Сначала тело Ленина было решено заморозить. Предложил эту идею инженер Красин. Его поддержали Дзержинский и Молотов. Оборудование было заказано в Германии. Но прежде, чем оно было изготовлено, наступила весна. Тело Ленина начало разлагаться. Надо было срочно что-то предпринимать.
Историческая встреча произошла в кабинете Дзержинского. Именно там Нубов познакомился с академиком Збарским.
– Для всех я буду вашим ассистентом. Официально же меня, вообще, нет и никогда не было, – сказал он в конце этой встречи.
Бальзамировать тело Ленина взялся профессор из Харькова Владимир Петрович Воробьев. Помогали ему Збарский, профессор Карузин и три ассистента – Шабадаш, Журавлев и Замковский. И, конечно же, Нубов. Сам процесс бальзамирования решили провести в помещении склепа.
Согласно официальной версии, 5 марта 1924 года по предложению экспертов из трупа Ленина было удалено содержание грудной и брюшной полостей. 26 марта начинается бальзамирование оставшейся оболочки трупа. Эксперимент был признан удачным.
На самом деле все было далеко не так.
– Боже! Его невозможно… – дрожащим голосом произнес Воробьев, осмотрев тело Ленина. Будучи человеком разумным, он понимал, чем им всем грозила неудача.
– Голову… Вы можете спасти голову? – спросил Нубов.
– Боюсь, что это тоже невозможно, – ответил профессор, – это конец…
– Спокойно, товарищи, – уверенно произнес Нубов, – приступайте к работе с телом. Остальное я беру на себя.
– Простите, но…
– Делайте, что он говорит, – оборвал Воробьева Збарский.
Через несколько бесконечных часов привезли "новое" тело. Оно было еще теплым.
– Сможете превратить его в Ленина? – спросил Нубов.
– Но, ведь, это подлог! – возмутился Воробьев.
– Вы забываете, что партия доверила вам создание символа коммунизма и революции, и наша задача – сохранить этот символ. Символ, а не плоть. Приступайте, профессор. Отсюда вы выйдете только героем. К тому же, у всех нас есть семьи… Или вы об этом забыли?
Так начался 4-х месячный ритуал бальзамирования тела человека, похожего на Ленина.
За время работы над телом Нубов зарекомендовал себя прекрасным знатоком не только древнего искусства бальзамирования, но и искусства общения с людьми. Свои бесценные замечания по поводу процесса он умудрялся излагать так, чтобы никоим образом не подорвать авторитет профессора Воробьева и других коллег.
Спустя несколько дней, в начале апреля…
– Здравствуйте, товарищи, – сказал Нубов, входя в склеп, – извините за опоздание (он пришел на сорок минут позже назначенного времени). Уверяю вас, если бы не одно неотложное дело, я ни за что бы себе этого не позволил.
Вслед за ним в помещение склепа вошел человек в форме ГПУ. В руках у него была покрытая иероглифами старинная шкатулка.
– Содержимое этого (он произнес неизвестное и, практически, непроизносимое слово) должно быть помещено в тело, – сказал он.
Взяв шкатулку, он благоговейно поставил её на стол рядом с телом вождя, затем, произнеся что-то на незнакомом языке, снял с неё крышку. Внутри лежали мумифицированные останки какого-то животного. Скорее всего, небольшого пса.
– Это же святотатство! – возмутился Воробьев.
– Послушайте, коллеги, – с металлическими нотками в голосе произнес Нубов, – нравится вам это, или нет, но (опять непроизносимое слово) будет покоиться в теле вождя. Это единственное, что имеет значение. Либо вы признаете это, либо признает кто-то другой. Вам понятно?
Бальзамировщики нехотя взялись за работу. Их до глубины души возмущало то, во что их втянул Нубов. Но, помня, как он решил вопрос с телом, они предпочли ему не перечить. У каждого были семьи.
1 августа 1924 года мавзолей был открыт для посещения. Миллионы людей хлынули туда, чтобы засвидетельствовать свои чувства покоящемуся там человекозверю.
Воробьев скончался в 1937 году после операции по удалению почки с доброкачественной опухолью. Сбарский был арестован в 1952 году и вышел на свободу через год после смерти Сталина. Умер он от сердечного приступа, прямо во время лекции в Первом Московском медицинском институте.
Уже значительно позже, во время перестройки, специалисты по вялотекущей исторической магии начнут писать о темных силах, связанных с культом мертвого тела. Будут говорить о сатанизме большевиков, о черной магии, о том, что в июле 1924 года, в мгновения ока, на пустом месте была создана целая наука, первый же опыт которой оказался сверхъестественно удачным. Будут писать о том, что здание Мавзолея, построенное в 1930 году по проекту некоего Алексея Щусева, сына смотрителя богоугодных заведений, занимавшегося проектированием церковной архитектуры в "русском стиле", повторяет форму зиккуратов, культовых сооружений древней Месопотамии. И так далее. Оставим эти домыслы на совести их авторов.
Какое к этому имел отношение К?
Был теплый весенний день. До окончания школы оставалась какая– то неделя. Затем экзамены, затем то, что принято называть будущим.
У входа в школу К остановил одетый, несмотря на теплую погоду, в костюм мужчина.
– Майор КГБ Смирнов, – представился он.
По телу К пробежал неприятный холодок.
– Не волнуйтесь, молодой человек, против вас мы ничего не имеем, – сказал майор, видя, какое впечатление он произвел на К, – с вами желает встретиться один человек. И я здесь для того, чтобы отвезти вас к нему в больницу.
– Да, конечно, – согласился К, понимая, что спорить с ним бесполезно.
– Тогда пройдемте к машине.
Черная "Волга" стояла от них в двух шагах.
К, действительно, привезли в больницу. В кремлевскую больницу.
– Как он? – спросил Смирнов у выходящей из палаты врачихи.
– Нам удалось привести его в сознание, но это не надолго, – ответила она.
В палате, весь в проводах и трубках лежал старый, умирающий человек.
– Я подожду за дверью, – сказал Смирнов, убедившись, что тот не спит.
– Здравствуй, сынок, – с большим трудом произнес больной.
От удивления К потерял дар речи. Всю жизнь он жил с матерью, которая работала учительницей в школе. Отца своего он не знал, а злые языки говорили, что его толком не знала и мать.
– Извини, что при жизни не уделял тебе внимания… Работа… Ты сам все поймешь…, – он закашлялся, – пришло время… я должен тебе передать… Не знаю, станет для тебя это благословением или проклятием… Ты должен будешь занять мое место… Стать Александром Нубовым…
– Так он передал мне свой секрет и свое имя, – продолжил после паузы К, – в одном он был прав. То, чем мне пришлось заниматься, для многих стало бы благословением, но для меня жизнь Нубова превратилась в проклятие. Десять лет назад я попытался все бросить и бежать. Итогом стали десять лет в этой больнице. Но, теперь уже не за горами тот день, когда я обрету свободу. Осталось только передать свой секрет.
– Надеюсь, не мне? – спросила Галина, которую совсем не радовала подобная перспектива.
– Об этом можете не беспокоиться, – заверил её К.
– Больше мне ничего не известно, – закончила она свой рассказ.
– И ты её отпустил? – спросил шеф голосом человека, разговаривающего с провинившимся псом, – ты решил, что не имеющий к делу человек может все это знать? Ты что, не понимаешь, что, если это правда, она ни под каким видом не попала бы в палату К просто так? Что с тобой произошло? – спросил он, посмотрев на Андрея, как на марсианина.
– Не знаю… Наваждение какое-то, – потупившись, ответил Андрей.
– То-то и оно, что наваждение… Бери машину и дуй в больницу, хотя, теперь это уже бесполезно. Действуй.
Как и предсказывал шеф, Галина покинула больницу сразу же после отъезда Андрея. Он уже собрался ехать к ней домой, как его позвали к телефону. Звонила жена.
– Как ты узнала, где я? – удивился он.
– Не важно, – сказала она не своим голосом, – приезжай срочно домой.
– Что-то случилось?
– Это не телефонный разговор.
Связь оборвалась. По голосу жены он понял, что, действительно, произошло что-то очень серьезное. Положив трубку, Андрей бросился к машине. Он был на грани паники.
Дома его ждали двое мужчин в черных костюмах.
– Неважно, кто мы такие, – опередил один из них вопрос Андрея.
– Тогда, что вам угодно?
– Оставьте это дело, не то пожалеете.
– Но я не могу отказаться выполнять приказ.
– Это мы берем на себя. Вы очень разумный человек, так, что, думаю, мы поймем друг друга.
Тем же вечером позвонил шеф.
– Тебя переводят в другой отдел, – сообщил он, – утром ты должен быть уже там. Вещи заберешь позднее.
Конечно, в каком-нибудь детективе или приключенческом романе герой на месте Андрея рискнул бы всем, и вывел бы кого-нибудь на чистую воду. Но Андрей был живым человеком. У него была жена. Новое место было перспективным и, если бы не это дело, он, возможно, никогда бы не смог его получить.
Андрей принял единственное разумное решение: забыть обо всем и жить, пока живется.
А, вскоре, закрыли и Семашкинскую больницу.
Посмотрев на часы, Катенька как-то сразу засобиралась домой.
– Мне тоже, пожалуй, пора, – решил Андрей.
– Поскучайте немного, пока провожу гостей, а потом будем пить кофе, – сказал Кирилл Федорович, включая телевизор.
Начиналось модное шоу, посвященное новой эпатажной коллекции одного из тех гениев одежды, которые шьют непонятно для кого, и непонятно зачем. Имя модельера, Август и К°", показалось Трубопроводову знакомым.
Как объяснили ведущие, эпатажным в этом шоу было все. Проходило оно в закрытом частном клубе и состояло из двух отделений: непосредственно показа и ужина, который тоже устраивал Август и К°". Вход только для немногих избранных. Для остальных – экран телевизора. И коллекция, и меню были окутаны тайной даже для ведущих этого шоу. Развеять тайну должна была трансляция в прямом эфире, которую и предлагали посмотреть зрителям.
Ты сосредоточено разглядывал какой-то журнал с фотографиями полуголых женских тел и ему было не до телевизора. Трубопроводов не был любителем переключать каналы, к тому же, когда делать было нечего, он был не прочь взглянуть на наряженных пугалами девчат.
Наконец, утомительная болтовня ведущих закончилась, и началась трансляция шоу.
В кромешной тьме послышался гипнотический мужской голос:
– Понятие "Бесчеловечность", как никакое другое, характеризует трусливую, подлую мерзопакостность нашей Человеческой сущности. Почему? По иронии судьбы, мы называем "бесчеловечным" исключительно то, что свойственно только представителям нашего вида. По крайней мере, на Земле.
Ни одно другое живое существо не будет кому-либо причинять страдание просто так, ради чистого удовольствия, не говоря уже о более "прогрессивных" мерзостях, которых немало знает история, будь то лагеря смерти, казни еретиков или отношение к другим формам жизни. Так, что, дамы и господа, хотите вы того или нет, но "бесчеловечность" является именно ЧЕЛОВЕЧНОСТЬЮ.
На эту ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ я и предлагаю вам взглянуть незашоренными от ставшего для вас естественным, ханжеского приличия, глазами, – произнес он.
Послышались редкие аплодисменты. Одновременно, вспыхнули два громадных телевизионных экрана, на которых всевозможными цветами переливалась надпись "человечность", и свет над подиумом. Зрителей скрывал полумрак. На подиуме, развалившись в старинном кресле, сидел Август и К°.
– Вот, блядь! – узнал его Трубопроводов.
Ты совершенно не обратил внимания на его реплику.
Заиграла музыка. Это был настоящий винегрет из религиозных гимнов и песнопений всех мировых конфессий, гимнов государств и, просто славящих бога и человека, песен.
Появились первые модели: мужчины, женщины, дети. Коллекция оказалась совершенно невыразительной. Вся одежда и обувь была сшита из кожи телесного цвета. Подстать одежде были и модели. Они выглядели так, словно Август и К° собрал на улице первых попавшихся людей, кстати, это было вполне в его духе. Трубоповодову стало скучно и он уже собрался переключить на другой канал или выключить телевизор, как вдруг крупным планом показали ноги модели, обутые в изящные туфли, носы которых были украшены человеческими ушами. Следом на подиуме появились две милые девочки в курточках, спину и грудь которых украшали татуировки. На груди, кроме этого, находились настоящие мужские соски. Затем на подиуме появились дамы с сумочками, сшитыми из женских грудей большого размера и украшенными человеческими зубами.
Каждая последующая модель была все более и более откровенной.
Замыкали коллекцию дамы в длинных платьях. Их шеи украшали "шкурки" детей: мальчиков и девочек 5–7 лет.
На телеэкранах название коллекции давно уже уступило место хронике. Показывали кадры, которые обычно любят демонстрировать "зеленые", только в роли животных были симпатичные человеческие детишки. Как детенышей морских котиков, их забивали палками, чтобы не испортить мех. Их варили живьем, как раков. Их подвешивали на крючья и перерезали горла, чтобы спустить кровь, как это делают с животными для того, чтобы получить кошерное мясо. Их "чистили" живьем, как рыбу. Как крупный рогатый скот, их забивали молотками. Английские леди и джентльмены травили их собаками, как лисиц. Их просто убивали ради забавы, насаживали на огромные рыболовные крючки, препарировали в школах и институтах… И все это под "Отче наш" и другие подобные вещи.
Оборвалась музыка, и потух свет. Вновь заговорил Август и К°.
– К сожалению, я не смог сделать свою коллекцию из натуральной человеческой кожи и мне пришлось использовать искусственный материал. Почему-то, в нашем мире насилия и убийства, это считается преступлением. Подобно тем, кто строил Третий Рейх и творил Мировую Революцию, мы считаем себя кем-то особенным, забывая о том, что вид, поступающий подобным образом со всеми остальными жителями этой проклятой планеты, достоин того, чтобы с ним поступали во сто крат хуже. Не потому ли уничтожили всех индейцев, что их считали существами, стоящими ниже на лестнице развития? Не потому ли уничтожали и превращали в рабов негров, что их считали существами, стоящими ниже на лестнице развития? Не потому ли уничтожили миллионы евреев и славян, что их считали существами, стоящими ниже на лестнице развития? Не потому ли сейчас национал-патриоты спокойно убивают на улицах всех тех, кто не является представителем "высшей расы", что их считают существами, стоящими ниже на лестнице развития? И не потому ли мы убиваем всех вокруг предельно варварскими методами, что считаем их существами, стоящими ниже на лестнице развития?
А, если так, то чем мы лучше тех, кто создавал лагеря смерти? И какое право мы имеем, вообще, их судить? Кто мы, как не убийцы всех и вся? Мы, дамы и господа – проклятие этой планеты. И, если в нас есть хоть капля любви, мы просто обязаны обрушить карающий меч на свои головы и головы своих ближних. Само существование человечества в его сегодняшнем виде – преступление. Мы должны измениться или подохнуть. Но, для первого мы слишком тупы, а для второго – слишком ленивы. Всё, на что мы способны – это реклама утопических полумер.
Можно сколько угодно рекламировать кожзаменитель и вегетарианство, но для производства "дерьмонтина" нужно сырье, а для того, чтобы выращивать ненасильственную травку – пространство. Соответственно, для этого надо осваивать все новые территории и заниматься тем, что мы умеем лучше всего – убивать. Так, что, всё это не более, чем синдром 13 этажа, когда из страха перед этим числом мы пытаемся обманывать сами себя, рисуя на стене спасительную четверку после единицы. Да, дамы и господа, больше всего мы боимся правды, которая заключается в том, что мы – далеко не венец и не образ с подобием, а, всего лишь элемент огромной системы, превратившийся в раковую опухоль, пожирающую все вокруг.
Единственно, в чем мы преуспели, так это в искусстве плодиться и убивать. Все остальное, включая нашу науку и культуру – это всего лишь декорации к смерти или совокуплению. Так, давайте спасем планету! давайте откроем двери бактериологических лабораторий! Давайте пустим ракеты! Давайте устроим бурю, которая сметет этот человеческий вертеп с лица Земли! Или, может быть, начнем, все-таки, думать, ограничим рождаемость, доведем нашу численность до разумных пределов и перестанем уничтожать все и вся? Ну да что-то я заболтался. Прошу всех к столу.
После рекламы началось шоу для умственно отсталой части домохозяек, и Трубопроводов переключил канал.
В студии, вальяжно развалившись на диване, разглагольствовал другой знакомый Трубопроводова: Настоятель Церкви Божественного Откровения Корнея Ивановича Чуковского Максим Максимович, как гласила пояснительная надпись внизу экрана. На нем была ряса кислотных цветов, украшенная детскими рисунками.
– Конечно, можно, сколько угодно, рассуждать о том, что Чуковский, подобно Маяковскому и многим другим советским писателям, воспевал в своих произведениях коммунистические идеалы. Для тех, кто так считает, Мойдодыр, например – это призрак коммунизма, воспетый Марксом, который очищает человеческие умы от грязи буржуазной идеологии. Крокодил для них – это партия, а Тотоша и Кокоша – пионерия и комсомол. Мама, в чьей спальне нашел себе пристанище Мойдодыр – это Европа или Россия. Здесь эти критиканы не смогли найти общий язык. Ну, а Грязнуля – это народ, немытый, нечесаный, темный…
– Как я понимаю, вы с этим категорически несогласны, – перебила его ведущая шоу.
– Разумеется. А вы, разве, согласны?
Пробормотав какую-то политкорректную чушь, ведущая вновь передала слово Максиму Максимовичу.
– Для нас Корней Иванович был, есть и будет истинным учителем и пророком, который в своих недетских "детских" стихах зашифровал послание из мира психоделической реальности, – продолжил он, – читая детям его сказки, мы, тем самым, обучаем их эзотерическим шаманским практикам, которые позже позволят им осознать глубину учений Дона Хуана, Гурджиева, Ошо, Лири, Кроули и многих других "искателей пути" из тюрьмы нашей реальности в Психоделическую страну. Творчество Чуковского – это ярчайший пример сталкинга, позволяющий шаману казаться детским писателем и благополучно дожить до старости, говоря людям вещи, за которые многие другие поплатились своей головой…
Вернулся Кирилл Федорович.
– Извините, что задержался, – сказал он, – мы немного поспорили о призраке коммунизма с Андреем.
– А вам не надоело переливать из пустого в порожнее? – спросил Трубопроводов, которого уже тошнило от, ставшего модным, развенчания "красного режима", – советская власть благополучно закончилась уже лет десять назад. Чего это, спрашивается, мусолить?