Вдруг Терёхин замычал и открыл мутные глаза. "Получилось!" - обрадовался Зубко и вылил ему на голову остатки воды из бутыли. Взгляд Терёхина стал более осмысленным. "Во!" - сказал он и попытался приподняться. Но не смог. "По-о… я-а… и-и-и…", - еле пробормотал он и махнул рукой куда-то в небо. "Извиняется, - усмехнулся Польских и, размахнувшись, сильно ударил Терёхина кулаком в ухо. - А вот так вот?!" Голова Терёхина безвольно мотнулась, следующий удар пришёлся в скулу. "Ты-и чео-о!" - возмущённо завыл Терёхин и снова сделал попытку встать. Польских с оттяжкой ударил его под дых; Терёхин закашлялся и свалился на пень. Его вырвало. Отдышавшись, он странным образом обрёл способность членораздельно говорить. "За что?!" - только и спросил он, ненавидяще уставившись на Польских. "За что-о, - с презрением протянул тот. - Скажи ему, Зуб, за что-о". Но притихший Зубко сидел молча, глядел в землю. "Ну нажрался нечаянно, - сквозь зубы оправдывался тем временем Терёхин, - с кем не бывает?" "Нажрался это хрен с ним, - наклонился к нему Польских. - Где твоё золото, гад?" Терёхин недоумённо вытаращил глаза: "Не нашли, что ли? Я не забирал. Зачем мне тогда было говорить?" - он явно не понимал сути предъявленной ему претензии. "Да не было там никакого золота! - прокричал Польских ему в лицо. - Не было! Пластмассовая у этой суки была спираль! Дешёвка, как она сама!" Терёхин часто задышал: "Сам ты сука, - проговорил, глядя Польских прямо в глаза - сам дешёвка. А она… она…" - тут он вдруг начал пьяно смеяться, повторяя время от времени: "Пластмассовая… ха-ха-ха… пластмассовая… ха-ха-ха-ха… пластмассовая…" - и всё смеялся громче и громче и смотрел на Польских, словно растапливал его стальные глаза бирюзовым светом своих. Тот на секунду зажмурился, будто от вспышки, и закричал, скаля зубы: "Ты чего ржёшь?! Смешно тебе?! Не смотри так, Трёха! Кончай ржать! Не смотри!" - и вдруг, принялся в такт словам бить Терёхина кулаками в лицо, слепо, куда попало. Тот пытался защититься, прикрыться ладонями, но при этом продолжал во всё горло хохотать, вскрикивая: "Пластмассовая! пластмассовая! пластмассовая!" А Польских всё бил и бил, превращая лицо Терёхина в один кровавый синяк, и, словно в забытьи, приговаривал: "Кончай ржать! не смотри! кончай ржать! не смотри!" Зубко не решался встрять, только просил: "Не надо, Поль! Хватит! Не надо!" И в какое-то мгновенье увидел, что рука Польских будто удлинилась и удлинённой этой рукой он несколько раз как-то по особенному ударил Терёхина в живот.
Смех Терёхина враз сменился жутким воем, как от нестерпимой боли, он схватился за живот, засучил ногами и вдруг замер, затих. Зубко понял, что произошло, запричитал тонким голосом: "Ой-ой-ой-ой", - и стал на коленях потихоньку отползать в сторону дороги. Польских словно почувствовал спиной, властно приказал: "Стоять!" Зубко замер. "Ко мне!" - скомандовал Польских. Зубко послушно подполз к пню. Терёхин, весь в крови, был без сознания, но дышал. Польских с ножом в руке склонился над ним. Потом повернулся к Зубко, протянул нож: "Теперь давай ты". Зубко молча замотал головой. "Я кому сказал, гнида!" - и Польских нацелил окровавленное лезвие ему в горло. Зубко затрясся, принял из рук Польских липкий от крови нож, и, отворачиваясь, пырнул Терёхина куда-то в грудь. От этого удара Терёхин неожиданно очнулся, открыл глаза и, глядя почему-то не на повторно занёсшего нож Зубко, а на Польских, очень тихо, но чётко произнёс: "Игорёк, не убивай. Я тебя люблю". "Мочи его, блядь!!!" - бешено заорал Польских. И от этого крика, как от удара кнутом, Зубко тоже закричал и что было силы несколько раз воткнул нож в Терёхина.
Потом они оттащили труп подальше от дороги и бросили в густом кустарнике. Всю дорогу до электрички Польских, как испорченная пластинка, повторял: "Вот так вот… вот так вот… вот так вот…". Оглушенный случившимся Зубко молчал. В вагоне его прорвало. "Как же мы теперь? - он трясся, бормотал на ухо Польских. - Трёху ж искать будут, найдут. Предки его, наверное, в курсе, что он с нами… И мужики там видели нас втроём. Хана нам, Поль, приплыли". На что Польских, клюя носом, отвечал: "Запомни, Зуб. Если что, надо сразу колоться, что мы вместе были. В натуре, ходили наш лагерь наведать. А он, как есть, отстал, нажрался. Мы его потом тащили-тащили, подзаебались и оставили на том месте у дороги. Сами - домой. А там что было, то мы не знаем. Не мы это его, понял? Не мы. На том и стой". С этими словами Польских уснул, будто его выключили. Зубко какое-то время смотрел в окно, потом задремал тоже.
Летом 90-го года Игорь Польских, заехав после третьей ходки по каким-то делам в Калугу, случайно встретит на улице Александра Зубко, тихо осевшего здесь после своей первой и единственной отсидки. Старые приятели обнимутся, завернут в гастроном, затарятся водкой, придут домой к Зубко. Его жена накроет на стол, украдкой как следует рассмотрит гостя (широкие плечи, хищное заострённое лицо, кирпичного цвета северный загар) и, чтобы не мешать, уйдёт с десятилетней дочкой к подруге. Польских и Зубко просидят долго, заполночь, рассказывая друг другу, как прожили эти двадцать восемь лет. О той истории заговорят лишь однажды. Польских, уходя, уже на пороге скажет: "Знаешь, Зуб, какая у меня кликуха среди блатных? Ещё с "малолетки". Спираль. Понял? Спираль, блин". И уйдёт.
Ни о чём таком ни Польских, ни Зубко в тот тёплый сентябрьский денёк не догадывались. Естественно, ничего не знал и не узнает об их последней встрече Мхов. Для него они так и остались - двое подростков, спящие бок о бок в подмосковной электричке. А тогда он, одиннадцатилетний, знал ещё меньше; отец, при всей его информированности, просто не был в курсе стольких подробностей. Но ему, подслушавшему разговор отца с матерью, хватило и этого, чтобы испытать жгучее, тошнотворное чувство: зависть, замешанную на страхе и отвращении. Лёжа в своей постели, он думал о том, что загаданная им для себя правильность не позволяет ему не только приблизительно испытать ощущения тех двоих, но даже хоть сколько-нибудь нарушить утверждённое общепринятое. Таким образом, он должен был постоянно страдать под тяжким гнётом своего задавленного, запрещённого "хочу". И эти страдания казались ему слишком горькой отравой в так нелегко достающемся сладком напитке любви. Так продолжалось до тех пор, пока он не нашел колёсико.
Ему тогда было одиннадцать лет, и он гулял с родителями в парке Сокольники. Стояла ранняя осень, деревья и кустарник уже начали желтеть, но было тепло, солнце приятно пригревало с синего неба. Родители неспешно шли бок о бок по немноголюдной аллее, о чём-то беседовали, а он, раскинув руки в стороны и жужжа, носился туда и обратно мимо них, изображал самолёт. В какой-то момент, закладывая очередной вираж, он заметил, как под кустом на обочине аллеи что-то ослепительно сверкнуло. Он подбежал к этому месту, нагнулся и увидел лежащее в жухлой траве маленькое колёсико не более пяти-шести сантиметров в диаметре, толщиной с палец взрослого человека. Колёсико выглядело совсем как настоящее: ребристый протектор из твёрдой чёрной резины туго охватывал хромированный обод, густо в два ряда посаженные тонкие хромированные спицы сходились в центре на блестящем золотистом диске с выпуклой втулкой посредине. Он поднял колёсико, оно было приятно прохладное, абсолютно новое и какое-то самостоятельное, что ли. В том смысле, что смотрелось не как потерянная деталь только что купленного, ни разу не пользованного игрушечного автомобиля, а как отдельная от всего прочего, вроде как специальная вещь. И в этом было что-то волнующе-тревожное. Он внимательно со всех сторон рассмотрел колёсико, потом засунул его поглубже в карман и побежал догонять родителей. Почему-то он не рассказал им о столь замечательной находке.
Искать то, не знаю что - удовольствие ниже среднего. А найти надо. Ведь происходит что-то странное, непонятное. В казино "Гранит", на 70 процентов принадлежащем ему, Мхову, уже целую неделю одно и то же кино. А именно: каждый день приходит человек (всякий раз другой) ставит на цифру рулетки максимально разрешённую сумму, эквивалентную пятистам долларам США и… выигрывает, как и положено в таких случаях, 35 к 1.
Вообще сам по себе большой выигрыш на прямую ставку явление редкое; мало кто из нормальных людей рискует заряжать солидные деньги на одну цифру. В основном опытные игроки используют комбинации цифр и цветов, дающие максимальные шансы на выигрыш, пусть и не такой большой. На прямую ставку крупно играют только безбашенные богатеи и так называемые "хронометристы". Последние полагают, что способны за время долгих бдений за игровым столом отследить вращение колеса или манеру дилера таким образом, что в какой-то момент стопроцентно угадают, в какой именно ячейке замрёт шар. Кое-какой смысл в этом есть, придуманы даже специальные приборы для фиксации "пристрастий" колеса и дилера. И хоть удачи в подобного рода фокусах весьма редки, администрации всех казино предпочитают таких людей выявлять и не пускать к себе под любым предлогом.
Но эти-то явно не были ни денежными мешками, ни "хронометристами". На первых они просто никоим образом не походили, а в отличие от вторых не были завсегдатаями-соглядатаями. Они просто покупали фишки, быстро подходили к рулетке, не раздумывая, ставили на цифру (каждый раз на другую) и спокойно, без эмоций, огребали свой выигрыш.
В конце концов дело не в деньгах, хотя семнадцать с половиной штук баксов с одной игры для любого казино досадная потеря. Дело в пугающей непонятности происходящего. Когда на третий день стало ясно, что это не случайные выигрыши не связанных меж собой случайных посетителей, а некий неизвестно как установившийся порядок, встал вопрос: а как такое вообще возможно? При этом двести с лишним лет существования современной рулетки отвечали на этот вопрос со всей непреложностью: такое невозможно. Никак. Но как-то это всё-таки происходило! И было чревато для казино неминуемым крахом, если им (вот именно, кому им?!) надоест ограничивать себя одной ставкой в день.
На всякий случай оперативно проверили, как обстоят дела у коллег-конкурентов. Выяснилось: более ни в одном московском казино ничего похожего не наблюдается. Значит, кто-то работает исключительно против "Гранита". Вопрос "как работает?" в виду необъяснимости происходящего пока не стоял; надо сначала выяснить кто, а у него уже узнать, как.
Третий день, вторник
А пока Мхов в сопровождении генерала Срамного поднимается в лифте на третий этаж типичного старомосковского дома на Тверском бульваре, где их ждёт человек, желающий узнать из первых уст, что же такое происходит в казино "Гранит".
С этим человеком Мхов накоротке встречался всего два раза в жизни, а Срамной вообще никогда, но и тот, и другой много наслышаны о его чудачествах. Вот Мхов жмет на кнопку звонка, мелодичные звуки складываются в знаменитую "Мурку". Генерал слегка кривится. Дверь не сразу открывается, посетителей встречают сразу два мордоворота в оттопыренных подмышками просторных пиджаках.
- Добро пожаловать, господа, - говорит один и скупым жестом приглашает войти.
Мхов и Срамной оказываются в просторной прихожей, обставленной в таком убойно-вычурном стиле, что, кажется, сам воздух здесь сгустился от позолоты, украшающей помпезную мебель и тяжёлую лепнину.
- Оружие, господа? - меж тем интересуются у них.
Мхов и Срамной послушно сдают свои "Макаровы", их проводят в гостиную, родную сестру прихожей, усаживают в большие кожаные кресла. Один из мордоворотов скрывается в недрах огромной, судя по всему, квартиры, оставив гостей на попечение второго. Где-то хлопает дверь, в гостиной на секунду становится слышен вкрадчивый голос Стинга и поверх него часть фразы, произнесённая звонким девичьим сопрано: "Ой, ну я ей сколько раз…"
Первый возвращается, неся два комплекта какой-то одежды. При ближайшем рассмотрении оказывается, что это новенькая "зэковская" "форма": чёрные робы и штаны, такого же цвета кепки, грубые ботинки.
- Прошу вас, господа, переодевайтесь, - абсолютно серьёзно обращается к гостям мордоворот. Потом кивает своему напарнику и они деликатно покидают гостиную.
- Что же это, Кирилл Олегович? - Срамной возмущённо тычет пальцем в шершавую ткань тюремной робы.
- А! Какая вам разница, - Мхов машет рукой, стаскивает с себя пиджак, галстук, рубашку, брюки.
Громко сопя, генерал следует его примеру. Переодевшись, они оглядывают друг друга, и Мхов не может удержаться от улыбки. Срамной обиженно отворачивается. Откуда-то в гостиной появляется здоровенный детина средних лет в форме советского вертухая, с малиновыми погонами сержанта-сверхсрочника. В руке у него большая резиновая палка.
- Руки за спину! Пшёл! - с места в карьер командует он.
Ошарашенные гости сцепляют пальцы за спиной, следуют за "сержантом", громко топают жёсткими подошвами по паркету.
В дальнем конце гостиной обнаруживается железная дверь.
- Стоять! Морду в стену! - рявкает вертухай и шерудит в замке большим ключом.
Дверь распахивается. Снова команда:
- Пшёл!
Перешагивая через порог, Срамной не выдерживает, говорит "генеральским" голосом:
- Слышь, мил человек, ты бы…
- Молчать! Морду в стену! - следует злобный окрик и нешуточный взмах палкой.
Мхов взглядом останавливает взбешённого генерала.
За железной дверью - короткий коридор со стенами из грубого камня. Здесь же в стене ещё одна дверь, тоже железная, с хитрым запором и глазком посредине. Конвоир недолго смотрит в глазок, потом, не спеша, отпирает замок, и, распахнув дверь, командует:
- Пшёл!
Мхов и Срамной входят. Позади них громко лязгает металл.
В небольшой камере стоит заправленная солдатским одеялом узкая металлическая койка, рядом деревянный стол, накрытый клеёнкой, табурет. Над столом - полка с нехитрой посудой. На столе - пачка "Беломора", здесь же пепельница, спички, а ещё карманного формата "Книга образов" Рильке и чёрная толстая "труба" спутникового телефона. В углу за занавеской оборудована параша, поблизости умывальник. Каменные стены обклеены картинками из советских журналов. В красном углу - скромная иконка Николая Угодника. А на кровати, уютно подогнув под себя короткие ноги в тёплых шерстяных носках, одетый так же, как и Мхов со Срамным, устроился Николай Иваныч Супников, широко известный в преступном мире как Суп, семидесятидвухлетний вор в законе, реальный хозяин казино "Гранит" и прочих заведений, принадлежащих Мхову. Как, впрочем, и иных заведений, к коим Мхов не имеет никакого отношения.
- Здравствуй, Николай Иваныч, - говорит Мхов.
- Здравствуйте, - угрюмо цедит Срамной.
- Здравствуй, Кирилл Олегович, будь здоров, Пётр Арсеньич, - Суп кивает плешивой головой, - пожалте в хату, добрые люди. Устраивайтесь, места навалом.
Срамной садится на табурет, Мхов, послушный радушному жесту хозяина, скромно присаживается на край кровати.
- Слыхал, непонятки у тебя, Кирилл Олегович, - говорит Суп. - В общих-то чертах до меня дошло, а вот мне интересно поподробнее, что да как, да что за люди?
- Да вот с людьми этими как раз и непонятно, Николай Иваныч, - Мхов пожимает плечами.
- Что именно непонятно? - Суп с любопытством смотрит на него выцветшими глазами.
- Пётр Арсеньич расскажет, он этим занимается.
- Слушаю очень внимательно. - Суп достаёт из пачки "беломорину", разминает, закуривает.
Срамной трёт виски, собирается с мыслями, потом начинает:
- Первым был человек, по фамилии Иванов. Иван Иваныч. Это было на прошлой неделе со вторника на среду. На другой день выиграл Петров. Пётр Петрович…
- А на третий? Сидоров Сидор Сидорыч? - Суп уморительно выпучивает глаза, скалит в ухмылке крепкие фарфоровые зубы.
Генерал не поддерживает веселье:
- Сидоров. Но не Сидор Сидорыч… Кстати, Иванова с Петровым мы проверили. Потом. По адресам, по которым они зарегистрировались с предъявлением паспортов. Нет таких людей по этим адресам, и не было никогда. И в родствениках у проживающих такие не числятся.
- Фальшивые, значит, у них были паспорта, - уточняет Суп.
- Похоже на то, - соглашается Срамной. - Но что самое интересное, такая же история со всеми остальными.
- Хм. - Суп морщится. - Ну а Сидоров-то?
- Сидоров, Валерий Константинович, был третьим. К тому времени мы уже неладное заподозрили, и за ним пошли мои люди…
Мхов всё это слышал уже не раз, поэтому он отвлёкся от рассказа Срамного и сам припоминает недавние события, силясь хоть что-нибудь понять.
Да, за Сидоровым пошли люди Срамного. Клиент покинул казино, сел в подскочившее такси и уехал. Ребята из службы безопасности помчались за ним. Такси загадочным образом растворилось на пустых ночных улицах в районе станции метро "Кузьминки". Сколько Срамной не бился, он не смог получить от своих архаровцев вразумительного ответа, как так вышло, что они, профессионалы, потеряли "языка" в практически необитаемом в это время суток районе. Вдобавок, когда стали проверять, оказалось, что ни машины такси, ни какого бы то ни было ещё автомобиля с таким номером в Москве нет.
Дальше пошло ещё веселее. Андрей Тарасович Бульба - так звали четвёртого. Когда Мхов увидел эту запись в регистрационном журнале, он чуть не подавился от смеха. Сразу вспомнилось знакомое ещё со школы: "Ну что, сынку, помогли тебе твои ляхи?!"
На самом-то деле было не до смеха. Этого самого Бульбу ребята Срамного прищучили на выходе из казино. Но, будто из-под земли, выскочили лихие люди числом двое, за какие-нибудь пару секунд вырубили троих боевиков Срамного и увезли клиента в чёрном "гранд чероки". За ними погнались на двух машинах. Почти догнали. Но при повороте с Садового на Каланчёвку один из догоняющих джипов не вписался, вылетел на тротуар и врезался в здание МПС. Двое погибли, трое ранены. С ментами до сих пор не разрулили. Ни "чероки", ни любого другого автомобиля с таким номером в Москве опять не оказалось.
Пятой выиграла молодая девица по фамилии И. Зоя И. К ней попытались вежливо подойти уже у кассы. Она подняла вой. К тому времени весть о происходящем в казино "Гранит" распространилась по всей казиношной Москве, поэтому любопытных собралось предостаточно. Барышню И пришлось с извинениями оставить в покое. Впервые всё происходило не ночью, а днём. Она вышла из заведения и двинулась пешком по улице. За ней, естественно, пошли. Зоя И спустилась в метро. К ней подскочили на платформе. Тут выяснилось, что юная красотка неизвестно куда подевалась, а вместо неё парни Срамного наткнулись на какую-то древнюю ведьму со ртом, до отказа набитым железными зубами. Забирать бабку с собой не решились, да и зачем? На всякий случай по быстрому обшмонали. Никаких денег при ней, конечно же, не оказалось.