Стратонов торопливо откланялся и выскочил в коридор. Он шел быстрым шагом, и, если бы не краснокожее удостоверение, лежавшее в нагрудном кармане рубашки, он бы побежал. Но ему казалось, что все видят насквозь, что он оперуполномоченный, лицо официальное (хоть и тупое), поэтому он заставлял себя сдерживаться.
* * *
Этот последний час перед окончанием экзамена показался Пинту самым долгим и томительным в его жизни. Зеленые цифры на часах – "такие же зеленые, как… ты сам знаешь, что" – показывали 13.00. Затем – 13.01. 13.02. И так – вплоть до 13.06, когда из дверей аудиторного корпуса повалила толпа вздыхающих, охающих, причитающих, изредка – улыбающихся, – абитуриентов. Точнее, можно было сказать – абитуриенток. Юноши здесь попадались редко, как изюм в дешевой булке.
Пинт сразу понял свою ошибку: так он Майю не увидит. В этой куче цветастых сарафанов, длинных летних платьев, скрывающих написанные на голых ногах шпаргалки, глухих водолазок с рукавами, набитыми мелко исписанными листочками, он Майю не заметит. Ему надо было встать у двери. Но теперь уже поздно: поток абитуриентов сметал все на своем пути, разбиваясь о скалы плачущих от волнения мам.
Пинт огляделся. Урна! Он подбежал и запрыгнул на нее. Теперь диспозиция была видна, как на ладони. Вполне возможно, что-то подобное проделывал недомерок по имени Бонапарт, взбираясь на полковой барабан.
Пинт приложил руку козырьком ко лбу, защищаясь от палящего солнца. Майи не было.
"Не та она девочка, чтобы толкаться, – успокаивал себя Пинт. – Погоди, она сейчас выйдет.
Часы показывали 13.15. Поток начал редеть. Майи не было.
Последний человек вышел в 13.26. Но это была не Майя.
Пинт огляделся. Из главного корпуса, где параллельно проходили экзамены на другие факультеты, тоже выливалась разноцветная толпа – как "мексиканская смесь" из жестянки "Бондюэля". Постепенно все смешалось. Вся площадь между аудиторным и главным корпусами оказалась заполнена. Увидеть в этой суматохе Майю было невозможно.
"Может, я ошибся? Может, у нее был экзамен в другом корпусе?" – закралось сомнение.
Нет, ошибиться он не мог. Он же несколько раз переспросил у группы поддержки, состоявшей из озабоченных родителей (мамы, конечно, преобладали) и получил на свой вопрос четкий и внятный ответ. Они сказали, чуть ли не хором: "Филологический". И сразу отвернулись, отказывая ему в возможном родстве и даже знакомстве с будущим филологом.
"Ну, тогда что? Тогда… Зашла в туалет?". Эта версия казалась вполне вероятной. Чтобы проверить ее, требовалось время. Пинт ждал. Пятнадцать минут. Полчаса. Наконец терпение лопнуло.
Он зашел в прохладный полумрак холла и спросил охранника:
– Вы не подскажете, где проходил экзамен у филологического?
– В главной аудитории, – охранник, немного обалдевший от такого наплыва девушек, был рад возможности перекинуться словечком с существом, себе подобным. – Это по лестнице, на четвертый этаж…
– Спасибо, я знаю, – не оборачиваясь, на ходу бросил Пинт.
Он взлетел на четвертый этаж и вошел в огромную аудиторию. На столе перед длинной, во всю стену, доской, грудами лежали исписанные листы бумаги.
Оскар сбежал вниз: совершенно автоматически, прыгая через две ступеньки. Здесь он слушал лекции по физике, философии и еще какую-то бодягу, сейчас даже и не вспомнить, какую.
Сидевшие за столом члены приемной комиссии, как по команде, уставились на него.
– Здравствуйте. Скажите, пожалуйста, могу я узнать…
– Результаты будут повешены на стенде через два дня, – ответил один из филологов.
"Повешены? Неплохо звучит. Интересно, он следит за своей речью или воспринимает только написанный текст?".
– Нет, нет. Видите ли, я хотел бы узнать, была ли на экзамене одна девушка… Абитуриентка, – поправился Пинт. "С моим внешним видом интерес к девушкам может показаться подозрительным. Даже, чем черт не шутит, преступным. А абитуриентка звучит нейтральнее. Настраивает на деловой лад". – Видите ли, я ее дядя. Забыл ключи от дома… Я хотел бы ее найти…
Врать Пинт не умел. Особенно – врать с ходу. Недоговаривать – да. Это являлось частью профессии врача. Но не врать…
– Посмотрите, пожалуйста, в экзаменационной ведомости. Что вам стоит? Токарева Майя? А? – он повернулся к женщине лет сорока, надеясь на остатки своей былой привлекательности. Сейчас, конечно, он уже не тот, что прежде… Но плечи все еще широки и руки достаточно рельефны. Может…
Женщина улыбнулась и развернула большой лист, расчерченный множеством перпендикулярных линий.
– Токарева? Майя? – она покачала головой. – Да, она есть в списках. Но должна вас огорчить – на экзамен она не явилась.
– Не явилась? – "может, вы просто не туда посмотрели? Не явилась? Посмотрите еще раз и повторите вслух. Как это не явилась?".
– Да, не пришла. Надеюсь, причина уважительная. Если она пропустила экзамен по болезни, то сможет сдать его послезавтра, с другим потоком. Надо только представить в деканат какой-нибудь оправдательный документ. Например, справку из поликлиники.
Женщина кивнула Пинту: мол, все понимаю. Всякое бывает. Неужели так трудно принести справку из поликлиники? Пусть принесет, и все будет в порядке.
– Из поликлиники? – переспросил Пинт. – Да, да… Конечно. Спасибо вам большое.
Он развернулся и стал медленно подниматься по ступенькам. Не дойдя и до середины, остановился.
– Это точно? Ее не было?
– Точно, – мягко повторила женщина. – Ошибки быть не может.
– Спасибо еще раз.
Пинт, озадаченный, вышел из аудиторного корпуса. Площадь уже опустела.
"Где же Майя? Что с ней случилось? Пойду домой, проверю: может, она там?". Он решительно зашагал к воротам, и, если бы не знакомое хриплое тявканье, раздавшееся вслед, он бы так и оставил Джека привязанным к дереву. Да… Да… Джек…
Он отвязал потертый кожаный поводок.
– Пошли, старина! А лучше – побежали!
Он рванул с места и только за университетской оградой понял, что ему что-то мешает. Что-то, лежавшее в левом кроссовке. Пинт остановился, снял кроссовок, вынул оттуда монету, сунул ее в карман и побежал дальше.
* * *
Стратонов задержался на первом этаже и посмотрел на большой стенд с расписанием экзаменов. Экзамен по биологии проходил сейчас только на одном факультете – медицинском. Он посмотрел на часы: до 13:00 – времени окончания экзамена – оставалось совсем немного. Стратонов еще раз посмотрел на стенд, убедился, что ему нужен главный корпус, и побежал туда.
На площади между главным и аудиторным корпусами было полно народу, и Стратонов подумал, что найти Юлю будет нелегко – даже несмотря на то, что она сильно выделялась среди прочих.
Ему нужно было правильно выбрать место; Стратонов отступил от площади чуть назад по дорожке, ведущей к общежитию.
Впрочем, та же самая дорожка вела к отделению милиции, и, куда бы Юля не направилась – к себе или к нему – он бы все равно ее встретил.
Он увидел ее ровно в четверть второго – молодую, стройную, загорелую. Правда, первое ощущение радости оказалось несколько смазанным тем, что рядом с Юлей вышагивал какой-то худой вертлявый парень с длинными волосами, собранными в "конский хвост".
Стратонов покраснел; затем, чтобы избавиться от глупого и беспричинного смущения, заглянул в свой блокнот и еще раз сверился со вчерашними записями.
"Рубцова Юлия Валентиновна". Он мог бы и не смотреть. Он и так это помнил.
Стратонов прокашлялся, и, когда странная парочка приблизилась, сделал два шага вперед и перегородил им дорогу.
– Юлия Валентиновна! – позвал он и передернул плечами.
Парень, шагавший рядом с ней, насторожился.
– Я – из милиции. Оперуполномоченный Стратонов Евгений Александрович. Вы меня помните?
Он ожидал какой угодно реакции, но только не той, которая последовала.
– Где вы ходите? – гневно спросила Юля.
Стратонов поймал себя на мысли, что, будь она одна, он бы стал перед ней оправдываться. Он покосился на парнишку, стиснул блокнот и убрал руки за спину.
– Что значит, – спросил Стратонов, тщетно пытаясь нахмурить брови, – где я хожу?
– Мы вас вчера искали. Вот, – торжествующе сказала Юля, схватила парня за локоть и подтащила к Евгению. – Я нашла свидетеля похищения!
Стратонов пожевал губами. Сначала он хотел сказать, что версия с похищением еще ничем не доказана, но потом сдержался и промолчал.
Он повернулся к парню и, напустив на себя последние остатки солидности, спросил:
– Так это вы?
Парень кивнул.
– Я. Синицын. Павел Константинович, – худой волосатик протянул Стратонову узкую ладонь. Тот, замешкавшись, переложил за спиной блокнот в левую руку и немного поспешно ответил на приветствие.
– Стратонов. Евгений Александрович. Мне поручено… Я буду заниматься этим делом. Скажите… – Стратонов огляделся в поисках лавочки. – У вас есть время? Я хотел бы поговорить об этом.
Юля не дала парню ответить.
– Ну конечно, есть. Мы, собственно, и хотели пойти прямо к вам.
– Ко мне? Нет, мы можем поговорить и здесь…
– Разве вы не хотите снять показания? – удивилась Юля.
– Я… Я не следователь. Я – оперуполномоченный. Я не собираюсь снимать с вас показания, а просто – побеседовать.
– Нет уж, давайте к вам, чтобы все было, как положено, – настаивала Юля.
– Ну… ну… ладно.
Стратонов представил, как они сейчас прошествуют мимо "дежурки", войдут в его крошечный, размером с собачью будку, кабинет, и, не успеет пройти и двух минут, как раздастся резкий хриплый зуммер селектора, и голос Блинникова прикажет подняться к нему на второй этаж – доложить, как продвигается работа.
Но, против его ожидания, все случилось не так.
Он успел опросить парня с конским хвостом, записать номер машины и приметы человека, сидевшего за рулем. Если точнее, их не было, этих самых примет. Лицо незнакомца, судя по описанию, было похоже на лист – один из тысяч, растущих на дереве.
– Спасибо! – поблагодарил Стратонов. – Если потребуется, где я могу вас найти? – он перевел взгляд с Павла Синицына на Юлю.
– Запишите номер моего мобильного, – ответил парень. Стратонов записал.
– А вы? – спросил он у девушки.
Юля замялась.
– Наверное, сегодня я буду там же.
– Да-да… – пробормотал Стратонов, стараясь не подавать виду, что это заявление его несколько огорчило. – До свидания! – он проводил парочку (теперь он уже не сомневался, что они – парочка) к выходу и со вздохом закрыл дверь.
Но… В тот самый момент, когда он снова вернулся к столу, раздался зуммер селектора, и на аппарате замигал желтый огонек.
– Да. Слушаю.
– Стратонов! – послышался голос начальника. – Зайди ко мне!
– Есть…
Блинников помолчал немного, а потом спросил:
– А почему ты левую руку к пустой голове не прикладываешь, как обычно?
Евгений похолодел.
– Я? Я никогда этого не делаю…
– Я вижу твое отражение – в одном из окон дома напротив. Не замечал?
Стратонов молчал, не зная, что ответить.
– Бегом ко мне! – скомандовал Блинников. – И прихвати с собой все материалы.
– Есть! – Евгений достал из сейфа картонную серую папку, положил туда исписанный только что лист и поспешил к начальнику.
* * *
– Ну? Что удалось нарыть? – спросил его Блинников, едва Стратонов переступил порог его кабинета.
– Кое-что… Вот например, – он открыл папку и стал выкладывать из нее листы. Их пока было немного – всего три.
Блинников жестом пригласил его сесть, и Стратонов, благодарно кивнув, устроился на краешке стула.
– Пропала еще одна девушка, – по лицу начальника он понял, что тот уже знает об этом. – Нашелся свидетель одного похищения…
– Так ты уверен, что это похищение? – поднял брови Блинников.
– Пока еще не во всех трех случаях, но… – он вкратце изложил показания Синицына. – И еще – я заметил одну странную закономерность. В личных делах этих девушек было по четыре фотографии вместо положенных пяти. Понимаете?
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я думаю, – Стратонов выпрямился на стуле. – Что все это спланировано заранее. И что, к сожалению, девушки действительно… похищены.
– Причина?
А вот на этот вопрос он не знал ответа. Стратонов разрабатывал самые различные версии, но ни одна из них не была правдоподобной. Он предположил даже, что некая организованная группа похищает девушек с целью продать их в публичный дом, но… Это не выдерживало никакой критики. К чему такие сложности? Достаточно отъехать от Александрийска каких-нибудь пятьдесят километров и громко свистнуть. И потом – зачем им потребовались отличницы? Нет, даже и заикаться об этом при начальнике не стоило.
Поэтому он просто пожал плечами, подозревая, насколько позорно это выглядит.
Взгляд начальника стал жестким.
– Может, это похищение с целью выкупа?
– Не похоже. Девушки из маленьких городков и даже – сел. Нет, вряд ли.
– Ты пойми, – Блинников нагнулся к нему. – Мне послезавтра отчитываться на планерке в ГУВД. И… Мне все это очень не нравится. Университет – это главное, что есть в нашем городе. И эти… исчезновения… – он махнул рукой. Начальник потер затылок. – Я так понимаю, у тебя больше ничего нет?
– Пока нет…
– Отложи другие дела и давай работай. Мне нужен результат.
– Слушаюсь!
– Тогда иди.
Стратонов поднялся и убрал листы в папку.
Блинников еще раз махнул на него рукой, и Евгений вышел из кабинета.
Спустившись на первый этаж и проходя мимо "дежурки", он увидел человека в застиранной футболке. Мужчина выглядел на сорок с лишним, но что-то в его жестах, движениях, фигуре говорило о том, что он именно выглядит на этот возраст, а на самом деле – ему намного меньше.
– Стратонов! – окликнул Евгения дежурный. – Это по твою душу!
– Да, – Стратонов подошел к мужчине, предчувствуя что-то недоброе.
– Я хочу написать заявление о пропаже человека, – сказал мужчина.
Так они впервые встретились: Стратонов и Пинт.
* * *
– Ты думаешь, он найдет ее? – спросила Юля.
– Их, – поправил Пашка.
– Ну да… Их.
– Не знаю. Он не вселяет в меня больших надежд.
– Может быть, надо ему помочь?
– Интересно, как?
– Придумай. Кто из нас рыцарь?
Пашка задумчиво почесал мочку уха.
– Как хорошо быть Прекрасной Дамой… Найди себе рыцаря – и погоняй его в хвост и гриву…
Юля засмеялась и дернула его за "хвост".
– Да-да, – отозвался рыцарь. – Вижу, что ты уже начала.
– Ну так что?
– Думаю.
– Я в тебя верю…
Они подошли к краю тротуара, чтобы перейти на другую сторону улицы. Пашка осторожно положил ей руку на талию.
– Может… пойдем ко мне? Выработаем, так сказать, план совместных действий?
Юля легко отстранилась от него.
– Да? Куда это к тебе?
– В общежитие.
– И кто там еще будет?
– Никого. Нам никто не помешает.
Юля покачала головой.
– Нет, голубчик. Боюсь, ты будешь думать о другом.
Пашка проглотил комок.
– Я и так уже об этом думаю.
– Тем более. Лучше скажи, здесь есть какое-нибудь местечко? Ну, кафе или что-то подобное?
Пашка разочарованно вздохнул.
– Есть.
– Я проголодалась, – значительно сказала она.
– Я понял, – отреагировал Пашка. – Пойдем.
* * *
Три… Их было три – до того, как пропала Майя. По крайней мере, так сказал дежурный, регистрируя его заявление. Теперь, вместе с ней, стало четыре.
Пинт вышел из отделения милиции, достал сигарету и закурил.
Он постоял немного, прислушиваясь к себе и своим чувствам, и с удивлением обнаружил, что былое волнение стало понемногу успокаиваться. Почему? Да наверное потому, что все уже случилось.
Случилось то, чего он так боялся. О нет, в этом не было никакой видимой связи. Конечно же, он ее не видел. Но он знал наверняка, что она есть.
Пинт решил проверить свое предположение, возникшее во время беседы с молодым опером; предположение, сверкнувшее, как мощная вспышка стоваттной лампы.
Он поспешно закончил разговор, и опер, и без того глядевший на него с некоторой опаской, похоже, еще больше укрепился в своих опасениях.
Пинт наскоро затянулся еще пару раз, выбил из сигареты уголек и положил окурок обратно в пачку. Затем резко сорвался с места и побежал.
"Если он сейчас увидит меня в окно, то наверняка должен испугаться", – про себя усмехнулся Пинт, но решил, что это неважно.
За десять минут он добежал до дома и вошел в подъезд. Не останавливаясь, на всякий случай позвонил в дверь Майи и направился к себе.
Он вставил ключ в замочную скважину; из его квартиры донеслось ленивое лаянье Джека. Из квартиры этажом ниже – ни звука.
Пинт даже не удивился. Он захлопнул за собой дверь, прошел в комнату и задернул на окнах занавески. Затем отодвинул шкаф и достал сверток. Развязал тесемки, державшие кусок кожи, и дрожащими руками взял тетрадь.
Он перевернул переплет и на первой же странице увидел большую "четверку".
"Четыре! Их четыре! ОНА все знает и, может быть, пытается мне что-то сказать! Но что? Боже, как это глупо и нелепо – быть КНИЖНИКОМ; хранить одну-единственную книгу и быть не в состоянии ее прочитать!".
Он быстро перелистал тетрадь, но на всех страницах обнаружил одно и то же – большую, двигающуюся и переливающуюся цифру "4".
Пинт хотел уже было захлопнуть тетрадь, но вдруг… "Четверка" задрожала и стала расплываться. Мелкие значки, похожие на фантастических насекомых, рассыпались по углам страницы.
Пинт замер. "Сейчас! Сейчас она мне все скажет!". Он ждал.
Значки хаотически метались по голубоватой странице, но вдруг их движения снова стали осмысленными. Казалось, на листе появилась новая выемка, и они стали постепенно ее заполнять, наскакивая и падая друг на друга.
На странице возникла цифра "5".
"Теперь их пятеро! – с ужасом подумал Пинт. – И… Сколько еще?".
Он провел рукой по лицу, словно хотел стряхнуть это наваждение. "Сколько? Скажи мне еще хоть что-нибудь!".
Тетрадь молчала. Только большая "пятерка", слегка подрагивая, смотрела на него с голубоватого листа.
Пинт закрыл тетрадь, завернул ее в кожу, завязал тесемки и спрятал сверток обратно, под шкаф.
Он достал из кармана сигареты, снова зажег окурок и сел на кровать.
Джек неодобрительно фыркнул и отошел к балконной двери. Солнечный свет, пробиваясь сквозь занавески, окрашивал трехцветную шкуру пса нежно-голубым.
– Я ничего не знаю про эту тетрадь, Джек… – Пинт выпустил дым тонкой струйкой через всю комнату. На мгновение ему показалось, что струйка сейчас совьется в цифру "5"… А потом – в "6". – Хороший из меня книжник, правда?
Пес наклонил голову, задумчиво посмотрел на Оскара и положил морду на вытянутые лапы.