- Мне говорили, что Ракшана и Орден - вовсе не друзья. Ракшана только делают вид, что защищают Орден. Но на самом деле они охотятся за силой Ордена - хотят захватить власть над магией и сферами!
- Кто это рассказал тебе такое?
Пиппа пожимает плечами:
- Здесь это все знают. Спроси кого угодно.
- Но я никогда такого не слышала, - говорю я. - И если бы это было правдой, матушка наверняка предупредила бы меня.
- Может быть, у нее не было такой возможности, - говорит Пиппа. - Или она не все знала. Мы ведь знаем из дневника, что она была совсем новичком, когда случился пожар.
Я хотела возразить, но Пиппа меня остановила:
- Бедная Джемма… Тебя сердит, что я теперь знаю больше, чем ты?
- Нет, конечно, о чем ты? - говорю я, хотя знаю, что это чистая правда. - Я просто думаю, что нам нужно быть поосторожнее.
- Погоди, Джемма. Я хочу услышать все тайны сфер, - ворчливо произносит Фелисити, поворачиваясь ко мне спиной.
Пиппа улыбается, а я вспоминаю, что она несколько месяцев назад сказала мне в бальном зале школы Спенс, когда я заняла ее место рядом с Фелисити: "Поосторожнее. Падать придется с большой высоты".
Пиппа обнимает нас обеих сразу и пылко целует в щеки. На ее лице сияет искренняя радость.
- Ох, как я соскучилась!
По ее румяным щекам медленно стекают слезы.
Я, наверное, плохая подруга. Но я действительно скучала по Пиппе. И вот она рядом, а я все порчу своим занудством.
- Извини, Пиппа. Пожалуйста, расскажи нам все, что тебе известно.
- Ну, если ты настаиваешь…
Она ослепляет нас улыбкой, и мы хохочем, как будто не разлучались ни на день. С деревьев сыплется дождь листьев, они медленно опускаются на наши юбки, раскрашивая их в самые невероятные цвета.
- Сферы велики. Похоже, у них вообще нет конца. Я слышала, они тянутся так далеко, что вы и представить не можете. Здесь есть лес деревьев, наполненных светом, и они вечно сияют. Есть золотые туманы и крылатые существа вроде фей. И есть корабль с головой горгоны!
- Горгоны! - в ужасе повторяет Энн.
- О да! Я его видела однажды ночью, он проплывал мимо в тумане. Такой огромный корабль, и такое пугающее лицо! - говорит Пиппа.
- Очень страшное? - спрашивает Энн, прикусив нижнюю губу.
- Если посмотришь ей в глаза - можешь умереть от страха! - отвечает Пиппа.
Энн напугана. Пиппа целует ее в щеку.
- Да не беспокойся ты, Энн, милая! Я буду здесь вашей защитницей.
- Мне совсем не хочется встречаться с этой горгоной.
- Тут говорят, что она проклята Орденом, и связана его силой, и ей никогда не дождаться отдыха, и она всегда вынуждена говорить правду, - продолжает Пиппа.
- Проклята? Но за что? - спрашивает Фелисити.
- Я не знаю. Это здешняя легенда.
- Но если она вынуждена говорить правду, то, возможно, она скажет нам, где и как отыскать Храм? - предполагаю я.
- Тогда я найду ее для вас, - быстро говорит Пиппа.
- А надо ли? - с сомнением произносит Энн.
- Эй, Энн, посмотри-ка сюда!
Пиппа срывает пучок травы, сжимает его в ладонях. Когда она снова раскрывает руки, мы видим крошечного черного котенка, удивленно глядящего на нас.
- Ой! - вскрикивает Энн и, взяв котенка, прижимает его к щеке.
- Мы можем так весело провести здесь время, раз уж мы снова все вместе!
Я опять ощущаю укол сомнения. Матушка весьма уверенно говорила, что духи должны уходить на другую сторону. Но что, если она ошибалась?..
Я видела, как Пиппа умирала; я видела, как ее хоронили. Я видела ее в своих снах…
- Ты мне снилась, и, надо сказать, в довольно странных снах, - говорю я, решая провести небольшую проверку.
Пиппа гладит котенка, и тот становится рыжим, потом красным.
- В самом деле? И что за сны?
- Я помню только самый последний. Ты пришла ко мне и сказала: "Осторожнее, Джемма. Они идут за тобой".
Пиппа хмурится.
- Кто идет за тобой?
- Не знаю. Я думала, может быть, ты передавала мне какое-то послание?..
- Я? - Пиппа качает головой. - Я ничего подобного не делала. Ну же, идемте со мной! Я хочу соорудить рождественскую елку!
Мы проводим в сферах много часов. То есть это могло быть много часов, как нам представляется. Никому не хочется первому заговаривать о прощании, и потому мы выдумываем всякие предлоги, чтобы еще немного задержаться, - все забавнее украшаем елку, играем в прятки, ищем горгону, но так и не находим. Наконец приходит время. Нам пора уходить.
- А вы можете вернуться завтра? - умоляющим тоном произносит Пиппа, слегка надув губки.
- Я уезжаю в Лондон, - грустно говорит Фелисити. - А вам двоим лучше без меня сюда не соваться!
- Я тоже уезжаю завтра, - напоминаю я.
Энн молчит.
- Энн? - окликает ее Пиппа.
- Я остаюсь в школе и проведу Рождество со слугами, как обычно.
- А когда вы снова все соберетесь? - спрашивает Пиппа.
- Через две недели, - отвечаю я.
Надо же, а я ведь до сих пор об этом и не думала. Как же мы будем искать Храм, если нам придется расстаться на такое долгое время?
- Как это неприятно! - говорит Пиппа. - Что же мне делать целых две недели? Я буду скучать без вас!
Все та же старая добрая Пиппа…
- Мы с Фелисити будем хотя бы видеться, - говорю я. - Но вот Энн…
У Энн такой вид, словно она готова заплакать.
- Энн, ты ведь можешь поехать со мной, - предлагает Фелисити. - Я завтра утром первым делом пошлю телеграмму маме, чтобы она ждала нас. И у меня есть целый вечер, чтобы придумать симпатичную историю, объясняющую твой приезд.
Энн сияет.
- Ох, это было бы замечательно! И каникулы, и история.
- Мы вернемся сюда, как только сможем, - заверяю я Пиппу. - Как только приедем в школу.
- Я буду вас ждать.
- А ты пока сама разузнай, что сможешь, - прошу я. - Найди эту твою горгону.
Пиппа кивает.
- А вам обязательно уходить так скоро? Мне не хочется с вами расставаться!
- Всего две недели! - говорит Фелисити.
Пиппа идет с нами до того места, где раньше стояли руны.
- Поосторожнее, - предупреждает Фелисити.
Там, где лопнула поганка, трава превратилась в пепел. А вокруг ползает туда-сюда влажная черная змея.
- Ух! - выдыхает Энн, обходя ее подальше.
Пиппа хватает острый обломок камня и ударяет им мерзкую тварь.
- Вот так! - говорит она, отряхивая с рук пыль, оставленную камнем.
- Я просто ненавижу змей, - с содроганием произносит Фелисити.
Меня удивляет, что Фелисити вдруг взволновалась из-за пустяка. Но куда более удивительно другое: Пиппа смотрит на брошенный камень с очень странной улыбкой. Я не могу понять выражения ее лица, но мне оно не нравится.
Расцеловавшись еще раз, мы наконец вызываем дверь света и возвращаемся в большой холл школы Спенс.
- Ой, смотрите! - вскрикивает Энн.
На ее шее по-прежнему висит рубиновый кулон, сверкая и искрясь.
- Ты принесла с собой немножко магии, - говорю я, трогая камень.
- Но я не нарочно это сделала, - возражает Энн, как будто ее это встревожило. - Это само собой так получилось!
- Сферы не запечатаны, - говорю я. - Наверное, в этом все дело.
- А ну-ка, я попробую, - бормочет Фелисити.
Она закрывает глаза - и взмывает к потолку.
- Фелисити! Спустись немедленно! - настойчиво шепчу я.
- Да ни за что! Почему бы тебе самой не взлететь?
С тихим писком Энн тоже поднимается в воздух, навстречу Фелисити. Они берутся за руки и кружатся над полом, как парочка призраков.
- Погодите, и я… - Я тоже устремляюсь вверх.
Мои руки широко раскинуты, ноги висят высоко над спинками кресел и каминной полкой, я переполнена головокружительной радостью, я наслаждаюсь невесомостью…
- Это потрясающе! - говорит Энн, тихо хихикая.
Она протягивает руку вниз и поправляет фигуру ангела, восседающую на верхушке елки; теперь ангел выпрямился и расправил крылья как следует.
- Вот так-то лучше.
- Эй, что ты задумала? - спрашиваю я Фелисити, закрывшую глаза.
Она потирает ладони одну о другую. А когда раздвигает их - мы видим изумительное кольцо с бриллиантом. Фелисити надевает его на средний палец и протягивает руку, чтобы мы рассмотрели украшение получше.
- Вот это - самый чудесный рождественский подарок, - говорит Фелисити, не отводя взгляда от кольца. - Вы только представьте, как мы можем порезвиться в Лондоне, имея в руках такую магию!
- Не думаю, что это очень умная идея, - возражаю я. - Мы должны связать магию. Это наша задача.
Фелисити надувает губки.
- Но я же не собираюсь делать ничего ужасного!
Это совсем не то, что я имела в виду, но сейчас не время спорить.
- Давайте еще раз взлетим! - предлагаю я, чтобы сменить тему.
Мы долго веселимся, и наконец даже неугомонная Фелисити устает. Мы прокрадываемся в спальни, радостно повторяя имя девушки, похороненной два месяца назад: Пиппа! Может быть, хотя бы сегодня я наконец буду спать спокойно. Без пугающих кошмаров, от которых я к утру чувствую себя совершенно изможденной.
И только когда я лежу в собственной теплой постели, когда чувствую себя в безопасности, я наконец понимаю, что именно отразилось на лице Пиппы, когда она смотрела на убитую ползучую тварь.
Голод.
ГЛАВА 12
Прибыл экипаж, чтобы отвезти Фелисити и Энн на железнодорожную станцию. Мы прощаемся в огромном мраморном холле, пока слуги занимаются погрузкой чемоданов. Фелисити в розовато-лиловом пальто и с меховой муфтой выглядит холодной и властной. Энн ошеломлена и полна надежд; на ней позаимствованный у Фелисити наряд из слишком светлого, не по погоде, голубого бархата, скрепленный у горла брошкой в виде виноградной грозди.
- У тебя сохранилось хоть сколько-то магии? - спрашивает Фелисити.
- Нет, - отвечаю я. - Все ушло. А у тебя?
- То же самое.
Слегка сощурив глаза, она предостерегает:
- Даже не вздумай возвращаться туда без нас!
- В сотый раз повторяю - не буду я этого делать!
Кучер берет последние вещи девушек.
- Вам пора. Я не хочу, чтобы вы опоздали на поезд.
Очень трудно разговаривать, когда вокруг царит торопливая суета. К тому же я ненавижу прощания.
Энн сияет улыбкой.
- Фел дала мне взаймы свой плащ!
- Чудесный, - говорю я, стараясь не замечать, что Энн назвала Фелисити уж очень по-дружески.
Мне Фелисити никогда не предлагала взять что-нибудь из ее вещей, и я поневоле чувствую легкий укол зависти, когда Энн и Фелисити вместе садятся в экипаж, чтобы отправиться на рождественские каникулы.
Фелисити поправляет плащ на Энн, разглаживая складки.
- Я попрошу маму завтра взять нас с собой в ее клуб на ленч. Знаешь, это один из наилучших женских клубов. Энн, мы должны посвятить Джемму в наши планы. Ей ведь тоже придется сыграть свою роль.
Я совсем не хочу ничего такого слышать.
- Я решила все построить так, чтобы люди думали: мне повезло, что Энн согласилась поехать ко мне в гости. Нет больше серой печальной мышки, школьной стипендиатки. Энн будет выступать в роли высокородной особы. Умнее ничего и не придумаешь.
Энн подхватывает:
- Я должна рассказать маме Фелисити, что я происхожу из русского царского рода и что только совсем недавно мой троюродный дядюшка, герцог Честерфилд, отыскал меня в школе Спенс и сообщил о завещании моих покойных родителей.
Глядя на пухленькую Энн с типично английской внешностью, я спрашиваю:
- Думаете, это очень умно?
- Мне эту идею подсказал ночью рубин. Я подумала: а что, если мы создадим свою собственную иллюзию? - говорит Фелисити. - Что, если мы разыграем небольшой спектакль?
- Что, если мы попадемся? - беспокоится Энн.
- Не попадемся, - отмахивается Фелисити. - Я расскажу дамам в клубе, что еще до смерти родителей ты училась музыке и пению у всемирно известного русского оперного певца. Да они просто с ума сойдут, когда услышат, как ты поешь! Я же их знаю, они начнут наперебой приглашать тебя на свои вечера и ужины, чтобы ты там спела! Ты превратишься в нечто вроде почетного приза, и никому даже в голову не придет, что ты бедна, как церковная мышь!
Фелисити усмехнулась, и в ее усмешке проскользнуло что-то мрачное.
- Боюсь, я могу их разочаровать, - мямлит Энн.
- Прекрати немедленно! - сердится Фелисити. - Я не для того стараюсь так ради тебя, чтобы ты взяла и сама все испортила!
- Да, Фелисити… - робко произносит Энн.
Но вот наконец раскрыты зонты, мы выходим наружу, под дождь, и там остаемся одни. Никому не хочется признаваться в истинных чувствах, в том, что для всех нас будет настоящей пыткой ожидание… ожидание того момента, когда мы снова войдем в сферы. Испробовав магию, я не могу дождаться, когда почувствую ее снова.
- Ошеломи их! - говорю я Энн.
Мы наскоро обнимаемся, им пора садиться в экипаж.
- Увидимся через пару дней, - говорит Фелисити.
Я киваю.
- Через пару дней.
Девушки бросаются к экипажу, из-под ног летят комья грязи.
Когда я возвращаюсь в большой холл, там сидит мадемуазель Лефарж. Она одета в свой лучший шерстяной костюм и читает "Гордость и предубеждение".
- Вы чудесно выглядите, - говорю я. - Э-э… tres jolie!
- Merci beaucoup, - с улыбкой отвечает она. - Ко мне в гости должен вот-вот прийти инспектор.
- Я вижу, вы читаете роман мисс Остин, - замечаю я, благодарная ей за то, что она не заставляет меня говорить по-французски.
- О да. Мне очень нравятся ее книги. Они такие романтичные! И весьма разумно с ее стороны всегда заканчивать историю на счастливой ноте - на обручении или свадьбе.
Входит горничная и почтительно докладывает:
- К вам инспектор Кент, мисс.
- Ах, спасибо.
Мадемуазель Лефарж откладывает книгу.
- Что ж, мисс Дойл, увидимся в новом году. Счастливого вам Рождества!
- И вам счастливого Рождества, мадемуазель Лефарж.
- Ах да… постарайтесь во время каникул поработать над своим французским, мадемуазель Дойл. Это же время чудес. Возможно, и нам будет даровано одно из них.
Через несколько часов школа Спенс почти полностью опустела. Лишь несколько учениц остаются еще в ее стенах. И весь день девушки уезжают одна за другой. Я из окна спальни смотрю, как они выбегают на улицу, под порывы холодного ветра, чтобы сесть в экипажи и уехать на железнодорожную станцию. Я вижу, как они прощаются, как обещают друг другу встретиться на том или ином балу или в опере. Просто удивительно, что они говорят все это со слезами, твердят: "Я буду так скучать по тебе!" - как будто им и в самом деле невероятно тяжело расставаться.
Теперь вся школа в моем распоряжении, и я трачу некоторое время на ее изучение; поднимаюсь по крутой лестнице, чтобы заглянуть в узкие башенки, из их окон с высоты птичьего полета видны окружающие школу Спенс земли. Я прохожу мимо запертых дверей, заглядываю в темные комнаты, отделанные деревянными панелями, больше похожие на музейные залы, чем на места, предназначенные для жизни. Я брожу по зданию до тех пор, пока не наступает темнота, и хотя мне давно пора ложиться в постель, я не думаю, что кто-нибудь меня хватится.
Когда я наконец добираюсь до своего этажа, я внезапно останавливаюсь, похолодев. Половинка огромной двери, ведущей в обгоревшие остатки восточного крыла, приоткрыта. В замочной скважине торчит ключ. За все время, что я провела в школе, я ни разу не видела эту дверь незапертой, и я не понимаю, почему бы ей вдруг оказаться открытой теперь, когда школа опустела.
Почти опустела.
Я подкрадываюсь поближе, стараясь не издать ни единого звука. Слышны чьи-то голоса. Не сразу, но я узнаю их: это миссис Найтуинг и мисс Мак-Клити. Непонятно, о чем они говорят. Из-за двери тянет сквозняком, и до меня доносятся обрывки фраз: "Необходимо начинать…", "Лондон…", "Они нам помогут…", "Я надежно спрятала…".
Мне страшно заглянуть туда, поэтому я просто приближаю ухо к щели, как раз когда миссис Найтуинг говорит: "Я об этом позабочусь. В конце концов, это моя обязанность".
И тут же мисс Мак-Клити открывает дверь и видит меня.
- Подслушиваете, мисс Дойл? - спрашивает она, обжигая меня взглядом.
- Что такое? В чем дело? - резко произносит миссис Найтуинг. - Мисс Дойл! Что это значит?
- Я… извините, миссис Найтуинг. Я услышала голоса…
- И что именно вы услышали? - спрашивает миссис Найтуинг.
- Ничего, - растерянно бормочу я.
- И вы ожидаете, что мы вам поверим? - ехидно интересуется мисс Мак-Клити.
- Но это правда! - лгу я. - В школе так пусто, я не могла заснуть…
Мисс Мак-Клити и миссис Найтуинг переглядываются.
- Лучше отправляйтесь в постель, мисс Дойл, - говорит миссис Найтуинг. - А в будущем вам следует сразу давать знать о своем присутствии.
- Да, миссис Найтуинг, - говорю я и почти бегом бросаюсь в свою спальню в конце коридора.
"О чем они говорили? Что им необходимо начинать?"
С немалым трудом я стаскиваю с себя ботинки, платье, корсет и чулки, оставшись наконец в одной сорочке. В волосах у меня ровно четырнадцать шпилек. Я вытаскиваю их по одной дрожащими пальцами, старательно пересчитывая. Рыжие локоны рассыпаются, и я облегченно вздыхаю.
Но это не помогает. Я слишком перенервничала, чтобы заснуть. Мне нужно отвлечься, чем-то занять ум. Энн держит под кроватью целую кучу журналов, из тех, что наполнены советами для дам и картинками с последними фасонами платьев. Я достаю один. На обложке изображена прекрасная женщина. Ее прическа украшена перьями. Кожа у нее безупречно-кремовая, а взгляд одновременно и добрый, и слегка меланхоличный, как будто она любуется на закат, одновременно думая о том, как лучше перевязать ободранные коленки плачущим деткам. Я совершенно не понимаю, как можно смотреть таким вот образом. И вдруг меня охватывает новый страх: что я никогда, никогда не стану такой же милой.
Я сижу у туалетного столика, глядя на себя в зеркало, так и эдак поворачивая голову. Профиль у меня вполне приличный. У меня прямой нос и хороший подбородок. Снова чуть повернув голову, я рассматриваю веснушки и слишком светлые брови. Безнадежно. Нет, не то чтобы в моей внешности было что-то ужасное; просто в ней нет ничего такого, что привлекало бы внимание. Никакой загадочности. Я не из тех, чей портрет поместили бы на обложку недорогого журнала, чтобы на меня восторженно любовались читательницы. Я не из тех, у кого множество поклонников, кого воспевают в стихах. И не могу сказать, что меня это совсем не беспокоит.