Де Ферран рассуждал, что лучше: вступить в бой с людьми или же противостоять неизвестным и, быть может, понукаемым дьявольским наущением, силам? Он, как ни старался, так и не мог увидеть ни одной катапульты, стоявшей на склонах гор, не мог заметить ни одной мелькнувшей человеческой тени. Казалось, горы сами извергали из своих тел гранитные брызги.
Всадников было очень много, но… По крайней мере, эта опасность была де Феррану привычна.
Жеребец постепенно пятился назад, туда, куда камни не долетали. Рыцарь потрепал его по холке:
– Верный друг! Ведь ты меня не выдашь?
Жеребец коротко заржал в ответ.
– Я так и думал, – сказал рыцарь и подскакал к Красотке.
Он взял поводья из рук Каля и привязал их к хвосту Букефаля.
– Гильом! – спокойно сказал он. – Разве ты еще не зарядил стрелу в свой арбалет?
– А? Ваша Милость..?
– Я говорю, что нам следует быть готовыми, Гильом… – де Ферран легко перекинул девушку назад, посадив ее позади себя.
Затем он обнажил меч и взял в левую руку щит. Поводья он опустил, предоставляя Букефалю самому выбирать дорогу.
– Ну вот и все… Молись, пес!
– О чем же, Ваша Милость?
– О том, чтобы наши последние минуты были славными… – тихо сказал он.
Букефаль нервно гарцевал, продвигаясь вдоль фронта падающих камней. Одним глазом он косил на летящие булыжники, другим же наблюдал за приближающимися всадниками. С удил на изумрудно-зеленую траву падали белые хлопья пены.
Де Ферран поглядел направо. Люди, скачущие к ним, сплошь были невысокого роста. Их длинные, черные, как вороново крыло, волосы, развевались на ветру.
Рыцарь не видел на всадниках никаких доспехов; и оружие их было не столь грозным – только кривые тесаки, которыми удобно отрезать головы поверженным девушкам, но никак не мериться силами с благородным кавалером.
Да и лошади-то все были какие-то мелкие. Красотка по сравнению с ними казалась огромной, а уж Букефаль превосходил едва ли не вдвое.
Растянувшаяся на всю бескрайнюю ширину долины цепь приближалась. До противника оставалось не более сотни шагов.
– Гильом! – окликнул рыцарь старого слугу, заметив, что тот поднял арбалет и приложил ложе к плечу. Руки его дрожали. – Береги стрелу!
– Да, Ваша Милость, – ответил Каль.
– Ты готов?
– За годы услужения, доблестный кавалер, я приучился быть готовым ко всему. Не могу сказать, что я ставлю это Вам в заслугу…
– Гильом! – прервал его де Ферран. – Вспомни лицо отца своего. И нежные руки матери своей. Подумай о той ночи сладостного греха, которую они провели, зачиная тебя. Ибо наш земной круг замыкается: здесь и сейчас. Ты готов?
– Я готов, Ваша Милость! И я рад быть с Вами в этот момент!
– Аминь! – тихо сказал рыцарь и заорал. – ХЭЙО-О-О! Букефаль! Дави неверных!
Он указал мечом направление, и жеребец, не задумываясь ни на секунду, с места взял в карьер. Он повернул могучий корпус направо и помчался прямиком на цепь, несущуюся им навстречу.
Его хвост натянулся, как струна, и Красотка волей-неволей была вынуждена поспевать за его размашистыми скачками.
Старик Гильом, кренясь в седле, сжимал арбалет, готовясь выпустить стрелу в того, кто осмелится поднять руку на его господина.
Их сердца бились в такт стуку копыт, стремительно сокращавших расстояние между противными сторонами.
Шеренга низкорослых черноволосых всадников привстала на стременах и радостно заулюлюкала. Но их крики никак не могли поселить испуг в сердце де Феррана. Рыцарь только усмехнулся и крепче сжал рукоять меча.
Гибельный град огромных камней, разбрасываемых заколдованными горами, остался позади. Впереди – только конский храп и жалящая сталь. Быстрые взмахи наточенных лезвий, разрывающих людскую плоть с противным чавкающим звуком. Шипение кровяных струй. Предсмертные вскрики и последние подергивания головой.
Впереди была – БИТВА! Ощущение, хорошо знакомое де Феррану, когда каждая секунда растягивается в часы, потому что она может оказаться последней.
Девушка в белом длинном одеянии сидела позади рыцаря, крепко обняв его. Подол ее платья высоко задрался, обнажив крепкие мускулистые ноги, которые были хорошо видны Калю.
И, глядя на нее, старик Гильом подумал, что она того стоила, ибо не было на свете ничего прекрасней и соблазнительней того, что он видел.
Гильом, как мог, торопил Красотку шпорами, безжалостно терзая ее бока, но кобыла, похоже, и так понимала, что от ее прыти очень многое зависит. Красотка старалась изо всех сил, и пока она не отставала от Букефаля и не замедляла его бег.
Каль отвел взгляд от длинных ног грешной наездницы и приложился щекой к ложу арбалета.
Всадники быстро сближались, и теперь все зависело от того, чья рука окажется крепче, чей глаз будет острее и чья вера победит. Никто из них не знал, кому улыбнется удача, и сколько им осталось жить.
И уж конечно, сам де Ферран и его преданный пес, Гильом Каль, даже не догадывались, что выпадет на их долю…
* * *
Наваждение стало потихоньку рассеиваться. Краски потеряли свою яркость, очертания – четкость, а звуки – глубину и громкость.
Топот конских копыт уже не звенел в ушах; Горная Долина, показав очередную часть истории про рыцаря и его верного слугу, скрылась под завесой тайны.
Стратонов облизнул пересохшие губы и глубоко вздохнул.
– Фу! Что это было?
Он посмотрел на Пинта и удивился еще больше: Оскар стоял перед ним, склонив голову в почтительном полупоклоне.
– Я чувствовал, – прошептал он; скорее, обращаясь к самому себе, нежели разговаривая со Стратоновым. – Все неслучайно. Она зовет… нас.
– Кто "она"? – не понял Стратонов. – Вы имеете в виду свою соседку?
Пинт досадливо поморщился, но, взглянув на Евгения, тут же сменил гримасу досады на сдержанную улыбку.
– Нет. Я имею в виду Горную Долину… Скажите, разве вы не обратили внимания на девушек в белых платьях? На то, что их было двенадцать?
Стратонов озадаченно потер лоб.
– Да, двенадцать… Вы хотите сказать..?
– Все повторяется. Все это уже случилось однажды, много лет назад. А сейчас – повторяется. И по каким-то причинам мы оказались в это вовлечены.
– Хм… И что это значит?
– Я думаю, это значит, что мы должны сделать выбор.
– Какой?
Пинт медлил с ответом, и его медлительность заставила Стратонова насторожиться.
ТЕТРАДЬ лежала открытой на столе. Цифра "6" больше не изменялась. Она лениво переливалась, но не рассыпалась.
Пинт закрыл тетрадь и бережно обернул ее куском мягкой кожи. Он не произнес ни слова – до тех пор, пока не завязал шнурок аккуратным узелком.
Затем он поднял глаза на Стратонова и тихо сказал:
– Свой…
– Что вы предлагаете? Отнестись к этому серьезно? Послушайте, ну мы же – взрослые люди. У нас было какое-то видение… Да, не спорю. Но, знаете, что я вам скажу? Все это – блажь! Наверняка страницы пропитаны каким-нибудь особенным составом, поэтому они и светятся. Этот состав подействовал нам на мозги, вот мы и…
– Увидели то, что увидели, – закончил за него Пинт. – Возможно, вы и правы… Но как вы объясните, что мы увидели ОДНО и ТО ЖЕ?
– Э-э-э…
– Их было двое: рыцарь и книжник, – продолжал Пинт. – Они просто забрели в неведомый край и нашли там двенадцать девушек перед шатром. И одну из них (а на самом деле, всех двенадцать) потребовалось спасти. Они сделали это. А потом книжник обнаружил в шатре тетрадь с непонятными письменами… – Пинт указал на сверток. По крайней мере, уж в этом сомневаться не приходилось – если и была в подлунном мире вещь, наиболее похожая на ту тетрадь, что нашел Гильом Каль, то сейчас эта вещь лежала перед ними. – Я скажу вам еще кое-что, – помолчав, добавил Пинт. – Горная Долина действительно существует.
– Почему..?
– Я там был. Пять лет назад.
Стратонов огляделся в поисках стула. Не найдя в комнате ничего подобного, он подошел к дивану и, откинув мятую простыню, сел на край. У него был вид человека, упавшего с шестнадцатого этажа и умудрившегося при этом уцелеть. Во всяком случае, телесно. За сохранность своего рассудка он бы сейчас не поручился.
– Я знаю, как туда попасть. Это не так далеко от Александрийска, – Пинт бросал в него безжалостные слова, и чувство неотвратимости, не покидавшее Евгения последние минуты, с каждым мгновением только нарастало. – Я знаю и я пойду туда. Вопрос заключается только в одном: готовы ли вы сделать СВОЙ выбор, потому что свой я уже сделал.
– И какую же роль вы мне отводите? – с нервным смешком спросил Евгений.
Пинт снова поклонился: с достоинством и учтивостью.
– Я – книжник! – сказал он. – Ровно пять лет я храню эту тетрадь.
– Значит, получается… – Стратонов опять рассмеялся. – Да нет, ну что вы? Какой из меня рыцарь?
Вместо ответа Пинт поклонился еще ниже.
– Да ну, бросьте! Неужели вы серьезно?
– Все дороги предначертаны и лежат перед нами. Какой из них мы пойдем? Кто это решает?
Вопрос насчет дороги поставил Стратонова в тупик. То, что он до сих пор считал своим взвешенным выбором, на самом деле вовсе таковым не являлось.
Опасаясь службы в армии, он поступил в Александрийский университет. Но разве это можно было назвать выбором, если другого учебного заведения, дававшего отсрочку, в городе не существовало? А когда речь зашла о факультете, Евгений тоже размышлял недолго: юридический. В самом деле, куда еще податься юноше с гуманитарным складом ума? Не в филологи же!
Теперь человек в застиранной защитной футболке, весьма смахивавший на непьющего алкоголика (если они вообще бывают в природе), предлагал ему решиться и стать рыцарем. На исходе двадцатого века.
"Я прямо так и вижу эту картину: пишу заявление об увольнении по собственному желанию, получаю на руки трудовую книжку, приношу ее Пинту, и он, любовно подышав на резиновую печать, ставит в графе "занимаемая должность" – "странствующий рыцарь". Бред! Неужели сумасшествие – настолько заразная штука?".
С другой стороны, перед его мысленным взором вставали одна за другой картины прошедших дней.
"Сколько их всего? Сколько всего девушек, у которых в личных делах не хватает одной фотографии?".
"Двенадцать!".
"VIRGO!".
"Все они – девственницы, и это – самое важное".
Одиннадцать фигур в белом вкруг дымящего костра, и двенадцатая – в седле позади рыцаря.
ТЕТРАДЬ!!! Тетрадь, лежащая в суме Гильома Каля, и тетрадь, лежащая на столе Пинта.
Разрезанная подушка, загадочным образом исчезнувший труп ("если он вообще был"), дыра в половице, формой весьма напоминающая след от большого тесака с широким лезвием…
"О нет! Пожалуйста, не надо! – взмолился Стратонов. – Еще немного – и я сойду с ума!".
Он схватился за голову.
– Оскар… Карлович… Я пока не готов воспринимать все это… Все это, знаете, как-то…
Голова болела и кружилась. Наверное, то же самое чувствовал спешно вызванный из отпуска Климов, но по другой причине. Евгений вспомнил про старшего опера и назначенную с ним встречу.
Он посмотрел на часы. Без четверти двенадцать.
Странно… Ему казалось, что ВСЕ ЭТО продолжалось несколько часов.
– Мне надо идти, – сказал Стратонов. – Надо заниматься этим делом. Вечером… – он прикинул, сможет ли быть с Пинтом достаточно откровенным. – Наверное, вечером я узнаю что-нибудь новое и смогу кое-что вам рассказать.
Пинт как-то подозрительно легко с ним согласился.
– Хорошо. Где мы встретимся?
– Хотите, я зайду к вам…
Пинт помотал головой.
– Это исключено. Я не могу здесь оставаться. Я готов подождать вашего решения до вечера, но не более того.
– Ладно. Что вы скажете насчет городского парка?
– Отличное местечко. Думаю, подойдет.
– Тогда в парке, неподалеку от входа, часиков этак… В семь. Как вам?
– Согласен.
– Я пойду. Дела службы, – Стратонов помешкал, а потом протянул Пинту руку. Тот крепко пожал ее. – До свидания!
– До свидания…
Стратонов покинул квартиру Пинта и, выйдя из подъезда, быстро зашагал в сторону закусочной "Зеленый огонек".
Он шел, щурясь от яркого июльского солнца, и то, что случилось в квартире Пинта, с каждой минутой представлялось ему все менее и менее реальным.
* * *
Климов сидел в тени большого зонтика с надписью "Nescafe". Его лицо уже не казалось таким мрачным и одутловатым, как ранним утром, в кабинете Блинникова. Напротив, Климов раскраснелся и прямо-таки излучал благообразие.
На столе перед ним стоял пустой пластиковый стаканчик и кружка с пивом. Климов неторопливо курил и время от времени отхлебывал бледно-желтую пенную жидкость.
Стратонов подошел и сел напротив.
– Здорово, Пир… кер… Пиркертон, – осилил наконец сложное слово Климов. "Хорошо, хоть не Эраст, – подумал Стратонов. – Добрый знак". – Как успехи?
– Девушка в общежитие не вернулась. Теперь их шесть, – кратко ответил Евгений, предпочитая опустить их встречу с Пинтом. – А у тебя что?
Климов поднял плечи к ушам и надолго застыл в таком положении.
– В больницах – шаром покати. Ни тебе девушек, ни простого человеческого сострадания, ни мензурки халявного спирта…
– Обидно… – вставил Стратонов.
– Не то слово. Но у меня все-таки есть новости.
– Какие?
– "Волгу"-то… Нашли!
Стратонов напрягся.
– Где?
– На окраине Ковеля. А в ней – пакет с батоном хлеба. Телефонограмма пришла в отделение. Я только что туда заходил. Шефа вызвали на ковер в управление. Он и сейчас там; подозреваю, что в коленно-локтевой позе. А потом он вызовет на ковер нас. Смекаешь?
– Ага. И больше ничего? С машиной?
– И больше ничего. Только хлеб.
– Негусто.
– Это так. Но, по крайней мере, мы знаем, где искать эту… Самую первую… – Климов пощелкал в воздухе пальцами, и рядом с ними возникла девушка в грязном переднике. Он оглядел ее с головы до ног и после недолгого раздумья сказал. – Детонька, еще сто граммов "Гжелки".
Девушка кивнула и исчезла.
– Не отпускать же ее просто так, коли пришла, – пояснил Климов. – Да. Так вот. Теперь мы знаем, где искать… – не дожидаясь, пока он снова станет щелкать пальцами, Стратонов пришел ему на помощь.
– Алену Шилову.
– Точно!
"На окраине Ковеля…" – подумал Стратонов.
В сознании сами собой всплыли слова Пинта. "Это не так далеко от Александрийска".
"Ковель и впрямь не так далеко от Александрийска", – заключил Евгений. Правда, это название было связано еще с одним мысленным образом, но только он никак не мог пока вспомнить, каким именно. Тем не менее, Стратонов решил взять Ковель на заметку.
"Ковель, Ковель, Ковель…".
Климов отхлебнул еще пива.
– По-моему, пора уже звонить их родителям. Не то нас упрекнут в "преступном бездействии".
– Да, это давно надо было сделать. Пошел уже третий день. Я почему-то все откладывал, надеялся…
– Надежды юношей питают, – фальшиво пропел Климов. – Надежды юношам дают….
Стратонов не разделял общеизвестную любовь оперативного состава к сомнительным шуткам, поэтому счел за благо промолчать.
– Если шефа нет, можно позвонить из моего кабинета, – сказал он.
– Да! Вот этим и займись, – согласился Климов. – А я… – он плотоядным взором окинул официантку, спешившую с новым пластиковым стаканчиком. – А я, пожалуй… Проверю еще кое-какие версии. Надо, знаешь, обойти несколько местечек… Опросить источники. Тебе-то никто ничего не скажет.
– Это какие "местечки"? Сауны, бары, бордели?
– Ну! Девочки же пропали, а не мальчики! Может, кто чего и знает? Ты пойми – должен кто-то делать всю черновую работу.
Стратонов хотел возразить, что, мол, более черной и неблагодарной работы, чем звонить родственникам пропавших, и представить себе трудно… Но не стал.
В словах Климова был резон; поскольку Евгению самому приходило в голову нечто подобное, значит, версия имела право на существование; ну, а опросить владельцев сомнительных заведений лучше, чем это сделает Климов, вряд ли кто-нибудь сможет.
– Хорошо. Я позвоню.
– Ну… Вот и давай, – Климов потер руки и взял стаканчик. – За успех нашего безнадежного дела! Ведь джентльмены берутся только за безнадежные дела!
Стратонов молча сидел, уставившись в одну точку. Ему внезапно пришло в голову, что, может быть, Пинт и выглядел безумным, однако его безумие было чертовски привлекательным.
Версия, что девушек похитили некие загадочные люди, не оставляющие никаких следов (не исключено, что эти люди были низкорослыми, с густыми длинными волосами цвета воронова крыла), была более красивой и… романтичной, что ли?
И хотя за недолгие годы службы Стратонов уже успел убедиться, что в розыскном деле не так уж и много романтики, но все же… Приходилось признать, что, видимо, Евгений был ее не чужд.
А от этого – всего один шаг до образа странствующего рыцаря, сопровождаемого верным оруженосцем. "Который у меня уже есть".
Он улыбнулся.
– Я вижу, у тебя хорошее настроение, – подметил Климов. – Ничего, шеф это поправит. Если спросит про меня – скажи, мол, собирает оперативную информацию. Понял? Пир… кер… Эраст?
Стратонов кивнул, вставая. Он помахал Климову и поплелся в отделение.
– Да пошел ты… – тихо процедил он сквозь зубы. – Какой я тебе "Эраст"?
Он прошел еще несколько шагов и вдруг отчетливо понял, кем же он хочет быть на самом деле.
"Де Ферраном! Рыцарем!" – видение не прошло бесследно.
Он выпрямил спину и перестал сутулиться – помнится, Наталья не раз упрекала его за это; хлопала между лопаток и командовала: "Не горбись!". Стратонов задрал голову и выпятил подбородок, придав лицу гордое и независимое выражение.
"Я найду их! Я все равно их найду!".
В отделении он пробыл два с половиной часа. Больше часа ушло на то, чтобы дозвониться родителям всех пропавших.
Евгений старался действовать деликатно, высказываться осторожно и в предположительной форме, но мать есть мать – на его долю выпало ровно шесть телефонных истерик. Выслушав их, Стратонов почувствовал себя обессиленным и опустошенным, точно две ночи подряд таскал мешки с цементом.
Ну, а последовавшая беседа с Блинниковым раздавила его окончательно. Начальник, засунув мясистую ладонь за левый отворот кителя и держась за сердце, расхаживал по кабинету и кричал.
Напоследок шеф немного успокоился и сказал: