Сидя за столом чуть больше часа назад, он не был похож на человека, который собирается оставить семью и переехать ко мне. Но, с другой стороны, он вполне мог сильно расстроиться, если только что расстался со своей девушкой (они не женаты, несмотря на то что у них двое детей). Может быть, вот в чем дело, подумал я. Возможно, он расстроен из-за того, что рассказал ей, и сегодня вечером он переберется ко мне, и я налью ему водки, чтобы легче перенести потрясение, и отсосу у него так круто, что он никогда больше от меня не уйдет. Мне просто нужен шанс убедить его в том, что выбирать следует именно меня. Роберт представляется мне рыбой с крючком во рту. Если она дернет как следует, он снова к ней вернется - теперь я знаю это наверняка.
Роберт сидит напротив с сигаретой, замерев, словно кто-то нажал на "паузу". Мое сознание не проигрывает это воспоминание как фильм - вместо этого оно таскает меня повсюду, как овчарку на поводке, и заставляет поворачивать то в одну сторону, то в другую… И я начинаю думать, что надо бы написать учебник для других людей, оказавшихся в таком же положении. Или… Ладно. Веб-сайт. А ей можно послать ссылку - чтобы была в курсе.
kakmnetrahalimozg. сот
Такой уже, наверное, есть. Впрочем, это не совсем то.
robertskotina. сот
Чересчур конкретно.
kogdageterosexualobeschaetstatgeemnopotomperedumyvaet.com
Он отхлебнул кофе. Я сидел лицом к двери - расположился как коврик с надписью "Добро пожаловать" (еще одно идиотское изобретение придурков-англичан), чтобы он вытер об меня ноги. И вот теперь он сидел передо мной, пил кофе и смотрел мимо меня на стену, увешанную открытками с видами Парижа, а я наблюдал за тем, как люди выходят из кафе, подобно бактериям, которые отправляются на поиски новой жертвы, которую можно заразить. В это время дня новые посетители уже не приходят - как будто заведение приняло антибиотик.
- Ты в порядке? - снова спросил меня Роберт.
- Сам не знаю.
Прошлой ночью он собирался прийти ко мне, чтобы отпраздновать начало нашей новой совместной жизни. Я порвал с Кэтрин, и теперь только оставалось ему разойтись со своей подружкой. Он не пришел. Но зато позвонил мне в полночь и идиотским шепотом пролопотал, что все слишком сложно и что нам надо встретиться завтра в этом кафе. Я сказал, что купил цветы. Он сказал, что ему пора. Я предложил встретиться лучше у меня - тем более что я живу буквально в двух шагах от этого кафе. Он сказал, что это не слишком удачная мысль.
Итак, теперь мы сидели в кафе. И я знал, что он этого не сделал.
- Ты не сказал ей, - начал я.
Его до сих пор трясло.
- Сказал, - возразил он мне. - Сказал вчера вечером.
- Черт, - выдохнул я. - Я не знал. Прости. Ч-ч-черт. Ты в порядке?
Я перегнулся через стол и дотронулся до его руки. Конечно, я все ему простил. Ведь он сделал это. Он ей сказал. Ну вот, именно этого я и хотел. Точнее, мы оба этого хотели. Но куда же он пошел вчера ночью? Я стал размышлять, куда бы он мог пойти, а он в это время убрал свою руку.
- Не надо.
- Почему?
- Я сказал ей. Сказал, что ухожу.
- Но это ведь прекрасно! Если только… Нет, нет, понятное дело, ты будешь переживать, но я постараюсь тебе помочь. Теперь все будет хорошо.
- Прости меня, Вольфганг. Я передумал.
А засунь-ка мой мозг в микроволновку, дружище!
- Я сказал ей. Сказал: "Я ухожу", а она мне ответила: "Нет, не уходишь". Вот так просто. Она знала, что что-то происходит. Она ведь не дура. Мы… О господи, я даже не знаю, что сказать, я так устал.
- Мы - что? - спросил я. - Ты не договорил. Мы…
- Мы хотим попробовать еще раз.
Для этого придурка отношения - это что-то вроде игры в волчок. Ой, не вышло, можно, я попробую еще раз? Я ничего ему не ответил, поэтому он просто сидел и говорил. Говорил о том, что вот он, мол, думал, что он гей или, возможно, хотя бы бисексуал, но что при этом он может продолжать жить со своей девушкой, и что ведь к тому же у них двое детей, и что она была права, когда сказала, что ему стоит подумать в первую очередь о них, а уже потом - о своем члене.
Дисплей!
Дисплей?
Дисплей?
Вот черт. Пора отсюда валить. Я понятия не имела, что это - разум Вольфа, хотя, наверное, мне бы следовало догадаться. Черт, черт, черт. Не могу поверить, что я вот так ворвалась в его личную жизнь. Я не должна была ничего этого знать. Я и не подозревала. О, Вольф… пожалуйста, прости меня! Куда подевалась официантка? К сожалению, я не могу смотреть по сторонам - я вижу лишь то, что видит Вольф, а он смотрит на стол. Никаких дверей. Никаких полупрозрачных картинок.
Дисплей?
Но он не появляется. Я застряла.
Теперь он встает - собирается уходить. И по-прежнему ни на кого не смотрит.
И я узнаю его чувства. Со мной было такое - сколько? - семнадцать лет назад. О боже, какой же старой я себя чувствую. Я была влюблена, безумно и невинно, в первый и единственный раз в своей жизни, в парня, который писал диссертацию в то время, как я сдавала выпускные экзамены в школе. У него были темные волосы до плеч и маленькая голубая "мини". Стоило мне увидеть ее припаркованной на стоянке у университета, как по всему телу у меня пробегала дрожь - так бывает, когда дотронешься до сердца подставного парня (или дыры в форме этого парня) в этой их игре "Операция". Потом он бросил меня, потому что я была для него слишком молода, и я целый год чуть ли не преследовала его (однажды даже оставила у него на пороге кактус очень странной формы), пока наконец не решила раз и навсегда завязать с любовью.
Вольф, впрочем, не собирается никого преследовать. Лучше он пойдет напьется. Пойдем напьемся…
Пойду напьюсь.
За окном пошел снег. Люди-бактерии на тротуаре превращают снежные хлопья в растворимую кашу - точь-в-точь такой же консистенции, как у лимонада со льдом, который готовила для нас мать Хайке, когда мы заходили к ним после уроков прямо в школьной форме. Вот только эта дрянь на улице - коричневая и грязная. Вот тебе и пожалуйста: вся жизнь выражена в одном мгновении. Начинаешь с чистого льда в стакане с лимонадом, а заканчиваешь вот таким вот дерьмовым месивом. Вот чем ты стал. И я хорошо знаю, куда иду, поэтому на автопилоте пробираюсь через коричневую жижу и не плачу. Пока не плачу.
Но все будет хорошо. Если выпить достаточно бурбона, человеческие черты очень быстро стираются. К трем часам ночи мне будет на все наплевать. Может, даже уже через час анестезия подействует и я перестану думать о том, когда же наконец польются слезы. Дует ледяной ветер вперемешку с жидким снегом, но, пошло все к черту, я не буду застегивать пальто. Шарф я, кажется, оставил в кафе. Ну и отлично. Может, замерзну насмерть. Отличная будет картина: я - насмерть замерзший и с разбитым сердцем, на лавочке в парке. Роберт прочитает об этом в местной газете и… Хотя все может быть еще печальнее. Я все так же умираю на скамейке в парке, все такое, а этот пидор ничего не узнает. Я могу умереть, и никто даже не заметит. Ну, может, Эриел заметит через несколько дней. Кэтрин теперь, думаю, наплевать. Она ничего не сказала, когда я сообщил, что ухожу от нее. Даже не плакала. Не сказала, что я ошибаюсь. Не пыталась убедить меня перестать думать о мужчинах. Может, и правда, пойти в парк и расстегнуть все пуговицы на этой уродской красной рубашке? Но нет, что бы я там кому ни говорил, я не из тех, кто кончает с собой.
Какой-то деловой парень идет мне навстречу, прикрывая голову газеткой - чтобы снежинки не попадали на его лысый череп. Эй, придурок! Ты хоть раз кому-нибудь отсасывал? Вот, например, я - да!
Хотя, подумаешь, чего уж тут такого. Наверняка он тоже это делал.
(Над бизнесменом появляется иконка-дверь, но я не знаю, хочу ли я туда, а потом Вольф отворачивается, и дверь исчезает.)
Я хочу боли. Физической боли, а не этого дерьма в голове. Сейчас было бы в самый раз пойти к зубному. Здравствуйте, уважаемый Доктор. Делайте со мной все, что пожелаете…
Может, вмазаться башкой в фонарный столб? Или найти какого-нибудь чокнутого футбольного хулигана, чтобы тот попинал меня ногами, пока я бы лежал на земле, скрючившись в форме зародыша? Я направляюсь в сторону Вестгейт-тауэр, самой тесной дыры в центре этого города. Помню, однажды я отозвался так об этом месте, и тот, с кем я разговаривал, аж глаза вытаращил от удивления. "Ну, вы, наверное, просто никогда не видели, как здесь пытается протиснуться автобус? - спросил я. - Этим улочкам всем нужен лубрикант". Ха-ха. Если мне хочется драки, я пришел не в тот район. Можно двинуть поближе к дому и пошататься у ларька с кебабами - дождаться какой-нибудь компашки "братанов". И что потом? А потом достаточно просто уставиться на одного из них. Можно даже ничего не говорить. А вообще-то знаете с кем мне хочется подраться? С какими-нибудь обдолбанными педиками, которые под конец еще и кулак засунут тебе в задницу. Мне хочется такой боли, которая была бы сильнее той, что у меня сейчас внутри.
Дисплей?
Дисплей?
Ничего. А Вольф смотрит только на тротуар.
Мы идем дальше, в сторону церкви Св. Дунстана, и наконец останавливаемся у какой-то двери, которой я никогда раньше не замечала. Точнее, я вроде как никогда не замечала ее и в то же время понимаю, что прихожу сюда довольно часто. За дверью - лестница вниз, в подземный бар. Я сижу здесь до самого закрытия и пью "Джек Дэниелс", пристально разглядывая каждого парня, который проходит мимо. Думаю, рано или поздно кто-нибудь из них на это отреагирует. Кто-нибудь из них захочет меня избить или засадить мне - но, слушайте, я вам что - невидимка? Может, правда? Может, я стал невидимым. Когда объявляют последние заказы, я подхожу к стойке еще за тремя рюмками.
- Вы меня видите? - спрашиваю я у бармена. - Я видимый?
Эти пидоры выкидывают меня на улицу. А я ведь еще даже не надрался как следует. Иду в отель.
Сегодня за старшего бывший вышибала по имени Уэсли.
- Эй… сегодня вроде не твой день, - говорит он мне.
- Выпить, - отвечаю я. - Я только выпить.
Внутри у меня все горит. Надо что-то с этим делать. Я собираюсь объяснить это Уэсли, но он говорит просто:
- Ладно. Но только не больше двух, брат.
Сегодня за фортепиано Мелисса. Я устраиваюсь в ближайшую кабинку и таращусь на нее так нагло, что она ошибается три раза за такт. Ну, во всяком случае, мне эти три ноты показались неправильными. Мне сейчас весь мир кажется неправильным. Почему я здесь? Ах да. Этот ублюдок Роберт. Может, когда я вернусь домой, он будет ждать меня там с чемоданчиком, утирая слезы скомканным платком?
В моих мечтах. Или, как говорит Эриел, в другой вселенной - той, в которой я, возможно, еще и богач. Кстати о богатстве: когда я выйду отсюда сегодня, у меня не останется ни пенни. Интересно, она не одолжит мне денег? Нет. Она ведь рассказала, что все потратила на книгу. Что, если ее украсть? Она ведь говорила, что это одна из самых редких книг в мире… И как я это сделаю? Зайду выпить перед сном и, уходя, не стану захлопывать дверь. А чуть позже вернусь и…
Ты подонок, Вольфганг. Вы ведь друзья.
Пианино так сияет, но кажется, сейчас ухромает отсюда на своих четырех ногах. Меня сейчас стошнит… Та-ак, держись, держись. Надо сходить отлить - это поможет.
Я один в залитом флуоресцентным светом туалете, писаю в керамический писсуар, и тут входит этот парень. Думаю, его фоторобот выглядел бы более привлекательно, чем он сам. А может, он и есть фоторобот. Огромные брови как-то не очень хорошо сочетаются с крошечными, как у улитки, глазками. А может, все дело в носе, который как будто сняли с другого лица и прилепили сюда - или как будто ему только что кто-то хорошенько вмазал. Он подходит, встает рядом со мной, достает свой член, но отливать не начинает. Смотрит на меня, потом на мой член, потом - мне прямо в глаза. Я смотрю на его член. Он снова смотрит на мой. Это что - какой-то секретный код? Я не успеваю понять, что произошло, как мы оба оказываемся в одной из кабинок. Я стою на коленях на липком плиточном полу, а он трахает меня в рот. Единственный вкус, который я чувствую, - это вкус холодной мочи.
Закончив дело, он обзывает меня сукой и уходит. Я снова думаю о "Давиде" Донателло, и только теперь наконец приходят слезы - после того, как меня вывернуло в унитаз - "Джеком Дэниелсом" вперемешку со спермой и одним лишь воспоминанием о кофе. С женщинами проще. Я найду себе женщину, которая мне поможет. Я… Вот черт. Не думаю, что мне когда-нибудь еще захочется заниматься сексом. Но ведь без секса в жизни ничего не добьешься, или хотя бы без обещания секса (если, конечно, я ничего не перепутал и не имею в виду на самом-то деле не секс, а жестокость, но все оттого, что я выпил). Может, попробовать повеситься - хотя бы пожалеет кто-нибудь. Здесь-то я уж точно ничего не перепутаю.
В следующие несколько минут происходит непонятное. Уэсли - я уверен, что это именно он, - входит в уборную в тот момент, когда я открываю дверцу кабинки. Он тащит меня по коридору на кухню, и там я ухитряюсь угодить локтем в вазочку с креветочным коктейлем, после чего он впечатывает меня лицом в рабочий стол из нержавеющей стали.
- Чтобы в моем отеле больше такого не повторялось, гребаный пидор! - говорит Уэсли. Я искренне не представляю, о чем это он. Не думаю, что он меня увольняет. Думаю, это что-то вроде первого формального предупреждения. Что-то у меня болит - ах да, заломленная за спину рука.
- Ну, давай сдачи, голубь, - говорит он, оттаскивая меня назад за воротник.
Я смеюсь, совсем забыв, что в данном контексте голубь - это отнюдь не ласковое обращение и не сравнение с птичкой.
- Это ты надо мной смеешься?
Я разворачиваюсь, вижу кулак - и наступает полная темнота.
Дисплей?
Ничего.
По дороге домой я пытаюсь попасть под машину. Даже прохожу через Уэстгейт-тауэр - шагаю прямо по шоссе, приговаривая: "Мать вашу, мать вашу", но машины просто сбавляют ход и едут за мной, словно перед ними похоронная процессия, а не надравшийся парень, которому надо как следует наподдать. В парке я пристаю к юной парочке, сидящей на скамейке, но они делают расстроенные лица и убегают. Мне кажется, я мог вообще-то и забыть, где живу, но потом оказываюсь здесь - и вот мой велосипед.
Прежде чем войти в дом, я дважды сплевываю. Двое парней в черной машине смотрят на меня как-то странно, после чего отъезжают немного вперед и останавливаются за углом. Может, они сейчас выйдут из машины и придут меня избить? Мне по-прежнему этого хочется? Но ничего не происходит - похоже, они там уснули.
Уснуть… Неплохая мысль. Может, сейчас пойду, лягу спать и уже не проснусь. Интересно, у Эриел есть снотворное? Вряд ли. Может, зайти к ней? Я не слишком взбудоражен? Если взглянуть правде в глаза, как я буду сейчас выглядеть, если постучусь к кому-нибудь в дверь? Вообще-то не думаю, что мне хватит сил даже на то, чтобы подняться по лестнице. По-моему, можно вполне уютненько устроиться и на асфальте. Пожалуй, сейчас я просто…
- О! Кхм… Прошу прощения.
Кто это сказал? А… Какой-то парень спускается по лестнице. Ого! Вы только посмотрите на его скулы. Но - черт. Он весь в синяках. Он что - спал с Эриел? Я бы на ее месте с ним переспал. Он выглядит так, как выглядела бы она, будь она высоким мужчиной с темными волосами. Это Эриел-мужчина, Эриел-он. Что он здесь делает? Может, это и в самом деле переодетая Эриел? С чего бы ей переодеваться и изображать чужой акцент? Он просит прощения. Просит прощения за то, что я укладываюсь спать там, куда он собрался поставить ногу. Не понимаю, что тут вообще происходит. Все слишком сложно. Пожалуй, надо просто пойти домой и лечь спать.
- Экскюзе муа, - говорю я по-французски, чтобы сбить его с толку. И начинаю подниматься.
- Вам помочь? - спрашивает он.
- Найн, данке.
Ну да, я - полиглот. Ха-ха, смешно.
(Мое сознание - в форме не лучшей, чем сознание Вольфа, такое впечатление, как будто бы то, что он выпил, подействовало и на меня. И все-таки у меня хватает сил подумать: Адам. Что здесь делает Адам?)
- Вы - сосед Эриел?
- Си, - отвечаю я и глупо ржу. - Йа-йа.
Он проводит рукой по своим взъерошенным волосам и вздыхает:
- Мне нужно ее найти.
- Она живет наверху… на небе. - Я хотел сказать "на втором этаже". Ой, не могу, ну и ржач.
- Я знаю, где она живет, но она не открывает.
- Она ушла… У нее встреча с этими придурками… с пидорами то есть…
- С кем?
- Ужин. С людьми с работы. Или это было вчера. Извини… Я слегка перебрал. Понимаешь, со мной сегодня произошла такая дурацкая и трагическая история, и я…
- Послушай, мне очень жаль, друг. Но если ты не можешь мне помочь, не надо. Только не задерживай меня, хорошо? Дело очень серьезное. Ее жизнь в опасности, если ты сейчас понимаешь, что это значит.
- В опасности? Из-за члена?
- Что? Твою мать, да соберись же ты!
- Опасность. Опасность! Эриел в опасности? Мы должны ей помочь. Где огнетушители?
- Слушай, ладно, я пойду.
- Прости, что я в таком состоянии. Давай я тебе помогу, пожалуйста. Мы с ней друзья, понимаешь.
Он вздыхает.
- Значит, так: есть два человека. Один в черном костюме, другой - в сером. У обоих светлые волосы вроде твоих, только еще светлее. У одного из них бородка. - Парень размахивает в воздухе руками, как будто бы надеется жестами нарисовать портреты этих двоих. - Думаю, они в черном седане. Ты их не видел?
- Кто? Они здесь? Нет. Не знаю. Там черная машина…
- Где?
- Что "где"?
- Ты сказал что-то про черную машину.
- Да? Извини, не помню…
- Слушай, я думаю, у этих ребят с собой пушки. Они очень опасны. Они были в книжной лавке и там получили информацию об Эриел. Она купила книгу, которая им нужна - пока я больше ничего не смог узнать.
- Ах вон оно что. Ну нет, Эриел не продаст эту книгу. Никогда.
- Что это за книга?
Не говори ему, Вольф. Не говори!
- Это… Ой, меня тут какой-то голос в голове просит, чтобы я тебе не говорил.
- Что это за книга?
Я мотаю головой:
- Нет, извини. Господин Доктор велел молчать.
Во всех этих голосах у меня в голове можно запутаться. Один просит ничего не объяснять, другой говорит, что надо пойти и немедленно забрать книгу. И - черт! - не продать ее, а отдать этому славному человеку, когда он меня об этом попросит…
Вокруг тела Адама мигает изображение двери - немного похожей на те, какие бывают в церквях.
"Переключайся! - командую я. - Переключайся!" Я должна выяснить, что здесь происходит. Я начинаю размываться, но вместо того, чтобы оказаться в сознании Адама, я, кажется, снова падаю, но не вниз. Еще даже не успев разобраться, как это можно падать в каком-то другом направлении, кроме как вниз, я приземляюсь рядом с музыкальным магазином. Я снова в тропосфере, лежу на щебенке, глядя на неоновые вывески и черное, беззвездное небо. Как будто бы кто-то нажал на кнопку и разом все отключил - пульсацию головы Вольфа, запах сырого асфальта, холод, шум машин, доносящийся с улицы. Как и раньше, в тропосфере стоит почти идеальная тишина. Никаких звуков - ни птиц, ни машин, ни людей. Единственный звук, который я здесь слышала, - это звук моих собственных шагов. А лифты здесь двигались бесшумно? Уже не помню.
Надо поскорее выбраться отсюда и найти Адама.