Дин бросил взгляд на брата и увидел, что они поняли друг друга. Теперь, когда Сэм вернул душу, они снова могли общаться без слов. Дину больше не приходилось гадать над мотивами Сэма и его безжалостным – граничащим с социопатией – отношением к охоте. Они будут продолжать выезжать на каждое место "воплощений", даже если местная полиция воображает, что у нее все под контролем.
***
Быстро клюнув мужа в щеку, жена Фила Мейерсона оставила его на обычном месте – на дальнем краю дивана около настольной лампы, где он заканчивал разгадывать кроссворд в ежедневном номере "Нью-Йорк Таймс". Кроссворд был последним умственным упражнением по вечерам, и Мейерсон надеялся, что упражнение это поможет ему остаться в здравом уме. "Пользуйся мозгами, а то потеряешь", – часто говаривал он жене. Ведь в самую последнюю очередь он хотел бы потерять способность мыслить. Звук в телевизоре, переключенном на национальный новостной канал, был приглушен. Мейерсон иногда отрывался от кроссворда и поглядывал на бегущую строку, чтобы убедиться, что не пропускает ничего важного. Чем ближе к ночи, тем чаще он глядел на экран. Все-таки нельзя отрицать, что он был стар и моложе не делался. Он пытался держать мозг в тонусе, но тело его все чаще предавало в последнее время, и он поддавался элементарной физической усталости. Иногда он задремывал над неоконченным кроссвордом и, если просыпался до утра, упрямо корпел над клеточками с того места, где остановился. Последнее случалось с таким постоянством, что становилось странно, как жена относится к этому спокойно. Скоро придется менять привычки, например, приниматься за кроссворд раньше или вообще забросить это дело.
Уход на пенсию дался ему непросто. За все годы в Центре контроля заболеваний Мейерсон каждый день полагался только на свои умственные способности. Шатание по дому и саду казалось ему напрасной тратой тех навыков и талантов, которыми он обладал. Где же сложные задачи? Где цели? Он подумывал о преподавании, если какой-нибудь университет возьмет его, но не смог справиться с журналами, научной работой и современной наукой. Глазам не хватало сил для постоянного чтения, и он, по всей видимости, нуждался в рецептах на более сильные очки каждые полгода. Строчки текста расплывались, а под веками резало от напряжения.
От глядения на ключи кроссворда и крохотные клеточки глаза начинали гореть уже через час или чуть больше. Мейерсон протер их в двадцатый раз и взглянул на строчку новостей, которую видел раз шесть, а то и семь: популизм, неустойчивые курсы акций, банковские регулятивные правила, общественные беспорядки на среднем востоке… Все сливалось в монотонную полосу без конца повторяющихся новостей. Никаких экзотических болезней или вспышек вирусных заболеваний или пандемии гриппа. Ничто не напоминало ему о прошлом, в котором у него была цель…
Мейерсон откинулся на диванные подушки и зажмурился. Несколько мгновений всепоглощающего облегчения для усталых глаз. Ощущение было так приятно, что он решил не открывать глаза еще несколько минут, а потом он снова примется за…
С потолка спустилась темнота, проползла по стене и зависла над головой Мейерсона. Свет лампы упал на сгущающиеся тени и утонул в них, не смог проникнуть в принимающую форму тьму, не смог разорвать руку и тонкие пальцы, которые потянулись ко лбу Фила Мейерсона.
Мейерсон спал, а темнота начала питаться.
***
Дин медленно вел "Импалу" по Главной улице, когда Сэм указал на одинокую человеческую фигуру, с опущенной головой стоящую около стены-мемориала.
– Спросить, видел ли он зомби?
– Если бы он увидел зомби, – отозвался Дин, – его бы уже тут давно не было.
– Притормози.
– С чего бы? – спросил Дин, но потом понял сам.
Человек дрожал. Возможно, его переполняли эмоции при мысли о потерянной возлюбленной, но Дин печенкой чуял, что дело тут нечисто. Он свернул у обочине и заглушил мотор.
– Может, он заразился. Если…
– Заразиться вполне возможно, – согласился Сэм. – В худшем случае, он по-любому не жилец.
– Мы сделаем это, – сказал Дин. – Наплюем на все и убьем обычного человека.
– Я знаю, – хмуро отозвался Сэм и с пистолетом в руке выбрался из машины.
Бездушный Сэм спускал курок без проблем. "Черт, да он сначала стрелял, а потом переходил к расспросам", – вспомнил Дин. Это убийство может оказаться на Дине. Надо быть готовым. Опустив пистолет, он последовал за братом.
– ФБР. Можно вас на пару слов?
– Помогите мне, – хрипло прошептал мужчина.
– Простите? – переспросил Сэм. – Мистер, вам нехорошо?
Человек развернулся к ним с болезненной тщательностью, словно напрячь мышцы для такого простейшего движения стоило ему огромных усилий. Он поднял голову и уставился на Винчестеров глазами, до такой степени налитыми кровью, что не получалось различить зрачки. Из его ушей, носа и рта струилась кровь, каждый сантиметр кожи покрывала алая сыпь, как будто вся кровь внезапно решила покинуть тело.
Винчестеры замерли и вытаращились на него.
Мужчина протянул руку, с его пальцев тоже капала кровь. Огрубевшим от боли голосом он выдохнул:
– Помогите мне!
Когда он моргал, по щекам стекали кровавые слезы.
– Приятель, что с тобой такое стряслось? – не подходя ближе, спросил Сэм.
– Мне нужна помощь!
Человек поковылял к ним. Братья вскинули пистолеты.
– Это уж слишком, – пробормотал Дин.
Человек остановился, но его продолжало трясти.
– Дин, он не зомби.
– Больше на долбаную гранату с кровищей смахивает.
С другой стороны подъехала полицейская машина. Световые сигналы работали, но сирена молчала. Автомобиль пересек две полосы и остановился у обочины напротив мемориала.
– О, офицер Блонди, – сказал Дин.
– Уайлд, – поправил Сэм и поприветствовал ее: – И снова здравствуйте!
– А вы снова целитесь в гражданского.
– Да? – подал голос Дин. – Он из ваших?
– Разумеется, он… – она замолчала и по широкой дуге приблизилась к мужчине, держа руку на кобуре. – Сэр? Как вас зовут?
Мужчина посмотрел на нее, хотел что-то сказать, но закашлялся. Кровь полетела у него изо рта мелкими брызгами. Уайлд инстинктивно отшатнулась.
– Что это с ним?
– Он болен, – предупредил Сэм. – Что-то жуткое. Эбола. Геморрагическая лихорадка. Марбургский вирус.
– Вы обязаны мне помочь! – истерически выкрикнул мужчина.
Снова развернувшись к Сэму, больной, вытянув руки, неуклюже двинулся на него.
ГЛАВА 14
Кровь текла по его лицу, струилась из ушей, глаз, носа и рта. Не доходя до Сэма метров трех, мужчина скорчился в приступе кашля, и кровь снова брызнула у него изо рта. На негнущихся ногах он продолжал ковылять к братьям.
– Стой! – предупредил Сэм, играя желваками и положив палец на спусковой крючок.
– Да ну на фиг, – пробормотал Дин и выстрелил.
Пуля попала повыше левого глаза, голова больного мотнулась. Тело, запутавшись в собственных ногах, повалилось – и исчезло, не успев даже стукнуться об асфальт. Вся пролитая кровь пропала вместе с ним. Сэм повернулся к брату:
– Откуда ты знал, что он не настоящий?
– А я не знал, – отозвался Дин. – Играл по твоим правилам: все реально.
– А если б он был из наших? – вступилась Уайлд.
– Какая разница, – Сэм кивнул брату. – Он был смертельно болен. Девяносто процентов из ста, что он бы умер.
– И десять, что выжил бы, – возразила Уайлд.
– Хотите превратить город в горячую точку? – поинтересовался Дин.
– С этим не ко мне.
– Как бы то ни было, – перебил Сэм, пока не разгорелась ссора, – что бы не вызывало эти явления, едва ли оно морочится со статистикой: заразился – умрешь.
– И что же делать?
– Стрелять без предупреждения, – отозвался Дин. – На поражение.
***
Забывшись на диване неспокойным сном, Фил Мейерсон случайно ткнул механическим карандашом себе в бедро: рука соскользнула. Скорее внезапное движение, нежели сам укол, вырвало его из того, что начиналось как небольшой отдых уставшим глазам и перетекло в глубокий сон. Глаза распахнулись в темноту, и Мейерсон несколько мгновений не понимал, где находится, но потом включились настольная лампа и телевизор. Он понял, что пока спал, в доме отключали электричество. Взглянув на неоконченный кроссворд, он вздохнул, презирая себя, и шлепнул газету на край стола, положив карандаш сверху.
– Чертов возраст…
Наклонившись над журнальным столиком, Мейерсон взял пульт и выключил телевизор. Вздохнув еще раз, поднялся из уютных объятий дивана. Полгода назад он продолжил бы корпеть над кроссвордом. Да что там, месяц назад он бы не бросил дело на половине. Но не сейчас.
– Не сегодня, – тихонько признал он свое поражение.
Почему-то Мейерсон не мог стряхнуть усталость. Может, он заболевает? Может, какая-нибудь болячка выпивает его и так скудные жизненные силы? Не экзотическая инфекция из тех, что он изучал всю жизнь, а простенький заурядный вирус бросил вызов его иммунитету. Это предположение отчасти успокоило его. Всякий может заболеть и нуждаться в лучшем отдыхе, чем обычно – это вовсе не обязательно признак преклонного возраста и ослабевающей трудоспособности. Если нужно отдыхать, он будет отдыхать. Но можно ли как-нибудь поспать без снов? Так же сильно, как Мейерсон грезил о юности, он мечтал о том, чтобы не видеть во сне смертельные эпидемии.
Выключив настольную лампу, он медленно поднялся по лестнице, слыша, как суставы скрипят и щелкают, словно несмазанные петли, и тяжело опираясь на перила, потому что он нуждался в поддержке, чтобы элементарно добраться до спальни и спящей жены.
В оставшейся позади темной комнате черная масса отделилась от стены, проплыла по воздуху и просочилась сначала в замочную скважину, а потом в щелку между краем зимней двери и косяком. Оказавшись на улице, она парила над крышами в знакомом направлении, пока не зависла над другим домом и не нырнула вниз, чтобы поесть еще до того, как закончится ночь.
***
Алден Вебб, сидя на кровати в пижаме и листая тюремные документы, зевнул. Он включил по телевизору какое-то ночное ток-шоу, и скороговорка ведущего начала напоминать белый шум, прогоняющий неестественную тишину в доме. Гроза прошла, сирены тоже умолкли. Аварии, оборванные провода – обычный набор городских происшествий в плохую погоду. Ничего опасного. Но, несмотря на все уличные звуки, он так и не привык к воцарившемуся в доме молчанию. Дело в том, что с того времени, как жена подала на развод и уехала в Сан-Франциско работать с племянницей, которая основала компанию, помогающую разным корпорациям развивать социальные сети, он мог побиться об заклад, что слышит, как в доме тикают часы. А этот звук был способен довести его до белого каления – или до сумасшедшего дома. Он осознал, что возвращаясь с работы, сразу включает музыку или телевизор. Чтобы был хоть какой-то шум на заднем плане. Потому что тишина стала оглушительной. Его не особо интересовало, о чем там шутит телеведущий, но шоу перебивало пустоту, чуть разбавленную тиканьем часов и гудением электроники. Вебб перелистывал файлы, наполненные повседневными документами и сообщениями о происшествиях от заместителей, заведующего питанием, начальника исправительного центра, начальника охраны и коменданта здания. Документы касались всего, что входило в его компетенцию, включая приготовление пищи, совещания, режим, охрану здоровья, проблемы безопасности, заказы, штат служащих и материально-техническое обеспечение. Большая часть их была обычной административной рутиной, а Вебб искал нарушения, особое внимание уделяя обращению охраны с подопечными и случаям жестокости и неповиновения среди заключенных.
Недавний разговор с молодыми ФБРовцами не стал для него неожиданностью. Печься о безопасности тюрьмы стало для него чем-то вроде рефлекса, но, тем не менее, он серьезно воспринимал свои обязанности начальника федеральной тюрьмы. Хотя он и убеждал мэра и горожан, что она не представляет никакой угрозы их благосостоянию, любая тюрьма остается потенциальной пороховой бочкой. Один крупный мятеж – и все его уверения полетят псу под хвост.
Крыло для особо опасных стало больной темой для города, сигналом к объединению для всех, кто был резко против содержания худших из худших по соседству с семьями и детьми Клэйтон-Фоллз. На самом же деле особо опасные беспокоили Вебба меньше всего: они сидели в одиночках двадцать три часа в сутки и один свободный час проводили тоже в одиночестве. В единственный час, выделенный на прогулку, за ними несложно присмотреть.
По правде говоря, в душе он испытывал отвращение к обитателям нового крыла. Был уверен, что они никогда не искупят вину и не перевоспитаются. Они просто убивали время – сидели ли пожизненно или ожидали смертной казни. Вебб с трудом мог смотреть им в глаза, потому что ничего человеческого там не видел. Может, им не досталось сострадания или совести. Просто чего-то… не хватало. Последнее "приобретение" было особенно гнусным: Рагнар Барч, открытый каннибал (стало известно о семнадцати жертвах), в качестве орудия убийства облюбовавший мясницкий тесак. До него худшим заключенным был Курт Махалек, собравший в стеклянных банках коллекцию сердец, которые вырезал из грудных клеток зазубренным охотничьим ножом. Профайлеры называли эти сердца сувенирами, сам Махалек–тотемами, причем верил, что они дают ему мистические силы. Но такие, как Барч и Махалек, как раз никуда не денутся.
Остальные заключенные располагали куда большими возможностями набедокурить. За ними не так строго присматривали. Они общались. Они делились по расовым признакам: одни против других. Одна искорка, одно проявление неуважения – реальное или воображаемое – и они бросятся друг на друга. Но даже в худшем случае городу ничего не грозит: и крупное восстание можно удержать в пределах тюрьмы. Да, там жертвы будут, но город останется в безопасности. Из гражданских рискуют только охранники и персонал.
От неожиданного сквознячка Вебб вздрогнул. Он не был достаточно поэтичен, чтобы расценить это как дурное предчувствие. В своих докладах он не вычитал ничего, что можно было посчитать чем-то большим, нежели обычным для стен тюрьмы количеством свар. Все было… ну… как всегда.
Отчаянно зевая, он сложил файлы в папки и оставил их на прикроватной тумбочке, чтобы завтра забрать на работу. Потом он взял пульт, пытаясь решить, сделать ли звук громче или выключить телевизор вообще. Так, взвешивая все "за" и "против", Вебб и уснул.
Витки темноты появились из-за занавесок, зависли у него над головой и начали собираться воедино, чтобы приняться за еду…
***
К тому времени, как Дин и Сэм прибыли на место смерти Тони Лакоста, тело парня уже увезли, а передний двор и разбитое крыльцо окружили лентой. Родители, все еще одетые в пижамы, стояли, обнявшись, на подъездной дороге. Мать всхлипывала, отец выглядел пришибленным. Они уже дважды рассказали шефу Куинну о том, что видели, и отказывались говорить снова. Винчестеры подслушали, как назначенный шефом детектив обещал вернуться утром, чтобы у них было время переварить случившееся. Дин сомневался, что этот процесс завершится в подходящее для всех время.
На обочине перед домом Люси Куинн тихо спорила с отцом. Беспокойство шефа за дочь было видно по его взгляду и движениям, но одновременно становилось ясно, что он ей не очень-то верит. Из уважения к скорбящим родителям они спорили приглушенно, но упорно.
– С чего бы мне выдумывать? – сердито поинтересовалась Люси.
– Ты не выдумывала, – возразил шеф Куинн. – Не нарочно. Я просто предположил, что на самом деле ты не видела того, что думаешь. Неприсмотренная машина может скатиться с холма, но сами они не ездят.
– А эта ездила, – не согласилась Люси. – Собственными глазами видела.
– Все знают, как неточны свидетели, – продолжал шеф. – Три человека присутствуют при одном и том же преступлении, а потом дают три совершенно разных портрета преступника. Причем свято уверены в своей правоте.
– То есть, ты не веришь, что это была машина Тедди?
– Люси, ты сама знаешь, что машина Тедди разбита.
– Значит, это была точная копия.
– Вот, уже ближе. Кто-то – настоящий человек, не привидение и не шофер-невидимка – приобрел похожую машину. Может, даже белую полосу пририсовал.
– Что-что?
– Возможно, старый друг, – предложил шеф. – Решил отомстить.
Люси уперла руки в боки и просверлила отца взглядом:
– Ты хоть понимаешь, как по-дурацки это звучит?
Шеф Куинн раздраженно фыркнул:
– Более по-дурацки, чем авто, которое само разъезжает по городу и сбивает жителей?
– С тобой невозможно разговаривать!
Дин разбил неловкое молчание:
– Не хочешь рассказать нам, что ты видела? Или не видела? – он бросил быстрый взгляд на Куинна.
– К чему возиться? – отозвался тот. – Просто из-за тонированного стекла не было видно водителя.
– Не было никакого тонированного стекла! – Люси метнула взгляд на родителей Тони и постаралась держать голос под контролем.
Шеф Куинн поднял, сдаваясь, руки, а Люси развернулась к Дину:
– Он прав. Смысл? Я ему уже рассказала, что видела, а он даже слушать не хочет.
– Мы с агентом Шоу принимаем… разные версии.
– Это еще что значит? – осведомился шеф так возмущенно, будто Дин поставил под вопрос весь его профессионализм.
– Шеф, вы доклады свои слушали? – вопросом на вопрос отозвался Дин. – Гигантские пауки, зомби-наци возле ресторанов, стая динозавров. Вы сами видели провал, в который можно было спортзал сунуть.
Куинн мотнул головой:
– Бред. Если бы я не был занят по горло этим жутким происшествием… В общем, скажем так, сейчас я хочу верить, что ваша версия с галлюциногеном правдива. Некоторые в Клэйтон-Фоллз определенно им надышались. Это единственное объяснение всей болтовне по радио. Провал – единственный правдоподобный случай. Да, он больше, чем они обычно бывают, скажу я вам, но всякое случается.
– Вы не возражаете, если мы поговорим с вашей дочерью? – очень рассудительным тоном спросил Сэм.
Дин всегда считал, что у брата были бы недурные шансы на политической трибуне.
– Нет, валяйте, – согласился шеф. – Я люблю Люси, но ее фантазии делу не помогают.
Шеф Куинн направился прямиком к автомобилю, забрался на сиденье и, хлопнув дверцей, быстро заговорил в рацию. Дин видел, как он, выслушав новые доклады, недоверчиво качал головой.
– Люси, расскажи, что случилось? – мягко спросил Сэм. – Ты здесь была, когда машина сбила Тони?
– Нет, – ответила девушка. – Все началось не здесь. Я уже вышла от Тони и шла домой, когда машина… заметила меня.
– Заметила? – переспросил Сэм.
Одержимая машина нервировала Дина. Он взглянул на припаркованную у обочины "Импалу", всем сердцем желая, чтобы она оставалась тихой и неподвижной, потом перевел дыхание и сосредоточился на разговоре.
– Возникло такое ощущение. Думаю, она вернулась за Тони, – продолжала Люси. – Но увидела меня и решила переехать. Может, подумала убить двух зайцев одним махом? Сперва Люси, потом Тони?
– Как так?
– В то же время, как я увидела машину, она выехала на мою сторону улицы, выскочила на тротуар и попыталась меня сбить. Я замерла на секунду, все еще думала, что такого не может быть. Потом вспомнила, что такоеужебыло, что она убила Стива.
– И что ты сделала?