- Ох, Мордимер, - сказала она. - На него это не действует. Он любит другие радости. - Она хлопнула в ладоши. - Я многое могу, но не умею превращаться в молоденьких мальчиков с худенькой попкой. - Она откинула голову назад и рассмеялась, чуть не упав.
Я посмотрел на священника, и его лицо было таким же красным, как и лысина.
- Мерзкий демон, ложь, ложь… прельщает нас… - залепетал он.
- Итак, чего хочешь, Мордимер? - спросила она, когда наконец перестала смеяться, но в её глазах всё ещё горели весёлые огоньки. - Чтобы я прокинула это милое место? Мне каждый день сюда приносят кроликов, кошечек и собачек. Кормят засахаренными фруктами, поят вином с мёдом и пряностями. Я могу выбирать среди молодых, красивых самцов, что умоляют, лишь провести в моих объятиях хотя бы минуту. Так зачем я должна уходить?
- Потому что не будет кроликов, фруктов, вина и мужчин, госпожа. Я велел арестовать твоих последователей и смею судить, что после допросов их сожгут.
- Сожалею, - сказала она, и в её голосе я похоже действительно услышал сожаление. - А может ты обо мне позаботишься, Мордимер? Я слышала, что некоторые инквизиторы имеют своих Ангелов, правда? Ты не хотел бы иметь собственного демона? - Она снова улыбнулась.
- Боюсь, что независимо от моей воли, такое решение было бы не должным образом понято Святой Службой, - возразил я вежливо, не пытаясь ей объяснить, что в выражении "имеют своего Ангела" есть даже не нота, а целая симфония преувеличения. Ибо если кто-либо кого-либо имел, то мой Ангел меня, а не наоборот.
- Преувеличения, - пробормотала она и пленительно потянулась.
У неё были точёные плечи и стройная шея. Её запястья были такими тонкими, что я мог бы обхватить оба своей кистью.
- Никто не говорил, что мы живём в лучшем из миров, - произнёс я.
- Вы же не верите в то, что она говорила, господин Маддердин, ведь так? Не верите? - Вассельроде уже обрёл голос.
- Конечно нет, отец настоятель, - возразил я. - Впрочем, это ведь не подпадает под юрисдикцию Святой Службы.
- Ага, - сказал он и явно повеселел.
- Если ты настолько учтив, Мордимер, что не пытаешься меня изгонять, то знаешь, что мы должны заключить договор. Что можешь предложить взамен за то, что уйду?
- Не причиню тебе боли, госпожа, - произнёс я мягким тоном. - Учти, многие на моём бы месте начали бы с экзорцизма …
- Это обоюдоостро! - сказала она резко и поднялась.
Сейчас она сидела на оттоманке с руками, скрещёнными на груди. Тёмный сосок торчал между двумя блестящими опалами, утопленными в перстнях.
- Знаю, госпожа. Поэтому жажду, чтобы мы расстались в согласии.
- Я думаю, - ответила она, и на это раз её улыбка была несколько злорадной.
Экзорцизм это крайность. Инквизитор или экзорцист почти всегда старается договориться с демоном, если только не имеет дело с особенно зловредным и порочным чудовищем, который понимает только жёсткую силу. Есть две причины таких действий. Во-первых, неумелые действия могут в меру кроткого демона, типа Хагат, превратить в полного жажды мести зверя. Не раз и не два мы слышали о таких случаях. Во-вторых, изгнанный демон мечтает только об одном. О мести экзорцисту. Ибо боль от экзорцизма для демона страшнее всего, что человеку может приготовить палач в своей мастерской. И всегда есть вероятность, что демон вернётся в наш мир, одержимый лишь этой единственной мыслью. В свою очередь, я не собирался обременять себя мыслью, через год, два или десять появится прекрасная змеюка, чтобы потребовать мою жизнь. Может она и не стоила стольких усилий, но не скрою, что я несколько привык к ней в течение всех прошедших лет.
- Ты должен мне что-то предложить, Мордимер, Что-то менее эфемерное, чем просто обещание не мучить меня.
- Разве этого мало?
- Ты не причинишь мне боли, я не буду тебе мстить. Вот наш первый договор. Но ты по-прежнему не желаешь заплатить за мой уход…
Я задумался нал её словами, поскольку в них таилось зерно правды.
- Выскажи своё предложение.
- У меня небольшой выбор, а? Но… отдай мне его. - Длинным, заострённым ногтем она указала на священника.
Вассельроде уставился на неё, неспособный выдавить из себя ни слова. С полуоткрытым ртом выглядел идиотом.
- Может он не слишком привлекательный, - вздохнула он и окинула его холодным, оценивающим взглядом. - Но разве это не вызов, Мордимер? Этот человек не выносит змей. Устрою так, что самой большой его мечтой будет отдых в моих кольцах. Этому мужчине отвратительны женщины. Доведу его до того, что он, преисполненный почитания, любви и желания, будет слизывать следы моих стоп… Это метафора. - Она усмехнулась, видя мою гримасу. - Это священник ненавидит демонов. Сделаю так, что он отдаст всё за кроху демонических забав. Разве это не прекрасно? - Она хлопнула в ладоши.
Её глаза блестели, как глаза ребёнка, которому как раз пообещали новую игрушку, и он ждёт с нетерпением и надеждой, желая убедиться, что добрый дядюшка прячет её за пазухой.
- Приятного развлечения, госпожа Хагат, - сказал я, поскольку игрушка за пазухой у меня была.
- Это означает - да? Мордимер, какой ты милый!
Я поклонился и улыбнулся, видя её радость. Это была невысокая цена, с учётом ущерба, который могла причинить разозлённая Хагат, а кроме того священнику Вассельроде на самом деле будет с ней неплохо. Змеюка была известна тем, что вместо причинения вреда предпочитала разжигать воображение, а вместо порождения страха предпочитала порождать любовь, желание или обожание. Я смел считать, что она была лучше многих женщин.
- Ты сошёл с ума, парень? Договор с демоном? Приношение в жертву людей? Ты погубил себя! Ты проклял себя на вечные муки! - Вассельроде был весь красный лицом, кричал и размахивал руками.
- Отец настоятель позволит, сам займусь вопросами нашего спасения, - сказал я.
Настоятель развернулся на пятке и кинулся в сторону выхода. Точнее хотел, поскольку Хагат выговорила резким тоном заклинание и щёлкнула пальцами. Зелёная полоса, удивительно похожая на змею, полетела в сторону священника и попала ему в затылок. Он замер на месте, с вытянутыми вперёд руками и с одной ногой, поднятой над полом.
- Вы такие полные жизни. Столько в вас желаний, эмоций, сожалений… Ах, Мордимер, поверь мне, вы живёте в прекрасном мире. У вас есть то, что растапливает лёд, раздвигает сумрак и заполняет небытие. А там… там… пусто… - Она явно погрустнела. - Жаль, что я не могу остаться. - Она посмотрела на меня, но в этом взгляде не тлело даже искорки надежды.
- Сочувствую. - Я покрутил головой.
Она снова произнесла заклятие и в сторону священника понеслась серебряная змейка. Когда она угодила ему в щёку, он освободился от паралича и грузно осел на пол.
- Я не хочу идти в преисподнюю! - крикнул он, озираясь вокруг испуганным взглядом, будто ожидая, что сейчас из углов покоев выползут рогатые демоны и утащат его в бездну.
- О чём он говорит, Мордимер, - Хагат посмотрела на меня.
- Он представил себе, что все демоны живут в преисподней и купаются в огне, бьющем из земной бездны, - объяснил я.
- Фу, - произнесла она немного развеселившаяся, но немного разочарованная. - Ведь это было бы больно.
- Сидеть, - приказала она более резким тоном, видя, что Вассельроде пытается встать.
- Договариваться с тобой было настоящим наслаждением. - Она встала с оттоманки и подошла ко мне. Красивая, стройная, окутанная плащом густых, чёрных волос.
- Рад был доставить удовольствие, госпожа Хагат, - ответил я.
Она встала рядом со мной и обняла меня за шею. Приблизила свои губы к моим, и я видел сейчас лишь её необыкновенные, блестящие глаза, которые затягивали будто бездна. И как в бездне, я не мг увидеть в них собственного отражения.
- Прощальный поцелуй? - прошептала она с губами почти на моих губах. Её губы были вкуса и запаха засахаренных фиг.
- Со всем уважением, нет, - возразил я.
- Не буду прельщать, хм? Слово демона!
Я рассмеялся и поцеловал её прямо в открытые губы. Кратко и сильно. Сразу же после этого я отодвинулся, снял её руки с моих плеч и взял за худенькие, тонкие пальцы.
- Счастливого пути, госпожа, - сказал я.
Она долго смотрела на меня с улыбкой, а потом погладила меня по щеке. Я понимал, что делает это достаточно нежно, чтобы не поранить мою кожу острыми как бритва ногтями.
- Если вернусь при твоей жизни, навещу тебя. И расскажу, как у меня с ним прошло. - Движением подбородка она указала на настоятеля.
Вассельроде выглядел не как череда несчастий, а как целая толпа несчастий. Он, похоже, по-прежнему не мог поверить, что происходящее происходит на самом деле. Что ж, я его предупреждал, чтобы он не шёл за мной, но он принял решение, а за все решения надо всё же платить. Я лишь размышлял, что расскажу Его Преосвященству, и признал, что рассказ о героической гибели настоятеля в схватке с демоном прозвучит лучше всего.
- Буду ждать с нетерпением, госпожа Хагат, - ответил я, поцеловал ей руку и вышел, тщательно закрыв за собой двери.
Эпилог
Когда я покидал покои Хагат, стражники как раз выводили Ванессу. Увидела меня.
- И что? - воскликнула она. - Вы довольны?
Я подошёл и увидел, что у неё порванное платье и сильный, наливающийся чуть ли не на глазах синяк на щеке.
- Как всегда, когда Господь даёт мне милость победить зло, - ответил я в тоне дружеской беседы.
- Зло? - Она дёрнулась в руках стражников. - Вы это называете злом?
- Да, дитя моё. - Я повернулся к ней. - Называю злом использование еретических книг, называю злом совершение богохульных ритуалов, называю злом вызывание демонов. Разве я не прав?
Она смотрела на меня зло, но к удивлению, не испуганно. Похоже, она ещё не отдавала себе отчёта, насколько великую цену ей придётся заплатить за вызывание Хагат. Но поймёт, поверьте мне. Поймёт всё и пожалеет так искренне, как только возможно. Я а выслушаю её смиренную и страстную исповедь. Буду её защищать, буду её обвинять, а потом позволю ей сгореть в очищавшем и святом огне, благословляя тех, кто дал её милость соединиться с Господом.
- Она была вызвана, чтобы убить настоящее чудовище! - крикнула она, и в этом крике её пригожее лицо стянулось в кошмарную маску. - А вы всё испортили… Всё!
- Настоящее чудовище? - спросил я и дал знак стражникам, чтобы пока не уводили её.
- О, да, - сказала она. - Человека, у которого на совести кровь сотен невинных. Человека без достоинства, чести и совести…
- О ком говоришь?
- Будто ты не знаешь, кто чудовище! - Она хотела плюнуть, но у неё рот так высох, что только фыркнула. - Герцог Хауберг, а кто бы ещё.
После разговора с монахом и почтенным Конфеткой я мог догадываться о подобном, но меня радовало, что мои догадки оказались верными.
- Чем он заслужил такое нелестное прозвище? - спросил я.
- Потому что он не садится ужинать, прежде чем не запытает человека! Потому что его подземелья полнятся смертниками. Потому что безнаказанно насилует, похищает, убивает и грабит. Потому что приводит беглых палачей, чтобы испытывали новые инструменты на невинных…
- Замолчи, дитя, - сказал я. - У нас будет ещё время, чтобы поговорить, но сейчас могу сказать тебе лишь одно: это не дело Святой Службы. Пусть этим займутся императорские суды, если он такой недобрый, как ты говоришь. Но какое отношение он может иметь к инквизитору Его Преосвященства?
Она смотрела на меня молча и с каким-то абсолютным непониманием в глазах.
- Он совершает чёрные мессы? - продолжал я. - Вызывает демонов или Сатану? Хулит нашего Бога Всемогущего? Оскверняет святые мощи?
Я смотрел на неё, а она молчала.
- Так почему ты, кто отказалась от Божьей милости и приговорила себя на вечное муки, смеешь считать себя лучше, чем он? Кто дал тебе право судить и отмерять кару?
- Вы попали в ловушку, инквизитор, - сказала она с нескрываемым удовлетворением в голосе. - Повелись как слепое дитя. Вассельроде знал, что кто-то готовиться убить его друга герцога. Знал, что враги Хауберга вызовут демона. И он использовал вас, дабы вы благодаря своему мастерству спасли преступника, но убили тех, кто единственно желал справедливости и возмещения вреда.
Я долго смотрел на неё. Если амулет с Хагат не был отдан настоятелю во время исповеди, тогда он был получен иным способом. Может прекрасная Катрина украла его у давней подруги? Тем не менее, ни у неё, ни у настоятеля я не видел большой вины. Понятно, что настоящий, набожный христианин должен был открыть всю правду, не подвергая инквизитора трудностям следствия. Но я также понимал, что настоятель и его родственница хотели скрыть от моих глаз личную заинтересованность в победе герцога и проигрыше Ванессы. Важным было одно: дело закончилось триумфом добра, а путь, ведущий к этому триумфу, был не слишком важным.
- Может так и было, как говоришь. - ответил я. - Но какое это может сейчас иметь значение?
Она молчала, поэтому я отвернулся и кивнул стражникам, чтобы её забирали.
- Зло можно побеждать только злом! - она ещё крикнула за моей спиной.
Я слышал, как она дёргается в руках стражников и ругается. Может она была права, что иногда большое зло следует побеждать ещё большим злом. Только вот, чтобы взяться за такое задание, надо иметь много сил. А их у последователей Хагат не было.
- Ты чудовище! - до меня донёсся её крик. - Ты, а не Хагат!
Я рассмеялся собственным мыслям. В сказанном ею предложении таилось внутреннее противоречие, о котором она сама не догадывалась. Ибо если я был чудовищем, то кем должен был быть Тот, кому я изо всех сил служу?
Змея и голубка
Смерть уже не имеет над Ним власти.(Св. Павел, Послание к Римлянам).
- Хотите сейчас ехать, уважаемый господин? - Корчмарь приковылял к нашему столу, и я заметил, что он старается не смотреть на лицо Смертуха, освещённое огнём камина. Да, в розоватом отсвете Смертух выглядел хуже, чем обычно, а сморщенный, широкий шрам, уродующий его лицо, казалось, ритмично пульсирует. Походило на то, будто скрытые под кожей толстые черви клубились, пытаясь любой ценой вылезти наружу.
- А твоё какое дело? - рявкнул Первый, который сегодня был в поганом настроении.
- Так только… - Трактирщик начал отступать, но я жестом остановил его.
- Почему спрашиваете, добрый человек? Счёт был оплачен, не так ли?
- О, щедро, уважаемый господин! - Он обнажил в улыбке голые, синие дёсны с остатками зубов, - более чем щедро, простите…
- Тогда что?
Он снова приблизился, и до моего носа донёсся запах гнили, которой несло из его рта. Ох, бедный Мордимер, - подумал я, - неужто ты один обращаешь внимание на вопросы гигиены? Я мысленно вздохнул. Несмотря на много недель, проведённых в совместных поездках со Смертухом, я и к его вони не смог привыкнуть. Такой вот крест я нёс, помимо многих других крестов.
- Тут никто не ездит ночами, уважаемый господин, он сказал тише. - Как стемнеет, все сидят в хатах, в корчмах.
- И, это, горькую пьют, набивают мошну трактирщикам, - рявкнул Первый.
- Близнееец, - успокоил я его. - Дай сказать человеку. Видишь, это честный хозяин. Не пустит путников в глухую ночь, хочет их предупредить об опасностях пути. Да, любезные мои, редко уже встретишь на свете людей, бескорыстно возлюбивших ближнего…
Смертух вытаращился и тихо повторил мои слова. Запнулся на слове "бескорыстие". Близнецы только глупо улыбались.
- Красиво говорите, уважаемый господин. - Покрутил головой корчмарь. - Вы какой-то семинарист, а может и священник, а?
Близнецы фыркнули от смеха.
- Священник не священник, а кропило, это, имеет, - прохрипел Первый.
- Если бы, - ответил я, не обращая внимания на его слова. - Мы занимаемся тем и этим, но до священников нам далеко. Но скажите, будьте добры, что за опасности подстерегают в окрестностях путников? Грабители? Взбунтовавшееся мужичьё? Местный помещик восполняет недобор в сундуке и застенках?
- Ах, если бы! - Он размашисто махнул рукой, а я скривился, потому что вонь из его подмышки почти отбила мне нюх. - Намного хуже, господа, намного хуже…
- Присаживайтесь к нам, - пригласил я, указывая место рядом со Вторым, ибо предпочитал, чтобы он вместе со своей вонью держался от меня подальше. - Мы ещё можем выпить по стаканчику.
Близнецы и Смертух просияли вести, что их ждёт ещё кружка пива. Ведь всегда лучше сидеть рядом с камином, попивая пивко, чем тащиться дождливой ночью по ухабам. В этой корчме, правда, пиво было разбавленным как конская моча, хлеб чёрствым, мясо жилистым, а дым расходился по всему помещению и резал глаза, но что делать: лучше это, чем ничего.
Довольный корчмарь расположился с улыбкой на лавке и подозвал подавальщика - маленького, светловолосого паренька в заплатанном, невозможно замазанном и испачканном кафтане.
- Дай-ка гарнец лучшего, - воскликнул трактирщик. Мне было интересно, будет ли лучшее отличаться от того, что мы имели удовольствие, а точнее неудовольствие, только что пить, и я надеялся, что да.
- Прежде чем начну что и как, - сказал корчмарь, - надо, уважаемые господа, чтоб вы узнали, что в округе. Ибо, видите ли, у нас тут три деревни. - Он поднял руку и стал считать на пальцах. - Брусникино, Язина протока и Стариково. В каждой до двадцати дворов, а Стариково это вроде даже вооружённое поселение. Потому что оно окружено палисадом и живёт в нём около сотни люду…
- К делу, - рявкнул Первый.
- Так мы ж по делу, - корчмарь даже не смешался. - Все эти деревни принадлежали господину помещику Станнеберга, что живёт, то есть жил, в маленьком замке Станнеберг, ибо видите ли, его название идёт от рода, хотя другие говорят, что это род идёт от названия замка…
Смертух приподнялся над столом, и корчмарь запнулся, пожевал беззвучно губами и в конце концов замолчал, растерянно поглядывая на меня. Я улыбнулся и дал знак Смертуху, чтобы отстал. В конце концов корчмарь был говорлив и имел лучшие намерения, поэтому что мешало послушать его вздор. Тем более - верите вы мне иль нет - больше всего о мире человек узнает как раз от корчмарей, проезжих купцов, бардов или вовсе от нищих. А в моей работе интересные сведения значат больше, чем золото, а часто в золото и превращаются. Тем более, когда умеешь отделять зёрна от плевел.
Тем временем к столу присеменил прислуживающий мальчик с гарнцем пива в руках. Смертух сел на своё место и с довольной миной наблюдал, как его кружка наполняется напитком.
- Вернёмся к рассказу, - подсказал я корчмарю. - Вы говорили, жил, да? Это значит, что господин Станенберг уже не живёт в замке?