У Линн был роман с одним ведущим теленовостей, продолжавшийся до тех пор, пока его прическа - копна коричневато-седеющих волос - однажды не вывела ее из себя. Они покуривали травку и валялись в постели до полудня, а когда парень наконец собрался уходить, он целый час приводил свою прическу в порядок, готовясь к выпуску вечерних новостей. Линн очень скоро пришла к выводу, что за его убойной внешностью и нарочитой обходительностью скрывается самовлюбленный показушник.
У нее был роман с женатым менеджером радиоканала, весьма искренним человеком. Он появлялся у нее дома по понедельникам и вторникам и все вечера напролет рассказывал о критической ситуации на работе и о трагической - дома: жена у него была алкоголичка. Линн казалось, что она любит его, но спустя несколько недель, после выслушивания его горестных излияний, когда он приходил, усталый и разбитый, но "постельные функции" выполнял исправно, она пришла к выводу, что искренность и содержательность - вещи разные. Да и вообще, тем, кто любит плакаться в жилетку, лучше всего исповедоваться собственной мамуле либо психотерапевту!
Арти после шести месяцев работы повысил ей жалованье до двадцати тысяч в год. Она восприняла это спокойно. Ну и что? В этом разве счастье?
Ей хотелось уединения, хотелось тихой, спокойной жизни. А ей приходится вечно улыбаться, сохраняя лучезарное выражение лица, когда совсем не хочется этого делать! Эти улыбочки - прямо как заноза в заднице… Этот формат не для нее! Да и вообще, едва только узнаешь человека поближе, сразу хочется послать его подальше. А эти рокеры - просто головная боль. Во-первых, они появляются со своими рок-концертами, когда их перестаешь ждать. Да и вообще, у них напрочь отсутствует чувство времени! Ей приходится часами ожидать их прилета в аэропорту Детройта. А затем толкотня в номерах и вестибюлях гостиниц, тягостное ожидание за кулисами в толпе поклонников и администраторов гастролирующих групп, высокомерное отношение со стороны менеджеров и прочих представителей музыкального шоу-бизнеса… Короче, ожидание успеха или провала…
Да, но кто из бывших церковных дирижеров всего лишь со школьным образованием, парой сезонов работы в церковном хоре и девятью годами тряски в трейлере бывшего мужа-ковбоя получает двадцать штук в год да еще оплачиваемые служебные расходы?
Впрочем, Америка - страна великих возможностей. Это раз! Два - в жизни не исключаются счастливые случайности - этот вечный резерв Господа.
4
- Все эти лабухи такие значительные и выдают такой напряг, будто кто-то в соседнем номере умирает или рожает, - вздохнула Линн. - Но все, что они умеют делать, - это лабать рок-н-ролл. И я думаю иногда - что я делаю здесь?
- Зарабатываешь деньги, - заметил Билл Хилл, стоявший возле двери на балкон, выходящий на площадку для гольфа, совершенно безлюдную. Народ, похоже, ужинал. - А у меня балкон выходит на парковку. Сколько ты платишь? Примерно четыреста баксов?
- Триста девяносто, - ответила Линн.
Она сидела на диване, поставив телефонный аппарат на журнальный столик рядом с бутылкой шампанского "Асти Спуманте" за четыре доллара девяносто девять центов, которую принес Билл Хилл. Линн предпочитала за семь долларов девяносто девять центов, но с некоторых пор полюбила белое вино "Галло вайнери" калифорнийской компании по производству вин.
- Понимаешь, я внушаю себе, что нахожусь там, где хотела. Я могу, ты знаешь, становиться рассудительной. Но мой желудок одергивает меня. Велит мне убираться отсюда, а не то, мол, его вывернет наизнанку…
- Твой желудок… - повторил Билл Хилл.
- Короче, меня тошнит от всех этих агентов, менеджеров… Приезжают на место, устраиваются. Но именно я устраиваю им радушный прием. К примеру, заказала только что прибывшей группе пиво, водку, виски, мясную нарезку, превосходный набор сыров…
- И где это все?
- В отеле "Шератон", рядом с Понтиаком. Если группы выступают в "Сосновой шишке", обычно мы размещаем их в "Шератоне", разумеется, если они не попали в список неблагонадежных лиц, вызывающих неприязнь у администрации отеля.
- "Кобры"… Обормоты какие-то… Вряд ли я когда-либо слышал о них, - покачал головой Билл Хилл.
- Ты, похоже, на пороге вступления в период половой зрелости, - усмехнулась Линн. - Эти "кобры" одеты в трикотажные облегающие комбинезоны из ткани типа шкуры змеи, открытые спереди практически до гениталий и выставляющие на всеобщее обозрение костлявые белесые телеса. Все они в ботинках на платформе. Два брата, Тоби и Эббот, и четверо других парней из этого "отряда пресмыкающихся", думаю, выходцы из какой-то секты.
- О господи! - вздохнул Билл Хилл.
- Они слабаки, но подожди… - Линн отпила из бокала шампанского, закурила и откинулась на спинку обитого малиновым велюром кресла. - Арти тоже здесь, но я одна все устраиваю. Я пригласила кое-каких знакомых из магазинов, торгующих грампластинками. Пригласила прессу… Думаю, придут юнцы, ну прямо из школьной стенгазеты, но кто знает. Пригласила знакомых диск-жокеев… Не громкие имена, но хорошие парни. Обещал прийти Кен Калверт, музыкальный директор филиала Эй-би-си. Я его умоляла поддержать мое реноме в глазах всей этой дерьмовой братии из Лос-Анджелеса. Впервые в жизни я умоляла кого-то о чем-то. Кенни сказал, что он содрогается лишь при одном упоминании о группе "Кобры", но согласился прийти, взять у них интервью.
- Боже, - покачал головой Билл Хилл.
- Кен пришел, а также парочка диск-жокеев, присутствуют представители торговли, прессы… Все поклонники и администраторы толпятся вокруг, поглощая напитки и сыр, а эта группа, гребаные "Кобры", не желают выходить из своего номера, примыкающего к фойе. Тоби или Эббот, не знаю кто, лишь раз вышел к ним в своем трико, обтягивающем яйца, насадил на вилку почти половину сыра и удалился. Я пошла, постучала в дверь. Вышел малый, которого я прежде не видела, и сказал, что у них есть все, что им нужно. Я сказала ему, что люди пришли на встречу с "Кобрами". А Кен Калверт из филиала Эй-би-си собирается взять интервью. И тогда на пороге появился еще один и заявил, что ребята ни с кем не хотят разговаривать. И ты знаешь, почему они уперлись? Потому что вчера вечером в Толидо, в штате Огайо, группа-дублер смела их со сцены.
- На самом деле? - вскинул брови Билл Хилл.
Он слушал вполуха то, что говорила Линн, но уделял ей внимание, удобно устроившись в кресле с рюмкой водки и лимонным соком и выжидая, когда наступит момент, позволяющий прервать ее и приступить к изложению дела, ради которого он оказался здесь.
- "Кобры" ведут себя нагло и бесцеремонно, - продолжала Линн, - потому что группа, открывшая шоу, играла громче, чем они. Я посоветовала администратору уменьшить звучание динамиков у дублеров. Видишь ли, "Кобрам" приходится пользоваться усилителями, пускать их на всю катушку, потому что у них абсолютно отсутствует талант. Тут появился какой-то тип и стал наезжать на меня. Мол, зачем я пригласила столько народу. Я взглянула на Арти, а он ни гугу. Короче, некоторые из приглашенных стали свидетелями этой разборки…
- Ужасно, - сказал Билл Хилл.
- Вот именно! - кивнула Линн. - Но кого это волнует? В сфере шоу-бизнеса у многих непомерное самомнение. В особенности у панк-рокеров, у лабухов. Порой с ними просто невозможно общаться. На каждом шагу нарываешься на хамство…
- Я бы ушел, - прервал ее Билл Хилл.
- Я так и сделала.
- Неужели?
- Представь себе! Арти пытался меня удержать, но я села в автомобиль и уехала. Если он объявит мне, что я уволена, скажу, что сама ушла. Если нет… Короче, мне надо отдохнуть, прежде чем принимать какое-либо решение.
Билл Хилл подошел к Линн и налил ей в бокал еще немного "Спуманте". Она выглядела не лучшим образом. Усталые глаза, подрезанные выше колен и обтрепанные джинсы, футболка с глубоким вырезом…
- Деньги - это еще не все, если работа не радует, - произнес он вполголоса.
- Дело не в работе, - возразила Линн. - Если я не в состоянии справиться с трудностями, которые встречаются на любой работе, надо уходить. Иначе я стану раздражительной и несчастной.
- Знаешь, кто сейчас самая счастливая? - спросил Билл Хилл, подойдя к барной стойке. - Вирджиния Уоррел…
- Знаю. Она звонила мне.
- Звонила? - Билл Хилл стоял у стойки с бутылкой водки в руке и во все глаза смотрел на Линн. - Я и не знал, что вы настолько близко знакомы.
- Думаю, она звонила всем, кого знает. Стать снова зрячей - это, согласись, чудо.
- Она рассказывала тебе об этом парне по имени Ювеналий?
- Она расспрашивала меня о том, как делать макияж. Она считает, что я дока в этом деле. Я сказала ей, что делаю легкий макияж, и посоветовала ей не слишком усердствовать с тушью для ресниц, вспомнив, что у Вирджинии прекрасные густые ресницы.
- Что она говорила о Ювеналии?
- Сказала, что он милый и приятный.
- Хочешь с ним познакомиться?
- Мне-то зачем?
- Вирджиния говорила тебе о том, что они с ним виделись?
- Говорила. Она ездила к нему в центр, и они там пили кофе.
- Я пытался встретиться с ним, ездил в центр четыре раза, но его будто прячут от меня. Я решил, что они наверняка виделись, и позвонил ей. И действительно, они встретились. Говорили о том о сем… Вирджиния считает, что он исцелил ее.
- Но ведь не от кулаков мужа она прозрела! - усмехнулась Линн.
- Вирджиния убеждена, что Ювеналий - чудотворец. Сказала мне, что он совершил чудо, но, мол, он избегает разговоров на эту тему и все время отшучивается.
- Ну и что? А мне она сказала, что он вселил в нее уверенность, оптимизм. И не потому, что говорил какие-то особенные слова, а просто у нее возникло ощущение своей значимости, значительности, если угодно…
- Любопытно, знаешь ли! А мне она сказала, что у нее возникло ощущение, будто он знает о ней то, о чем она ему и не заикалась.
- В разговоре со мной она упомянула об этом, - кивнула Линн.
- Она говорила тебе, что он был монахом-францисканцем?
- Нет, не говорила.
- А о том, что он был миссионером в Бразилии, в низовьях реки Амазонки?
- Тоже не говорила.
- Он вернулся примерно четыре года назад, служил какое-то время в нашей семинарии, а затем распрощался с орденом францисканцев.
- С чего это вдруг?
- Пару слов о францисканском ордене, для твоего сведения, так сказать. Дело в том, что в этом ордене, объединяющем аббатства или монастыри, живущие по единому уставу, никого не называют приором или аббатом, потому как все считаются братьями, а настоятели монастырей - слугами братьев. Францисканцы традиционно контролируют ряд университетов, колледжей, имеют свои издательства. Между прочим, в Оксфордском университете установлен памятник одному из наиболее знаменитых францисканцев - Роджеру Бэкону.
- Надо же, а я и не знала! - Линн отпила из бокала шампанского. - Образованные, стало быть, эти францисканцы. А как у них насчет дисциплины?
- Францисканцы никого в своих рядах насильно не удерживают. Думаю, Ювеналию не составило труда выйти из ордена. Но с другой стороны, если в Бразилии, будучи миссионером, он выполнял обязанности, касающиеся духовной сферы, почему все-таки он вышел из ордена?
- Быть может, что-то не устраивало его? Может быть, по уставу францисканцам не позволено заниматься тем, чем хочется? Ты видел фильм "История монахини"? Помнишь, монахиня - ее играла Одри Хепберн - убежала из монастыря из-за придирок настоятельницы. Терпела, терпела и в конце концов не выдержала…
- Я думал об этом. Но, как мне кажется, тут дело в другом. Возможно, в Бразилии Ювеналий, помимо миссионерской деятельности, занимался целительством, исцелял всяких убогих калек, и кому-то это стало поперек горла, поэтому его отправили восвояси. Понимаешь?
- Как не понять! Зависть никаким уставом не вытравишь…
- Допустим, но я о другом. Невежественные туземцы наверняка стали считать Ювеналия святым, и убогий народ со своими недугами к нему валом повалил, и тогда возникла угроза возникновения культа Ювеналия, что могло привести к коммерциализации религии, а это, как говорится, ни в какие ворота… Понимаешь, о чем я говорю?
- А то! Я как-никак у тебя работала…
- Я говорю о другом… - покачал головой Билл Хилл.
- Ну да! О другом… - Линн закурила. - Ты говоришь о настоящем целителе, а не о Бобби Форши, появившемся у тебя во времена оны, из каких-то там сосновых лесов. Между прочим, твой преподобный Бобби ужасно досаждал мне. Все пытался затащить меня к себе в постель! Ужасный человек… Ты знаешь об этом?
- Поговорим о нем в другой раз, а что касается Ювеналия, думаю, он и в самом деле целитель. А ты как считаешь?
- Откуда мне знать, целитель он или нет? - пожала Линн плечами. Отхлебнув шампанского, добавила: - Вообще-то в жизни порой происходят весьма странные, необъяснимые вещи. Я, к примеру, верю, не знаю почему, но верю в то, что даже твой преподобный Бобби Форши исцелил парочку-другую недужных, если уж вбил себе в голову, что может это сделать…
Вот это он и хотел услышать!
Билл Хилл снова опустился в кресло. Задумчиво кивая, он не столько соглашался с тем, что сказала Линн, сколько радовался тому, что она осталась приверженкой фундаментализма после года работы в сфере разнузданного рок-н-ролльного шоу-бизнеса.
- Ты веришь в чудеса? - спросил он, кинув на нее внимательный взгляд.
- Да, а что?
- А ты не хочешь познакомиться с Ювеналием?
- С какой целью?
- Чтобы убедиться в том, что он действительно целитель.
- А если да, что тогда?
- Понимаешь, он меня сильно заинтересовал. А тебя?
- Хочешь оставить свой бизнес, да? Решил, что понапрасну тратишь свой талант предпринимателя, впаривая заезжим туристам автофургоны, трейлеры, прицепы и тому подобное?
- Тебя Ювеналий заинтересовал или нет?
- Слегка. Я пока его даже не видела.
Пока… Стало быть, знакомство не исключается! Билл Хилл задумался.
- Ты ведь понимаешь, почему мне никак не удается побеседовать с Ювеналием, - сказал он после непродолжительной паузы. - Отец Квинн из реабилитационного центра, думаю, наслышан обо мне от Вирджинии. Он, на мой взгляд, мне не доверяет. Служащие там дружелюбные, коммуникабельные, однако, пообщавшись с ними, становится ясно, что о Ювеналии не узнаешь ничего, пока не станешь пациентом этого центра, которому присущи принципы организации "Анонимные алкоголики". А что, если ты попадешь туда на пару дней?
- Ну ты даешь! - Линн сделала большие глаза. - Я же не пьяница. Позволяю себе в неделю от силы пару таких бутылок. - Она кивнула на бутылку "Спуманте".
- Но зато ты в течение десяти лет наблюдала, как закладывал за воротник Дуглас. В каком состоянии он пребывал по утрам?
- Он был просто никакой! Казалось, он отдает концы, пока не опрокидывал первую рюмку.
- Ты можешь подобное изобразить? Скажем, пошатываться и чтобы руки подрагивали…
- Я никогда не смогу блевать так, как Дуглас.
- Скажешь, что тебя подташнивает, да и все. А когда увидишься с Ювеналием, сообщи ему вскользь, что у тебя какое-то заболевание и что ты по этой причине весьма удручена. Посмотрим, что он станет делать.
Билл Хилл выдержал паузу, давая Линн возможность осмыслить его идею.
Было еще светло, где-то без двадцати восемь.
- Ну скажу я ему об этом, а он примется мне внушать, что я здорова, и что? - произнесла Линн в раздумье.
- Важно выяснить, обладает ли он какими-либо особыми способностями, - стоял на своем Билл Хилл. - Если обладает, то почему держит их в секрете? Вот что вызывает недоумение. Вирджиния сказала, что ощущаешь какие-то флюиды, когда находишься рядом с ним. Хотелось бы знать, какие ощущения вызывает прямой контакт с ним.
Линн задумалась.
- Притвориться, будто я страдаю от недомогания? Но какого? - произнесла она после паузы.
- Ну, если ты алкоголичка, тогда это может быть гастрит, язва желудка, цирроз печени… Разве Бобби Форши не лечил тебя?
- Тогда у меня начинался сахарный диабет. То, что ты предлагаешь, не годится. Думаю, там сделают анализы и обнаружат, что у меня ничего этого нет.
- Придумаем еще что-нибудь…
Билл Хилл не беспокоился о деталях. Он добился главного - Линн согласилась.
- Этот центр напоминает больницу? - спросила она погодя.
- Скорее дом отдыха, - ответил Билл Хилл.
- Как я туда попаду? Скажу, что я алкоголичка, и все?
- Это только первый шаг. Затем, как правило, надо ждать…
- Как долго?
- Какое-то время, если только алкоголик не находится в крайне плачевном состоянии. - Билл Хилл помолчал, потом добавил: - Допивай бутылку, я принесу другую, хотя, думаю, дело пойдет быстрее, если выпьешь водки, и тогда утром тебя не сильно будет мучить жажда.
- Хочешь, чтобы сегодня вечером я напилась до потери пульса? - прищурилась Линн.
- Там у них другие мерки, - улыбнулся Билл Хилл.
5
Позднее Август Марри говорил, что, кроме него и еще двадцати членов Общества Святого Духа, практически все должностные лица в зале суда были чернокожими.
- Хотите составить определенное мнение о Детройте - наведайтесь в регистратуру актов в окружном суде. Фрэнк Мэрфи, либеральный демократ и сторонник нового курса президента Рузвельта, в бытность свою мэром Детройта, а затем министром юстиции и членом Верховного суда - неслабо постарался, уравнивая всех граждан в правах, - добавлял он с усмешкой.
Судебный делопроизводитель, сидевший за конторкой на возвышении, был чернокожим. Сержант полиции, он же судебный пристав, тоже. Присутствовали, конечно, и белые: девушка-адвокат, пытавшаяся что-то доказать, еще одна блондинка-стенографистка - короче, раз-два и обчелся.
В зале суда ожидали рассмотрения их дел черномазые карманники, чернокожие, избивавшие своих жен, черножопые насильники, хулиганы всех мастей, эксгибиционисты. Несколько белых тоже ожидали своей очереди.
Лицо у судьи Кинселла было серо-зеленым, но он, скорее всего, был белым. Помощник прокурора, заросший волосами, смахивал на какого-то гибрида.
Август дождался своей очереди спустя пару часов после начала заседания суда.
Он встал перед микрофоном и минут пять смотрел на судью, пытаясь перехватить его взгляд. Судья просматривал какие-то бумаги, разговаривал с черной женщиной-полицейским, и она ему в чем-то клялась, вскидывая руку. Августу Марри хотелось оглянуться, но он продолжал неотрывно смотреть на судью, ожидая, что тот поднимет глаза, окинет взглядом зал и увидит группу белых молодых людей с нарукавными повязками, на которых был изображен парящий белый голубь - символ Святого Духа.
На Августе Марри была спортивная коричневая куртка, из-под распахнутого ворота которой выглядывал воротник белой рубашки. Из нагрудного кармана торчала серебряная авторучка, набор карандашей и пара маркеров. На его левой руке тоже была повязка Общества Святого Духа. Он все ждал, что судья хотя бы заметит его повязку, но так и не дождался.
Когда судья оторвался от бумаг, он сразу приступил к делу. Август Марри стоял в демонстративно расслабленной позе. Ступни ног в коричневых ботинках на каучуковой подошве были расставлены на ширину плеч, кисти рук сложены за спиной - правая рука обхватывала левое запястье. Он собирался сохранить эту позу на протяжении всего судебного разбирательства.
Судебный секретарь сказал:
- Мистер Марри, вы обвиняетесь в нападении с нанесением побоев…