Многое изменилось в этом мире всего за несколько дней. Они практически полностью реализовали свой план по захвату власти над людьми. И пусть им удалось захватить лишь семьдесят процентов от намеченного, это было хорошее достижение. Их противник, приведенный в смятение тактикой "темной стороны", достаточно быстро мобилизировался и дал достойный отпор.
Но и это Габриель обернул своей победой. Теперь, с точностью до сантиметра, он знал месторасположение управления "светлыми".
Слепой провидец, захваченный в первом клане, упорно пытался направить их на "путь истины". Оливия искренне не понимала, на что он рассчитывает, и была бы рада избавиться от утомительного общества любым способом. Но Габриель лишь усмехался на ее жалобы, и отвечал, что его все это даже развлекает. Кроме того, говорил мужчина, это какой-никакой способ связи с противником.
Они уже давно покинули ущелье Карпат. Клан передвигался к месту основной битвы, разрастаясь по пути.
Там, где им удалось взять контроль, никто не церемонился с людьми. В действующих армиях появилось новое понятие о дисциплине и наказаниях. Оказалось, достаточным провести лишь несколько показательных казней для того, чтобы все четко уяснили новые порядки. Временами, Оливии чудилось, что она попала в средневековье, вот только добавились достижения человеческих ученых. Но как не смешно это было на первый взгляд, люди все также легко покорялись сильнейшим, как и в смутные века.
Возможно, они посчитали, что это и есть обещанное их религией "возвращение Зверя", кто знает? Девушка не могла читать в их душах. Зато, никто не мешал ей видеть их глаза, и она знала, что ликанам вполне удалось посеять панику в их сердцах. Тем более, что целью Габриеля не было убедить человечество в своем миролюбие.
Напротив, все страны, захваченные ими, были практически ввергнуты в хаос, но этот хаос был четко рассчитан.
Девушка признавала свое малодушие, что не мешало ей закрывать глаза и уши, дабы не слышать и не видеть того, что творили коты с теми, кто оказывал им сопротивление. Мрак хохотал над ее попытками, но для Оливии это не имело значения.
В первый раз она не послушала Габриеля и пошла с ним на смотр частей, сформированных из людей. О, она успела пожалеть о своем упрямстве десятки раз.
Всякий, кто выказывал хоть малейший намек на недовольство или непокорность, или если помощникам Габриеля казалось, что они это делают - уничтожался на месте офицерами из котов.
Оливия не знала, каким образом ей удалось удержаться на ногах до конца, секунда за секундой отсчитывая время по каплям проливаемой крови. Единственное, что удерживало ее в неком) подобии сознания - рука Габриеля, крепко сжимавшая ее ледяные пальцы. Девушка не помнила, как вернулась в дом. Они не обсуждали это. К чему было говорить что-то? Выбор сделан, и менять что-либо было уже поздно.
И пусть сложно не слышать докладов, игнорировать металлический запах, разливающийся в воздухе, это не останавливало девушку. Она следовала своему же совету, который давала Мадлен, как теперь ей казалось, жизни назад. Просто не видела, даже если что-то происходило прямо у нее на глазах. И с каждым разом, это было все легче…
Но самым поразительным было то, что действия их врагов в отношении людей мало чем отличались. Конечно, Варган со своими сподвижниками практически не проливал крови, но это не меняло их жестокого и потребительского отношения к людям.
"Так в чем же разница?!" - хотелось закричать Оливии. Где та грань, за которой Свет становится светом, а Тьма углубляет свои оттенки?? Но никто не отвечал на ее безмолвный вопрос, звенящий в сознании ночь за ночью. Только загадочный путник сидел рядом с ней на камне и раз за разом предлагал понять. Но что, она не понимала?
Мрак требовал все новых и новых жертв, разрастаясь, становясь все явственнее. И девушка знала, что уже все вокруг и люди, и ликаны видят темный ореол, окружающий их с Габриелем фигуры. Возможно, люди не столь и ошибались, шепча о пришествие Антихриста. Но кто тогда был спасителем? Не родилась ли старая легенда в те времена, когда Свету удалось свергнуть Тьму? Это казалось весьма правдоподобной версией.
Одно утешало ее потерянную душу. Стоя рядом с любимым на казнях, практически осязая безумное веселье мечущихся сознаний котов, в Габриеле она чувствовала лишь холодный покой разума. Зверь ревел из клетки контроля, в которой заточил его мужчина, но не мог вырваться. Оливия не представляла, каким-образом он достиг этого, а когда решилась спросить, он лишь впился в нее своим пылающими Мраком глазами и с благоговением погладил по щеке пальцами.
И теперь, слушая стук его сердца, Оливия боялась так, как никогда в жизни. Она знала, что они приближаются к месту, которое было в ее видении. Этому месту будет суждено стать полем основной битвы…
Губы Оливии прочертили дорожку от основания шеи Габриеля до его подбородка.
Девушка не хотела терять ни единой драгоценной секунды их жизней. И тело ее затрепетало, когда любимый зарычал, сильнее обнимая ее и жадно целуя в ответ. Их потребность друг в друге не ослабла, хоть они и проводили все свое время вместе.
Напротив, с каждым днем они нуждались один в одном все сильнее.
Берт смотрел на спящую рядом с ним девушку и поражался своей судьбе. Разве мог он подумать еще месяц назад, что встретит ее в такое время? Его пальцы гладили ее обнаженную спину, и даже во сне она улыбалась его прикосновениям.
Когда парень увидел Дарину, входящую в дом вместе с Оливией и другими рысями, Берт понял, что сделает все, чтобы она стала его. Ее запах дурманил ему голову, и он не мог отвести свой взгляд, впервые в полной мере понимая значение слова - "нужда". Казалось, что она была именно всем тем, чего он так долго жаждал, и так безнадежно искал в других. И по ее пораженным глазам, Берт видел, что она испытывает то же самое. Но Дарина не собиралась покорно уступать ему. Девушка была своевольной и гордой сверх меры. Она вздернула голову, затапливая свои льдистые глаза надменностью, и отвергая его внимание, хотя, не имея сил удерживаться, тайком кидала заинтересованные взгляды, и это обнадеживало парня.
Два дня он преследовал ее, словно добычу, поражаясь сам себе и не имея сил остановиться. Минутами ему казалось, что он столь же безумен, как его брат, но мужчине было плевать на это, зато теперь он стал гораздо лучше понимать Габриеля.
Однако Дарина стойко держала оборону. Шен и Ярек смеялись над ним, уговаривая сдаться. Не один ликан их клана уже поломал свои когти об этот камушек, шутили они. Но Берт даже не слушал.
Как ни странно, именно непредсказуемость и хаос их жизней сыграли на пользу Берту. На третий день им пришлось вступить в бой с очередным кланом. Дарина рассмеялась ему в лицо, когда он предложил ей остаться в тылу. Однако Берт не сильно расстроился, увидев там же Оливию, что ж, не только он не мог управлять своей парой. А именно его парой Дарина и была, даже если сама еще не готова была признать это.
Вид того, как она сражается, должен был бы ужаснуть Берта, но вызывал лишь восхищение ее силой. Весь бой он был рядом с ней, прикрывая увлекшуюся в пылу сражения рысь. Когда битва закончилась, он не сказал ей ничего, но все его чувства можно было прочесть в горящих глазах. Той ночью Дарина сама пришла к нему и больше не уходила. Спустя несколько дней, она призналась, что поняла, сколь ненадежной и кратковременной может быть их жизнь. И как глупо жертвовать счастьем ради сомнительного удовольствия потакания своей гордости.
Теперь, единственная, с кем приходилось Берту делить любимую, была Оливия.
Девушки очень подружились. Дарина была в числе тех рысей, которые самопроизвольно назначили себя охраной их Спасительницы. А так как Лин категорически не желала принимать военную действительность их нынешней жизни и всеми силами пыталась избегать всего, что могло ей указать на это, Оливия не настаивала на общении. И если бы не собственнические инстинкты Габриеля, у Берта были серьезные подозрения, что с Дариной ему удавалось бы видеться гораздо реже.
Черт, он все больше любил своего брата.
В хаосе, охватившем мир, в разгорающемся костре всеобщего безумия, Берт был счастлив. Он более не сомневался в том, что они делали, просто принял это. Ибо, будь он на месте Габриеля, парень сделал бы не меньше ради своей возлюбленной.
Теперь он знал, что жизнь любимой женщины стоит дороже не только мира, но и всей вселенной.
Марк с сомнением смотрел на Варгана. Волк не хотел быть здесь, и не хотел делать что-то, что хоть на метр приблизит его к Габриелю. Но у главы клана не было выбора. Когда он принимал эту должность, его предупреждали о беспрекословном послушании Альянсу.
- С чего вы так уверенны, что это сработает? - Раздражение громко звучало в его голосе, но его целью не было скрыть свое недовольство.
- О, мы вовсе не уверенны, Марк. - Варган не обращал внимания на экспрессию мужчины. - Но другого варианта нет. Пока они едины, наши шансы мизерны, несмотря на численное превосходство.
- Но где гарантия, что у меня получится?
Варган улыбнулся.
- А кто говорил о гарантиях?
Марк хмыкнул.
Он еще долго сидел на холме, после ухода провидца и смотрел на раскинувшиеся его взору зеленые поля. Мир изменился за какой-то жалкий месяц. Все шевелилось, все пришло в движение. Больше никто не скрывался от людей, более того, их втянули в разборки ликанов. Не то, что бы это волновало волка, ему было безразлично, что будет с этим миром. Главная цель Марка - спасти свою собственную жизнь.
Волк всегда был лишь вторым, и это бесило мужчину. Он понимал, что ни при каких обстоятельствах не сможет обыграть Габриеля в схватке. И хоть для него было ясно, что обвинять пантеру в силе было глупо, это не мешало чувствам зависти и ущербности мучить Марка. С самого детства это грызло его душу. Не смотря на то, что он был сильнейшим среди волков своего клана, и никто не мог победить его в бою, ему не забывали напомнить, что с Габриелем главе не тягаться. Это вбивалось в голову ликана, начиная с первой трансформации. Сейчас, у Марка появилась мысль, что Варган подзуживал волков, чтобы породить в его душе чувство соперничества.
Но теперь уже поздно было пытаться подавить зависть, она заполнила Марка, не давая пробиться другим чувствам на поверхность его сущности.
Волк осознавал свою ущербность. Даже у такого монстра, каковым все считали Габриеля, были цель и смысл существования, он мог любить и беззаветно отдавался своим чувствам. Марк же не был способен испытать любовь. Он хотел бы, но зависть иссушила его, не давая прорасти ничему иному. Он должен был бы опротиветь сам себе, но эгоизм не давал ему сделать этого. И во всех своих проблемах Марк подсознательно обвинял пантеру, так было проще и легче.
Варган дал ему шанс причинить Габриелю боль и нанести поражение, пусть и не в честной схватке, однако это не смущало ликана. Его сестра любила повторять, что результат важнее пути, по которому он достигается. Что ж, Марк был согласен с ней в этом.
* * *
Сегодня Оливия не хотела спать, она лежала, вглядываясь в лицо спящего Габриеля, и темнота не была ей помехой. Что-то должно было случиться, девушка чувствовала это. Какая-то тревога терзала ее сердце, необъяснимая тоска. И это очень пугало.
Словно она стояла на могиле, и время казалось упущенным, и не было возможности что-то вернуть, рассказать что-то важное.
Это началось исподволь, странно щемящее чувство, от которого с каждой минутой все сильнее хотелось выть. Но Оливия боролась этим желанием, пытаясь понять, что его вызывает. Словно смутное предчувствие стучалось ей в душу, или предупреждение… Но Оливия не хотела понимать его. Она боялась того, что могло принести ей понимание. И от того, девушка упорно цеплялась за убеждение, что все наладится, и они смогут жить в покое. Хотя, даже ей было видна иллюзорность этих мечтаний теперь. Но самообман, любимое занятие тех, кто не имеет возможности повлиять на ход событии.
А Мрак молчал, не комментируя ощущения девушки, как это обычно бывало.
Оливия старалась лежать неподвижно, боясь разбудить любимого, который спал очень чутко. Она не рассказала ему о своей непонятной тоске, не желая тревожить мужчину. Ей просто хотелось смотреть на него. Но у ее организма были свои планы.
И веки смежились, отягощенные дремой. Незаметно для самой себя девушка уснула…
- Ты поразительно упряма в своих убеждениях, моя малышка. - Голос Путника гулко звучал над равниной, наполненной запахом крови. - Просто удивительно упряма, учитывая обстоятельства.
Оливия не понимала, что хотел сказать этим ее собеседник. За последние недели содержание их разговоров не менялось. Путник убеждал ее, что она уже все знает и должна понимать, а девушка ничего не понимала. Вот и все. От того, сейчас она не знала, как реагировать на изменение в, ставшей уже привычной, беседе.
- Я знал, что так будет, но никто не мешает надеяться, не так ли, Оливия? - Отчего-то, в этом голосе ей почудилась насмешка. - Тебе не кажется, что надежда самое сильное, но и самое разрушительное оружие?
Тишина повисла над равниной, но девушка не решалась прерывать ее.
- Мы поговорим об этом. Осталось совсем не долго, моя малышка. До встречи, Оливия.
Темнота накрыла равнину. Ничего более не было в этом месте, и Оливии показалось, что ее погребли, зарыли в землю, упрятав от всего мира в глубокой могиле. И никогда не выбраться, и нет спасения от муки, рвущей душу…
Девушка открыла глаза. Странно, никогда ранее ее сон не заканчивался так, он всегда прерывался на середине беседы. А сегодня Путник попрощался с ней. И темнота. Это…беспокоило, пожалуй, вот правильное слово. Девушка никогда не обсуждала этот сон с Тьмой, она не представляла даже, известно ли Мраку о нем.
Хотя, казалось, что он с легкостью читал все ее мысли. Но в этот момент, у Оливии было дикое желание поговорить с клубящейся Тьмой, заполнявшей комнату.
Повернув голову, девушка поняла, что одна здесь.
Это было плохо, очень плохо. Ей было необходимо его общество. В последнее время, она почти поняла, отчего он так отчаянно не желал отпускать ее от себя. Оливия испытывала такую же потребность в Габриеле, но не от безумия, а из-за заглатывающей ее тоски. Слезы побежали по щекам, и девушка закусила подушку, чтобы сдержать истерику. Но это не особо помогло. Рыдания сотрясали ее тело, всхлипы вырывались сквозь стиснутые губы. Спроси ее сейчас кто-нибудь, почему она плачет, и Оливия не нашлась бы с ответом. Наверное, это был срыв. А может Путник прав, и надежда сильное оружие? Но в ее душе не было надежды, а только пустота. И этот вакуум, за прошедший месяц, песчинка за песчинкой происходящих событий, заполнился невыразимой мукой. Любви должно было быть достаточно. И так оно и было на самом деле. Сейчас. Но что будет потом?
Рыдания Оливии не прекращались, и она не могла остановить их. Кто-то постучал в дверь и, не дождавшись ответа, в комнате появилась Дарина. Увидев состояние подруги, она бросилась к ней.
- Что случилось, Оливия? - Девушка опустилась возле кровати, но не решилась дотронуться до плеча рыдающей. Оливия только покачала головой. Она даже вздохнуть могла с трудом, не то, что объясниться.
Дарина нахмурилась.
- Тебе нужна моя помощь? Я могу что-то сделать?
- Может, стукнешь меня. Чтоб эта истерика прошла? - Попыталась внятно произнести Оливия, но ее речь все время прерывалась всхлипами.
Дарина улыбнулась.
- Мне еще дорога моя жизнь, чтобы рисковать ею ради какой-то рыдающей пташки.- Отшутилась она. - Не уверена, что Габриель оставит меня в живых, узнав, каким методом я приводила тебя в чувство.
Оливии удалось улыбнуться сквозь все еще льющиеся слезы, но новый приступ истерики тут же сотряс ее тело.
Дарина серьезно заволновалась о душевном здоровье подруги. За все это время она ни разу не видела, чтобы та плакала, тем более так безутешно. Может быть, они поссорились с Габриелем? Но в таком случае, весь клан уже знал бы об этом, да и Глава, наверняка, разгромил все, к чему бы смог приблизится, и убил кучу народа, а Оливия не отставала бы от него. Все прекрасно помнили их единственную ссору, и Дарине казалось, что подруга не из тех, кто будет плакать по такому поводу, скорее она спалит что-нибудь, например самого виновника своего недовольства.
Девушка решила, что лучше всего позвать Габриеля, ему точно удастся во все разобраться.
Но звать никого не пришлось. Мрачный и встревоженный Габриель уже сам заходил в комнату. Увидев его, Оливия уткнулась лицом в подушку и тщетно попыталась подавить свои всхлипы.
- Что случилось? - Резко спросил Габриель, обращаясь к Дарине. Мужчина подошел к кровати и, подхватив любимую на руки, осторожно начал баюкать ее, а та уткнулась ему в плечо.
Дарина пожала плечами.
- Не знаю, когда я заглянула в комнату, она уже рыдала, но так и не смогла мне рассказать ничего. Я уже собиралась идти за тобой.
Габриель кивнул.
- Иди, я разберусь.
Дарина даже не подумала спорить и вышла. Все равно, здесь она вряд ли могла помочь. Девушка отправилась искать Берта. Отчего-то, именно сейчас ей вспомнилось, что Оливия провидица. Может, она увидела что-то? Холодок страха пробежался по спине рыси…
Габриель испытывал дикий страх. За всю их жизнь, он никогда не видел, чтобы девушка вот так рыдала. Он не мог понять, что послужило причиной. Когда мужчина проснулся и ушел на очередной совет, она спокойно спала, и ничего, казалось, не тревожило ее сон.
Он мягко гладил ее по волосам, целовал щеки, губами собирая слезы. Он хотел, чтобы она успокоилась и рассказала ему, что надо сделать, чтобы никогда больше не видеть ее слез. Он не знал, как бороться с этим. Несколько минут назад, сидя на совете, он понял, что что-то не так. Мрак клубился вокруг него по-новому, он словно старался привлечь внимание мужчины, но не желал говорить с ним. Не обращая ни на что внимания, Габриель сорвался с места и пришел туда, где было его сердце и то единственное, что он мог потерять. Увидев плачущую Оливию, мужчина готов был растерзать того, кто довел ее до слез, но рядом не было обидчика.
- Что такое, соколенок, что случилось? - Прошептал Габриель, не прекращая целовать ее мокрые щеки. Девушка, уже почти успокоившись, тихонько всхлипнула.
- Это все тот сон, что я вижу каждую ночь. - Оливия прерывисто вздохнула, и мужчина нежно погладил ее по щеке. - Он сегодня поменялся, Габриель. Словно закончился. И это было ужасно.
- Что ужасно, милая?
- Мне казалось, что я…, - она запнулась, неуверенная в выборе слов. - Это кажется глупым, когда пытаешься сказать вслух, но во сне мне было так плохо.
Будто бы я уже похоронена и лежу под землей, и безнадежность разрывает меня. Это кошмарно, Габриель. Хочется не просто кричать, нет, хочется выть, раздирая кожу ногтями, чтобы вырвать из себя эту тоску и муку. - Слезы вновь потекли по ее щекам, и Оливия уткнулась в грудь любимого.
Мужчина сидел, не шевелясь, он боялся что-то сказать. Хотя ему хотелось закричать, потребовать кого-нибудь объяснения, узнать, за что ей такие сны?
Пусть бы они мучили его, это он был тем, кто заслуживал наказания. Но более всего, он страшился допустить мысль, что это не сон, а видение…