- Как пожелает миледи, - совершенно серьезно сказал Стефан.
Глава пятая
- Алло?
Голос Адама прозвучал напряженно.
- Прошла почти неделя, - сказала я. - Литтлтон за мной не пришел. Он занят играми с Уорреном и Стефаном. - Уоррен сообщал мне о результатах поисков колдуна. Литтлтон всегда на шаг опережал их. - Отзови телохранителей.
На другом конце линии ненадолго наступило молчание, потом Адам сказал:
- Нет. Это не телефонный разговор. Если хочешь поговорить со мной, приходи - поговорим. Прихвати сменную одежду. Я буду работать в гараже.
И он повесил трубку.
- Как насчет других телохранителей? - жалобно спросила я у трубки. - Кого-нибудь, с кем я лажу.
Я поставила телефон и сердито посмотрела на него.
- Хорошо. Придется ладить с ней.
Вернувшись на следующий день домой, я мрачно натянула спортивный костюм и снова позвонила ему.
- Ты победил, - сказала я.
- Жду тебя в своем гараже.
Надо отдать ему должное: никакого самодовольства. Вот такой у Адама железный самоконтроль.
Идя по участку за домом, я убеждала себя, что глупо волноваться из-за разговора с ним. Вряд ли он набросится на меня без разрешения. Нужно только сохранять деловой тон.
Адам тренировался, пиная мешок с песком в доджо, в которое превратил половину своего гаража. Зеркальная стена, кондиционер и покрытый матами пол. Его пинки были само совершенство. Мои тоже были бы такими, если бы я упражнялась лет тридцать-сорок. Может быть.
Он закончил, подошел ко мне и коснулся левой стороны моего лица. Меня окутал его запах, усиленный упражнениями; пришлось бороться с собой, чтобы не прижаться головой к его ладони.
- Как голова? - спросил он.
Синяки уменьшились и побледнели - во всяком случае, клиенты не смущались, глядя на меня.
- Хорошо.
Сегодня утром я впервые проснулась без головной боли.
- Отлично. - Он отошел на середину застланного матами пола. - Поработай со мной немного.
Я уже несколько лет занимаюсь каратэ в доджо сразу за железной дорогой, недалеко от моего дома. И все равно медлила в нерешительности. Я далеко не так сильна, как вервольф. Но напрасно я тревожилась: Адам оказался прекрасным спарринг-партнером.
Мой учитель сенсей Йохансон не учит "красивому" карате, которым большинство американцев овладевает для показательных выступлений и турниров. Шисей кайкан - старейшая разновидность каратэ. Сенсей называет ее "схвати и сломай". Изначально она была создана для солдат, которым противостоит несколько врагов каждому. Идея в том, чтобы как можно быстрее вывести противника из строя и позаботиться о том, чтобы в строй он не вернулся. Я была единственной женщиной в своей группе.
Моей главной проблемой было - как замедлить движения, чтобы не вызывать подозрений, но в то же время не настолько, чтобы пострадать. С Адамом этой проблемы не существует. Впервые я дралась на полной скорости, и мне это понравилось.
- Ты используешь айкидо? - спросила я, отступая после первой схватки.
Айкидо - более мягкий способ борьбы. Конечно, в айкидо тоже можно сломать человека, но большинство движений здесь - только имитация. Можно захватить локоть и обездвижить противника, но можно приложить чуть больше сил и сломать ему руку.
- Занимаясь обеспечением, безопасности в обществе бывших солдат, я понял, что время от времени полезно тренироваться со спарринг-партнером. Это помогает выпустить пар, - сказал он. - Айкидо позволяет мне побеждать, не причиняя вреда. Так было до этого года. Теперь известно, что я не совсем человек.
Он снова сблизился со мной и с улыбкой ушел от моего удара, пропустив его мимо своего плеча. Я упала и бросилась Адаму под ноги, так что ему пришлось откатиться, прежде чем он смог сделать что-нибудь неприятное. А когда Адам встал, я заметила, что он отдувается. Я сочла это комплиментом.
Хоть мы действовали на полной скорости, но следили за тем, чтобы не использовать всю силу. Вервольфы излечиваются быстро, и все равно их кости ломки, а тело болит от ударов. А если Адам ударит меня изо всей силы, думаю, я не скоро встану, если встану вообще.
- Хочешь, чтобы я снял охрану? - спросил Адам посреди серии ударов и блокировок;
- Да.
- Нет.
- Колдун считает меня койотом, - нетерпеливо объяснила я. - Он не станет меня искать.
- Нет.
Я нанесла удар, который лишил его равновесия, но и избежала западни - не подошла к нему слишком близко. Схватываться с вервольфом - глупость, особенно с вервольфом, знающим айкидо.
- Послушай, я не возражаю против Уоррена или Мэри Йо. Мэри Йо даже умеет отличить один конец гаечного ключа от другого и может помочь. Но Хани? Разве она не нужна своему напарнику, чтобы красиво принимать посетителей?
Напарник и муж Хани Питер Йохансон занимается установкой сантехнического оборудования. Молчаливый волосатый мужчина, домосед, он за час способен выполнить больше работы, чем некоторые люди за целую жизнь. А Хани - бимбо и интересуется только тем, что видит в зеркале, однако мужа любит. Но всякий раз говоря об этом, не забывает упомянуть, что он в отличие от нее не доминирующий волк. Со мной она никогда не разговаривала: Хани любит меня не больше, чем я ее.
- Питер подчиняется моим приказам, - сказал Адам.
Адам - Альфа, и Питер исполняет его приказы. Хани - жена Питера, он приказывает ей, и она слушается. Самцы-волки обращаются со своими самками как с любимыми рабынями. Эта мысль вызвала у меня мурашки.
Не вина Адама или Питера, что вервольфы живут в каменном веке. Правда, хорошо, что я не вервольф, иначе началось бы восстание рабов.
Я нацелилась пнуть Адама в колено, но он перехватил мою ногу, подтащил меня к себе и лишил равновесия. Потом сделал что-то сложное, и я оказалась лицом вниз на мате, скрученная, как крендель, а он держал меня одной рукой и коленом.
От него пахло ночным лесом.
Я быстро ударила по мату, и он отпустил меня.
- Адам, закрой глаза и представь себе Хани в моей мастерской. Сегодня на ней шпильки три дюйма.
Мысль о ней стала словно холодная вода, выплеснутая мне в лицо. Очень вовремя!
Он рассмеялся.
- Неуместна, правда?
- Она весь день стоит, потому что не боится испачкать платье о мой стул. Гэбриэл в нее втюрился. - Я нахмурилась, когда Адам снова рассмеялся. - Гэбриэлу шестнадцать. Если его мать узнает, что он флиртует с вервольфом, она запретит ему работать в моей мастерской.
- Она не узнает, что Хани вервольф. Хани еще не перестала таиться. И привыкла к мужскому вниманию, она не воспримет Гэбриэла серьезно, - сказал Адам, как будто дело в этом.
- Я знаю; Гэбриэл считает, что его матери все равно. Но она пронюхает. Мне всегда не везет. Если Гэбриэл уйдет, мне придется самой заниматься бумажками.
Не люблю жаловаться, но работу с документами терпеть не могу, и она платит мне взаимностью.
Сильвии, матери Гэбриэла, недавно стало известно, что Зи из малого народа. Она приняла это спокойно, потому что: давно знала и любила Зи. Но сомневаюсь, чтобы она так же хорошо была знакома с вервольфами, особенно красивыми самками, которые могут кружить голову.
- Не хочу терять Гэбриэла только из-за того, что ты параноик. Больше никаких телохранителей, Адам. Да и какой прок от Хани? Кого она защитит?
Он невесело вздохнул.
- Стефан все время занят поисками колдуна. Ему помогают Уоррен, Бен и еще несколько вервольфов, так что очень скоро они разберутся с ним и ты будешь свободна. А что касается способностей Хани как телохранителя - она умеет драться и дерется грязно. Раз или два победила на тренировках даже Даррила. - У большинства стай никаких тренировок не бывает. Должно быть, все-таки сказывается армейское прошлое Адама. Не будь Хани женщиной, она была бы у кого-нибудь второй или третьей.
Я не удивилась, что Хани дерется грязно. Только немного удивилась, что она смогла одолеть Даррила, пусть раз или два. Как у второго, у Даррила должен быть большой опыт по части драк, и не тренировочных, а настоящих.
Я знала, почему Адам посылает охранять меня только женщин. По той же причине он послал со мной Уоррена и Бена. Уоррен не станет заигрывать со мной, поскольку я его не интересую, а как я не люблю Бена, Адам знал.
Вервольфы обладают сильным территориальным инстинктом. Поскольку Адам - будто бы для моей безопасности - объявил меня перед всей стаей своей подругой, я становилась его территорией. Что касается стаи, слово Адама - закон. Мое несогласие нисколько не меняет того, что стая считает правдой. С Сэмюэлем Адам как-то сумел договориться. И я не хотела знать, каким образом.
И вот мне досталась Хани, потому что Мэри Йо работает в сменах по двадцать четыре часа в пожарной команде, а третья и последняя женщина из стаи, Ауриэль, подруга Даррила, в Элленсбурге на курсах по подготовке учителей.
- Литтлтон вампир, - сказала я, стараясь внести хоть каплю логики в ситуацию. - Он не нападает днем. Пока его не поймали, я могу возвращаться домой засветло. Он не войдет в мой дом, если я его не приглашу. Да и не пойдет ко мне, потому что считает меня всего лишь добавлением к костюму Стефана.
- Я говорил о колдунах с Марроком, - мягко ответил Адам. - Это он велел мне приставить к тебе круглосуточную охрану. Он сказал, что никто не знает, каким чудовищем-демоном одержим этот вампир.
- Я знаю! - рявкнула я. Ну уж если охранять меня приказал Маррок, я обречена. И для Адама это тоже не секрет.
- Елизавета сказала мне, что ты ей звонила и расспрашивала о колдунах, - сказал он.
- Да. Радуйся: она сказала мне только, что ты велел ей никому ничего не рассказывать.
Это было не совсем верно.
На самом деле старая ведьма сказала мне: "Адам говорит, чтобы ты в это не лезла. Он умный человек, Адам. Пусть волки охотятся за колдуном, Мерседес Томпсон. Койоту не тягаться с демоном".
- Уоррен и Стефан позаботятся о Литтлтоне, - сказал Адам. Голос его звучал сочувственно. Он может проявить сочувствие, потому что знает: я лишена всякой возможности возражать.
- Уоррен и Стефан охотятся на тигра с пращей, - ответила я. - Может, убьют, а может, тигр развернется и сам убьет их обоих. А тем временем Хани разгуливает в белых брюках и смотрит, как я регулирую двигатели.
Я подошла к одному из висячих мешков с песком и начала отрабатывать удары ногой. Я не хотела так говорить. Не хотела показывать, насколько я встревожена. Адам, может, и спокоен, но он ведь не был в одной комнате с этой тварью.
- Мерси, - сказал Адам, понаблюдав за мной. Я перешла к боковым пинкам. - Отвертка очень полезный инструмент, но ты же не пользуешься ею, когда нужна паяльная лампа. Я знаю, ты раздражена. Я знаю: ты хочешь быть с ними - потому что видела, на что способен Литтлтон. Но если ты пойдешь с ними, кто-нибудь погибнет, защищая тебя.
- Думаешь, я не понимаю? - выпалила я, испуганная тем, как хорошо он меня знает: именно это больше всего выводило меня из равновесия, пока другие охотились на Литтлтона. Я перестала пинаться и смотрела на раскачивающийся черный мешок, подавляя желание ударить Адама.
Я умею оборачиваться койотом. Я проворнее любого человека. На меня не действует магия вампиров - часть этой магии, причем я не знаю, какая именно. Но других сверхъестественных способностей у меня нет. А этих недостаточно, чтобы охотиться за Литтлтоном.
Если бы в ту ночь я порвала шлейку, колдун убил бы меня. Я это знала, но это не уменьшало сознания вины, когда я смотрела на горничную. Я хотела сама покончить с колдуном. Впиться клыками ему в горло и почувствовать вкус его крови. На самом деле я хотела, отчаянно хотела убить этого улыбающегося мертвого сукина сына!
- Елизавета к нему не пойдет, - сказал Адам. - Очевидно, демоны как-то влияют на ведьм. Не только ты держишься в стороне.
- Знаешь, сегодня по одному каналу показали интервью с сестрой человека, которого вампиры обвинили в убийстве. - Я дважды наподдала мешку. - Она плакала. Говорила, что у брата были проблемы в браке, но она представить себе не могла, что он так поступит. - Я снова лягнула мешок, выдохнув от усилий. - А знаешь, почему она не могла себе этого представить? Потому что бедняга действительно ничего не сделал, только оказался не в том месте и не в то время.
- Мы не можем позволить обнаружить вампиров, - сказал Адам.
Я видела, что его эта ложь тоже беспокоит. Адам честен, но сознает, что необходимо. Я тоже. Но это не значит, что мне это должно нравиться.
- Я знаю, что вампиры должны скрывать свое присутствие, - сказала я мешку с песком. - Знаю, что люди не готовы принять всех существ, которые таятся во тьме. Я понимаю, что сокрытие истины спасает нас от массовой истерии, которая выльется в многочисленные смерти. Но у водителя грузовика, того, что обвинили в убийстве, - у него дети. Они вырастут с мыслью, что их отец убил их мать.
Я записала их имена. Когда-нибудь, когда это будет безопасно, они узнают правду.
Их боль, убийства, то, что я то и дело просыпаюсь от запаха смерти бедной женщины и слышу издевательский смех Литтлтона, все это на счету колдуна. И я хочу быть среди кредиторов.
- Он играл с ней. - Своим лучшим ударом я заставила мешок крутиться, надеясь, что, если проговорю вслух все самое плохое, оно перестанет приходить ко мне ночами. - Ручаюсь, она знала, что он уже убил остальных людей. И знала, что он убьет и ее. Он пытал ее, раздирал понемногу, чтобы она дольше умирала.
- Мерси. - Голос Адама звучит очень мягко, очень ласково, но я в эту западню не попадусь. Для вервольфов любая мелочь значит слишком много и одновременно слишком мало. Если Адам утешит меня, он, вероятно, примет это за признание его вожаком и даже напарником. Его вины в этом нет: у вервольфов слишком сильны инстинкты. Сэмюэль безопаснее; он хоть и сильный доминантный волк, но не входит в стаю Адама.
Быть Альфой означает не просто быть доминантом. В единстве стаи есть магия, дающая силу вожаку, он может пользоваться силой стаи и возвращать стае эту силу. Я видела, как стая исцелила Адама и дала ему силу подчинить другую группой вервольфов.
Быть Альфой значит испытывать необходимость защищать и контролировать все, что под твоей командой. Я не подчиняюсь ему. Но Адам объявил меня своей подругой; значит, он со мной не согласен. И я не могу ни на йоту смягчить свое положение.
Я отступила в глубину гаража, потом побежала назад к мешку. Сенсей говорит, что прыжок и удар с поворотом - один из сильнейших приемов устрашения. Конечно, если такой удар попадет в цель, он производит сокрушительное действие, но никакой хоть сколько-нибудь опытный боец не допустит этого: удар слишком медленный.
Я прыгнула изо всех сил, вращаясь при этом так быстро, что закружилась голова. Пятка попала в мешок под самым верхом, как я и хотела. Будь мешок человеком, я сломала бы ему шею. Я сумела бы даже приземлиться на ноги.
Цепь, на которой висел мешок, не дала ему упасть, как упал бы человек, а я сама не ожидала такой силы удара и больно приземлилась на спину.
Я лежала на полу, но Адам перехватил мешок прежде, чем тот вернулся и ударил меня. Он негромко присвистнул, когда из шва в мешке посыпался песок.
- Отличный удар.
- Адам, - сказала я, глядя в потолок, - он приберег ее на десерт.
- Что? Кого приберег?
- Горничную. Литтлтон приберег ее, как ребенок приберегает шоколадного пасхального зайца. Он запер ее в ванной, чтобы ее не видели, потому что не хотел убивать слишком быстро. Он ждал Стефана.
Могли быть и другие причины, по которым он спрятал ее в ванной, - например, уже наелся, убивая остальных, - но что-то в его лице, когда он притащил женщину, говорило "наконец-то".
- Он ждал именно Стефана? Или любого, кого пошлет Марсилия? - спросил Адам, поняв значение того, что случилось, раньше меня.
Я вспомнила, что Литтлтон много знал о Стефане вплоть до интимных подробностей, хотя Стефан видел его впервые. Но больше всего меня убеждало то, как он был доволен: все как он ожидал.
- Он ждал Стефана, - сказала я и продолжила очевидным вопросом: - Кто же ему рассказал, что придет Стефан?
- Я позвоню Уоррену. Скажу, что, по-твоему, кто-то сообщил Литтлтону, что к нему идет Стефан, - сказал Адам. - Стефан может скорее догадаться кто, и это означает, что в его лагере предатель.
Я осталась на месте, а Адам подошел к телефону на стене и начал нажимать кнопки.
Мы прожили годы как соперники - два хищника, делящие одну территорию и испытывающие взаимное влечение. За эти годы я постепенно привыкла к требованиям Адама, но продолжала стоять на своем. И завоевала его уважение. Вервольфы и раньше любили меня или ненавидели. Но никто не уважал. Даже Сэмюэль.
Адам достаточно уважал меня, чтобы действовать на основе моих подозрений. А это много значит.
Я закрыла глаза и позволила его голосу окружить меня, снять раздражение. Адам прав. Я вообще не приспособлена для охоты на вампира, тем более одержимого демоном. И должна быть довольна, что это взяли на себя Уоррен и Стефан. Но если Литтлтона убьет Бен, не знаю, устроит это меня или нет. Ужасно не хотелось быть в долгу у Бена больше, чем сейчас.
Адам повесил трубку. Я слышала его негромкие приближающиеся шаги и шорох мата, когда Адам сел на него. Немного погодя он развязал и стащил с меня борцовскую куртку, так что я осталась в футболке и белых спортивных брюках. Я позволила ему это.
- Такая вялость на тебя не похожа, - сказал он.
Я заворчала, не открывая глаз.
- Заткнись. Я тут тону в жалости к себе. Имей хоть немного уважения.
Он рассмеялся и повернул меня так, что я прижалась лицом к пропахшему потом мату: Его сильные теплые руки промяли напряженные мышцы моей спины. Когда он занялся плечами, я почувствовала, что во мне совсем нет костей.
Вначале он просто делал массаж, разминал узлы, оставшиеся от бессонных ночей и дней тяжелой физической работы. Потом его руки стали мягче, а движения превратились в легкие и ласковые.
- Ты пахнешь перегоревшим маслом и смазкой от коррозии, - с улыбкой сказал он.
- Так заткни нос, - ответила я. И с отчаянием поняла, что в моем ответе больше меда, чем яда.
Вот как все просто. Стоило Адаму растереть мне спину, и я его. Именно из-за своей восприимчивости я так старательно его избегала. Но сейчас, лежа ничком, чувствуя его руки на своей спине, я не считала это единственной причиной.
А он пахнет не горелым маслом, а лесом, волком и тем своеобразным диким запахом, который есть только у него. Руки Адама оказались под моей футболкой и принялись разминать мышцы спины; потом он завозился с застежкой моего бюстгальтера. Я могла бы сказать, что у спортивных бюстгальтеров нет застежек, но тогда я приняла бы активное участие в собственном совращении. А я хотела, чтобы он был агрессором. И лишь малая часть меня, очень малая, не превратившаяся под его руками в желе, гадала почему.