Не хочу ни на кого перекладывать ответственность, решила я лениво. Я более чем готова отвечать за свои поступки, и то, что я позволила его теплым мозолистым рукам скользнуть в мои волосы, определенно было для меня поступком. Мне нравятся эти руки в моих волосах, решила я. Нравятся руки Адама.
Он куснул меня в шею, и я застонала.
Неожиданно дверь между гаражом и домом распахнулась.
- Привет, папа, привет, Мерси.
Ледяная вода не была бы эффективнее.
Быстрые шаги дочери Адама стихли, и руки Адама замерли. Я открыла глаза и встретилась с ее взглядом. С последнего раза, как мы виделись, она изменила прическу, сделав ее еще более необычной. Волосы не более полудюйма длиной и желтые - не светло-желтые, а цвета нарцисса. Общее впечатление очаровательное, но немного эксцентричное. Не так должен выглядеть спаситель.
Поняв, чему она помешала, Джесси перестала улыбаться.
- Я… м-м-м… пойду наверх посмотрю телевизор, - сказала она чужим голосом.
Я выбралась из-под Адама.
- Спасительница, - сказала я. - Спасибо. Ситуация уже начала выходить из-под контроля.
Она неуверенно смотрела на меня.
А я задумалась, сколько раз она вот так же забегала в спальню матери и как реагировала ее мать. Мне никогда не нравилась мать Джесси, и я готова была поверить любым дурным слухам о ней. Я позволила злости на бывшую Адама охватить меня. Когда живешь с вервольфами, учишься прятать от них свои чувства, например, скрывать панику; а под чувственными руками Адама я впала в панику.
Адам фыркнул.
- Это лишь один способ описания.
К моему облегчению, он оставался на месте: лежал, прижимаясь лицом к мату.
- Даже при всей моей силе воли искушение было слишком велико, - мелодраматически сказала я, поднося руку ко лбу. Если я и обратила все в шутку, Адам поймет, насколько шутка близка к правде.
Джесси медленно заулыбалась; уже не казалось, будто она готова убежать назад в дом.
- Папа у меня настоящий жеребец, верно.
- Джесси, - предупредил Адам; мат приглушал его голос. Она хихикнула.
- Должна согласиться, - серьезно сказала я. - Думаю, баллов семь или восемь.
- Мерседес! - прогремел Адам, вскакивая на ноги.
Я подмигнула Джесси, небрежно набросила куртку на плечо и, придерживая ее одним пальцем, направилась к черному ходу гаража. А когда повернулась, чтобы закрыть дверь, невольно посмотрела Адаму в лицо. И похолодела.
Он не был сердит или обижен. Он глядел задумчиво, будто только что получил ответ на давно занимавший его вопрос. Он знал.
Перебираясь через колючую проволоку, разделяющую наши участки, я все еще дрожала.
Всю жизнь я сливалась с окружающими. Это дар койотов. Он помогает нам выжить.
Я рано научилась подражать волкам. Играла по их правилам, пока они сами их соблюдали. Если они переходили разумные границы, потому что считали меня ничтожнее себя - ведь я не волк, а койот - Или потому что завидовали моей способности не отвечать на призыв луны, - игры заканчивались. Я превратила их слабость в свою силу. Я лгала телом и глазами, лизала им башмаки, а потом отыгрывалась, как могла.
Волчий этикет стал для меня игрой, правила которой я хорошо знала. Я считала себя неподвластной глупому противостоянию доминирования - подчинения, неподвластной силе Альфы. И только что получила наглядный урок, что заблуждалась. Мне это не понравилось. Совсем не понравилось.
Если бы не зашла Джесси, я уступила бы Адаму, как героиня любовных женских романов 70-х годов. Такие романы непрерывно читала моя приемная мать. Ик.
Я прошла по своему заднему двору и оказалась рядом с дряхлым "кроликом", который снабжал меня запасными частями, а также помогал поставить на место Адама, когда тот пытался вести себя, как диктатор. Когда Адам смотрел в свое заднее окно, прямо посреди его поля обзора оказывался этот "кролик".
Я притащила его из гаража несколько лет назад, когда Адам пожаловался, что мой дом на колесах портит вид из его окон. Потом, всякий раз как он меня шпынял, я делала "кролика" все уродливее. Сейчас у него не хватает трех колес и заднего бампера. Все это благополучно спрятано у меня в гараже. На капоте большими красными буквами написано "Если хотите хорошо провести время" и дальше - телефонный номер Адама. Граффити - предложение Джесси.
Я опустилась на землю рядом с "кроликом", прислонилась головой к его крылу и задумалась, почему вдруг мне так захотелось подчиниться Адаму. Почему я никогда раньше такого не чувствовала. Я пыталась вспомнить, но помнила только, что опасалась тесно связываться с вервольфами.
Мог он подчинить меня своим целям? Была это психология или парапсихология, наука или магия? Если я буду знать, что происходит, смогу ли сопротивляться этому?
У кого бы спросить?
Я посмотрела на машину на подъездной дороге. Сэмюэль вернулся со своей смены в "скорой помощи".
Если кто-нибудь и знает, так это Сэмюэль. Нужно только придумать, как его спросить. Вот доказательство того, насколько я была потрясена: я встала и пошла домой, собираясь спросить у вервольфа, который ясно дал понять, что хочет овладеть мной, - спросить, как другой вервольф может сделать, чтобы я его захотела. Обычно я не так тупа.
Добравшись до "парадного" входа, я усомнилась в разумности своих намерений. Я раскрыла дверь, и мне в лицо ударил холодный воздух.
Мой старый стенной кондиционер способен держать температуру в спальне на десять градусов ниже окружающей, и мне этого достаточно. Мне нравится жара, но большинству волков она неприятна, поэтому Сэмюэль установил новый кондиционер и заплатил за него. А поскольку он думает не только о себе, то обычно оставляет температуру на удобном мне уровне.
Я посмотрела на термостат и увидела, что Сэмюэль передвинул его вниз до предела. Внутри не 42 градуса, но все равно неприятно. Весьма заботливо, учитывая, что снаружи на сто градусов выше, а мой трейлер построен в 1978 году; тогда еще не делали дома с хорошей изоляцией. Я установила более разумную температуру.
- Сэмюэль? Почему ты поставил такую низкую температуру? - спросила я, бросая куртку на диван.
Ответа не было, хотя он меня слышал. Я прошла через кухню в прихожую. Дверь Сэмюэля обычно заперта, но сейчас нет.
- Сэмюэль?
Я коснулась двери, и она приоткрылась примерно на фут, достаточно, чтобы я увидела лежащего на кровати Сэмюэля, все еще в больничной одежде. От него пахло дезраствором и кровью.
Рукой он закрывал глаза.
- Сэмюэль!
Я остановилась на пороге: пусть обоняние подскажет мне, что он чувствует. Но тем, что может сразу прийти в голову, от него не пахло. Он не рассержен и не испуган. Однако было что-то… От него пахло болью.
- Что с тобой, Сэмюэль?
- От тебя пахнет Адамом.
Он убрал руки и посмотрел на меня волчьим взглядом: зрачки белые, как снег, и окружены черным.
Это не Сэмюэль, подумала я, стараясь не паниковать и не делать глупости. Ребенком, как и другие дети в Осиновом Ручье, я играла с волком Сэмюэля. Только став много старше, я поняла, как это опасно с любым другим волком. И я бы чувствовала себя лучше, если бы эти волчьи глаза были в волчьем теле. Волчьи глаза на человеческом лице означают, что контроль за волком исчез.
Я видела, как срываются новые волки. Если это происходит с ними часто, их уничтожают ради стаи и всех их близких. Я всего один раз видела, как Сэмюэль сорвался, и это было после нападения вампира.
Я опустилась на пол, чтобы моя голова была ниже его. Интересное чувство - делать себя беспомощным в присутствии того, кто легко может разорвать тебе горло. Если подумать, то в последний раз я так вела себя тоже с Сэмюэлем. Но я делала это из чувства самосохранения, а не из-за какого-то подавленного стремления подчиниться доминирующему волку. Я притворялась - а не подчинялась по какому-то внутреннему побуждению.
Подумав так, я поняла: это правда. У меня нет желания подчиняться Сэмюэлю. В других, более благоприятных обстоятельствах это меня порадовало бы.
- Прости, - прошептал Сэмюэль, снова закрывая глаза рукой. - Тяжелый день. На развилке на 240 шоссе авария. Несколько парней, восемнадцати-девятнадцати лет, в одной машине. В другой - мать с младенцем. Все в критическом положении. Может, и выкарабкаются.
Он очень опытный врач. Не знаю, почему именно этот случай вывел его из себя. Я издала утешительный звук.
- Ужасно много крови, - сказал он наконец. - Ребенка изрезало осколками, пришлось наложить тридцать швов. Одна из сестер новенькая, только из колледжа. Она не выдержала на середине. Потом, спросила, как я научился держаться, когда жертвы дети. - В его голосе звучала горечь, какую я редко слышала. Я едва не ляпнул, что видел и похуже. И съедал их. Такой младенец - на один укус.
Теперь я могла уйти. Сэмюэль достаточно владел собой, чтобы не наброситься на меня. Может быть. Но я не могла оставить его в таком состоянии.
Я осторожно поползла по полу, наблюдая за ним, ожидая, что увижу, как напрягаются мышцы. Это означало бы, что он готов к прыжку. Медленно подняла руки, коснулась его. Он никак не отреагировал.
Будь это новый волк, я бы знала, что сказать. Но одна из обязанностей Сэмюэля в стае - помогать новым волкам в таких ситуациях. Я не могу сказать ему ничего такого, чего он и сам не знает.
- Волк - практичный зверь, сказала я наконец, думая, что больше всего его расстраивает воспоминание о съеденном ребенке. - Ты разборчив в еде. И никого не съешь за операционным столом, потому что голоден.
Примерно так Сэмюэль разговаривал с новыми волками.
- Я так устал, - сказал он. У меня вздыбились волосы на затылке. - Слишком устал. Пора отдохнуть.
Он говорил не о физическом отдыхе.
Вервольфы не бессмертны, хотя неподвластны старости. Но время все равно их враг. Один волк говорил мне, что после очень долгой жизни смерть привлекает больше, чем возможность прожить еще день. Сэмюэль очень стар.
Маррок, отец Сэмюэля, раз в месяц обычно звонил мне. "Проверить обстановку", - говорил он. И мне впервые пришло в голову, что тревожился он не обо мне, а о сыне.
- Давно ты так себя чувствуешь? - спросила я, поднимаясь - осторожно, чтобы не делать ничего неожиданного. - Ты уехал из Монтаны, потому что не мог скрывать от Брана?..
- Нет. Я хочу тебя, - мрачно ответил он, убирая руки, и я увидела, что его глаза снова стали серо-голубыми: человечьими.
- Правда? - спросила я, зная, что он недоговаривает. - Твой волк может по-прежнему хотеть меня, но не думаю, чтобы хотел ты. Почему ты оставил Маррока и явился сюда?
Он откатился, повернувшись ко мне спиной. Я не шевелилась, стараясь не давить. Но и не попятилась. Просто ждала ответа.
Со временем он прозвучал.
- Было плохо. После Техаса. Но когда у нас появилась ты, это ушло. И все было хорошо. До ребенка.
- Ты говорил об этом с Браном?
О чем бы ни шла речь. Я прижалась лицом к спине Сэмюэля, согревая его своим дыханием. "Сэмюэль сочтет самоубийство трусостью, - уговаривала я себя. - Сэмюэль терпеть не может трусов". Я могу не хотеть любить Сэмюэля - после той боли, что мы когда-то причинили друг другу, - но не хочу и терять его.
- Маррок знает, - прошептал он. - Маррок всегда знает. Все остальные верили, что я такой же, как раньше. Отец знал, что-то не так, со мной неладно. Я собирался уйти, но появилась ты.
Если Маррок не смог привести его в порядок, что могу я?
- Ты надолго оставил стаю, - осторожно сказала я. Он ушел из стаи вскоре после меня, больше пятнадцати лет назад. И почти все эти пятнадцать лет оставался далеко. - Бран сказал мне, что ты стал одиноким волком в Техасе.
Волкам необходима стая, иначе они начинают вести себя странно. Одинокие волки, как правило, опасны и для себя, и для окружающих.
- Да.
Все мышцы в его теле напряглись, словно в ожидании удара. Я решила: значит, я на верном пути.
- Нелегко быть одиноким, особенно многие годы.
Я чуть подобралась, так что смогла обернуться вокруг него, обхватить ногами. Рукой, на которой не лежала, я обняла Сэмюэля и прижала ее к его животу, показывая Сэмюэлю, что он не один - пока живет в моем доме.
Он задрожал, отчего задрожала вся кровать. Я крепче обняла его, но ничего не сказала. Я зашла не дальше, чем хотела. Некоторые раны, чтобы они зажили, нужно вскрыть, другие оставить в покое. Но я не обучена определять разницу.
Он положил обе свои руки поверх моей.
- Я прятался от волков. Прятался среди людей. - Он помолчал. - Прятался от себя. То, что я делал, было неправильно, Мерседес. Я говорил себе, что нельзя ждать, нельзя рисковать тем, что кто-то отберет тебя у меня. Я должен был сделать тебя своей, чтобы иметь жизнеспособных людей, но я понимал, что использую тебя. Ты была недостаточно взрослой, чтобы защититься от меня.
Я потерлась носом о его спину, но молчала. Он прав, и я слишком его уважаю, чтобы солгать.
- Я обманул твое доверие и доверие отца. Я не мог жить с этим: нужно было уходить. Я уехал на самый край этой страны и стал другим - студентом-медиком Сэмюэлем Корником, первокурсником колледжа. Только что с фермы и со свежим дипломом средней школы. И лишь в ночь полнолуния я позволял себе вспомнить, кто я.
Мышцы под моей рукой дважды сократились.
- На медицинском факультете я встретил девушку. Она напомнила мне тебя: спокойная, со своеобразным чувством юмора. И даже внешне немного на тебя похожа. Я почувствовал, что мне дают вторую возможность, второй шанс сделать все правильно. А может, я просто забыл. Сначала мы были просто друзьями, учились по одной программе. Потом стали чем-то большим. Мы стали жить вместе.
Я поняла - вот сейчас, ведь вот оно, самое плохое, что могло бы произойти с Сэмюэлем. Я чуяла его слезы. Хотя говорил он подчеркнуто ровным тоном.
- Мы предохранялись, но недостаточно. Она забеременела. - Голос его звучал мрачно. - Мы были в интернатуре. И так заняты, что едва успевали здороваться. Она ничего не замечала до четвертого месяца беременности: принимала симптомы за результат стресса. Я был счастлив.
Сэмюэль любил детей. Однажды я видела снимок: он в бейсбольной шапочке, и Элиз Смитерз, пяти лет, едет на нем, как на пони. Он отринул все, во что верил, вообразив, что я - не человек и не вервольф - могу дать ему детей, которые будут жить.
Я старалась не выдать ему, что тоже плачу.
- Мы были интернами. - Теперь он говорил спокойнее. - Это обнимает много времени и связано со стрессами. Ненормированный рабочий день. Я ассистировал хирургу-ортопеду, почти в двух часах езды от нашей квартиры. Вернувшись вечером домой, нашел записку.
Я теснее прижалась к нему, как будто могла предотвратить дальнейшее.
- "Ребенок помешает учебе, - процитировал он. - Можем попробовать еще раз, позже". После того, как она устроится. После того, как появятся деньги. После…
Продолжая говорить, он перешел на иностранный язык, как будто его певучие тона лучше передавали боль, чем английский.
Проклятие долгой жизни в том, что все вокруг тебя умирают. Надо быть сильным, чтобы выжить, и еще сильнее, чтобы хотеть выживать. Однажды Бран сказал мне, что Сэмюэль видел слишком много детских смертей.
- Этот ребенок сегодня.
- Он выживет, - сказала я. - Благодаря тебе. Вырастет сильным и здоровым.
- Я жил, как должен жить студент, Мерси, - продолжал Сэмюэль. - Делал вид, что беден, как все остальные студенты. Если бы она знала, что у меня есть деньги, убила бы она моего ребенка? Я бы бросил учебу и заботился о нем. Может, это моя ошибка?
Сэмюэль обернулся всем телом вокруг моей руки, словно его кто-то ударил в живот. Я только обнимала его.
Мне нечего было сказать, чтобы ему полегчало. Он лучше меня знал, каковы у его ребенка шансы родиться здоровым. Но это неважно. Его ребенок не получил возможности проверить это.
Я обнимала Сэмюэля до захода солнца и утешала, как могла.
Глава шестая
Я оставила Сэмюэля спать и приготовила сэндвич с тунцом. Положила их в холодильник - вдруг проснется голодный. Но он не вышел из своей комнаты, даже когда я уже ложилась спать.
Будильник я поставила на пару часов позже обычного. Завтра суббота, в этот день мастерская официально закрыта. У меня ест работа, но ничего срочного, а Гэбриэл придет не раньше десяти.
Перед сном я помолилась. Просила Господа помочь Уоррену и Стефану найти демона - это стало обычной моей молитвой. На этот раз я помянула в молитве Сэмюэла. Немного погодя помолилась за Адама. Не думаю, что я превратилась в покорную дурочку по его вине.
Хотя я собиралась проснуться поздно (ради себя), пришлось встать затемно, потому что в окно постучали. Я сунула голову под подушку.
- Мерси.
Тот, за окном, говорил негромко, но я узнала голос. Стефан.
Я потерла глаза.
- Просишь милости? Я совсем не в настроении.
Я могу шутить над своим именем, но больше никому не позволяю. Только если я в очень хорошем настроении. Или если начинаю первая.
Он рассмеялся.
- Наверное, прошу милости. Но мне не придется сдаваться, если ты на меня не нападешь.
Одно из хороших качеств Стефана - он понимает мои шутки, какими бы неудачными они ни были. И даже лучше - он мне подыгрывает.
- Деньги нужны? - спросила я деланным удивлением. - Наличными у меня только пара долларов, но могу выписать чек.
- Мне нужно место для дневного сна, милая. Примешь?
Хорошо.
Я отбросила одеяло и пошла к входной двери. Планы поспать подольше не осуществятся.
Когда я открыла дверь, на небе уже светлели полосы рассвета.
- Чуть не опоздал, Стефан, - сказала я, нарочно добавив имя, чтобы Сэмюэль, который, конечно, слышал, как я открыла дверь, не встревожился.
Стефан как будто не торопился, но и не стал терять время, стоя на моем пороге.
Я не видела его с ночи суда. Выглядел он усталым. Плечи чуть поникли, да и двигался он без своей обычной кипучей энергии.
- Я отправил Дэниэла домой. Но у меня была ниточка, которую требовалось проверить по дороге. Мне казалось, времени хватит, но с рассветом мои силы убывают, и вот я у твоих дверей. - Он улыбнулся. - Прошу милости.
Я проводила его до дверей своей спальни.
- Мне казалось, с тобой работают Уоррен и Бен. Почему бы не поручить им проверить?
- Я отправил их домой. Им ведь днем на работу, а даже вервольфам нужно спать.
- Они работают в субботу?
- Уоррен работает на своего друга-юриста, а Бен должен сделать то, что нельзя делать, когда все работает.
Бен одержим компьютерами. Он работает в Северо-Западной Тихоокеанской национальной лаборатории, которая тайно сотрудничает с ядерной фабрикой в Хенфорде. Эту работу добыл для Бена Даррил, второй в стае после Адама, и, судя по всем отзывам, Бен выдающийся работник. Думаю, это удивило Даррила, которого трудно удивить.