Легче просить прощения, чем разрешения… конечно, если не имеешь дела с малым народом, не склонным прощать. Способность прощать они считают христианским качеством, а к христианству относятся не слишком хорошо.
Я не стала лгать себе и утешаться тем, что Зи справится с собой. Я мало знаю о его прошлом, но его самого знаю хорошо. Он вбирает в себя гнев и делает его таким же вечным, как татуировка у меня на животе. Он никогда не простит мне, что я предала его доверие.
Нужно чем-то отвлечься, что-то делать, чтобы руки и мозг были заняты, чтобы не думать с тоской, что сделала что-то ужасное. К несчастью, в пятницу я позже обычного задержалась в мастерской и выполнила там всю работу, полагая, что следующий день, субботу, проведу на музыкальном фестивале. У меня сейчас нет даже машины-проекта, над какими я обычно работаю. Мой нынешний восстановительный проект - "карманн гиа" - сейчас проходит стадию обивки сидений.
Тревожно побродив по дому, я испекла печенье с ореховым маслом, отправилась в маленькую третью спальню, служившую мне кабинетом, включила компьютер, соединилась с Интернетом и принесла печенье.
Ответила на письма сестры и матери, потом просто побродила по сети. Печенье оставалась в тарелке. Когда я расстроена, я готовлю. Но это не значит, что я ем.
Нужно чем-то заняться. Я принялась вспоминать разговор с дядюшкой Майком и решила, что он действительно не знает, кто убил О'Доннелла. Хотя совершенно уверен, что это не огры, иначе вообще не стал бы их упоминать. Я знала, что убийца не Зи. Дядюшка Майк считает, что и Серые Повелители ни при чем - и я с ним согласна. С точки зрения малого народа убийство О'Доннелла - большая неприятность, каких Серые Повелители стараются избегать.
Старинный посох, который я нашла в углу гостиной О'Доннелла, имеет какое-то отношение к убийству. И настолько важен, что ворон… нет… как же его назвал дядюшка Майк… Пожирательница Падали явилась забрать его, а дядюшка Майк не хотел об этом говорить.
Я обратилась к поисковой программе, которой пользуюсь, когда захожу в тупик. Набрала посох и волшебство и нажала клавишу.
И получила ожидаемый результат. Заменила "волшебство" "фольклором", но только после замены на дорожный посох (после того как попробовала волшебный посох и волшебная палочка) я нашла сайт, на котором приводилось множество волшебных сказок и книг о фольклоре.
Я нашла свой дорожный посох - точнее, просто дорожный посох.
Его подарили фермеру, который оставлял на пороге молоко и хлеб для малого народа. Пока он владел посохом, все его овцы приносили по два здоровых ягненка в год и давали фермеру возможность процветать, хотя и скромно. Но (в волшебных сказках всегда есть "но") однажды вечером, когда фермер шел по мосту, он выпустил посох из рук, посох упал в воду, и его унесло течением. Вернувшись домой, фермер увидел, что его поля затопило, а почти все овцы утонули - все то, что дал ему посох, ушло вместе с ним. Он так и не нашел больше этот посох.
Маловероятно, что посох, дающий своему владельцу ежегодно по два ягненка от каждой овцы, стоит того, чтобы из-за него убивать, - особенно если убийца О'Доннелла его не брал. Либо я нашла не тот посох (этот не так важен), либо убийца О'Доннелла искал не его. Единственное, в чем я была уверена, - О'Доннелл взял его в доме убитого иного из леса.
Жертвы, хотя я знала их только по именам, постепенно становились для меня реальными. Коннора, иной из леса, селки… Зи часто говорил мне, что у людей в обычае всему приклеивать ярлыки. Обычно он говорил так, когда я пыталась заставить его рассказать о себе.
Повинуясь неожиданному порыву, я набрала "темный кузнец" и "Дронтхейм" и нашла историю, рассказанную мне Сэмюэлем. Дважды прочитала ее и откинулась в кресле.
Вообще-то похоже. Я могу себе представить, как Зи кует меч, способный разрубить что угодно - в том числе и своего хозяина.
Но в рассказе не было ни Зибольда, ни Адельберта. Имя Зи Адельбертсмайтер значит "кузнец из Адельберта". Я однажды слышала, как один из малого народа разговаривал с другим, называя Зи "тот самый Адельбертсмайтер". При этом он понизил голос.
Я набрала Адельберт и невольно рассмеялась. Первым появился святой Адельберт, миссионер из Нортумбрии, пытавшийся в восьмом веке крестить Норвегию. О нем я смогла узнать только, что он принял мученическую смерть.
Неужели этот Адельберт - Зи?
Зазвонил телефон, прервав мои размышления.
Прежде чем я смогла что-то сказать, очень английский голос произнес:
- Мерси, бегом ко мне.
Фоном был шум - рычание. Звучало оно странно, и я, отведя трубку от уха, убедилась, что слышу его из дома Адама и без телефона.
- Адам? - спросила я.
Бен не удостоил меня ответом, только добавил крепкое словцо и повесил трубку.
Этого оказалось достаточно, чтобы я пронеслась по дому и выскочила, все еще держа в руке телефон. Его я бросила на пороге.
Я перепрыгивала через проволочную изгородь, отделяющую мои три акра от гораздо большего участка Адама, когда мне впервые пришло в голову - почему Бен позвонил именно мне, а не позвал, например, Сэмюэля, который, во-первых, вервольф, а во-вторых, более доминантен, чем Адам?
Глава шестая
Я не стала обегать дом Адама, просто раскрыла черную, кухонную, дверь и вошла. Никого не было.
Кухня Адама устроена с расчетом на cordon blue - дочь Адама Джесси кактто сказала мне, что ее отец очень хорошо готовит, но делает это не часто.
Как и в остальном доме, убранство - заслуга бывшей жены Адама. Мне всегда казалось странным, что, за исключением гостиной, выдержанной в строгих белых тонах, весь остальной дом кажется гораздо более спокойным и приятным, чем была сама экс-супруга Адама. А мой дом украшен тем, что предлагают на дешевых распродажах, и лишь несколько внесенных Сэмюэлем дополнений не дают ему выглядеть кошмарно.
В доме у Адама пахло лимонным очистителем, "винидексом" и вервольфами. Но мне не нужны были обоняние и слух, чтобы сказать, что Адам в доме - и что он очень сердит. Энергия его гнева обрушилась на меня волной.
Из гостиной я услышала шепот:
- Нет, папа.
И меня нисколько не успокоило послышавшееся в ответ низкое рычание. Впрочем, если бы все было в порядке, Бен не позвонил бы. Я очень удивилась, что он вообще мне позвонил: мы с ним не дружили.
На голос Джесси я прошла в гостиную. В большой комнате повсюду сидели вервольфы, но магия Альфы действовала на меня, и я видела только Адама, хотя он стоял лицом не ко мне. И был так прекрасен, что мне потребовались некоторые усилия, чтобы вспомнить: сейчас кризисная ситуация.
В комнате под грозным взглядом Адама на новом старинном викторианском диване, который сменил обломки прежнего старинного викторианского дивана, сжались два человека. На месте Адама я бы не стала тратить деньги на старинную мебель. Хрупкие вещи не слишком хорошо приживаются в доме Альфы.
Одной из этих двоих была Джесси, дочь Адама. Другим - Гэбриэль, подрабатывающий у меня старшеклассник. Он одной рукой обнимал Джесси за плечи и рядом с миниатюрной девушкой казался крупнее, чем на самом деле. С тех пор как я видела ее в последний раз, Джесси выкрасила волосы в голубой цвет, что выглядело приятно, хотя и несколько странно. Обычная обильная косметика стекла с лица, которое расцветили полоски потеков металлически-серебряных теней для глаз, черной туши для ресниц и слез.
В первое мгновение мне пришло в голову самое очевидное. Я ведь предупреждала Гэбриэля, чтобы он был поосторожней с Джесси, и объяснила ему, как опасно приглашать на свидания дочь Альфы. Он выслушал и торжественно обещал вести себя благоразумно.
Но тут я заметила, что под полосками косметики видны еле заметные свежие синяки. А то, что я приняла за краску для ресниц, на самом деле было дорожкой свернувшейся крови, от ноздри до верхней губы. На одном обнаженном плече - красный след от соприкосновения с гравием дороги. Гэбриэль не мог это сделать - а если бы сделал, сейчас был бы уже мертв.
Черт побери, подумала я, холодея. Кто-то сегодня умрет.
Покорная поза Гэбриэля, должно быть, была вызвана тем, что сделал Адам, потому что при виде меня Гэбриэль расправил плечи, поднял голову и посмотрел в лицо отцу Джесси. Не очень умный ход при встрече с рассерженным Альфой, но храбрый.
- Ты их знаешь, Гэбриэль?
Лица Адама я не видела, но его голос сказал мне, что глаза у него сейчас ярко-золотые.
Я сделала еще один шаг в гостиную и едва не опустилась на колени от волны силы - все волки в комнате повалились на пол. Это заставило меня посмотреть на них, и я поняла, что на самом деле их здесь не так много, как я вначале подумала. У вервольфов есть способность заполнять собой все пространство.
На самом деле их было всего четверо. Хани, одна из немногих женщин в стае Адама, и ее муж держались за руки, сжимая их так, что побелели костяшки.
Даррил сохранял бесстрастное выражение лица, но на его смуглом лбу выступило несколько капель пота. В его жилах текла китайская и африканская кровь, отчего получилась необычайная смесь цветов и особенностей внешности. Днем он исследователь в Тихоокеанской национальной лаборатории, в остальное время - второй в стае после Альфы.
Бен, сидящий рядом с Даррилом, кажется бледным, как его волосы, и очень хрупким, но это впечатление обманчиво: на самом деле Бен крепко сшит. Как и Хани, он смотрит в пол, но, опускаясь на пол, он бросил на меня отчаянный взгляд, который я не смогла истолковать.
Бен бежал из Англии в стаю Адама, чтобы уйти от подозрений в многочисленных жестоких изнасилованиях. Я абсолютно уверена, что он не был виновен… но что-то в нем подсказывало мне, что и я первым заподозрила бы его.
- Папа, оставь Гэбриэля в покое, - сказала Джесси с намеком на свою обычную независимость.
Но ни Адам, ни Гэбриэль не обратили внимания на ее протест.
- Если бы я знал, кто они и где их найти, меня бы здесь не было, сэр, - мрачно сказал Гэбриэль; голос у него был как у тридцатилетнего. - Я бы привез Джесси к вам и отправился за ними.
Гэбриэль - самый старший мужчина в доме, где все говорит о бедности. Это вынудило его много трудиться и сделало чересчур взрослым для своих лет. Если раньше я думала, что он проявляет безрассудство, встречаясь с Джесси, то сейчас решила, что Джесси с ним повезло.
- Ты в порядке, Джесси? - спросила я. Мой голос больше, чем я хотела, напоминал рычание.
Она вздрогнула и посмотрела на меня. Потом вскочила с дивана - она старалась держаться не слишком близко к Гэбриэлю, чтобы не давать отцу дополнительных поводов для гнева, - подбежала и уткнулась лицом мне в плечо.
Адам повернулся и посмотрел на нас. Будучи гораздо благоразумнее Гэбриэля (хотя эту свою способность я использую, только когда мне это выгодно), я почти сразу опустила взгляд к волосам Джесси, но увидела я достаточно. Глаза Адама сверкали на стадии перемены, они были желто-ледяными и светлыми, как утреннее морозное солнце. От силы, с которой он стискивал челюсти, по его щекам бежали, чередуясь, белые и красные полосы.
Если когда-нибудь Адама сфотографируют в таком виде, все усилия вервольфов, потраченные в последние годы, пропадут зря. Альфа в таком виде - очень-очень опасное чудовище и никто больше.
Он был не просто рассержен: думаю, в английском языке нет слов, чтобы описать, какой гнев был на его лице.
- Ты должна его остановить, - еле слышно прошептала Джесси. - Он убьет их.
Я могла бы ей сказать, что она может не шептать, когда отец в комнате: он все равно услышит.
- Ты защищаешь их! - сердито взревел он, и я увидела, как остатки человека уступают место зверю. Не будь он доминантом, не будь Альфой, я уверена, он уже переменился бы. Но и сейчас я видела, как его черты начинают расплываться.
Только этого не хватало.
- Нет, нет, нет, - твердила мне в лицо Джесси; она вся дрожала. - Его убьют, если он причинит им вред. Он не должен… не должен…
Не знаю, на что рассчитывала моя мать, когда по совету уважаемого двоюродного деда, оказавшегося вервольфом, отправила меня на воспитание в стаю. Но ведь я не девушка-подросток, не мать-одиночка, которая работает за жалкие гроши и обнаруживает, что ее новорожденная дочь может превращаться в койота. Со мной все вышло неплохо - детство было не хуже, чем у большинства людей. Еще я научилась обращаться с рассерженными вервольфами, и это очень хорошо, часто говаривал мне приемный отец, потому что у меня талант их сердить.
Но все же справляться с ними легче, если их рассердила не я. Первый шаг - привлечь к себе внимание.
- Довольно, - спокойно и решительно сказала я, перекрывая шепот Джесси. Мне не нужны ее предостережения, чтобы понять, что она права. Адам отыщет тех, кто так обошелся с его дочерью, и убьет, не думая о последствиях. Пагубных для него, а возможно, и для всех остальных вервольфов.
Я подняла голову, чтобы посмотреть в яростные глаза Адама, и еще резче продолжила:
- Тебе не кажется, что с нее хватит? О чем ты думаешь? Она здесь столько времени, и никто не занялся ее ранами. Вам всем должно быть стыдно.
Чувство вины - удивительная и очень мощная штука.
Я повернулась и потащила за собой Джесси, которая удивленно спотыкалась на ступеньках. Если бы в комнате не было Даррила, я не смогла бы оставить Гэбриэля. Но Даррил второй после Адама, он умен, и я знала, что он уведет мальчишку с линии огня.
К тому же я не думала, что Адам надолго задержится в гостиной.
Мы преодолели всего три ступеньки, и я почувствовала на шее горячее дыхание Адама. Он молчал, но шел за нами до самой ванной. Мне показалось, что в лестнице стало на сто ступенек больше, чем когда я поднималась по ней в последний раз. Все кажется долгим, когда по пятам за тобой идет вервольф.
Я посадила Джесси на закрытую крышку унитаза и повернулась к Адаму.
- Принеси губку.
Он мгновение постоял в двери, потом повернулся и ударил по дверной панели так, что она прогнулась. Может, мне следовало сказать "пожалуйста"? Я тревожно взглянула наверх, но, кроме небольшого количества пыли, ничего не увидела - потолок казался невредимым.
Адам внимательно смотрел нащепки, окрашенные кровью из его разбитых костяшек, хотя не думаю, чтобы он действительно видел, какой причинил ущерб.
Я прикусила губу, чтобы не ляпнуть что-нибудь ехидное, вроде: "Вот это действительно помощь" или "Стараешься обеспечить работой местных столяров?". Когда я испугана, становлюсь острой на язык - и это вовсе не достоинство в присутствии вервольфов. Особенно вервольфов, которые так сердиты, что разбивают двери.
Мы с Джесси, замерев, ждали, а он вскрикнул (этот звук больше походил на вой, чем на человеческий крик) и снова саданул по двери. На этот раз он вынес дверь вместе с рамой и проломил стену.
Я рискнула оглянуться. Джесси так испугалась, что я видела белки ее глаз. Думаю, она увидела бы у меня то же самое, если бы не смотрела на отца.
- Говорите после этого о слишком заботливых отцах, - с улыбкой и спокойно сказала я.
Отсутствие страха в голосе меня очень удивило. Кто бы мог подумать, что я такая хорошая актриса.
Адам выпрямился и посмотрел на меня. Я знала, что он не так высок, как кажется, - на самом деле чуть выше меня, - но сейчас он был огромен.
Я встретилась с ним взглядом.
- Пожалуйста, принеси мне губку, - как можно любезнее попросила я.
Он повернулся и молча пошел к своей ванной. Как только он скрылся, я поняла, что Даррил все время незаметно следовал за ним и поднялся по лестнице. Он прислонился к стене, закрыл глаза и два раза медленно и глубоко вздохнул. Я сунула похолодевшие руки в карманы джинсов.
- Еле проскочили, - сказал он то ли мне, то ли себе. Выпрямился, расправил плечи и пошел вниз по лестнице, не глядя на меня и перешагивая через две ступеньки - скорее как старшеклассник, чем как доктор физических наук.
Когда я повернулась к Джесси, та дрожащей рукой протянула мне серую губку.
- Спрячь, - велела я ей, - иначе он подумает, что я нарочно его отослала.
Она рассмеялась, на что я и рассчитывала. Смех был неуверенный, дрожащий; он прекратился, когда неожиданно открылась рана на губе. Но все же она смеялась. Все обойдется.
На самом деле мне было все равно, подумает ли Адам, что я отослала его по ненужному поручению. Я взяла губку и старательно промыла царапины на плече Джесси. На ее спине выше джинсов тоже были царапины.
- Расскажешь, что случилось? - спросила я, промывая губку, чтобы избавиться от кусочков гравия.
- Глупость.
Я подняла бровь.
- Что? Ты решила улучшить фигуру и для этого пару раз ударила себя и проехалась по тротуару?
Она закатила глаза, и я поняла, что все далеко не так забавно.
- Нет. Я была с подругами на фестивале "Перекати-поле". Папа меня подвез и высадил. Обратно меня должны были отвезти, но, когда мы пришли на стоянку, оказалось, что в машину Кайлы все мы не помещаемся. Я забыла телефон дома и поэтому пошла искать, откуда можно позвонить.
Она замолчала. Я передала ей губку, чтобы она могла вымыть лицо.
- Я подержала ее под холодной водой, тебе будет легче прикладывать ее к ушибам. Думаю, твой папа почувствует себя лучше, если ты умоешься. Завтра утром ты будешь выглядеть ужасно, но главные синяки еще несколько часов будут незаметны.
Она посмотрела на себя в зеркало, и вопль отчаяния подсказал мне, что ущерб в основном поверхностный. Джесси соскочила с унитаза, открыла аптечку и взяла молочко для снятия макияжа.
- Неужели завтра Гэбриэль увидит меня такой? - в отчаянии говорила она, стирая со щек краску для ресниц. - Я похожа на пугало.
- Да, - согласилась я.
Она посмотрела на меня, засмеялась, потом ее лицо снова стало серьезным.
- Во вторник я увижу их в школе, - сказала она.
- Это были ученики из Финли? - спросила я.
Она кивнула и продолжила стирать краску с лица.
- Они сказали, что им в школе не нужны уроды. Я знала…
Я громко кашлянула, предупреждая, - и она кое-как улыбнулась. Ее отец может услышать, поэтому лучше не рассказывать ему о нападавших. Если бы они причинили ей серьезный ущерб, я бы тревожилась за них. Но этот случай не стоит того, чтобы из-за него умирали люди. Этих детей надо воспитывать, а не убивать. Но мальчики должны понять, как глупо нападать на дочь Альфы.