- Ведь ка-а-аждому из нас кто-то ну-у-у-жен подчас, - пропел я. Весьма посредственно.
Гард остановилась как вкопанная и посмотрела на меня, ее бледно-голубые глаза пылали ледяной яростью, голос стал хриплым.
- Но не от каждого рождается отпрыск, который прогрызает путь из чрева своей матери, убивая ее при этом.
Вот, еще один ответ. Правда, слишком жесткий, на мой вкус.
Я перестал петь и почувствовал себя равнодушным ублюдком.
- Они одиночки, - продолжила Гард ужасным в своем спокойствии голосом. - Обычно они похищают жертву, насилуют, разрывают на куски и поедают. Этот задумал нечто иное. Какие-то компоненты медовухи придают отпрыскам Гренделя способность к размножению. Он собирается оплодотворить ее. Создать себе подобного.
Тут меня осенило.
- Так вот кто приклеивает инструкцию к противозачаточным таблеткам! Тот, кто прежде никогда ими не пользовался!
- Она девственница, - подтвердила Гард. - Для размножения гренделенышам нужны девственницы.
- Большая редкость в наши дни, - заметил я.
Гард горько рассмеялась:
- Поверь мне, Дрезден, подростки не меняются. Гормоны, любопытство и полная неосведомленность о последствиях своих поступков. Девственницы всегда были редкостью. И в Викторианскую эпоху, и в эпоху Возрождения, и в Средневековье. Но даже встречайся они в наше время в десять раз реже, чем тогда, все равно сейчас на земле намного больше девственниц, чем когда бы то ни было за всю мировую историю. - Она покачала головой. - Людей стало так много.
Некоторое время мы шли молча.
- Интересное наблюдение, - наконец заметил я. - Ты говоришь обо всех этих эпохах так, словно сама была им свидетелем. Думаешь, я поверю, что тебе больше тысячи лет?
- По-твоему, это невозможно? - парировала она.
Что тут скажешь? На свете много бессмертных - или почти бессмертных - сверхъестественных созданий. Даже смертные чародеи могут прожить три-четыре столетия. С другой стороны, не часто встретишь бессмертного, который - по моим чародейским ощущениям - кажется настолько смертным.
Секунду я смотрел на нее, затем сказал:
- Если так, то ты неплохо сохранилась. Я бы дал тебе около тридцати.
Ее зубы блеснули в тусклом свете.
- Полагаю, вежливее было бы сказать двадцать девять.
- Мы с вежливостью никогда не были хорошими друзьями.
Гард кивнула:
- Это мне в тебе и нравится. Ты говоришь то, что думаешь. И действуешь без колебаний. Сейчас это большая редкость.
Некоторое время я тихо шел по следу, пока Мыш не остановился. В его груди родился почти неслышный звук. Я поднял руку. Гард замерла.
Опустившись на колени рядом с псом, я прошептал:
- Что такое, мальчик?
Мыш напряженно смотрел вперед, его нос подергивался. Затем он сделал несколько неуверенных шагов и тронул лапой пол возле стены.
Держа в руке светящийся амулет, я последовал за ним. На мокром камне лежали пряди седой шерсти. Прикусив губу, я поднял амулет, чтобы осмотреть стену. На ней виднелись длинные царапины - не шире ногтя, но глубокие. Настолько, что дна не разглядеть.
Гард присоединилась ко мне и встала за моим плечом. Ее духи - что-то цветочное, я их не узнал - добавляли приятную нотку к ароматам извести и плесени.
- Это сделано чем-то острым, - пробормотала она.
- Верно, - кивнул я, собирая шерсть. - Достань свой топор.
Она подчинилась. Я поднес шерсть к краю лезвия. Волоски съежились и почернели. Запахло паленым.
- Чудно. - Я вздохнул.
Гард приподняла бровь.
- Фейри?
Я кивнул.
- Малки, почти наверняка.
- Малки?
- Зимние фейри, - пояснил я. - Кошки. Размером примерно с рысь.
- Сталь с ними справится, - отозвалась Гард, энергично поднимаясь.
- Конечно, - согласился я. - Полдюжины малков для тебя не проблема.
Она кивнула и, держа топор наготове, повернулась, чтобы двинуться дальше.
- Поэтому они держатся стаями по двадцать штук, - добавил я через несколько шагов.
Гард остановилась и посмотрела на меня.
- Просто делюсь информацией, - сказал я и махнул рукой на стену. - Это территориальные метки местной стаи. Малки сильнее обычных животных, они быстры и могут становиться почти невидимыми, а их когти острее и тверже хирургической стали. Однажды я видел, как малк разорвал в клочки алюминиевую бейсбольную биту. В довершение всего они разумны. Умнее некоторых знакомых мне людей.
- Лед и пламя! - тихо выругалась Гард. - Ты с ними справишься?
- Они не любят огонь, - ответил я. - Однако в замкнутых пространствах я его тоже недолюбливаю.
Гард кивнула.
- С ними можно договориться? - спросила она. - Заплатить за проход?
- Они держат слово, как все фейри, - ответил я. - Если сможешь заставить их дать его. Но представь, как кошки любят поохотиться, даже когда не голодны. Вспомни, как они играют с жертвой. А потом собери этот милый киллерский инстинкт со всех чикагских кошек - и его как раз хватит на одного малка. Кошки по сравнению с малками - что мы по сравнению с Ганнибалом Лектером.
- Значит, договориться не удастся.
Я покачал головой:
- Не думаю, что мы сможем предложить им что-то более желанное, чем наши крики и мясо.
Нахмурившись, Гард кивнула:
- Значит, нужно проскочить незамеченными.
- Хорошая мысль, - кивнул я. - Однако у этих тварей кошачье восприятие. Возможно, мне удастся помешать им увидеть или услышать нас - но не то и другое одновременно. И они по-любому нас учуют.
Гард снова нахмурилась. Достала из кармана небольшую коробочку из старой, бледной слоновой кости. Открыла и принялась осторожно сортировать крошечные костяные квадратики.
- Скрэббл? - поинтересовался я. - Не хочу играть с малками. Вечно они используют имена собственные и множественные числа.
- Это руны, - тихо ответила Гард. Нашла нужную, сделала глубокий вдох и вытащила квадратик из костяной коробочки с такой осторожностью, с какой солдаты обращаются со взрывчаткой. Потом закрыла коробочку и убрала в карман, держа руну на ладони перед собой.
Я знаком со скандинавскими рунами. Однако руна на костяном квадратике была мне неизвестна.
- Что это? - спросил я.
- Это руна Порядка, - негромко ответила Гард. - Ты говорил, что знаешь толк в иллюзорной магии. Если сможешь заставить нас выглядеть как они, хотя бы на несколько секунд, мы пройдем незамеченными и малки не обратят на нас внимания.
Вообще-то я сказал Гард, что знаком с иллюзорной магией. Но, по правде говоря, это мое самое слабое место. Ведь нельзя достичь успеха во всем, верно? А мое сильное место - взрывы. С иллюзиями же я не продвинулся дальше нескольких портретов фруктовых ваз, если проводить аналогии с изобразительным искусством.
Но приходилось надеяться, что то, чего Гард не знает, не убьет нас обоих. У Элизабет осталось мало времени, а у меня - минимум вариантов. Кроме того, что нам терять? Если не удастся проскользнуть, всегда сможем перейти к переговорам или драке.
Мыш окинул меня серьезным взглядом.
- Клево, - сказал я. - Приступим.
Залогом хорошей иллюзии является воображение. Вы мысленно создаете картинку, представляя себе каждую деталь так отчетливо, что изображение в голове становится почти вещественным, почти реальным. Нужно видеть его, слышать, осязать, чувствовать на вкус, обонять - в общем, вовлечь все ощущения в (теоретическую) реальность. Если вам это удастся, если вы действительно поверите в ложную версию реальности, можно подпитать ее энергией и сотворить в сознании и восприятии всех окружающих.
Для справки: именно так ведут дела лучшие лжецы - делают свои воображаемые версии вещей столь гармоничными, что почти верят в них сами.
Я был не слишком хорошим лжецом, однако знал основы того, как заставить иллюзию работать, и притом обладал двумя секретными оружиями. Во-первых, клок шерсти настоящего малка мог сделать иллюзию более точной. Во-вторых, со мной и Мышом любезно делил квартиру большой серый кот по имени Мистер. Мистер не ходит с нами на дело - он выше подобных низменных материй, - но ему нравится моя компания, когда я сижу дома и не слишком шевелюсь. За исключением тех случаев, когда моя компания ему надоедает и он отправляется бродить.
Начертив мелом круг, я закрыл глаза, взял в руку шерсть малка и начал строить картинку, используя в качестве модели Мистера. Я видел малков пару раз, и большинство из них носило боевые шрамы, подобные тем, которыми так гордился Мистер. Однако малки не совсем похожи на кошек. У них другая форма головы и более грубая, жесткая шерсть. Пальцев на лапах на один больше, чем у кошек, а сами лапы шире, однако двигаются малки совершенно по-кошачьи.
- Noctus ex illumines, - пробормотал я, когда картинка четко зафиксировалась в сознании: трое безобразных, покрытых боевыми шрамами поджарых малков, шествующих по своим неотложным делам. Затем наполнил чары энергией и медленным, осторожным движением нарушил круг.
- Работает? - тихо спросила Гард.
- Ага, - ответил я, сосредоточившись на иллюзии и не открывая глаз. Пошарил вокруг, нашел широкую спину Мыша и положил руку на его мех. - Хватит отвлекать меня. Иди.
- Очень хорошо. - Она отрывисто втянула воздух и что-то произнесла. Раздался щелчок, вспыхнул свет. - Руна активна, - сказала Гард. Положила руку мне на плечо. Малки не пользуются освещением, а потому фонарик несколько подпортил бы впечатление, которое мы пытались произвести. Придется идти в темноте. - У нас есть около пяти минут.
Я крякнул, и мы пошли вперед, следуя за Мышом. Несмотря на темноту, я не решался открыть глаза. Отвлекись я хоть на миг от картинки в голове - и она разлетится на клочки, словно туалетная бумага в ураган. Поэтому я шагал, сосредоточившись и отчаянно надеясь, что все получится.
Я не мог высвободить мозговые ресурсы для счета, однако, по моим ощущениям, мы шагали не менее получаса, и я уже собирался спросить Гард, миновала ли опасность, когда менее чем в футе от моего левого уха нечеловеческий голос произнес на чистом английском:
- Каждый день приходят новые когти. Мы голодны. Следует разорвать обезьяну и покончить с этим.
Я так испугался, что чуть не сел на задницу, но картинку в голове удержал. Прежде мне доводилось слышать беседы малков, тревожные интонации и странные модуляции их голосов, и этот звук лишь усилил изображение в моем сознании.
Со всех сторон посыпались согласия и оскорбления на ленивом, малковском английском. Их здесь было не меньше двадцати. Маленькая орда.
- Спокойствие, - произнес другой малк. Судя по его тону, этот разговор повторялся в миллионный раз. - Пусть обезьяна думает, что превратила нас в своих сторожей. Она охотится на территории чародея. Чародей придет, чтобы повидаться с ней. Лесной Царь осыплет нас почестями, когда мы принесем голову чародея.
Круто. Да я знаменитость!
- Я устал ждать, - отозвался третий малк. - Давайте прикончим обезьяну и ее жертву, а затем поймаем чародея.
- Спокойствие, охотники. Чародей сам явится к нам, - сказал первый малк. - Очередь обезьяны придет, когда мы поймаем чародея. - В его голосе отчетливо слышалась радость. - И его маленькую собачку.
В груди Мыша вновь что-то неслышно зарокотало. Я почувствовал, как едва ощутимое эхо отдалось в спине пса. Но он продолжал идти, и мы миновали участок туннеля, занятый малками. Бесконечное число минут и несколько поворотов спустя Гард выдохнула и сказала:
- Их было больше двадцати.
- Да, я тоже заметил.
- Думаю, мы прошли.
Я со вздохом отпустил изображение, которое удерживал в голове, и засветил амулет. Точнее, попытался отпустить изображение. Открыл глаза и несколько раз моргнул, однако моя голова уподобилась телевизору на витрине, который слишком долго показывал одну и ту же картинку. Я посмотрел на Мыша и Гард - и с большим трудом стряхнул образ диких малков с приплюснутыми головами, которых столь неистово воображал.
- У тебя есть еще эти руны? - спросил я.
- Нет, - ответила Гард.
- На обратном пути придется проявить изобретательность.
- Еще рано об этом беспокоиться, - сказала она и вновь зашагала вперед.
- Сейчас самое время. Когда мы вызволим девушку, придется возвращаться с ней. Господи, ты что, вообще не читала Джозефа Кэмпбелла?
Она дернула плечом:
- Гренделеныши - сильные противники. Драться придется насмерть. Поэтому шансы, что на обратном пути придется тревожиться о малках, составляют пятьдесят на пятьдесят. Зачем тратить силы заранее?
- Возможно, тебе это покажется безумным, но когда строишь большие планы - например, вернуться обратно на поверхность, - чуть легче справляешься с маленькими. Например, дыханием.
Подняв руку, Гард сказала:
- Подожди.
Я замер, прислушиваясь. Мыш тоже остановился, втягивая носом воздух, его уши тихо поворачивались, словно небольшие радары, но он не выказывал признаков того, что ощущает затаившуюся опасность.
- Его логово близко, - прошептала Гард.
Я выгнул бровь. Туннель выглядел точно так же, как несколько секунд назад.
- Откуда ты знаешь?
- Чувствую, - ответила она.
- Ты это умеешь?
Гард пошла дальше:
- Да. Именно так я узнала, что он проник в город.
Я скрипнул зубами:
- Было бы очень мило, если бы ты хоть иногда задумывалась о возможности обмена информацией.
- Здесь недалеко, - сказала она. - Мы можем успеть. Идем.
Я почувствовал, как брови ползут вверх. В вопросах чисто физического обоняния Мыш на голову превосходил нас обоих, а он явно не ощущал враждебного присутствия. Мои собственные чувства настроены на всевозможные сверхъестественные энергии, и я был настороже с тех самых пор, как мы спустились в Подземье. Однако никакие шевеления не выдавали недоброжелателя.
Если знание - сила, значит, незнание - слабость. В такой работе, как моя, незнание может убить. Гард ни словом не обмолвилась о мистической связи между ней и этой тварью, но я не находил более простого объяснения тому, что она способна ощущать ее присутствие, а я - нет.
Проблема заключалась в том, что подобные связи обычно работают в обе стороны. Если она могла почувствовать гренделеныша, то скорее всего и он мог почувствовать Гард.
- Эй, погоди, - сказал я. - Если эта штука знает, что мы идем, не стоит нестись сломя голову.
- Нет времени. Он почти готов к спариванию, - рявкнула она, снимая топор с плеча. Затем вытащила из вещмешка что-то вроде сигнального факела и отшвырнула мешок в сторону.
Потом откинула назад голову и испустила яростный, вызывающий клич. Звук был таким громким, таким грубым, таким первобытным, что казался нечеловеческим. Не слово, но вой, отчетливо выражавший ярость Гард, ее презрение к опасности, к жизни - и к смерти. Этот боевой клич напугал меня до усрачки, а ведь я ничего плохого не сделал.
Ударом запястья Гард запалила факел и оглянулась через плечо. Зловещий зеленый свет играл на ее лице, отбрасывая причудливые тени, и ледяные, обведенные белыми кругами глаза казались очень большими над тугой, бескровной улыбкой. Ее голос пугающе дрожал.
- Хватит разговоров.
Святой Шварценеггер!
Гард потеряла терпение.
Хладнокровный, рассудительный профессионал, работавший на Марконе, никогда бы так не отреагировал. Мне никогда не доводилось видеть настоящего берсеркера в бою, но этот вопль… Словно прокатившееся сквозь века эхо древнего мира, дикого мира, скрытого туманом времен.
И внезапно я поверил в ее возраст.
Она рванулась вперед, легко помахивая зажатым в правой руке топором, держа в левой пылающий факел. Испустила еще один крик банши, нечленораздельный вызов гренделенышу, явственно говоривший: я собираюсь тебя убить.
И откуда-то спереди, из туннелей, ей ответило нечто очень, очень большое. Грудной, низкий вопль сотряс стены: попытайся.
У меня затряслись колени. Проклятие, даже Мыш застыл, прижав уши к голове, опустив хвост, слегка пригнувшись. Вряд ли я выглядел более отважным, чем он, но пришлось пинком запустить мозг и, выплюнув нервное проклятие, поспешить за Гард.
Возможно, нестись вперед сломя голову действительно глупая идея, однако еще хуже - стоять с отвисшей челюстью, лишаясь единственной возможной помощи. Кроме того, как бы то ни было, я согласился работать с Гард и не собирался оставлять ее без прикрытия.
Поэтому я понесся сломя голову по туннелю к источнику кошмарного воя. Мыш, который, возможно, был мудрее меня, помедлил еще несколько секунд, но затем помчался следом, и вскоре мы уже бежали наравне. Футов через двадцать он яростно зарычал, бросая собственный вызов.
Как говорится, попал в Киммерию - веди себя соответственно. Я тоже заорал. Мой вопль поглотило гулявшее по туннелям эхо.
Опередившая меня на десять шагов Гард ворвалась в пещеру. Сгруппировалась, прыгнула, красиво взвилась в воздух и исчезла из виду. Зеленый свет факела сообщил мне о том, что туннель открывался в верхнюю часть зала размером с небольшой гостиничный атриум, и если бы Мыш не затормозил и не откинулся назад, я бы свалился. А так мне удалось насладиться прекрасным видом на обрыв высотой не меньше тридцати футов. Внизу влажно поблескивал каменный пол.
Гард приземлилась на ноги, перекатилась, воспользовавшись импульсом, и лохматое пятно размером с промышленный холодильник пронеслось мимо, врезавшись в стену с кашляющим рычанием. Пещера содрогнулась.
Блондинка вскочила, оттолкнулась от стены, развернулась в прыжке на сто восемьдесят градусов и вновь приземлилась на ноги, держа топор над головой. Отбросила факел в центр пещеры, и я наконец смог увидеть, что же в ней находится.
Во-первых, пещера - или камера, или как ее ни назови - была огромной. Тридцать футов от пола до потолка, не меньше тридцати футов в ширину, дальний конец теряется в темноте за пределами резкого света факела. В основном - натуральный камень. На некоторых поверхностях виднелись следы использования грубых инструментов. По краю пещеры, у самого потолка, шла полка шириной около двух футов, в форме буквы "С". Это с нее я чуть не свалился вниз. В стене подо мной были вырезаны ступени - если можно так назвать грубо вырубленные двенадцатидюймовые выступы.
Я огляделся. Гигантский ворох газет, старых одеял, окровавленной одежды и не поддающихся идентификации клочков ткани, вероятно, служил гнездом или постелью. В середине его высота достигала трех футов, а диаметр составлял не менее десяти футов. Почти таких же размеров достигала располагавшаяся по соседству куча костей. Старые, дочиста обглоданные кости блестели в зловещем свете факела, среди них копошились крысы и прочие паразиты со сверкающими красными глазками.