* * *
- Недавно по одному персонажу сюда пришло много материалов, до сих пор не систематизированных и не оцифрованных - сказал Приятель Сартакова. - Может быть, Андрея направить туда, на это дело?
- Да, вот там и было бы неплохо разобраться - Виктор Петрович вновь пристально посмотрел на меня - это изъятые у того самого супчика (пристальный взгляд с прищуром на Приятеля Сартакова). Тетрадки, записные книжки и прочие бумажки абсолютно разноформатные, которые не плохо было бы систематизировать, все разложить по полочкам, запихнуть в одну толстую папку и потом отсканировать в том же самом порядке, в каком они будут содержаться в бумажном виде. При сканировании главное - чтобы материалы читались, то есть сканировать бумагу нужно с хорошим разрешением, кроме того, вначале все листы нужно пронумеровать вручную.
Так как копошиться в чужой жизни - весьма любопытное для любого человека дело, я этим делом весьма заинтересовался:
- Вначале мне бы хотелось посмотреть на какой-нибудь образец такой "систематизации" - говорю я - чтобы все делать в едином, так сказать, духе.
И тут (слава яйцам!) срабатывает "эффект понедельника" - Виктор Петрович обещает как раз к началу следующей недели "разгрести тут кое-что", в связи с чем:
- Вот, пусть Андрюшечка с понедельника и начинает!
- Ну, то есть договорились? - спрашивает его Приятель Сартакова.
- Ну да! Не вопрос! - Виктор Петрович начинает теребить ручку, торчащую из наружного кармана его "натовского" джемпера, потом вынымает из того же кармана какую-то свернутую бумажку и, сделав "уголок" - ковыряется ею у себя в зубах.
За сим мы удаляемся, лишь только немного намекнув на необходимость оборудовать мне рабочее место. С этим проблем нет, так как Виктор Петрович заверяет, что такое место как раз есть, пустует, и, стало быть, только и ждет меня, когда я приду и засяду за работу.
* * *
Еще какое-то время мы возились с окончательным оформлением бумаг (Приятель Сартакова все время был рядом), после чего, уже под самый конец мне выдали "временную" бумажку (пока "корочка" не готова) - свидетельствующую о том, что я теперь - работник архива КГБ.
- Это накладывает некоторую ответственность - ёрно-торжественно сказал мне Приятель Сартакова - особо ей не размахивай, разве что попадешь в ДТП - покажешь гаишнику.
Приятель провожает меня до проходной, подавая какой-то знак охране:
- Никогда не носи гбу-шные документы в карманах верхней одежды - даже во внутренних, на молнии, на пуговице - не важно… - напутствует он меня.
Я качаю головой и делаю очень серьезное лицо, будто внимаю словам с особым подобострастием, после чего мы расстаемся и я снова оказываюсь на Лубянской площади.
Мимо фасада здания Комитета идут немногочисленные пешеходы, в конце концов, прошвырнцвшись, удаляясь к "Детскому миру" или в подземный переход на противоположной стороне.
Я же смотрю в мутное белое московское небо и поднимаю воротник своего плаща. Я считаю ворон, а их сегодня здесь почему-то особо много. Одна… две… миллион!
Минуя подземный переход я направляюсь в сторону Лубянского проезда.
* * *
"Каково чувствовать себя КГБ-шником?" - спрашиваю я сам себя, и сам же себе отвечаю, тихо, но вслух, в толпе людей идущих мимо большого книжного магазина "Библио-конус":
- Чувствую ли я что-то "so special"? Нет. Я давно уже ничего не чувствую!
Следует подумать, как провести оставшиеся четыре свободных дня. И, может, купить себе костюм для работы?
"Во всяком случае рубашку с нагрудным карманом на пуговичке купить следует точно" - думаю я уже проходя к Китай-городу мимо церквушки, что рядом с Политихническим музеем - "чтобы там прятать бумажку, которую никак нельзя носить даже во внутреннем кармане верхней одежды".
ГЛАВА I.IIII
Четверг с пятницей проходят скомкано-сумбурно. Серая дождливая погода не предполагает особого расположения к прогулкам - я по долгу сижу у себя дома у окна на кухне, созерцая движение дождевых капель по стеклам, отлеживаюсь в теплой ванне и часами бесцельно брожу по Интернету. Телевизор сообщает о страшном напряжении на Кавказе, усилении "террористической активности", но мне это почему-то кажется чем-то далеким, будто и не из этой жизни, как если бы я смотрел какой-нибудь фантастический фильм об иных, далеких, выдуманных сценаристом цивилизаций на краю вселенной. Странные инопланетяне с щупальцами вместо рук, в восьмью глазами и девятью ногами бегают друг за другом, стреляют друг в друга из бластеров - но что это для меня? А ничего. Так себе, суета сует и развлекуха.
* * *
В ночь же с четверга на пятницу мне приснился странный сон, будто я витаю над землей, настолько высоко, что расположенные где-то далеко внизу освещенные светом фонарей и окон в вечернем сумраке города иногда даже пропадают из вида загороженные бело-серыми облаками.
Как-то размываясь, быстро перетекая из одной в другую, картину полета меняет другая: я вижу ангела сидящего на краю облака, очень похожего на ангела с гравюры Дюрера "Меланхолия", правда в моем сне этот парень предстает в цвете.
Так вот, этот персонаж, недолго посидев, вдруг неожиданно резко встает, распрямляется (будучи до того несколько ссутулившимся) и громогласно произносит, обращаясь куда-то вниз, к земле: "Карфагенус!".
И на этом все. Дальше… я даже не проснулся, нет, я очнулся, и еще какое-то время лежал, глядя в потолок. По металлу оконного подоконника громко лупили дождевые капли, смешиваясь в голове в барабанный торжественный маршевый бой, заставляя меня припомнить некую старую песенку очень старой, почти забытой мною, творившей давным-давно индастриал-группы:
Окончен славный наш поход,
(там-пам-пара-пара-пам-па-па!)
И водят ведьмы хоровод,
(там-пам-пара-пара-пам-па-па!)
Зима нас гнобит
Стар и млад
Скорей издохнуть только рад.И все же день за днем
Мы вперед идем,
Под огнем ползем
Как под дождем идем,
Вот - сука! - Серый день
Отбросит в нас свою тень,
Мне жить здесь стремно, - лень,
Но и подохнуть - лень!День! За днем!
Мы! Идем!
Под! Огнем!
Мы! Идем!Это мой путь!
Да!
Нет!
Мой путь!
Да!
Нет!
Да, это мой путь!
* * *
"Сколько тебе лет?" - вдруг неожиданно приходит мне в голову мысль в ванной, когда я бреюсь, и смотрю на себя в зеркале: "Как тебя зовут?".
"Как же так?" - как бы отвечаю я сам себе мысленно - "Я - Андрей Земсков, тридцать пять лет…" - но затем, решив, что так можно далеко зайти и начать самому с собой разговаривать, я подавляю в себе этот "диалог".
"День за днем / Мы идем / Под огнем / Мы идем" - продолжаю я бубнить себе под нос ту самую старую песенку и иду на кухню завтракать.
Телевизор показывает господина Президента, настаивающего на выделении дополнительных средств бюджета для постройки тридцати истребителей последнего поколения:
- Один такой истребитель способен контролировать воздушное пространство радиусом в сто километров - говорит господин Президент нахмурившись, читая по бумажке текст на каком-то видимо очень важном заседании правительства - пилоту в этом помогает бортовой компьютер, способный самостоятельно вести бой сразу с двадцатью воздушными целями противника.
Вдруг Президент строгим взглядом обводит своих министров:
- Как продвигаются дела по созданию беспилотного аналога данной машины?
На экране телевизора на нос Президенту садится сонная осенняя муха.
- Продвигаются! - будто проснувшись отвечает Президенту Премьер-Министр - очень даже ничего. Продвигаются.
Тут заседание правительства будто оживляется, министры и все остальные присутствующие ответственные лица начали как по команде ерзать в креслах, поворачиваться туда-сюда и переговариваться друг с другом.
Кто-то из них сказал о необходимости оснащения новых истребителей ракетами подавления электронного оборудования врага…
И тут зазвонил телефон и я иду в коридор - рассказывать маме проснулся ли я и как вообще у меня дела.
* * *
В субботу мы с мамой идем покупать мне костюм и рубашки.
Не смотря ни на какие мои уговоры, даже в этот раз мама не может удержаться от того, чтобы не рассказать милым и любезным менеджершам по продажам (проще говоря - продавщицам), обхаживающих нас, обо мне много чего интересного:
"Ох, у мальчика даже костюма нет!" - причитает мама, а эти две молодухи, пока мама не видит, улыбаются и весело друг с другом перемигиваются.
А я? А меня здесь как будто бы и нет!
"Ах! У мальчика даже нет нормальной рубашки!" - продолжает причитания мама, и нам показывают где находится отдел с рубашками:
- Там сейчас как раз скидки!
Пока же я в кабинке для примерки смотрю, как мне идет новый костюм, вдруг, в момент, когда я посмотрел в глаза своему отражению, не моя, но как будто залетная, в голове прозвучала мысль:
"Как тебя зовут? Сколько тебе лет?".
Подернув головой, будто это что-то изменит, я как бы сбрасываю это явное такое, но недолгое наваждение, вновь возвращаясь в реальность.
Снаружи мама спрашивает, чего я так долго.
- Долго? Да я же только что зашел!
* * *
Странное дело, но я реально как будто не помню своего возраста. То есть помню, конечно, но чтобы точно сказать, именно сколько мне лет - иногда нужно напрячь память. После восемнадцати годы как взбесились и понеслись стремительным галопом, так что и не замечаешь, как они пролетают, в основном, кажется, бесполезно, мимо.
Но - ладно. Как бы то ни было, веры в то, что мне тридцать пять я почему-то не имею. Ощущения всегда не соответствуют реальности.
Сколько же тогда мне лет? Сколько? Ответ я знаю, но он кажется мне четко неправильным, притом настолько неправильным, что это иногда ощущается как некая страшная причина будущей тотальной катастрофы.
* * *
Я возвращаюсь домой увешанный пакетами и коробками - после покупки костюма и рубашек мама затащила меня в обувной магазин.
В принципе, памятуя "неофициальность" облачений "старичков" из архива, я мог бы и не беспокоиться о своем внешнем виде. Сидеть впотьмах какого-то подвала, уставленного стеллажами с папками бумаг, в окружении полусонных пенсионеров-ветеранов спецслужб можно было бы вполне и в том, что у меня было. Но меня безудержно тянуло на официоз. Я даже дал себе зарок, что, если другие гб-сты имеют обыкновение ходить в галстуках - обязательно куплю себе и его.
* * *
Воскресенье проходит так же сумбурно и смято и пусто-неосмысленно и бесполезно, как и четверг с пятницей. Меня прессует неожиданная смена погоды с сопровождающим такие перекосы скачком давления, но употребление большого количества витаминов вроде как выравнивают ситуацию.
Глотнув кофейку и сделав себе хот-дог я отправляюсь на променад в центр.
* * *
В середине дня метро звенит пустотой, а приближающиеся поезда гонят потоки холодного ветра, заставляя ежиться немногих стоящих на платформах пассажиров.
Я поднимаю воротник плаща и поправляю шарф.
Сев в вагон, устроившись поудобней я мысленно интерпретирую голосовые сообщения, звучащие из динамиков на станциях:
"Осторожно, двери заговариваются".
"Осторожно, двери изгибаются".
"Осторожно, сколько тебе лет, осторожно…"
* * *
Я, как натренированный пассажир просыпаюсь как раз на нужной мне станции. Выйдя из вагона позже всех, вдруг сталкиваюсь с молодым человеком заходящим в вагон, который тут же извиняется:
- Мы с вами ни где не виделись? Сколько вам лет? Как твое имя? - его лицо расплывается передо мной и, понимая, что все это не его слова, и все это мне лишь представляется, я ему отвечаю:
- Все нормально, не беспокойтесь.
* * *
В книжном "Библиоконусе", на Лубянке, я какое-то время размышляю над тем, как собирался во что бы то ни стало сегодня миновать Лубянку, но вот, в конце Тверской улицы задумался, и мои ноги сами привели меня сюда. Я собираюсь отсюда двинуть прямиком в ЦДХ, но в метро сесть не здесь, на площади, а пройдя до Александровского Сада.
Из книг же, которые я видел, брал с полок, а потом читал и листал, меня не заинтересовала, пожалуй, ни одна, кроме "Магии Вуду".
"В конце концов" - размышляю я - "вуду - это всего лишь одна из религий? Почему кто-то смешивает ее с чародейством и волшебством? На Гаити, например, это официальная религия…"
Не найдя более ничего интересного я покупаю эту книгу, хотя, как думается, мог запросто скачать ее из Интернета дома.
* * *
Пока же я ехал от Александровского Сада на метро в ЦДХ - то есть до станции Парк Культуры - читал купленную только что книгу. Даже можно сказать так: я менее читал ее, книгу, нежели рассматривал иллюстрации - которые были в основном никак не связанные с Вуду европейские гравюры ХV-ого - ХVI - ого веков, на которых изображались демоны, ведьминские шабаши и казни все тех же ведьм на костре.
"При чем здесь это?" - спрашивал я себя, а ведьмы, демоны, да и сам Люцифер на иллюстрациях, казалось, оживали, и начинали плясать передо мной в своих странных, нервных и дерганных ритуальных действах.
* * *
В ЦДХ же мне лучше не становится: один из больших залов полностью отдан под выставку работ разных художников, объединенных одной темой: "Дьявол".
Дьявол - такой, дьявол - сякой, со всех сторон на меня смотрят неказистые рожи, которые, как представляется, вроде как должны меня напугать, но мне почему-то не страшно.
Стены зала украшены зачем-то гирляндами светящихся огней, играет готическая музыка, перемешиваясь по ходу с музыкой живой, исполняемой какой-то группой патлатых молодых людей, и с выступлениями так называемых "поэтов" - по большей части в своем творчестве предпочитающих животные звуки - типа блеяния, мычания, конского ржания и свиного хрюканья.
Дьявол, видите ли, управляет адом - смотрю я на картину, где сей супчик восседает на троне посреди полыхающего серой подземного озера. Не совсем мне это понятно, всегда думал, что он там не управлять будет, но мучиться.
Культурный контекст, конечно, понятен - художники малюют то, что видели у других художников - у средневековых, например. Но не нужно ли было ими вначале разобраться в вопросе?
- Вот оно! - восклицаю негромко я, вдруг увидев картину, на которой изображен как раз ритуал, по всем признакам из религии вуду. Молодой человек в цилиндре стоит в центре круга, в котором горит костер и из костра к нему выходит сатана. Молодой человек повернул голову к зрителю и оскалился злобной улыбкой, обнажив чрезмерно длинные серые зубы. Его глаза блестят - то ли это отблеск костра и стоящих вокруг факелов, чаши для горючего масла которых сделаны из человеческих черепов, то ли этот блеск - тот же самый, что и у сатаны. На лице у молодого человека белой краской изображен череп.
* * *
- Нравится? - вдруг слышу я у себя за спиной чей-то голос, и по тому, что этот голос мне знаком, притом воспоминания эти не такие уж хорошие, я немного пугаюсь.
Я не помню, кому принадлежал этот голос, но на уровне ощущений помню ситуацию, в которой тот прозвучал передо мной раньше. И все это мне неприятно.
Я оборачиваюсь.
- Послушай, - обращается ко мне человек, которого я недавно видел на даче, тот самый, что приезжал ко мне на машине и задавал странные вопросы - если ты играешься, то учти - ты очень плохой актер!
После недолгого замешательства я беру себя в руки, и пытаюсь смело ретироваться.
Тем не менее, куда бы я ни пошел, Персонаж был всегда рядом, что достаточно быстро мне это надоело:
- Послушайте - обратился я к этому человеку, резко развернувшись - вы - что? Меня преследуете?
- Я? А по-моему это ты ко мне сам пришел!
- Я пришел не к вам, увы, а на выставку - поглазеть - понимаете?
- Хм… а оказался у меня в гостях! Я устроил эту выставку. Я тебя заметил, как ты вошел и вот - ты из всех работ почему-то заинтересовался именно моей!
- Я не знал, что это ваша картина!
* * *
- Что за книжка? - будто не расслышав моего ответа, не смотря на мое сопротивление, незнакомец вырывает у меня из рук недавно купленную "Магию Вуду":
- Ого! Вуду? Интересуешься колдовством?
- Нет, послушайте…
- Тогда зачем купил? Дайка посмотрю… - Персонаж минуты две листает книжку, после чего брезгливо морщится и возвращает книгу мне обратно - какая-то белиберда! И причем здесь гравюры пятнадцатого века? Интересно как получается - у меня на картине - вуду, у тебя в книжке - тоже вуду…
- Это не моя книга… То есть не мной написанная!
- Но ты же ее купил?
Я мнусь: "Послушайте, я лучше пойду" - говорю я почти умоляющий тоном. Но Персонаж не унимается:
- Если хочешь что-то узнать о вуду - спроси меня!
- Нет уж, позвольте, я лучше просто уйду. - Я разворачиваюсь и направляюсь к лестнице, а по ней вниз - к гардеробу.