- Во всех первобытных обществах, которые я изучала, самой бросающейся в глаза особенностью было естественное, не подлежащее сомнению принятие мира как он есть, каким он нам дан. Возможно, это нельзя назвать экспериментальным подтверждением понятия "судьбы", но ценность простого, без всяких сомнений принятия своей судьбы доказана, на мой взгляд, вполне удовлетворительно. Первобытные люди были, и по сей день остаются, более счастливыми, чем мы, Кэл. Они знают границы своих возможностей, понимают свою зависимость от сил, которым противостоять невозможно. Все блага, которые им удается получить от погоды, приливов и отливов, от звезд, они принимают с благодарностью, ничего не считая причитающимся им по праву. И все невзгоды, падающие на них, принимаются без жалоб и протеста. У них есть, - она на минуту замолчала, видимо, стараясь подобрать слова, способные передать ее восхищение этими древними воззрениями, - ощущение своей гармонии со всей Вселенной, верность завету, существующему между человечеством и силами природы. Я завидую им, Кэл, и горюю, что мы утратили способность так воспринимать жизнь. Мы так дьявольски самоуверенны, считая себя хозяевами своей судьбы! Вот чему наука научила нас - эгоизму и самовлюбленности. Все науки, кроме одной - нашей, Кэл, этнографии. Мы обязаны учить обратному - что человек не всемогущ. Мы должны вернуть утраченное знание, позабытые уроки, и мы должны напомнить самим себе о нашем месте в общем мироздании…
Слушая ее, Кэл мысленно перенесся в те времена, когда он в первый раз услышал ее лекцию. Он вспомнил, как она вдохновила его. Но согласиться с ней сейчас он не мог. У него были свои причины восхищаться первобытными людьми, сокровищами их изобретательности и воображения, благородством их борьбы за выживание. И он тоже оплакивал их постепенное исчезновение с лица земли. Но он не мог бы сказать, что прогресс нужно обратить вспять. Первобытный человек испытывал уважение к силам природы, но ему были свойственны и страх, и суеверия.
Кэт, похоже, предвидела его возражения.
- Но, ради Бога, дорогой, я пришла сюда не для того, чтобы обсуждать этнографические теории. Мне просто хотелось немного приободрить тебя.
Кэл чуть было не ответил ей, что он не может стать суеверным ради того, чтобы ему легче жилось, но вместо этого он нагнулся над креслом и поцеловал ее в щеку.
- Спасибо за попытку, мое сокровище.
Кэт поднялась с кресла, и они обнялись, потом она попрощалась с ним и быстрым шагом вышла за дверь, ее накидка развевалась вокруг нее, как разноцветное облако.
Кэл минуту постоял неподвижно, погруженный в раздумье. Если бы он мог оставить страдание в прошлом, остановить бесконечные повторения этого короткого фильма ужасов, снова и снова прокручивающегося в его голове!
Он взял стопку номеров "Нэшнл джиогрэфик" со своего рабочего стола и запихнул их на полку.
Карма.
Судьба.
Слова Кэт звенели в его мозгу, как обещание его прощения и искупления.
О Господи, да, как славно было бы, если бы он мог верить…
Глава 6
Ему удалось дозвониться до Санта-Фе, как только он вернулся домой.
- "Ульрих, Хейг и Марки", - услышал он в трубке.
- Билла Марки, пожалуйста, - сказал Кэл секретарю в юридической конторе.
Билл Марки был тот самый молодой адвокат, который согласился поддерживать судебный иск Кэла против Универсальной Электротехнической Компании. За проявленную ими небрежность в изготовлении и продаже орудия убийства электротоком его жены Кэл добивался возмещения ущерба в размере двух миллионов долларов. Ему хотелось бы, чтобы он мог предъявить иск на сто миллионов. Это не было вопросом денег; он пользовался цифрами как языком скорби.
Марки подошел к телефону с горячими приветствиями и заботливыми расспросами о том, как себя чувствуют Кэл и Крис и как они приспосабливаются к жизни на "диком, диком Востоке". Кэл нетерпеливо, скороговоркой ответил на все эти вопросы.
- Что у тебя там происходит? - наконец спросил он. - От тебя не было никаких известий.
Кэлу послышался тихий вздох, прежде чем Марки ответил:
- Ты не получал вестей от меня, Кэл, потому что они продолжают увиливать.
Компания, объяснил Марки, предприняла ряд шагов и ответных ходов, чтобы дело не дошло до суда. Это была обычная практика в подобных случаях. Марки предупредил Кэла, что процесс может тянуться шесть-семь лет и стоить тысячи долларов, потраченных на борьбу, прежде чем Кэл сможет добиться хоть каких-то результатов, если он вообще сможет чего-либо добиться. Затраты времени, сил и душевного спокойствия могут оказаться неоправданно огромными. Были люди, здоровью которых был нанесен непоправимый ущерб от тяжбы с компаниями-гигантами, и Марки с самого начала советовал поберечь деньги и нервы и жить дальше, позабыв о мести.
- Итак, что ты хочешь, чтобы я предпринял? - спросил Марки теперь, предлагая Кэлу снова все взвесить.
- Я хочу, чтобы ты боролся с ними, - ответил Кэл.
- Значит, ты не собираешься послать все это к черту?
- Я не могу, - сказал Кэл. Это, только это, могло удовлетворить его.
Марки предупредил его, что счета за юридические услуги уже достигли крупной суммы.
- Просто продолжай это дело, - сказал Кэл твердо. - Я где-нибудь достану денег. - Аванс за его книгу, может быть, если он сможет закончить ее к осени.
- Об этом я не беспокоюсь, Кэл, - сказал Марки. - Ни о чем не беспокоюсь, только о тебе самом.
Теперь уже два человека беспокоились о нем, подумал Кэл, вешая трубку.
Не проявляет ли он стремления к самоуничтожению? Был ли Марки прав? В Альбукерке был один пожилой профессор, который семь лет вел тяжбу по делу о плагиате в отношении одного из своих учебников и даже продал свой дом, чтобы оплатить счета за услуги адвокатов. И в конце концов проиграл тяжбу.
Если в скором времени в этом деле не случится перелом, Кэл, возможно, прекратит борьбу.
Его взгляд остановился на стене над камином. До сегодняшнего утра она была голой, но теперь там висел любимый Лорин гобелен "Плакучая ива", абстрактное панно в серых и голубых тонах. Рядом с камином стояло кресло с подголовником в стиле Эдуарда VII. В нем она проводила часы, когда читала "Ткацкие станки и гобелены Барнетта" или хихикала над романом Эрики Джонг "Страх полета". А рядом с окном находился детский старинный ткацкий станок, подобранный Лори где-то по пути, когда они возвращались из Пэйнтид Дезерт.
Нет. Он не может бросить эту тяжбу, сколько бы ни длился процесс, чего бы он ему ни стоил.
- Пора обедать, - позвала миссис Руис, и Кэл отвлекся от своих воспоминаний.
Кармен Руис, его экономка, которая жила по соседству, была упитанной, добродушной женщиной пятидесяти с лишним лет. Предыдущий квартиросъемщик, приглашенный профессор экономики из Швеции, горячо рекомендовал ее, и Кэл нанял ее на полный рабочий день. Каждый вечер она встречала Криса из дневного лагеря на остановке автобуса, убирала квартиру с тщательностью, доходившей до одержимости, ухаживала за садом и несколько вечеров в неделю готовила обильно приправленные специями кулинарные шедевры, от которых у Кэла все внутри горело.
За обедом Крис был в удивительно хорошем настроении. Кэл ожидал, что, увидев Лорины вещи, мальчик снова впадет в меланхолию. Однако тот бойко сосчитал до двадцати по-испански, чтобы порадовать миссис Руис, и с волчьим аппетитом набросился на еду.
После обеда миссис Руис драила кухню с такой тщательностью, словно это была операционная. Было что-то слегка комичное в том, как туго ее яркие ситцевые платья обтягивали складки жира на животе, и в том, как мелодично позвякивали ее браслеты и серьги, когда она все скребла и чистила, протирая каждую поверхность по нескольку раз и оставляя в воздухе резкий запах нашатырного спирта. После того как она забирала из чулана со швабрами свой мешок из рогожи и собирала свои вещи, она еще раз обходила всю квартиру, чтобы окончательно проверить, не осталось ли где-нибудь незамеченного раньше пятнышка. И прежде чем уйти, она зажигала специальную душистую палочку, чтобы отбить запах нашатырного спирта, и отправлялась домой.
В эту ночь Кэл долго не мог заснуть. Полчаса он смотрел "Ничего святого" по одиннадцатому каналу, но призванный рассмешить зрителей сюжет о том, как Кэрол Ломбар оставалось жить всего шесть месяцев, не показался ему забавным. Когда он лежал в темноте, его вдруг охватило странное чувство, что Лори тоже находится в комнате рядом с ним. Это впечатление было настолько явственным, что он протянул руку и потрогал соседнюю подушку. Ничего под рукой, кроме грубоватого полотна. Но чувство, что она лежит рядом с ним, осталось - такое живое, такое острое, что ему почудилось, что ее волосы касаются его щеки, когда он, наконец, уплыл в беспамятство сна.
Его разбудило хныканье Криса. На часах рядом с кроватью горели цифры: 1.25. Минуту Кэл вслушивался, приходя в сознание. Строго говоря, это был не плач. Стоны. Болезненные стоны.
Кэл отбросил простыню и вскочил. Рывком распахнув дверь, ушиб большой палец ноги и вскрикнул от боли. В коридоре он нащупал выключатель.
- Иду, Орех!
Мальчик свернулся калачиком в уголке кровати, закрыв лицо простыней.
- Нет, нет! Пожалуйста, не надо! - всхлипывал он.
Кэл стащил с него простыню, и свет из коридора упал на лицо мальчика. Его губы дрожали, и он был смертельно бледен.
- Проснись, Крис! - сказал Кэл твердо.
- Стой! - закричал Крис. Кэл сел на кровать и обнял его, убрав с его глаз потные пряди волос.
- Орех! Это я!
Крис моргнул.
- В чем дело, Орешек?
Мальчик чихнул, дрожа, и Кэл закутал его в простыню. Всхлипывания продолжались, слезы катились по щекам мальчика, и его лицо выражало страх и замешательство.
- Все в порядке, Орех, я здесь, - сказал Кэл, крепче обнимая сына. Но Крис отшатнулся, прикрыл лицо руками, защищая глаза, и его всхлипывания перешли в тяжелые вздохи.
- Расскажи, что случилось, Орех, чего ты испугался?
Медленно мальчик опустил руки.
- Я был на слоне, - медленно начал он, пытаясь подобрать слова, - ехал верхом на слоне…
- Ну хорошо, - сказал Кэл мягко. - И что насчет слона? Куда ты ехал?
- Ты шел впереди него, - сказал Крис, - ты держал в руке веревку, наброшенную на слоновью шею, с такими… такими большими бусинами, красными и желтыми, нанизанными на эту веревку, и мы поднимались все выше и выше.
- Куда же мы шли, Орешек?
- Мы поднимались вверх по склону горы, - ответил Крис. - Мы шли вверх до самого неба. Это было как будто слон летел, потому что потом не было никакой горы, и мы висели в воздухе.
- И ты боялся, что мы упадем вниз?
- Нет! - ответил Крис. И замолчал.
- Ну, давай же, Орех, - настаивал Кэл. - Расскажи мне остальное.
Очень тихо Крис продолжал:
- Мы собирались увидеть мамочку и оказались там, наверху, и ты… Ты держал в руке… - Он отвернулся.
- Что я держал в руке?
- Это… Ты собирался меня… Ты собирался сделать со мной что-то ужасное!
- Что я держал в руке? - настаивал Кэл.
Мальчик не ответил ничего.
- Орех, ты знаешь, что я никогда не сделаю ничего, что могло бы тебе повредить. - Кэл ласково дотронулся рукой до лица Криса и повернул его голову так, чтобы он мог посмотреть мальчику в глаза. - Ты знаешь это, не так ли?
- Но я знаю, ты хотел это сделать, - ответил Крис.
Кэл еще двадцать минут держал сына в объятиях, укачивая его на руках. В конце концов, не произнеся больше ни слова, мальчик уснул.
Кэл укрыл его простыней и помедлил уходить из спальни, опасаясь, что мальчик опять проснется. Но Крис дышал ровно, не проявляя никаких признаков беспокойства.
Кэл прошел через гостиную и из двери, ведущей в сад, шагнул наружу, на теплый летний воздух. В квартире на втором этаже дома напротив в разгаре была вечеринка. Два человека, стоящих на террасе, громко спорили о последнем выступлении президента и его влиянии на кредитные рынки. Сад благоухал цветами и травами.
Чувствуя слабость в ногах, Кэл прислонился к забору-Он подумал о кошмаре, приснившемся Крису, и вдвойне пожалел о том, что прочел ему историю про Авраама и Исаака. Ему следовало бы предвидеть последствия. Если смешать вместе Библию с воспоминаниями о Бирме, взболтать в эту смесь зверей, увиденных в зоопарке, и добавить лорины вещи в квартире - что же, наверняка мальчику приснится страшный сон. Но мысль о том, что ему приснилось, когда он увидел во сне, как Кэл поднял на него руку, мучила его.
- Похоже, нас ждет полный крах системы кредитования, - говорил человек на террасе.
Кэл вернулся в гостиную.
"Ты держал в руке…"
Что же такое он мог держать в руке, что его сын так испугался?
Из дома напротив донесся другой голос, вступивший в разговор:
- Если хочешь знать мое мнение, весь этот проклятый мир идет к концу.
Глава 7
Это произошло на следующий день: совершенно случайно он наткнулся на ключ к разгадке убийства на складе.
Кэл был дома, занимаясь выписыванием из полевых книжек заметок для своей книги, когда обнаружил, что у него кончились каталожные карточки. После двух часов дня он вышел на улицу купить новые.
Несмотря на все минусы района Челси, Кэл любил гулять по округе. Кэт была права: жизнь в этом городе чем-то напоминала полевые исследования. Для Челси была особенно характерна колоритная уличная жизнь, которая совершенно отсутствовала в богатых пригородах Альбукерке, где он жил прежде.
В конце прошлого века Челси считался фешенебельным районом, его городские особняки из коричневого песчаника и кирпича населяли торговцы и банкиры. В Челси жили финансовые тузы Джей Гоулд, Босс Твиди Эдит Уортон. Но потом этот район стал приходить в упадок; некогда роскошные особняки были превращены в доходные дома, многоквартирные здания в стиле рококо стали обветшавшими трущобами. Вновь прибывавшие иммигранты, в основном испаноязычные, поселились здесь за несколько десятилетий, прошедших после Второй мировой войны.
Но теперь Челси был, как выражались торговцы недвижимостью, районом "в переходном состоянии". Многие его здания из коричневого камня снова стали особняками для одной семьи или, после реконструкции, перешли в собственность небольших жилищных кооперативов. Все больше ресторанов и модных магазинов обслуживали эту новую волну поселенцев, принадлежащих к среднему классу. Однако в целом этнический колорит, укоренившийся здесь за многие годы, удерживался здесь довольно прочно. На углу квартала, в котором жил Кэл, рядом с новой сверкающей хромированными панелями парикмахерской располагалось заведение Рауля Бодеги - обшарпанная бакалейная лавка, где продавались испанские специи, маринованные овощи и горячие фаршированные перцы. В жаркие дни перед лавкой всегда можно было видеть людей, сидящих на раскладных стульях и болтающих по-испански. Кэл как-то прочитал в "Таймс", что свыше пятнадцати процентов населения города составляли испаноязычные - почти два миллиона человек, больше, чем все население некоторых республик Карибского бассейна. Из-за иностранной речи на улицах и национальных испанских мелодий, доносившихся из открытых окон, Кэлу казалось, что он находится в какой-то другой стране.
На углу квартала он остановился и огляделся. Это была Восьмая авеню. Кажется, где-то здесь он видел писчебумажную лавку. Севернее отделения сберегательного банка? Он повернул вверх по улице и, пройдя два квартала, нашел то, что искал.
Возвращаясь домой, Кэл решил пойти окольным путем, чтобы лучше представлять район.
Едва свернув с авеню на 22-ю улицу, он оказался рядом с витриной какой-то небольшой лавки, над которой висела бросающаяся в глаза вывеска. "Botánica Del Arco Iris" - было написано на ней черными с золотом буквами на фоне по-детски неровного рисунка радуги. Кэл заглянул в витрину, но солнечные лучи, отражаясь от ее грязной, почти непрозрачной поверхности, не позволяли ничего рассмотреть. Что это было за заведение? Цветочный магазин? Кэл прикрыл рукой глаза от солнца и вплотную придвинулся к витрине, пытаясь что-то разглядеть через пыльное стекло.
Причудливый набор всякого барахла заполнял витрину, делая ее похожей на произведение сумасшедшего скульптора, работающего в стиле поп-арт: статуэтки, метелки из перьев, окрашенных в кричащие тона розового и пурпурного цвета, нити разноцветных бус дюжины различных сочетаний цветов - желтые с зеленым, желтые с красным, красные с черным, зеленые, коричневые, белые. Были ли это ожерелья? Или четки? Рядом с ними стояла вереница гипсовых фигурок. Кэл присмотрелся внимательней. Святые. Бусы.
Кэл вспомнил полицейского с лицом аскета, стоявшего неподалеку от склада в Бруклине. Вещественные доказательства, обнаруженные на пожарище.
Ключ к убийству.
Он вошел.
Колокольчик тихо звякнул, когда он открыл дверь. Лавка была тесной и загроможденной по обеим сторонам шкафами, тянувшимися от пола до потолка, и повсюду стоявшими на полу витринами с образцами товаров. Но она была ярко освещена люминесцентными лампами и содержалась в безукоризненной чистоте. Ни одной пылинки на полках. Деревянный пол блестел.
Кэл оглядел выставленные товары. Сразу за дверью на проволочном стенде располагался набор грубо отпечатанных брошюр. Здесь была толстая пачка "Звездные карты Пола Бенуа - ответы на все вопросы о здоровье и счастье", а также "Нумерология: ваши собственные ключи к жизненным проблемам, здоровью и обетам" в подозрительной ярко-желтой обложке с каймой из цифр.
Ну конечно, подумал Кэл, сложите цифры вашей даты рождения, разделите на два, добавьте ваш вес, разделите на три, и окажется, что вам нужно заключить обет с Квиниэлей Хиалейской. Стенд рядом с брошюрами был уставлен пузырьками и флаконами с цветными жидкостями. Кэл прочел этикетки. "Масло для ванн "Драконья кровь"", масло "Сияние притягательности", "Бальзам святого Исидора".
Он оглядел шкафы. Здесь были разукрашенные бутылки с цветными жидкостями, но этикетки были написаны по-испански. Банки с высушенными пестиками цветов, нова нитки бус, висящие на деревянных штырьках.
Бруски мыла в цветных обертках. И свечи - сотни свечей, может быть, тысячи. Толстые восковые свечи в стеклянных цилиндрах размером со стакан для виски. Свечи всех цветов радуги, а также белые и черные. И еще один вид свечей, судя по всему, пользующийся наибольшим спросом и целиком заполняющий отдельный шкаф, - свечи из разноцветных слоев воска. "Это свечи, которые ставят, давая обет", - подумал Кэл. На стеклянных цилиндрах со свечами он увидел нанесенные по трафарету имена святых. На каждом стакане, заполненном многоцветным воском, были слова "Свеча Семи Могучих".