У обоих мужчин выплывала на лицо неприятная кривоватая усмешка. Они переглянулись (а я поежилась), и усмешки стали еще шире.
- Да хватит вам! Надеюсь, это не шутка? - Я гневно воззрилась на Дэнни, ожидая ответа. Он помотал головой. - Ах так? Хорошие защитнички нашлись, ничего не скажешь!
Дэнни взял меня за руку, одновременно втягивая щеки и пытаясь стереть с лица усмешку. Из угла подала голос Мей, и к ней направился Элиот.
- Калли, Флоссманн сказал, что, по словам Ал вина, только ты относилась к нему по-хорошему. Он хочет написать тебе и поблагодарить. Ну и наверно, ему одиноко.
- "Ну и кто ты после этого?" - "Сйротинуш-ка-а!" Ах-ах. Дэнни, у меня и без того хлопот полон рот. Элиот, отдай ребенка.
Из-за Дэновой спины Элиот беззвучно изобразил губами: "Вебер Грегстон", - а затем принялся вальсировать с Мей на руках.
- Знаете, где я был, когда он расправился с матушкой? В прачечной, отбеливал белье. А когда поднялся наверх, все уже кончилось. Вот так всегда!
- Дэнни, почему Флоссманн позвонил тебе, если писать хотят мне?
- Он боялся, что ты будешь волноваться. Хотел узнать, как у тебя с нервами.
- С нервами? У меня? Да ты чего, какие нервы! Привет, Маленький Мясник! Хочешь поиграть с моей дочкой?
Каллен, ты вовсе не обязана соглашаться.
- Как же, как же - именно что обязана. Этому я от тебя выучилась.
- Помнишь эту песню, которую недавно слышали? "Тьма не отступит, коль ее как следует не пнуть"?
- Дэнни, если я что-нибудь пну, то расшибу ногу, и только.
Первое письмо пришло в понедельник вместе с очередной открыткой от Вебера. Сначала я прочла открытку, чтобы набраться положительных эмоций, прежде чем кидаться в омут, где свил себе гнездо Маленький Мясник. Ну и приятелей по переписке я себе нахожу!
Каллен.
Я повстречал графиню фон Так-то, которая не против финансировать мой следующий фильм. Не понимаю, чего все так восхищаются, обнаружив, что кто-нибудь из предков был герцогом или графом. Это значит только, что давным-давно кто-то учинил нечто чудовищное, а какой-нибудь царственный придурок или сифилитик его за это наградил.
А еще сегодня мне попалась на глаза одна цитата, и я сразу подумал о тебе:
"Я буду ждать: теперь я знаю, что вы меня понимаете, - ответил он. - Какое счастье иметь человека, который может понять! Мне кажется, это не простая случайность, что вы оказались там". И шепотом, словно слова, какие мы должны были сказать друг другу, великая тайна для всего мира, он прибавил: "Это очень странно".
Это из конрадовского "Тайного сообщника". Я уже дважды повторял свой здешний адрес. Ты напишешь хоть когда-нибудь?
Я почесала голову и какое-то время колебалась - а не послать ли ему открытку с единственным словом "нет"?
Потом накрыла письмо Вильямса ладонью и несколько раз провела по столу, туда-сюда. Адрес был напечатан на машинке, что придавало всему особо бездушный, нечеловеческий оттенок. Как мог Маленький Мясник спокойно сесть к машинке и выстукивать букву за буквой? Четкость букв и фраз, ровные интервалы являли полную противоположность тому, что он сделал с бедной своей мамой и сестрой.
С другой стороны, осознала я, у меня нет Ни малейшего желания видеть его настоящий почерк. Это было бы еще откровеннее и тяжелее, возможно, даже неприлично.
Здравствуйте, миссис Джеймс!
Огромное спасибо, что позволили мне писать вам. Впрочем, я слышал, что встречаются коллекционеры автографов, готовые заплатить кучу денег за письма от таких, как я. Так что можете продать им это письмо, когда пару раз прочтете. Купите на эти деньги игрушку для вашей дочери Мей. Только не забудьте сказать ей, что это и от меня тоже, от ее друга Алвина Вильямса. Ха-ха!
Я все думаю о том дне, когда мы встретились на улице перед домом. Помните? Было то облачно, то солнечно, то так, то эдак. Миссис Джеймс, вы тогда замечательно выглядели! Вы даже не представляете, как это было здорово - стоять и разговаривать с вами. Все на нас смотрели. Мистеру Джеймсу очень повезло с женой. Вы одна из самых красивых женщин, каких я только видел, но больше всего мне нравится, что вы не зазнаетесь. Вы приветливы и дружелюбны. У вас всегда находилось время поговорить со мной, когда бы мы ни встречались. Я всегда надеялся, что столкнусь с вами на лестнице. Вы этого наверняка не знали, правда? Мне пора идти. Я скоро еще напишу.
Искренне ваш, Алвин Вильямс
- Как думаешь, Дэнни, цепи нужны?
- Каллен, дорогуша, мы же едем на Лонг-Айленд, а не в Сибирь.
- Знаю, но я волнуюсь.
- Да, я заметил…
- Каллен, садись, пожалуйста, - подал голос Элиот, расположившийся на заднем сиденье с Мей на коленях. - Твой супруг обо всем позаботится. Если ты дашь ему такую возможность.
Я вздохнула и отворила дверцу. Грязно-серое небо угрожало снегопадом во всех мыслимых видах. Именно меня осенила идея собраться всем вместе и поехать на уик-энд в родительский дом на Лонг-Айленде, но теперь мой энтузиазм угас. Мне мерещились угрожающие снежные заносы и скованные серебристым льдом дороги посреди безлюдной пустыни, куда никто в здравом уме не сунется раньше первого мая.
Вот так всегда. А в городе за две недели не упало ни снежинки с начала марта. Зимний холод никуда пока не делся, но дни становились длиннее, и Мей каждое утро просыпалась в шесть, потому что к этому времени вся квартира была уже залита светом.
Я обняла Дэнни за шею и намотала на палец прядь его волос.
- Я плиту не забыла выключить?
Дэнни улыбнулся и повернул ключ зажигания. Волосы его отросли как никогда, и с лица не сходило выражение озорства. Трудно было поверить, что всего год назад мы, бездетные, жили в Милане и супруг мой зарабатывал на жизнь дальними бросками.
Дороги, оказавшиеся на удивление пустыми, приветливо распахнули нам свои просторы, и, миновав оба аэропорта, мы без приключений вырулили на лонг-айлендское шоссе.
Каждый раз на этом пути я вспоминала аналогичные поездки детских лет, вместе с родителями. Натянув купальный костюм чуть ли не на выезде с Манхэттена, я устраивалась между сиденьями, как попугай на жердочке, и два часа без продыху расписывала, чем займусь, когда мы доберемся до места. Мама все одергивала меня, чтобы я не мешала отцу вести, а тот обращал мое внимание на машины с номерными знаками экзотических штатов - Вайоминга, Северной Дакоты.
Дэнни и Элиот о чем-то болтали, а я глядела в окно; мне было тепло и хорошо. Мой муж, ребенок и лучший друг - здесь, рядом, и ближайшую пару дней никуда не денутся. За вычетом погодных опасений, я понимала, что все будет хорошо. Мы заедем в Саутгемптон и на несколько часов, гуляя по опустевшим улицам, ощутим себя местными. Магазинные витрины будут полны не в меру ярких товаров, залегших в спячку до тех пор, пока снова не нахлынет толпа летних пижонов, размахивающих кредитными карточками.
Чем мы еще займемся? Будем разжигать камин, печь маршмеллоу на открытом огне прямо в гостиной. Мей никогда не видела маршмеллоу. Собственно, она и огня-то никогда не видела! Спички не в счет, но яркое пламя и желтоватые отсветы на красном кирпиче - ни разу. Самое время.
- Я проголодался.
- Дэнни, мы еще даже Порт-Джефферсон не проехали!
- Каллен, пожалуйста, передай мне большой сэндвич, соленый огурец и банку крем-соды. Я хочу есть, у нас целая корзина еды, и если ты хочешь спорить с моим желудком, то вперед.
- Туше!
- Элиот, на полтона ниже. Тебе все равно нельзя. Привет, Мей, ты проснулась? Тоже хочешь сэндвич?
Когда мы проехали указатель "Вестгемптон" - где надо было бы сворачивать, если ехать к дому Вебера Грегстона, - обнаружились первые признаки нетронутого оттепелью снежного покрова. Откуда я знала, где сворачивать? Потому что перед выходом посмотрела карту - вот откуда. Я не сводила глаз с указателя; вот он становится больше и больше, вот проносится мимо. Вебер. Вернулся ли он в Нью-Йорк? Хочу ли я, чтобы он позвонил? А увидеться? Утром Элиот спрашивал то же самое, и мне пришлось пожать плечами. Нет. Да. Нет. Да. Может быть.
Впрочем, развитие событий интересовало Элиота из чисто академических соображений, поскольку он был самым горячим, после меня, поклонником Дэнни. Он пришел бы в ужас, решись я предпринять какие-нибудь шаги в отношении Вебера, решись я выйти за пределы страны фантазии. Но кое в чем я была с ним даже искреннее, чем с Дэном. Я рассказывала Элиоту все до единого рондуанские сны, и он был буквально зачарован ими. Теперь он уверовал, что они нужны мне для поддержания здорового баланса. Психоанализ по Э. Кильбертусу сводился к следующему: Каллен Джеймс в настоящий момент не способна реализовать свой потенциал в полной мере, поскольку уход за ребенком отнимает все время и силы, и в качестве компенсации за однообразие будней мое подсознание генерирует страну еженощных чудесных приключений - Рондуа. Столь логичная и лестная версия - выдвинутая человеком, который в курсе ситуации во всей ее полноте, - чрезвычайно меня обнадеживала. Особенно с учетом того, что в общем и целом эта версия совпадала с тем, что еще несколько месяцев назад говорил доктор Роттенштайнер: если сны не имеют каких-либо неблагоприятных последствий, беспокоиться не о чем. Это напомнило мне о пылинках, витающих перед глазами; если пытаться отслеживать их взглядом, они останутся в поле зрения гораздо дольше, чем если не обращать на них внимания.
Я даже вздрогнула, осознав, как мне будет не хватать этих треклятых снов, если они вдруг прекратятся! Любая вещь, безраздельно принадлежащая нам одним, подчеркивает нашу неповторимость.
Короче, столь радужную картину портил единственный неразрешенный вопрос: что все-таки произошло между мною и Вебером, когда одним мановением руки я швырнула его через всю комнату? Стоило задуматься об этом, и вопрос не давал мне покоя; впрочем, задумываться об этом я старалась пореже.
Первое, что бросилось в глаза, когда мы подъезжали к дому моих родителей, - это его заброшенный вид. Дому явно не терпелось наполниться людьми и звуками, прогреться после зимы.
Во время одного из челночных рейсов между машиной и домом Элиот отвел меня в сторону, чтобы Дэнни не слышал, и сказал, что при случае надо будет обязательно устроить сафари и добраться до Ремзенберга, проведать Грегстон-виллу. Согласие я выразила коротким кивком, но в душе чуть не подскочила. Одна я никогда бы не поехала, но как я могла отказаться, раз Элиот настаивает?..
В первый вечер Элиот на скорую руку состряпал по тайному фамильному рецепту гороховый суп, который мы хлебали из горячих мисок у камина, заедая толстыми ломтями самодельного хлеба с сыром и запивая хорошим французским красным вином. Мей была буквально зачарована огнем, но совершенно не впечатлилась испеченным для нее маршмеллоу. Так она и уснула, с закопченным суфле в руке, но мы оставили ее у камина, чтобы не размыкать круг, клевали носом и почти не говорили.
На следующее утро Дэнни заявил, что по телевизору будет матч, который он хочет посмотреть (играла команда университета Ратгерс), и вызвался посидеть с Мей, если у нас с Элиотом есть желание прокатиться.
С этим идеальным предлогом, чтобы выбраться проведать дом Вебера, у меня вдруг пропало всякое желание ехать. Но Элиот уже подал голос и во всеуслышанье объявил, что готов увидеть все местные достопримечательности.
Через час мы были на полпути к цели, ощущая себя школьниками, проникающими на фильм категории "К" без присмотра родителей.
С Ремзенбергом у меня случилась любовь с первого взгляда. Белые деревянные дома, насчитывающие не одну сотню лет, высились с молчаливым достоинством и простительным высокомерием, часто свойственным старинной красоте.
Центра городка как такового не было - ни магазинов, ни автозаправки. Одни дома, которые содержались без особой роскоши, но в идеальном порядке, точно знающие себе цену, и немалую. Какое необычное место.
Старик в лихо заломленном шотландском берете, выгуливавший добродушную борзую, объяснил нам, как проехать к линии, где жил Вебер. Крутанув на повороте руль и ощутив на ладонях нервный пот, я вспомнила о дорогах в итальянской глубинке, где по обеим сторонам высятся ряды кипарисов, напоминая солдат на плацу в ожидании смотра. Но на Лонг-Айленде росли кедры, внушительный окаменевший вид которых говорил, что караул они несут уже давно.
Дорога иногда петляла. Наконец, свернув направо под неожиданно резким углом, она превратилась в узкую грунтовку. Я остановила машину у обочины, и мы вылезли оглядеться. И действительно, буквально в нескольких шагах Элиот обнаружил под деревом почтовый ящик с именем "Грегстон", выведенным мелкими скромными буковками.
- Элиот, наверно, лучше пройти пешком, как думаешь? Если он там, не хотелось бы свалиться как снег на голову. А если он занят с кем-нибудь или с чем-нибудь?
- А по-моему, миссис Каллен Джеймс, это вы до смерти перепуганы. Где ваш здоровый авантюризм?
- На Рондуа, мистер Трейси. Пошли.
Узкая (на одну машину) подъездная дорожка петляла среди ухоженной, очень плотно засаженной рощицы. Мы прошли не больше четверти мили - и нас в буквальном смысле ошарашила красота неожиданно открывшегося вида. "Карнавальная маска" Вебера находилась на самом берегу бухты и идеально вписывалась в морской пейзаж с птичьими стаями. Настоящая жемчужина викторианского периода, домик-пряник, и сочетание цветов - белый с кобальтово-синим - напомнило мне детские книжки с иллюстрациями Карла Ларсона. Каждая деталь была неповторимой и эксцентричной - вычурная лепка, водосточные трубы оранжевой меди, огромные эркеры, похожие на выпученные глаза, - казалось, будто дом внимательно присматривается ко всему, что происходит вокруг.
Машины нигде видно не было. И - как мы убедились, подойдя на цыпочках поближе, - свет в доме не горел.
- Проклятье! А я-то надеялся застукать его с Мерил Стрип!
- Элиот, Мерил замужем.
- Между нами, девочками, дорогая, ты тоже. Внутрь не хочешь зайти? У тебя же есть ключи, верно?
- Да, но я не хочу заходить. И так вуайеризм сплошной.
- Вот те на! Да я всю жизнь был неисправимый подгляда. Только ничего интересного обычно не попадается. Ты уверена? Подумай только, что он прячет в шкафах!
- Нет, мне, честное слово, не хочется. Давай только в окна заглянем. Это можно.
Мы обошли дом кругом. Благодаря обилию стекла мы смогли составить неплохое представление о вкусе Вебера. Там было много пустых белых стен, деревянной мебели, покрытой черными шелковыми подушками, несколько афиш к выставкам художников, имена которых мне ничего не говорили, но репродукции понравились: Лесли Бейкер, Алекс Колвилл, Мартина Нигель. И какой-нибудь сквозной темы не прослеживалось - подбор был настолько эклектичный, насколько возможно.
В гостиной на низком столике черного дерева аккуратно лежали большие альбомы по искусству и номер "Вог" для мужчин на итальянском - как вы думаете, с кем на обложке? С Вебером Грегстоном. О том, что я не смогла увидеть, мне рассказал Элиот, и наоборот. Вскоре я чувствовала себя как родственница, зашедшая приглядеться по случаю смерти члена семьи.
- Ты точно уверена, что не хочешь зайти?
- Элиот…
- Хорошо-хорошо, я просто спросил. Давай только оставим ему что-нибудь, чтобы он знал, что ты заходила. Помнишь, он говорил, что будет очень рад.
Ни ручки, ни бумаги у нас с собой не было, так что записка отпадала. Элиот предложил набрать камешков и сложить в кучку на крыльце, но мне это слишком напомнило еврейское кладбище.
- Секундочку, придумала.
Я порылась в сумочке и извлекла последнюю открытку, посланную Вебером из Флориды. На двери была окантованная медью щель для писем, куда я и протолкнула открытку.
- Каллен, а вдруг он подумает, что тебе просто не понравилось то, что он написал? Давай зайдем и напишем нормальную записку.
- Хватит, Элиот. Пусти тебя внутрь, ты обязательно что-нибудь стащишь.