- Совершенно верно. И все же… что, если бы я приняла его предложение? Конечно, я не нарастила бы такую личность, но Сэмюэль не из тех, кто до основания стирает личность своей жены. Я сама попала в беду подростком - конечно, он помог мне в нее попасть, но он же меня и вытащил.
- И ты была бы женой врача и могла бы поступать, как хочешь, - потому что Сэмюэль не такой ненормальный, как другие волки-доминанты.
Вот оно. Нет, не Сэмюэль. Она, как и большинство, видит в нем то, что хочет видеть. Мягкого, ласкового Сэмюэля. Ха.
Я всегда дивилась тому, что Хани так вышла замуж: ее муж в самом низу иерархии стаи, в то время как она доминантна и в этом отношении уступает только двум-трем самым сильным волкам. Поскольку на нее распространяется статус мужа, она оказалась в "пирамиде власти" гораздо ниже, чем если бы взяла в напарники Питера. Подчиненных волков вообще не так уж много. Чтобы пережить перемену, нужен очень сильный характер, а это всегда связано с доминированием.
- Сэмюэль такой же ненормальный, как все они. Только лучше это скрывает, - сказала я. - А реальность такова, что он закутал бы меня в вату и оберегал от всего мира. Я никогда бы не выросла, не стала бы такой, как сейчас.
Она вздернула бровь.
- Не стала бы механиком? Ты зарабатываешь меньше минимума. Я видела чеки у Гэбриэля - он получает больше тебя.
Я ошиблась. Она никогда не поймет.
- Я владею собственным бизнесом, - сказала я, хотя понимала, что попытки объяснить, что это значит, напрасны. Я отвергла все, чего она хочет от жизни: статус - и в мире волков, и в мире людей - и деньги. - Я могу взять то, что не работает, и починить. Я способна стоять наравне с Адамом, а не падать на колени и смотреть в землю. Я сама ежедневно решаю, куда пойду, - да хоть на охоту за проклятым одержимым демоном-вампиром, который едва не убил Уоррена. Я не сравниваю себя с вервольфами, но ты должна признать, что только я смогла с ним справиться. Вервольфы не могли. Вампиры и малый народ не смогли. Что, если бы я не смогла его убить? Сэмюэль никогда не позволил бы своей жене так рисковать.
И тут я кое-что поняла. Как ни страшно это было (а у меня есть тому доказательство - постоянные ночные кошмары), как безрассудно, а может, и смертельно опасно я ни поступила - я гордилась тем, что убила этих двух вампиров. Никто не мог это сделать. Только я.
Сэмюэль никогда не позволил бы мне ничего подобного.
Я не получила бы Сэмюэля, не отдав взамен то, что ценю превыше всего. Впервые в жизни я взглянула правде в глаза и поняла, что Сэмюэль никогда не станет моим.
Вопрос в том, будет ли Адам лучше в этом отношении. Если я выберу Адама, Сэмюэлю придется уйти. Часть меня все еще любит Сэмюэля, и я не готова отказаться от него.
Все так запуталось.
- Думаешь, Адам разрешил бы тебе пойти за этой тварью, если бы ты была его подругой? - недоверчиво спросила Хани.
Может быть.
- Голая не выйду, - тихо сказала Джесси.
И я поняла, что уже некоторое время в душе не шумит вода. И как Джесси подошла, я не слышала.
Джесси закуталась в одеяло, но дверь за собой закрыла очень быстро. Бросив осторожный взгляд на Хани, она забыла о ней.
- Я слышала последние слова, - сказала она. - Папа не велит мне лезть в его дела. Но, думаю, ты должна знать. Недавно он мне сказал: "Если время от времени не падать из самолета, никогда не научишься летать".
- Он приставил ко мне телохранителей, - сухо сообщила я.
Одним из них была Хани.
Джесси закатила глаза.
- Он неглуп. Но если тебе нужно будет что-то сделать, он тебя поддержит.
Я недоверчиво посмотрела на нее, и она снова закатила глаза.
- Ну хорошо, хорошо, он пойдет первым. Но он не погонит тебя за собой. Он так не тратит ресурсы.
Когда Джесси исчезла, а Адам был слишком тяжело ранен, чтобы делать что-либо, он буквально приказал мне найти ее, хотя знал, что именно похитители едва не убили его. По какой-то причине это воспоминание помогло мне снова дышать свободно.
Зная все это, я не могла причинить боль Сэмюэлю. Мне казалось, однако, что отказ от Адама сломает меня.
Я вскочила.
- Я подумаю, - сказала я Джесси и сменили тему. - Как ты себя чувствуешь?
Она улыбнулась и вытянула руку. Рука не дрожала.
- Все в порядке. Ты была права: горячий душ очень помог. Есть синяки, но в остальном все хорошо. И Гэбриэль помог. Он прав. Я защищалась лучше, чем они ожидали. Я понимаю, что теперь придется следить за ними и… - Ее улыбка стала шире, и рана на губе едва снова не разошлась. - Папа приставляет ко мне телохранителей.
Она произнесла это с таким же раздражением, как я.
Глава седьмая
Мне кажется, что иногда расстояние между домом Адама и моим меняется. Час назад или чуть раньше мне потребовались мгновения, чтобы добраться до него от своих дверей. Сейчас я долго шла домой - в расстроенных чувствах.
Сэмюэля я не выберу. Не потому, что не верю ему, - напротив, я доверяю ему абсолютно. Он окружит меня любовью и заботой, а потом я отгрызу себе руку, чтобы освободиться… и при этом я не одна буду страдать. Сэмюэль и без меня достаточно настрадался.
Когда я расскажу ему о своих чувствах, он уйдет.
Я надеялась, что он еще не вернулся, но его машина стояла рядом с моим выкрашенным в цвет ржавчины "кроликом". Я остановилась на подъездной дороге, но было уже поздно. Он знает, что я снаружи.
Сегодня я ему не скажу, подумала я. Сегодня я его не потеряю. Но скоро. Очень скоро.
Уоррен и Хани правы. Если вскоре ничего не сделать, прольется кровь. Доказательством удивительного самообладания Адама и Сэмюэля было то, что это не произошло до сих пор. В глубине души я знала: если дойдет до схватки, один из них умрет.
Новую утрату Сэмюэля я перенесу, но не перенесу, если стану причиной его смерти. Я была уверена, что в схватке с Адамом погибнет именно Сэмюэль. Не потому, что Адам более сильный боец. Я однажды видела, как Сэмюэль сражается с десятью, и он знал, что делал. Но у Адама есть безжалостность, которой не хватает Сэмюэлю. Адам солдат, убийца, а Сэмюэль - целитель. Он будет сдерживаться, пока не станет слишком поздно.
Забранная решеткой дверь дома скрипнула, и я посмотрела в серые глаза Сэмюэля. Он не красавец, но в его продолговатом лице и каштановых волосах красота гораздо более глубокая.
- Почему у тебя такой вид? - спросил Сэмюэль. - Что-нибудь неладно в доме Адама?
- Несколько нетерпимых подростков побили Джесси, - сказала я. Я не солгала. Сэмюэль не поймет, что я отвечала на его второй вопрос, а не на первый.
На мгновение на его лице появилось гневное выражение: ему тоже нравится Джесси. Но вернулся самоконтроль, и доктор Корник был готов исполнять свои профессиональные обязанности.
- С ней все в порядке, - сказала я, прежде чем он успел о чем-нибудь спросить. - Несколько синяков и оскорбленные чувства. Мы слегка тревожились, потому что Адам был готов убить, но, думаю, сейчас он успокоился.
Сэмюэль спустился с порога и коснулся моего лица.
- Несколько неприятных минут, и все. Пожалуй, лучше схожу посмотрю на Джесси.
Я кивнула.
- А я что-нибудь приготовлю на ужин.
- Нет, - сказал он. - Судя по твоему виду, тебе стоит взбодриться. Адам в ярости, Зи за решеткой - и все в один день. Многовато, пожалуй. Приведи себя в порядок, и я отведу тебя туда, где пицца и общество.
Пиццерия была забита людьми с музыкальными инструментами. Я взяла стакан шипучки, пиво для Сэмюэля и отправилась на поиски двух мест, пока он расплачивался.
Заканчивался вечер субботы - последний вечер фестиваля. "Перекати-поле" закрылось, и все участники и организаторы собрались здесь, пообщаться в последний раз. Они пригласили Сэмюэля, а Сэмюэль - меня. Толпа производила внушительное впечатление, и свободных мест было мало.
Пришлось садиться за занятый стол, где нашлось два свободных стула. Я наклонилась и приблизила губы к уху мужчины, сидевшего ко мне спиной. Жест слишком интимный для незнакомца, но выбора не было. Человеческое ухо не расслышало бы мои слова в общем гуле.
- Эти места не заняты? - спросила я.
Мужчина поднял голову, и я поняла, что он мне знаком, причем на двух уровнях. Во-первых, это тот, кого не устроил валлийский Сэмюэля, Тим Как-его-бишь, с центральноевропейской фамилией. Во-вторых, он из числа тех, кто побывал в доме О'Доннелла. Человек с Одеколоном.
- Нет-нет, - громко ответил он.
Возможно, это совпадение. В Тройном городе тысяча мужчин может пользоваться таким одеколоном; может, иным этот запах кажется не таким скверным, как моему носу.
Это тот самый человек, который знает эльфийский язык Толкина и валлийский (хотя хуже, чем ему кажется, судя по тому, что он критиковал Сэмюэля). Вряд ли подходящие качества для фанатика, ненавидящего малый народ. Скорее это поборник малого народа, один из тех, кто приносит кучу денег владельцам баров для малого народа в резервации Уолла-Уолла; именно такие люди превратили резервации в Неваде во второй Лас-Вегас.
Я поблагодарила его и села на стул поближе к стене, оставив другой для Сэмюэля. Может, этот Тим не из друзей О'Доннелла из "Светлого будущего". Может, он убийца - или полицейский.
Я вежливо улыбнулась и внимательнее пригляделась к нему. Он в хорошей форме, но определенно человек. И без топора обезглавить другого человека не может.
Значит, он не из "Светлого будущего", не убийца. Либо у него такой же дурной вкус к одеколону, как у того, кто побывал в доме О'Доннелла, либо он полицейский.
- Меня зовут Тим Миланович, - он почти кричал, чтобы перекрыть общий гул. Протягивая руку к пиву и пицце, он представил своего соседа: - А это мой друг Остин Саммерс.
- Мерседес Тёймпсон.
Я пожала руку ему и второму молодому человеку. Этот второй - Остин Саммерс - оказался интереснее Тима Милановича.
Будь он вервольфом, был бы среди доминантов. В нем есть притягательность опытного политика. Он не настолько красив, чтобы это бросалось в глаза, но выглядит неплохо - как опытный футболист. Недлинные каштановые волосы чуть светлее моих; карие глаза завершают картину. Он на несколько лет моложе Тима, подумала я, но понятно, почему Тим держится его.
Было слишком тесно, чтобы я могла хорошо разобрать запах Остина, сидящего за столом напротив меня, но я зачем-то поднесла руку, которой пожимала его руку, поближе к носу - и неожиданно вечер превратился во что-то гораздо более интересное, чем средство позабыть о своих горестях.
Этот человек был в доме О'Доннелла - и теперь я знала, почему запах одного из нападавших на Джесси показался мне знакомым.
Запах - очень сложное явление. Это обозначение одного-единственного носителя и одновременно смесь большого числа запахов. Большинство людей постоянно пользуется одинаковыми шампунями, дезодорантами и зубной пастой. Они моют квартиры одинаковыми средствами; при стирке пользуются одними и теми же стиральными порошками и ополаскивателями. Все это входит в их индивидуальный запах и делает его отличимым.
Нападал на Джесси не Остин. Он для этого недостаточно молод, уже по крайней мере несколько лет как окончил школу, но он живет в том же доме. Любовник или брат, подумала я и поставила на брата.
Остин Саммерс. Это имя я не забуду и постараюсь выяснить адрес. А не мальчиком ли по, фамилии Саммерс увлеклась Джесси в прошлом году? До того вервольфы перестали скрывать свое существование. Когда Адам считался всего лишь более-менее состоятельным бизнесменом. Джон, Джозеф… что-то библейское… Джейкоб Саммерс. Это был он. Неудивительно, что Джесси так расстроилась.
Я отпила шипучки и посмотрела на Тима, который ел пиццу. Готова поставить последний грош, что он не полицейский - он не ведет себя как полицейский, и не привык носить пистолет. Даже без оружия полицейские всегда немного пахнут порохом.
А то, что Тим Человек с Одеколоном, сводило к нулю вероятность того, что он полицейский. Что же любитель кельтских народных песен и языков делал в доме человека, ненавидевшего кельтский малый народ?
Я улыбнулась Тиму и искренне сказала:
- На самом деле, мистер Миланович, мы встречались в эти выходные. Вы говорили с Сэмюэлем о его выступлении.
В некоторых местах меня могли бы запомнить из-за туземного цвета кожи, но только не в Тройном городе, где меня не отличить от недавно появившихся латиноамериканцев.
- Зовите меня Тим, - сказал он, лихорадочно стараясь вспомнить меня.
От полного замешательства его спасло появление Сэмюэля.
- Вот ты где, - сказал он, вежливо извинившись перед кем-то, пытавшимся протиснуться в противоположном направлении. - Прости, Мерси, что так долго, но пришлось тут кое с кем поговорить. - Он поставил на стол, рядом с пиццей Тима маленький красный пластиковый флажок с черным числом 34. - Мистер Миланович, - сказал он, садясь рядом со мной. - Рад снова вас видеть.
Конечно, Сэмюэль помнит, как зовут Тима: он такое не забывает. Тиму польстило, что его узнали; это было написано у него на лице.
- А это Остин Саммерс, - сказала я очень громко - без всякой необходимости, потому что у Сэмюэля слух не хуже моего. - Остин, познакомьтесь с народным исполнителем и врачом доктором Сэмюэлем Корником.
Я вчера слышала, как его так представляли, и видела, что ему это очень не понравилось. Теперь я могла это использовать.
Сэмюэль раздраженно посмотрел на меня и с улыбкой повернулся к тем, с кем мы делили столик.
Я продолжала невинно улыбаться, скрывая торжество из-за того, что сумела ему досадить, а Сэмюэль и Тим углубились в обсуждение общих тем в английских и валлийских народных песнях; Сэмюэль был очарователен, Тим педантичен. Чем дольше они беседовали, тем меньше говорил Тим.
Я заметила, что Остин наблюдает за своим другом и Сэмюэлем с тем же приятным выражением на лице, что и у меня, и подумала: что скрывается под этим выражением?
Рослый мужчина влез на стул и громко свистнул; такой свист заставил бы замолчать и гораздо большую толпу. Когда все затихли, он приветствовал нас и сказал несколько слов благодарности людям, ответственным за проведение "Перекати-поля".
- Ну ладно, - продолжал он. - Вы все слушали "Мошенников"… - Человек наклонился, поднял бодран, полил его водой из бутылочки, а потом с небрежным видом, всегда привлекающим внимание, побрызгал водой собравшихся. - "Мошенники" поют у нас с самого первого "Перекати-поля" - и я знаю о них кое-что такое, чего вы не знаете.
- Что? - закричал кто-то из толпы.
- У их главной певицы Сандры Хеннесси сегодня день рождения. И не просто день рождения.
- Ну я тебе покажу, - послышался женский голос. - Берегись, Джон Мартин!
- Сегодня Сандре исполняется сорок лет. Думаю, она заслужила песню в такой день, как вы считаете?
Толпа разразилась аплодисментами, которые быстро сменились выжидательной тишиной.
- С днем рожденья! С днем рожденья!
Он пропел это на мотив первых нот "Дубинушки" - пропел великолепным глубоким басом, который не нуждался в микрофоне, чтобы разнестись над толпой, а потом ударил в барабан небольшим симметричным молотом. БАМ.
Это твой день рождения.
БАМ.
Мрак, тоска, отчаянье,
Жизни окончание,
С днем рождения!
БАМ.
С днем рожденья!
И вся толпа, включая Сэмюэля, с энтузиазмом подхватила мрачный траурный мотив.
В помещение набилось больше ста человек, большинство - профессиональные музыканты. Весь ресторан вибрировал, как камертон: глупая песня превратилась в торжественный хорал.
Начавшись, музыка не смолкала; к барабану присоединились гитары, банджо, скрипки и пара ирландских свистков. Как только кончалась одна песня, кто-нибудь вставал и запевал другую, а толпа хором подхватывала.
У Остина оказался приятный тенор. Тим не попал бы в такт, даже если бы от этого зависела его жизнь, но вокруг было столько поющих, что это не имело никакого значения. Я пела, пока не приняли нашу пиццу, потом стала есть, а все продолжали петь.
Наконец я отправилась снова наполнить стакан содовой, а когда вернулась, Сэмюэль у кого-то занял гитару и первым затянул в дальнем конце помещения разудалую соленую песню пьяниц.
За столом оставался только Тим.
- Нас все бросили, - сказал он. - Вашего доктора Корника попросили поиграть, а Остин пошел к машине за гитарой.
- Я кивнула.
- Стоит ему запеть… - я неопределенно показала в сторону Сэмюэля, - это надолго.
- Вы встречаетесь? - спросил он, повертел в пальцах расписную чашку и поставил ее на стол.
Я повернулась и посмотрела на Сэмюэля, который теперь пел один. Его пальцы летали по грифу гитары, на лице была широкая улыбка.
- Да, - солгала я. Хотя это никогда не будет правдой. Но проще сказать "да", чем объяснять нашу ситуацию.
- Он очень хороший музыкант, - сказал Тим. И, понизив голос так, чтобы я не могла услышать, добавил: - Некоторым достается все.
Я повернулась к нему и спросила:
- О чем это?
- Остин тоже очень хороший гитарист, - торопливо заговорил он. - Он пытался меня научить, но у меня обе руки левые.
Он улыбнулся, как будто это совершенно неважно, но складки у глаз говорили о горечи и зависти.
Интересно, подумала я. Нельзя ли это использовать, чтобы вытянуть из него информацию?
- Я понимаю, что вы чувствуете, - призналась я, прихлебывая шипучку. - Я в общем-то выросла с Сэмюэлем. - Конечно, он во много раз меня старше. - Я могу сыграть на пианино, если меня заставят. Могу даже спеть в такт. Но сколько бы я ни упражнялась… - на самом деле нисколько, - …у меня никогда не получалось так хорошо, как у Сэмюэля. А ведь у него не было никакой практики. - Я позволила прозвучать в голосе нотке зависти - точно такой, как у него. - Ему все достается легко.
Зи запретил мне помогать ему.
Дядюшка Майк велел не соваться в это дело.
Но я никогда не слушалась приказов - спросите кого угодно.
Тим посмотрел на меня, и я поняла, что он впервые увидел во мне личность.
Я спросила, где он научился валлийскому, и он оживленно принялся рассказывать.
Как все, у кого мало друзей, он не владел искусством общения, но был умен и при этом одержим и забавен. Огромные познания и очарование Сэмюэля заставили Тима замкнуться. Но благодаря Некоторому подбадриванию и, пожалуй, двум стаканам пива Тим расслабился и бросил попытки произвести на меня впечатление. Но прежде чем я это поняла, я обнаружила, что совсем забыла о своих тайных намерениях и увлеклась спором о сказаниях о короле Артуре.
- Все эти истории исходят от двора Элеоноры Аквитанской, - убежденно говорил Тим. - Они должны были научить людей цивилизованному поведению.
Кто-то в другом углу громко, но фальшиво пропел: "Король Луи был французским королем до ре-во-лю-ции!"
- Конечно, - сказала я. - Например, как обмануть мужа с его лучшим другом. Или что единственный способ найти любовь - адюльтер. Ах, эта добродетель цивилизованных.