* * *
Но Персонаж все равно - рядом, он говорит мне что-то про мою память и про то, что, дескать, я попал в переплет, меня долго искали какие-то супчики, и вот теперь они меня нашли и они с меня теперь не слезут.
- Мдя… - отвечаю я - если они такие же приставучие как и вы - то справиться с ними мне будет трудно.
- Не то, что бы трудно, а просто невозможно! Ну, без чужой помощи!
Тогда я одеваюсь и иду к выходу, но меня все равно сопровождают:
- Их много, а ты - один. Что бы ты не возомнил о себе, дорогой, они так расстроены, что заставят тебя плясать под их дудку!
Я выхожу на улицу, но преследование продолжается:
- Послушайте! - я поворачиваюсь к Товарищу Художнику будучи уже и не рад, что пришел в ЦДХ, - идите вы обратно в здание - а? А то тут холодно, ветрено - простудитесь, не ровен час!
- Ха! Взойду на край севера - слышал такое? Я привычен к холоду! А вот ты… если ты не помнишь даже то, что как-то раз обращался ко мне, то я уже и не знаю, что сказать. У тебя что? Перманентная амнезия?
- Да-да, - пытаюсь шутить я - как в том анекдоте: больной! У вас рак и потеря памяти - Ну, хоть рака нет!
Но персонаж лишь брезгливо морщится:
- Ты не поверишь, но я никак не ожидал, что ты окажешься здесь!
И этому, наверное, я должен быть неслыханно рад! Я прощаюсь не протягивая руки (еще чего!) - и, повернувшись, ухожу.
Пока же я дохожу до ограды ЦДХ, метрах в ста от здания - несколько раз оборачиваюсь, чтобы посмотреть не ушел ли этот Товарищ, но нет, он все стоит, и смотрит мне во след.
Его губы что-то шепчут, и мне кажется, будто его слова, слетев с уст, летят, волнами накатывая на ветер и уже потом, вместе с ним попадают мне прямо в разум:
"Сколько тебе лет? Кто ты? Как тебя зовут?".
Этот шепот гулко заполняет мою черепную коробку, кажущейся мне теперь пустой звенящей голосом моего преследователя бочкой.
* * *
На обратном пути, на Крымском мосту я на некоторое время задерживаюсь, и, слегка перегнувшись через ограждение по своей давней традиции пару раз плюю вниз на воду - темная вода, где-то там, по краям берега немного отражая город безучастно колеблется, меняя оттенки своей мути со слегка "глянцевых" - до мутно-матовых:
"Tiefe Wasser sind nicht still" - говорю я как бы реке, тут же переводя фразу на наш собственный "аналог" - "в тихом омуте…".
- Бу! - вдруг резко обрывает мои тихие и безмятежные наблюдения за водой один из, видимо, посетителей, если не участник, выставки, на которой я только что столь неприятно провел время последнего своего безработного выходного. - Дружище! Сигаретки не найдется? - молодой человек явно пьян, хотя не настолько, что бы уж сказать - совсем:
- Да-да! Конечно! - в некотором смысле, признаюсь, я даже обрадован тому, что неожиданно выскочившее на меня "пугало" оказалось простым и даже не очень страшным молодым человеком в маске смерти - угощайтесь!
Молодой человек благодарит, потом, вдруг вспрыснув смехом - дает ходу бегом догоняя своих весело гогочущих друзей и подруг:
- Джингл белс! - хором орут они, хотя до нового года остается еще месяца два, - молодая девушка, освещаемая вспышками фотоаппаратов запрокидывает голову, большими глотками загружая в себя шампанское из большой, нестандартной формы бутылки - о, слава Люциферу! - кричит она, допивая бутылку, после чего разбивает ее о перила ограждения моста.
* * *
И тут - упс! Девушка порезалась осколками стекла, из ее руки выпала большая стеклянная "розочка", она смотрит на свои ладони из которых обильно льется кровь.
Какое-то время ее друзья не реагируют, замерев от неожиданности происшедшего, я же стремительно прохожу мимо этой пьяной компании, отвернувшись от вида крови.
Еще несколько секунд - и вот, я слышу, как у меня за спиной все бросаются на помощь своей порезавшейся подруге - слышатся причитания, подбадривания, кто-то спрашивает, нет ли у кого чистого платка.
"Не люблю кровь" - говорю я сам себе, будто никогда этого и не знал раньше - "все эти порезы, ужас что такое…"
* * *
Выворот с моста на Остоженку стоил мне погружения в глубокую грязную лужу по самые щиколотки. В полутьме (так что я даже не отличил эту лужу от грязного асфальта) я смело вступил в воду, даже не подозревая, куда ступаю, как мне потом показалось - именно туда, где лужа была наиболее глубокой.
Итак, холодная вода заливается в ботинки, так что я даже вынужден после присев на выступ кирпичного с решеткой забора их один за другим снимать и выливать из них воду.
Но от этого комфортней мне не становится. Кроме того, когда я иду, ботинки начинают "чвокать", притом весьма гнусно и громко. Мокрые, отяжелевшие шнурки придают этой "музыке" дополнительную "прелесть", почти барабанным ритмом ударяя по ботинкам при каждом шаге, выдавая при этом четкий, цокающий звук.
Немного этим раздраженный я уже было собираюсь идти к станции "Парк культуры" (до лужи я как раз собирался идти к "Александровскому саду", а там - смотришь и до "Площади революции" рукой подать, а где "Охотный ряд", там, сами, понимаете, "Пушкинская" сама собой напрашивается), как тут, как мне показалось - на другой стороне Остоженки промелькнул знакомый мне до боли силуэт.
- Сестра! - воскликнул я, но быстро перейти на другую сторону улицы мне помешали многочисленные машины: "Сестра!"
Но меня не слышали.
* * *
Какое-то время я движусь за ней по другой стороне, все ища разрыва в быстро проносящихся мимо машинах:
- Вот ведь! - говорю я - как назло нет пробок! Когда не надо - их полно, а сейчас…
В момент же, когда Сестра сворачивает на улицу, ведущую в сторону Арбата я не выдерживаю - и быстро перебегаю Остоженку. Визжат тормоза, нервно звенят клаксоны, из открывшихся окон авто слышится самая омерзительная брань, а я ускоряюсь, боясь, что Сестра исчезнет из вида.
А дальше было вот что - как бы быстро я не шел, мне казалось, что Сестра идет быстрее меня, притом не быстро идет, и отнюдь на бежит, нет, а именно идет. Я же еще немного - и перехожу на полубег, но это ничего не меняет, ближе к ней я не становлюсь…
И вдруг она оборачивается! Не зная, как отреагировать, я сначала было хотел помахать ей рукой, но затем лишь сделал вид, что не вижу ее, прикрыв лицо воротником плаща:
- Зачем? Зачем я это сделал? - укоряю я сам себя, когда она вновь отворачивается и идет к Арбату - все еще далеко от меня, настолько, что кажется будто она вот-вот исчезнет из вида, и я ее уже не догоню.
Я с большим трудом подавляю в себе желание крикнуть ей, в моей голове смешиваясь борются мысли, что вот, дескать, это и не она вовсе, и напрасно я преследую не известную мне девушку, но потом, другие мысли одерживают верх:
"Как же так? Да это же она! Она! По-другому и быть не может!".
* * *
Уже на Арбате я пару раз теряю ее из вида в толпе, после чего вновь нахожу, перехожу набег, и затем - еще пару раз было догнав ее, после вновь заплутав среди идущих мне на встречу людей начинаю отставать.
Перейдя Арбат я оказываюсь справа от Сестры метров на пять, вижу ее профиль, но меня вновь обуревают сомнения: в полумраке, лицо Сестры кажется мне то знакомым, то нет.
"Но это же не она! - говорю я себе - не она!" - но проходит всего несколько секунд, и уже другие мысли одерживают верх: "Она! Она! Она!".
Уже на проулке, ведущем от Арбата к Новому Арбату мои рискованные пируэты перед едущими мне на встречу автомобилями и расчет на внимательность водителей меня подводят - громко взвизгнув тормозами, меня наконец сбивает машина - микроавтобус. Сколько веревочке не виться!
* * *
Отлетев немного в сторону я грузно шлепаюсь на бордюр, перед этим опрокинув пару металлических столбов с натянутой между ними цепью.
Из машины, меня сбившей, вначале испуганный, а потом, завидев, что я жив (а я сам встаю) - громко ругаясь вываливается водитель. Откуда-то со стороны, медленно и вальяжно подходят "дорожные" полицейские, очень уж не спеша, так что становится ясно, что все это надолго, и спешить мне вроде больше некуда…
У меня же все те же мысли - я смотрю туда, где только что, несколько секунд назад была Сестра, как я думал, что это она, но сейчас она уже исчезла из вида.
* * *
Дорожные полицейские, вразвалочку подойдя ко мне, начинают мне задавать какие-то вопросы, после - подзывают водителя, а я не обращаю на них внимания, потому что там, у самого Нового Арбата, метрах в ста от нас - вдруг, обернувшись на гвалт, на собравшуюся небольшую толпу прохожих, где-то там, немного в стороне от того места, где я в последний раз видел Сестру - показывается ее лицо.
И тут я наконец уверяюсь в том, что это - точно она!!
Она смотрит прямо на меня, но, как мне кажется, почему-то не узнает. Ее лицо неестественно бледно, а взгляд пуст, как у незнакомого прохожего на улице. Секунду посмотрев в мою сторону - она, будто очнувшись, спохватывается и тут же направляется к подземному переходу через Новый Арбат, и после уже идет, больше ко мне не оборачиваясь.
- Сестра! - не выдержав, ору я тогда во всю глотку - Сестра! - но она ускользает, так тень, еще пару секунд - и мне ее уже не видно.
* * *
Тогда я уже было порываюсь побежать за ней, но меня, резко дернувшись, останавливают полицейские. Вскоре подходит с еще одним полицейским, громко обвиняя меня во всех смертных грехах ("вот из-за таких, как он, чудиков") водитель сбившего меня микроавтобуса. Я, нервничая, достаю из пачки сигарету, но меня просят не курить. Я бросаю сигарету в уже лежащий тонким слоем на газоне снег, и тогда меня просят не сорить. Я обвожу взглядом окружающие меня дома, лица людей, собравшихся поглазеть на происшествие, и уже расходящихся, как вдруг вспоминаю о своей бумажке, которая мне временно заменяет удостоверение КГБ-шника - до тех пор пока удостоверение не будет изготовлено.
И Бумажка как раз меня выручает! Выбрав повелительно-снисходительный тон общения с полицейскими, я быстро, неожиданно даже для себя самого, разрешаю эту ситуацию:
- Хочу, - обращаюсь я к главному в компании полицейских - чтобы все быстро успокоилось - никого не нужно наказывать! Я виноват, признаю свою вину, но наказать вам меня вряд ли получиться - в принципе я ничего такого и не сотворил, и, скажу честно - никаких бумаг-протоколов подписывать не собираюсь. Просто не буду этого делать - и все!
* * *
В принципе, как показалось, полицейские были довольны такой развязкой, и, зачем-то мне отдав честь, пошли к собравшейся толпе - объяснять людям что все в порядке и не надо скапливаться.
Я извинился за беспокойство перед водителем, и даже предложил ему сигарету, но он, ответив что не курит, пошел к своей машине. Тогда я было продолжил рассыпаться перед ним в извинениях, но он, лишь как-то отчаянно взмахнув рукой залез в машину и завел мотор.
Наваждение бега за Сестрой как рукой сняло. Я как будто проснулся, и уже спокойно, без беспокойства перешел по подземному переходу на другую сторону Нового Арбата, точно зная, что ее не больше не увижу.
На той стороне улицы, посмотрев по сторонам я направился к большому книжному магазину, в котором, впрочем, провел немного времени - лишь зайдя и увидев, как там на стенах развешаны в огромном количестве рекламные плакаты с выставки, только что мною посещенной в ЦДХ, чертыхнувшись, я вновь вышел на улицу.
- Вот так вот я и дошел почти до того места, - говорю я сам себе тихо - куда и без того собирался.
Уже в самом начале Нового Арбата (на пересечении его с Никитским бульваром) купил себе хот-дог - и по подземному переходу пошел в сторону Александровского Сада.
У касс Кремлевского Дворца съездов вдруг встретился с теми самыми ребятами, с которыми виделся на Крымском мосту - порезавшийся с ними девушки уже не было, и эта компания радостно и пьяно гоготала о чем-то своем, а кто-то из них под гитару, на высоких тонах, беря аккорды почти у самой деки пел странную, натужно-веселую песенку:
И я не могу сказать музыке - стоп!
И я не могу сказать музыке - стоп!
И я не могу сказать музыке - стоп!
Молодые люди, все, и даже те, что не пели, совершали разные движения в ритм, а одна девушка, улыбаясь и радостно оглядывая проходящих мимо людей своими большими, чрезмерно блестящими глазами - танцевала вполуприсяда, двигаясь вокруг своих друзей, руками изображая движения крыльев птицы. Ее руки то вздымались вверх на всю длину, то опускались до талии. И она тоже пела:
И я не могу сказать музыке - стоп!
И я не могу сказать музыке - стоп!
И я не могу сказать музыке - стоп!
Вдруг резко выхватив из рук своего друга бутылку с вином эта девушка, продолжая двигаться, сделала несколько больших глотков, но после, протянув руку с бутылкой своему другу обратно - неожиданно поскользнулась, и, упав навзничь, ударилась головой об асфальт. Бутылка из ее рук выпала, но упав на землю не разбилась. Оттуда потекло вино, обагряя первый, только-только начавший скапливаться на земле снег.
Друзья девушки бросились к ней, она уже попыталась было встать, но ей будто что-то помешало, и она упала, уже на руки своих товарищей, и, как мне показалось, потеряла сознание.
Ее глаза закатились, а изо рта потекла красная жидкость.
"Красное вино" - подумал тогда я и пошел по направлению к лестнице в Александровский сад.
ГЛАВА I.V
В понедельник, несколько утомленный всеми этими своими воскресными приключениями я первый раз выхожу на свою новую работу.
Рассказы Виктора Петровича об уже готовом для меня рабочем месте, конечно, оказываются выдумкой. Итак, полдня, вплоть до обеда я разгребаю мусор на своем так называемом "рабочем столе", - деревянном помосте, в рост человека возвышающемся над широким (одним из немногих - широких) проходом между стеллажами архива ГБ. На помосте стоит стол для компьютера, заваленный бумагами, компьютер, с почему-то отключенным монитором, старый лазерный черно-белый принтер без проводов, а так же валяется масса дисков, некоторые из которых пребывали в таком состоянии, что, казалось, если их вставить в дисковод - дисководу можно будет сказать "прости-прощай".
В обед приходится долго носится по Лубянке ища аптеку, чтобы купить себе медицинскую маску для защиты от бумажной пыли в цветущем изобилии благоуханно скопившейся в архиве везде, где только можно, чинно и томно оседающей во всех уголках и многочисленных щелях.
И если верхние слои этой серой пыли имеют свойство при малейшем прикосновении к ним вздыматься вверх, кружиться и клубиться, целя вам в нос, то нижние - впечатление такое, что представляют из себя массу жирной консистенции, а еще более нижние (совсем уже застарелые, возлежащие с эпохи, как мне кажется, самого Сталина), если поскрести - похожи на наждачную бумагу, притом не мелкую, а именно крупной фракции, для грубых работ.
* * *
Пока же я ищу аптеку, мне на мобильный звонит Приятель Сартакова - приглашает вместе отобедать в местной столовой:
- Пока ты не получил здесь никаких денег - в клуб тебя приглашать не буду! - говорит он в трубку немного, кажется, простуженным голосом, после чего смеется, и его смех быстро превращается в ломкий кашель - здесь есть, знаешь ли, одно местечко - ммммм…
Я благодарю Приятеля за приглашение и, так и не найдя аптеки, со всех ног возвращаюсь в Главное Здание.
* * *
Вокруг нас звенят граненые стаканы, слышен гул разговоров сотрудников, а Приятель Сартакова внимательно рассматривает вилку, которой собирается есть пюре с жаренным горошком и какой-то мне непонятной котлетой. Еще немного, и, как мне кажется, он возьмет салфетку и начнет ей протирать вилку.
Но этого не происходит. С трудом заставив себя громко не отхлебывать слишком горячий харчо я внимательно смотрю на Приятеля:
- Виктор Петрович дал уже тебе какое-нибудь задание? - спросил меня он тогда после недолгой.
- Нет. Виктор Петрович сегодня не вышел на работу, потому что заболел.
- Да? И что же ты делаешь?
- Один из его помощников поручил мне устраиваться на новом месте.
- Ага! И тогда…
- Когда закончу, я в принципе уже смогу работать.
- За сегодня успеешь?
- Думаю - да, вот только не совсем уверен в том, что сканер находится в рабочем состоянии.
- Ну да. Знаю. "Старички" его поставили на пол и после использовали как подставку для блюдечек с едой для их любимых котов…
- Вот - вот… Интересно - сколько их?
- Старичков?
- Нет-нет, я про котов, конечно…
- А сколько старичков! И смело умножай на три!
Тут, после быстрого подсчета, я смекнул что в архиве у нас ну никак не могло находиться сорок пять кошек.
* * *
- Так вот - продолжал Приятель Сартакова - как-то раз эти засранцы положили в сканер кота…
- Зачем?
- Как - зачем? Чтобы отсканировать!
- И что?
- Звери! Один - держал, другой - сканировал.
- Хм…
- Да-да-да! Изображение получилось сильно смазанным - потому как кот сильно дергался. Но, знаешь ли, знаменитая сильная комитетовсая хватка. А ты что? Так и не видел цветные распечатки этого котяры? Они же там повсюду развешаны!
Не особо утруждая себя стараниями что-либо по этому поводу вспомнить, я все-таки припоминаю пару листиков, висевших на стеллажах впотьмах архива. Так вот - да, кот там выглядел просто зверски. В его желтых, глубоких глазах отчетливо читалось: "последний парад наступает":
- Да-да, что-то такое припоминаю. - Ответил я Приятелю.
- Ну так вот… - Приятель Сартакова вдруг задумался, как мне показалось, так и не придумав ничего, чем бы можно было бы продолжить свое "ну так вот", так что я, немного подождав из вежливости, стал говорить сам:
- Честно говоря не представлял, что эта коробка, на которой стоит кошачья еда - сканер.
- Ну, да, это - сканер. - Приятель брезгливо поморщился, пережевывая котлету, после чего извлек изо рта кусок кости.
- Хм… Так ведь он же весь облеплен кошачьей едой!
- Да-да, и пахнет от него как-то странно…
- По-моему его еще коты метили - как раз в электрический вход.
Приятель Сартакова мнется некоторое время, после чего говорит мне, что я в крайнем случае могу сходить на склад - еще на один уровень подвала вниз, и там попросить что-нибудь списанное, сославшись на него.