Тим улыбнулся моей шутке, но вынужден был подождать, пока вся толпа не проорала:
- Вей холл эвей, хол эвей Джо!
- Конечно, нет, - сказал он, - но все же люди должны стараться самосовершенствоваться и поступать правильно.
- Но потом ему отрубили голову и приняли конституцию!
Пришлось поторопиться, чтобы успеть сказать раньше, чем грянет хор:
- Например, спать с сестрой и самому вызывать свое падение.
- Вей холл эвей, хол эвей Джо!
Он раздраженно фыркнул.
- Сюжет о короле Артуре во всем Артуровом цикле не единственный и даже не самый важный. Более популярными были Парсеваль, Гавейн и с полдесятка других.
- Ну хорошо, - сказала я. Мы постепенно привыкали друг к другу, и музыка перестала нам мешать. - Согласна, героические деяния описаны достойно, но то, как рисуют женщин, полностью соответствует тогдашнему мнению церкви. Женщина уводит мужчину с праведного пути и предаст тебя, как только ты ей доверишься. - Он начал что-то говорить, но я еще не высказала мысль и не стала останавливаться. - А женщинц-то не виноваты - они так поступают по врожденной слабости.
На самом деле я знала, что это вздор, но мне нравилось дразнить его.
- Это упрощение, - горячо сказал он. - Может быть, популярная версия, которая пересказывалась в середине двенадцатого века, в основном игнорирует женщин. Но почитайте оригинальных авторов вроде Гартмана фон Ауэ или Вольфрама фон Эшенбаха. Их женщины реальные личности, а не просто отражение церковных идеалов.
- Эшенбах - согласна, - сказала я. - Но фон Ауэ - нет. Его "Ивейн" - роман о рыцаре, который отказался от приключений из любви к жене и должен за это заплатить. Поэтому он освобождает женщин, чтобы вернуть себе подлинно мужской статус. Пф! Ни одна из этих женщин не в состоянии освободиться сама. - Я помахала рукой. - И вы не можете отрицать, что весь артуровский цикл основан на истории короле Артура, который женится на самой прекрасной в мире женщине. А она спит с его лучшим другом - и тем самым приводит к гибели двух величайших рыцарей и вызывает падение Камелота, точно так же как Ева вызвала грехопадение человека. Дева Мэрион спасается от сэра Гая Гисборна; она убегает, убивает оленя и обманывает Робина, переодевшись мужчиной.
Он рассмеялся, и этот привлекательный звук как будто удивил его самого не меньше, чем меня.
- Ладно. Сдаюсь. Гиневра была неудачницей.
Его улыбка медленно погасла, он посмотрел за меня
Сэмюэль положил мне на плечо руку и склонился ко мне.
- Все в порядке?
Голос его звучал чуть напряженно, и это заставило меня повернуться и с опаской посмотреть на него.
- Я пришел спасти тебя от скуки, - сказал он, глядя на Тима.
- Мне не скучно, - заверила я, похлопав его по руке. - Иди пой.
Тогда он посмотрел на меня.
- Иди, - твердо сказала я. - Тим меня развлекает. Я знаю: у тебя мало возможностей поиграть с другими музыкантами. Иди.
Сэмюэль не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ. Поэтому он застал меня врасплох, когда наклонился и поцеловал в губы. Начинался этот поцелуй, конечно, ради Тима, но так было очень недолго.
Однажды Сэмюэль сказал, что, когда живешь долго, есть время попрактиковаться.
От него пахло Сэмюэлем, чистотой и свежестью, и, хоть он давно не был в Монтане, - домом. Гораздо лучше, чем одеколон Тима.
И все же… все же…
Только сегодня днем, разговаривая с Хани, я признала, что у моих отношений с Сэмюэлем нет будущего. И это признание прояснило еще кое-что.
Я любила Сэмюэля. Любила всем сердцем. Но не хотела навсегда связывать с ним свою жизнь. Даже не будь Адама, я чувствовала бы то же самое.
Почему же я так долго этого не признавала?
Потому что Сэмюэль нуждался во мне. За пятнадцать лет, отделявших тот день, когда я убежала от него, прошлой зимы, когда я снова его увидела, что-то в Сэмюэле сломалось.
Старые вервольфы очень уязвимы. Многие сходят с ума, и их приходится убивать. Другие чахнут, отказываются есть - а голодный вервольф чрезвычайно опасен.
Сэмюэль по-прежнему все говорил и делал правильно, но иногда мне начинало казаться, что он следует какому-то сценарию. Как будто думает, что вот это меня тревожит, или об этом следует позаботиться, и начинает действовать, но недостаточно энергично или с небольшим опозданием. А когда я в обличье койота, острое чутье говорит мне, что Сэмюэль нездоров.
Я до смерти боялась, что, если скажу ему, что никогда не приму его в качестве пары, он уйдет куда-нибудь и умрет.
Отчаяние заставило меня ответить на его поцелуй чересчур страстно.
Я не могу потерять Сэмюэля.
Он с легким удивлением во взгляде оторвался от меня. В конце концов, он ведь вервольф: он, несомненно, учуял мою печаль. Я протянула руку и коснулась его щеки.
- Сэм, - сказала я.
Он очень важен для меня, и я его потеряю. Сейчас или позже, когда погублю нас обоих, выбираясь из мягкой заботы, которой он меня окружил.
У него было торжествующее выражение, но оно сменилось более мягким, когда я произнесла его имя.
- Знаешь, ты единственная так меня называешь - и только когда расчувствуешься, - прошептал он. - О чем ты думаешь?
Иногда Сэмюэль слишком умен и проницателен.
- Иди играй, Сэм, - я оттолкнула его. - Все будет в порядке.
Я надеялась, что говорю правду.
- Хорошо, - негромко согласился он и все уничтожил, самодовольно улыбнувшись Тиму. - Поговорим позже.
Обозначил свою территорию перед самцом-соперником.
Я с виноватой улыбкой повернулась к Тиму, но улыбка замерла, когда я увидела, что он смотрит так, будто его предали. Oh тут же скрыл это выражение, но я уже поняла.
Будь оно все проклято.
Я ведь ввязалась в беседу с определенной целью, но разговор заставил меня начисто забыть, чем я занимаюсь. Иначе я была бы осторожнее. Мне нечасто выпадает возможность достать свой диплом историка и стряхнуть с него пыль. Тем не менее мне следовало понять, что для Тима этот разговор значит гораздо больше, чем для меня.
Он считал, что я с ним флиртую, тогда как я просто развлекалась. Ас такими людьми, как Тим, неловкими и непривлекательными по большинству мерок, заигрывают нечасто. И они не знают, насколько серьезно это воспринимать.
Будь я красоткой, могла бы спохватиться скорее или была бы более осторожна - или Тим был бы больше настороже. Но моя смесь крови не дала таких результатов, как у Даррила, второго в стае после Адама: Даррил африканец по отцу и китаец по матери, а у меня смешались кровь англосаксов и кровь туземная, североамериканская. У меня лицо матери, и оно кажется странным при темной коже, унаследованной от отца.
Тим неглуп. Как все люди, которые не очень вписываются в окружение, он, должно быть, еще в школе понял, что если кто-то красивый уделяет тебе внимание, дело нечисто.
Я неплохо выгляжу, но я не красива. Я могу привести себя в порядок, но обычно не забочусь об этом. Сегодня у меня чистая одежда, но никакой косметики, и причесывалась я не слишком старательно, лишь бы волосы в лицо не лезли.
Должно быть совершенно ясно, что разговор мне нравится - до того, что я даже забыла о своей цели: собрать информацию о людях из "Светлого будущего".
Все это пронеслось у меня в голове за то время, которое потребовалось Тиму, чтобы убрать с лица выражение боли и гнева. Впрочем, все это неважно. Я по-прежнему не представляю себе, как выйти из положения, не обидев его - он этого не заслуживает.
И он мне нравится. Стоит ему преодолеть свои комплексы (на что потребовались и некоторые усилия с моей стороны), он становится забавным, умным и готов уступать мне без спора - особенно когда я считаю, что прав он. Это делает его лучше меня.
- Немного собственник? - сказал он. Голос звучал небрежно, но глаза оставались пустыми.
На столе лежал засохший кусочек сыра; я повертела его в пальцах.
- Обычно с ним комфортно, но мы слишком давно знакомы. Он понимает, когда мне хорошо. - Вот, подумала я, подачка твоему эго. - У меня с самого колледжа не было таких бесед.
Ведь я не могла объяснить ему, не смущая нас обоих, что не заигрывала с ним специально. Такое объяснение ближе всего к истине.
Он бледно улыбнулся, хотя до глаз улыбка не дошла.
- Большинство моих друзей не отличат де Труа от Мэлори.
- Я никогда не читала де Труа. - Вероятно, самый знаменитый из средневековых авторов, писавших об Артуре. - Я изучала средневековую Германию, а де Труа француз.
Он пожал плечами… потом покачал головой и глубоко вздохнул.
- Простите. Я не хотел выплескивать на вас свое дурное настроение. Вчера убили одного моего знакомого. Мы не были близки или что-нибудь, но… Никак не подумаешь, что человека могут так убить. Остин привел меня сюда, потому что считал, что нам обоим это не помешает.
- Вы знали охранника из резервации? - спросила я.
Теперь нужна осторожность. Не думаю, чтобы мои отношения с Зи стали общеизвестны, но и лгать не хочется. Не хочу обижать его больше, чем уже успела.
Он кивнул.
- Хоть он и был придурок, но такой смерти не заслуживал.
- Я слышала, взяли кого-то из малого народа. Считают, что он виноват. Ужасная история. Любого выбьет из колеи.
Он посмотрел мне в лицо, кивнул.
- Послушайте, - сказал он, - вероятно, мне нужно забрать Остина и уходить. Уже почти одиннадцать, а ему завтра к шести на работу. Но если вам интересно, мы с друзьями собираемся по средам вечером, в шесть. На этой неделе все необычно - раньше мы встречались у О'Доннелла. Мы говорим об истории и фольклоре. Думаю, вам понравится. - Он поколебался и торопливо добавил: - Это местное отделение общества "Светлое будущее".
Я откинулась на спинку.
- Ну, не знаю…
- Мы не громим бары. Ничего такого, - сказал он. - Просто разговариваем и пишем своим конгрессменам… - он неожиданно улыбнулся, и улыбка осветила его лицо, - а также конгрессменкам. Проводим исследования.
- Разве не странно? - спросила я. - Я хочу сказать, вы знаете валлийский и, совершенно очевидно, разбираетесь в фольклоре. А те из Общества, кого я знаю, обычно…
- Обычно любят малый народ, - закончил он деловым тоном. - Они едут в отпуск в Неваду, толкутся в барах для малого народа и платят проституткам из иных, чтобы те дали им ненадолго почувствовать себя не вполне людьми.
Я подняла брови.
- Жестокая характеристика.
- Они идиоты, - ответил он. - Читали когда-нибудь оригинал братьев Гримм? Малый народ - это вовсе не большеглазые добрые садовники и домовые, жертвующие собой ради детей, которых им поручили беречь. Они живут в лесу в пряничных домиках и поедают детей, которых заманивают к себе. Они завлекают корабли на скалы и топят уцелевших моряков.
"Вот и мой шанс, - подумала я. - Проверить эту группу, чтобы узнать что-нибудь полезное для Зи? Или ловко уклониться и не травмировать этого хрупкого - и знающего человека?
Зи мой друг, и он погибнет, если кто-нибудь что-нибудь не предпримет. Насколько мне известно, я единственная, кто в состоянии хоть что-то сделать".
- Это все сказки, - сказала я с необходимой толикой нерешительности.
- Библия тоже, - серьезно ответил он. - И любая из прочитанных вами исторических книг. Эти сказки передавались из уст в уста людьми, не умевшими ни читать, ни писать, в качестве предупреждения. Эти люди хотели, чтобы их дети поняли: малый народ опасен.
- Нет ни одного доказанного случая убийства или вообще причинения людям вреда малым народом, - сказала я, повторяя официальное утверждение. - Ни разу за все годы с тех пор, как они официально заявили о себе.
- Хорошие адвокаты, - задумчиво сказал он. - И подозрительные самоубийства иных, которых нельзя держать за железной решеткой.
Он убедителен - потому что прав.
- Послушайте, - сказал он. - Малый народ не любит людей. Мы для него ничто. До появления христианства и доброй стали мы были недолговечными куклами, склонными усиленно размножаться. А после стали опасными недолговечными куклами. У них сила, Мерси, у них магия, способная творить невероятные вещи. И все это есть в сказках.
- Тогда почему они нас не перебили? - спросила я. Вопрос не пустой. Я долгое время над этим думала. По словам Зи, Серые Повелители необычайно могущественны. Если христианство и железо для них такое проклятие, почему нас всех не извели?
- Мы им нужны, - ответил он. - Малый народ размножается с трудом, если вообще на это способен. Чтобы сохранить свою расу, им нужны смешанные браки. - Он положил обе руки на стол. - И именно за это они ненавидят нас больше всего. Они горды, высокомерны и ненавидят нас. Потому что мы им нужны. А как только эта необходимость исчезнет, они избавятся от нас, как мы избавляемся от тараканов или мышей.
Мы посмотрели друг на друга - и он понял, что я ему верю, потому что достал из заднего кармана небольшой блокнот и вырвал из него листок.
- Встреча в среду у меня на квартире. Вот адрес. Думаю, вам следует прийти.
Он взял мою руку и вложил в нее листок.
Когда его рука легла на мою, я почувствовала приближение Сэмюэля. Он положил руку мне на плечо.
Я кивнула Тиму.
- Спасибо за компанию. Вечер был очень интересный. Еще раз спасибо.
Прежде чем отпустить мое плечо, Сэмюэль сильнее сжал его. И пошел за мной, когда я направилась к выходу из пиццерии. Открыл передо мной дверцу своей машины, потом сел на место шофера.
Молчать было не в его характере - и это меня встревожило.
Я начала что-то говорить, но он поднял руку: просьба помолчать. Он не был сердит, и это меня удивило: значит, перед Тимом он играл. Но он не заводил мотор и не трогался с места.
- Я люблю тебя, - сказал он наконец с несчастным видом.
- Знаю. - В животе появились тугие узлы, и я забыла о Тиме и "Светлом будущем". Мне не хотелось делать это сейчас. Не хотелось никогда. - Я тоже тебя люблю.
Мой голос звучал не бодрее, чем его.
Он вытянул шею, и я услышала, как щелкнули позвонки.
- Так почему я прямо сейчас не разорву этого обтрепанного ублюдка на куски?
Я с трудом сглотнула. Ловушка? Есть ли верный ответ на этот вопрос?
- Хм-м. Ты не кажешься сердитым, - заметила я.
Он ударил по приборному щитку своей очень дорогой машины так стремительно, что я не увидела движение его руки. Не будь обивка кожаной, он разорвал бы ее.
Я хотела сказать что-нибудь забавное, но решила, что момент неподходящий. С шестнадцати лет я кое-чему научилась.
- Вероятно, я ошиблась.
Нет. Ничему я не научилась.
Он медленно повернул ко мне голову, его глаза стали жесткими осколками льда.
- Ты смеешься надо мной?
Я зажала рот рукой, но ничего не могла сделать. Плечи у меня задрожали, потому что я неожиданно поняла ответ на его вопрос. И это объяснило мне, почему его так беспокоит отсутствие припадка смертоносного гнева. Как и мне, Сэмюэлю сегодня вечером было откровение - и ему оно не понравилось.
- Прости, - сказала я. - Провал, верно?
- Что?
- Ты разработал замечательный план. Пробираешься в мой дом и старательно соблазняешь меня. Но ты не настолько хочешь меня соблазнить. На самом деле ты хочешь только, чтобы мы обнимались, играли и дразнили друг друга. - Я улыбнулась ему, и он должен был почувствовать охватившее меня облегчение. - Я не любовь всей твоей жизни; я только из твоей стаи - разве это тебя не злит?
Включая двигатель, он произнес что-то очень неприличное - старое английское слово.
Я захихикала, и он снова выругался.
То, что на самом деле он не рассматривает меня как пару, отвечает на множество вопросов. И еще говорит мне, что Бран, хоть он и Маррок и отец Сэмюэля, не знает всего, пусть все окружающие считают, что знает. Это Бран сказал мне, что волк Сэмюэля выбрал меня себе в пару. Он ошибался: я утру ему нос, когда увижу в следующий раз.
Теперь я знала, почему Сэмюэль мог сдерживаться столько месяцев и не нападал на Адама. Я относила самоконтроль Сэмюэля на счет того, что он более доминантный волк, чем большинство волков на этой планете. А подлинный ответ заключался в том, что я - не Пара Сэмюэлю. И поскольку он доминантнее Адама, ему, если он не хотел драться, гораздо лучше Адама удавалось удерживаться от этого.
Сэмюэль хотел меня не больше, чем я хотела его - хотел не так. Нет, физическое влечение присутствовало, много искр и шипения. Удивительно!
- Эй, Сэм, - спросила я, - если ты не хочешь меня в пару, почему твой поцелуй меня зажигает?
Почему теперь, когда первый порыв облегчения миновал, я вдруг обиделась: чего это он не хочет меня себе в пару?
- Будь я человеком, огня между нами вполне хватило бы, - сказал он. - Проклятый волк пожалел тебя и решил остановиться.
Полная чушь!
- Не поняла?
Он посмотрел на меня, и я осознала, что он еще сердит: в его глазах сверкала ледяная ярость. У волка Сэмюэля снежно-белые глаза, приводящие людей в ужас.
- На что ты сердишься?
Он остановил машину на обочине и долго сидел, глядя на большой хозяйственный магазин.
- Послушай, я знаю: мой отец подолгу убеждает новых волков, что человек и волк - две половинки одного целого, но на самом деле это неправда. Просто с таким убеждением легче жить, да и потом почти всегда так и есть, поэтому особого значения не имеет. И все же мы разные: человек и волк. Мы думаем по-разному.
- Понимаю.
Это я могла понять. Мои инстинкты койота часто сопротивляются тому, что я собираюсь сделать. Он закрыл глаза.
- Когда тебе было четырнадцать, и я понял, какой дар упал мне в руки, я показал тебя волку, и он одобрил. Оставалось только убедить тебя - и себя. - Он повернулся, посмотрел мне прямо в глаза, коснулся рукой щеки. - Для настоящего спаривания даже неважно, любит ли человеческая часть. Взгляни на моего отца. Он презирает свою пару, но его волк решил, что достаточно долго пробыл в одиночестве. - Он пожал плечами. - Может, он и прав: когда умерла мать Чарльза, я думал, что и отец умрет от тоски.
Все знают, как Бран любил свою жену-индианку. Наверно, отчасти поэтому его нынешняя пара, Ли, бесится.
- Значит, пару подбирает волк, - сказала я. - И тащит за собой человека, хочет тот или нет.
Он улыбнулся.
- Ну, не все так плохо - пожалуй, кроме случая с отцом, хотя он никогда слова против Ли не сказал. И никому не позволял и не позволяет плохо говорить о ней в его присутствии. Но мы о ней просто не говорим.
- И ты нацелил своего волка на меня, - сказала я, - когда мне было четырнадцать.