хозяин использовал в качестве закладки вечером накануне того дня, когда начались все несчастья; с оконной рамы свисал шелковый шлафрок, на тот же гвоздь был надет бархатный утренний колпак - то и другое уже покрылось пылью. После пережитого в кухне испуга Могги показалось, что все эти символы бренности глядят на нее угрюмо, с упреком и угрозой, и ей захотелось закрыть на засов ставни и запереть на ночь дверь зловещей комнаты.
- Уже становится поздно, - заговорила торговка за окном, - а в темноте я боюсь ходить по дороге. Отдай мне деньги, добрая девушка, и получай свою застежку - вот она.
При этих словах разносчица растерянно подняла и опустила глаза, словно не понимая, как совершить обмен.
- Сюда, - произнесла Могги, - давай ее сюда. - Отодвинув запор, она чуть-чуть приподняла раму. - Поддержи раму, Бетти, - попросила она.
И в щель просунулась за деньгами крепкая смуглая рука, а потом вторая - с украшением, которого алкала суетная душа Могги.
- Годится, - сказала женщина и с пронзительным криком "Подсадите нас, голубчик" мгновенно вздернула оконную раму; прыжок - и незваная гостья взгромоздилась коленями на подоконник, просунула внутрь голову, подпирая плечами раму, спустила вниз свою длинную ногу и прочно утвердилась на полу. Почти тут же за ней последовал мерзкой наружности мужчина в застегнутом на все пуговицы сюртуке, казавшийся необъятным, и обе служанки завопили истошным голосом.
Дама уже проникла в комнату целиком и выпрямилась, так что можно было узнать высокую фигуру и угрюмые черты Мэри Мэтчуелл. Она издала судорожный смешок, будто только что нырнула в холодную воду.
- Прекрати шум, - сказала она, узнав Бетти, которая глядела на нее с неописуемым ужасом. - Я та самая леди, которая, как ты помнишь, приезжала сюда несколько месяцев назад с миссис Макнамарой; и я - миссис Наттер; я, а не та женщина, которая находится наверху. Я - миссис Наттер, и вы - мои служанки. Понятно? И я буду вам доброй госпожой, если вы станете честно мне служить. Откройте дверь холла, - велела она мужчине, который к тому времени тоже забрался в комнату.
Он выполнил приказание, и в дверь вошел джентльмен, оказавшийся тем самым почтенным столпом закона, которого мистер Гэмбл упомянул этим утром под прозвищем Грязный Дейви. За ним последовала горничная миссис Мэтчуелл - хихикающая, кошачьего вида цыганка, вся обвешанная аляповатыми украшениями; глаза ее смотрели с поблекшего лица злобно и плутовато. Затем к дверям подъехал наемный экипаж, на котором вся компания добралась сюда из города; кучер, испускавший запах виски и затхлого табака, то и дело громко ругаясь (как было принято в те дни среди представителей его сословия) и проклиная все на свете, втащил в дом один за другим несколько сундуков, и не осталось никаких сомнений, что М. М. водворилась здесь хозяйкой. Бетти и Могги, пораженные и напуганные, были совершенно неспособны сопротивляться и только жалобно протестовали против этого невиданного вторжения; дикий хор чужих голосов заставил очнуться бедную маленькую Салли Наттер, которая наверху предавалась горю; она даже вскочила на ноги и заперла дверь, а потом принялась колотить стулом об пол, воображая в безумии, что в ответ на этот призыв к ней явится помощь - непонятно какая и откуда.
Затем Грязный Дейви громко и выразительно зачитал служанкам бумагу, которая, как он заявил, являлась копией с письменных показаний, данных под присягой миссис Мэри Мэтчуелл, или, как он ее называл, миссис Наттер, вдовой покойного Чарлза Наттера, дворянина из Мельниц, Чейплизодского прихода, района Каслнок, Дублинского графства; там утверждалось, что Мэри Мэтчуелл была обвенчана с упомянутым Чарлзом Наттером в церкви Святого Клемента Датского, в Лондоне, 7 апреля 1750 года. Далее Грязный Дейви извлек свидетельство о браке и заявление, согласно которому Мэри Мэтчуелл, полагая, что покойный не оставил никаких письменных распоряжений касательно своего имущества, обратилась в суд по привилегиям с просьбой дать ей полномочия на управление имуществом, каковые и будут ей предоставлены через несколько дней, а тем временем овдовевшая супруга сохраняет за собой дом и движимое имущество покойного мужа.
Все это, разумеется, показалось испуганным женщинам "смесью греческого с древнееврейским", как выражался честный отец Роуч. Но М. М., νυκτι εοικωζ, уставив на них холодный страшный взгляд, изрекла вполне удобопонятный вопрос:
- Как твое имя?
- Могги Салливан, с вашего разрешения, мэм.
- А твое?
- Лизабет… все зовут меня Бетти… мэм; Лизабет Берк, с вашего позволения, мадам.