Может вы меня не поймёте, любезные мои, но я поверил его словам. Кто-то мог бы подумать, что это всего лишь аристократические причуды, брошенные на ветер слова, от которых потом будет легко отказаться, кинув исполнителю заказа кошель золота и неискреннюю улыбку. Я, однако, знал, что Хаустоффер говорит абсолютно серьёзно. Значит, либо выполнение задание казалось ему невозможным, либо он приготовил прелестную ловушку, дабы увенчать финал наших трудов. Ох, остерегайтесь тех, кто обещает слишком много, так как высока вероятность, что в их словах гостит фальшь и что подарок окажется не совсем таким, какой бы вы ожидали! Но пока я лишь поблагодарил глубоким поклоном, ведь я бы не отважился подвергать сомнению его обещания.
- Кнотте знает всё, что и я, - произнёс он. - Как и Вольфганг. Можете к ним обращаться по любому делу.
Я понял, что это был конец аудиенции, но у меня оставался ещё один вопрос. Не буду спорить, вытекающий исключительно из греховного любопытства.
- Господин барон, не будет ли бестактно, если спрошу о поразительном гербе Хаустофферов? Признаю, что первый раз встречаю кого-то, имеющего в своём гербе змею.
- Ах, наша змея, - рассмеялся он. - Некогда у нас в гербе были змея и голубка, но потом решили, что одной змеи достаточно…
- Змея и голубка, - повторил я. - Не потому ли, что Писание гласит: Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голуби?
- Именно так, - рассмеялся он ещё раз. - Видишь, Кнотте, как полезно знать Добрую Книгу? Что-то ещё, господин Маддердин?
- Нет. Покорно благодарю машу милость, - поклонился я.
Что ж, кажется, мой хребет начинал уже привыкать к прямо-таки чрезмерной гибкости. Мы вышли, и Кнотте жестом подозвал лакея с книгой и приказал ему возвращаться в спальню.
- Что хотите знать?
- Прежде всего, известно ли, где находится молодой барон и его слуги?
Он улыбнулся в усы.
- Все хотели бы знать, - сказал. - Не думаете, что знай мы, где они скрываются, то не потребовалось бы вас нанимать?
- А примерно?
- Примерно тоже нет. - Он пожал плечами.
- Не знаю, как я снесу груз вашей помощи, - пробормотал я.
Он резко развернулся ко мне.
- Послушайте-ка, - сказал он, и из его глаз било холодное бешенство. - Этот ублюдок и его слуги кружат в окрестностях. Устраивают засады у замка, на большаке, в лесах. Похищают и убивают людей. Найдите их, чёрт возьми, и уничтожьте!
Он закончил и смотрел на меня с минуту, а потом прикусил ус.
- Сделайте это, - произнёс уже спокойно. - И вам не придётся ни о чём беспокоиться до конца жизни.
Мы вышли на галерею. У огня по-прежнему сидело несколько воинов, но они не пили и даже не разговаривали. Я также заметил, что оружие у них наготове.
- Занимался ли сын барона магией? Еретическими ритуалами? Совершал ли он что-то против нашей святой религии? - тихо спросил я.
- Он ведь вампир, - рявкнул Кнотте, снова разозлившись. - Разве одно это не противоречит основам нашей веры, так не считаете?
Я вздохнул, ибо видел, что для меня это непробиваемая стена.
- Хорошо, - сдался я. - Дайте мне, будьте добры, какую-нибудь вещь, принадлежавшую ему. Но не лишь бы что. Предмет, с которым он действительно был связан. Любимый кошель, нож, шляпа… Что угодно.
Он минуту думал.
- Книга, - произнёс он наконец. - Есть одна книга, которую он часто читал перед сном. Вам хватит?
Должно было хватить, поэтому я попросил, чтобы он нашёл для меня этот том.
- Пришлю его с лакеем, - пообщал он. - А теперь с вашего разрешения, проведу вас в покои, которые определил барон.
Господин Хаустоффер был более чем щедр к гостям. Мало того, что он угостил меня обедом, достойным принца (хотя, как будто, таким образом у него пировали каждый день, но для бедного Мордимера такая роскошь была событием), так ещё и велел приготовить великолепные апартаменты. В первой комнате я увидел резной стол и четыре стула, застеклённый секретер, солидную библиотечку, заполненными переплетёнными в кожу книгами, и встроенная в пол огромная, металлическая чаша. Когда мы входили, слуги как раз галопировали с вёдрами и наполняли её горячей водой.
- Господин барон любит купание, - вздохнул Кнотте, и я услышал в его голосе что-то вроде непонимания такого странного поведения. - Но посмотрите, в этой чаше можно лечь навзничь, как на ложе, а тут у вас такой хитрый крантик, который выпускает воду, когда уже захотите выйти.
- Ха! - сказал я. - Это лучше, чем лохань или ушат, а?
Я бросил взгляд в открытую дверь второй комнаты, в которой красовалась широкая кровать с бархатным балдахином и поручнями в форме драконьих голов. На занавешенных яркими гобеленами стенах висело несколько сабель с украшенными драгоценными камнями рукоятями. Я подошёл и рассмотрел внимательнее.
- Прекрасная работа, - произнёс я с восхищением и тронул лезвие, которое было словно бритва.
- Прекрасная, - повторил за мной Кнотте. - Никто уже сегодня таких не делает. Разрубает железный брусок как масло.
Мы какое-то время восхищались в молчании этим изделием давних оружейников, за который знаток наверняка заплатил бы в золоте больше, чем весила сама сабля, после чего управляющий вздохнул.
- Спокойной ночи, господин Маддердин, - произнёс он. - Сейчас пришлю вам книгу. Не колеблясь, приказывайте слугам, если вы чего-нибудь возжелаете.
Для начала, конечно, я возжелал искупаться. Ибо у вашего покорного слуги просто неприличная слабость к тому, чтобы отлежаться в горячей воде, натереться щёлоком и даже похлестать себя берёзовыми ветками. Я осознавал, что являюсь диковинкой. В наши тёмные времена, когда к некоторым людям одежда, казалось, прирастала словно вторая кожа, а изредка совершаемое купание (обычно по случаю главнейших церковных праздников) воспринималось ими как незаслуженное наказание.
Тем временем лакей принёс книгу, переплетённую в телячью кожу, и положил том на стол. Однако поработать я не спешил. Я знал, что задание, за которое я взялся, потребует огромных усилий, и одарит меня болью, которая обычному человеку показалась бы невыносимой. Поэтому мне не спешилось выходить из тёплой, чудесной ванны. Ну, в конце концов пришло время выйти из чаши (с минуту я удивлялся тому, как от откручивания золотого крантика, о котором упоминал Кнотте, грязная вода вытекает куда-то вниз), вытерся и засел за книгу.
Том отнюдь не заключал в себе ни еретического, ни отступнического содержания. Он не был учебником тёмной магии или описанием сатанинских ритуалов. Красивые, позолоченные буквы возвещали: "Деяния, приключения и смерть храброго герцога Арчибальда, Теофилом Авианом рассказанные и записанные". Некогда мне случилось прочитать этот рыцарский роман, и действительно, чтение это было захватывающим, при условии, что кого-то увлекали истории любовных интриг, предательств, поединков и битв с язычниками, великанами, драконами и чернокнижниками. Я провёл пальцами по нежной обложке, а потом раскрыл книгу. Я медленно её перелистывал, стараясь одновременно успокоить разум и забыть об окружающем меня мире да сосредоточиться только и исключительно на принадлежащем молодому барону томе.
У каждого предмета есть что-то, что мы называем "характером", что оставляет ему его создатель или человек, близко с ним связанный. Этот характер, эта аура предмета чаще всего едва заметна. Как мерцающий огонёк тоненькой, догорающей свечки. Но чем больше чувств отдано вещи, тем сильнее становится огонёк. Чем больше мощи в обладающем им человеке, тем ярче свет пламени. А если владелец занимался тёмным искусством, то близкая ему вещь будет пропитана зловонием его собственной души. Конечно, лишь немногие люди в состоянии увидеть ауру предмета, но я, сказать без скромности, принадлежал к кругу избранных, а обучение в Инквизиции усилили мои природные таланты. В полном смирении признаю, что я не обладал большой силой. Но её хватило, чтобы я распознал две вещи. Во-первых, владелец книги был человеком насквозь плохим. Метафизическое зловоние, которое я ощущал, просто убивало. Во-вторых, владелец отдавался прегрешениям, караемым нашей святейшей матерью-Церковью, и которые люди обычно называют чёрной магией или тёмным искусством. Однако это не означало, что он был сильным чернокнижником. Просто потворствовал не тем удовольствиям и прихотям, каким надо. Когда я уже всё это узнал, пришло время молитвы. Ибо только молитва могла довести до цели. Я тяжело вздохнул и преклонил колени с закрытыми глазами.
- Отче наш, сущий на небесах… - начал я. Я молился и чувствовал, как сила начинает пронизывать всё мое тело. Как пульсирует вместе с сердцем и стучит в венах. Как возносится вокруг, могущественная и непонятная. Несмотря на закрытые глаза, я начинал видеть. Но видеть совершенно иным образом, чем обычные люди. Ибо мои покои были наполнены пульсирующим багрянцем, напоминающим море тёсной крови, а принадлежащая сыну барона книга вдруг стала огромной. Выглядела словно возносящиеся над паркетом и трепещущие крылья тьмы.
- … дай нам силы, дабы мы не прощали должникам нашим, - молился я медленно и торжественно.
Я ждал боли, которая всегда была сестрой молитвы, и боль ударила. Как обычно, этот удар был таранной силы, а мука было просто невероятной. Всё моё тело горело, будто его соткали из чистого, несикажённого страдания. Я вознёсся куда-то под потолок, хотя сложно сказать куда, ибо пропорции, пространство и размеры потеряли своё первоначальное значение. Я видел коленопреклоненного Мордимера с исхудавшим, стянутым болью лицом и длинными, тёмными волосами, спадающими на плечи. Кости его скул, казалось, пробьют натянувшуюся кожу, а из сложенных ладоней, из-под ногтей, вонзённых в живое тело, капала кровь, разбрызгиваясь на паркете огромными фонтанами багрянца. Струйка чёрного дыма всыкользнула из книги и поплыла куда-то в тёмную пустоту. Именно там, в этой пустоте, на самой границе восприятия, клубились существа, бывшие частью тьмы. Я не вглядывался в них, потому что само их присутствие будило ужас.
- Да святится имя Твоё, Да приидет Царствие Твоё… - продолжил я молиться, сначала, и поплыл за этой чёрной струйкой.
Я парил на крыльях боли, который хоть каждую минуту и казался невыносимым, однако каждую минуту усиливался. Я увидел лес, однако состоящий не из деревьев, а из серо-зелёных великанов с растрёпанными шевелюрами и лохматыми бородами. Великаны следили за моим полётом, и их пустые взгляды тянули меня вниз. Я знал, что если упаду между серых суков-плеч, останусь уже там навсегда. Если хоть на минуту прерву молитву, мой полёт закончится среди эти враждебных гигантов.
- Отче наш… - стонал я, а где-то далеко видел пульсирующего кровью, болью и страхом маленького Мордимера.
Я увидел реку, а скорей лежащего под землёй колосса, из глаз, ноздрей и ушей которого извергалось голубое свечение, вьющееся потом словно лента.
- Да приидет Царствие Твоё…
За этой лентой я увидел скорченных гигантов, которые опираясь коленами и локтями, глубоко вросли в самое ядро Земли. В их каменных глазах застыло полное равнодушие. Боль была такой сильной, что становилась тошнотворной, непонятной сладостью, парализующей движения и мысли. Я молился, ибо в молитве была единственная надежда, но каждое слово только усиливало муку. Но наконец я увидел, куда ведёт струйка, идущая из книги. Она пропадала внутри белойго ящера, чьё туловище выступало над поверхностью земли, а открытая пасть поднималась к мрачной пустоте, будто питалась ею и пила из неё.
Мне пришлось повернуть. Я увидел достаточно много и знал, что больше не выдержу непрекращающейся муки. Обратный путь был таким быстрым, будто я стёк по лезвию молнии. Какой-то миг я видел застывшего в страдании Мордимера, а сразу потом сказал "Аминь" и рухнул на пол, болезненно ударившись лбом о паркет. Мои ладони дрожали будто в лихорадке. Кожа на тыльной стороне ладони у меня была перепахана собственными ногтями, но на полу застыло всего лишь несколько капель рыжых пятнышек крови. Мне стало дурно и меня вырвало. Я с трудом вполз на кровать и там почти мгновенно заснул, с зажатым между коленями подбородком.
Я открыл ставни и посмотрел через закрывающий окно промасленный пергамент. Что ж, никто не может быть настолько богатым или настолько нерасчётливым, чтобы стеклить окна во всех покоях. Как видно, даже любовь барона Хаустоффера к удобствам и комфорту имела свои границы. Я открыл окно настежь и глубоко вдохнул свежего, утреннего воздуха. Я был истерзан переживаниями прошедшей ночи, меня тошнило, как после сильного перепоя, и у меня кружилась голова. Хуже того, всё тело казалось чужим. Как будто кто-то другой управлял моими движениями и тянул за шнурок, когда я должен был поднять руку или подвигать головой. А когда я шёл, то чувствовал, будто ступаю не по твёрдому паркету, а парю над его поверхностью. Конечно, я уже был привычен к такого рода проявлениям, поскольку подобные вещи случались со мной чаще, чем мне бы этого хотелось. Но такова была цена, которую мне приходилось платить за милость Господа, и ничего иного сделать было нельзя, кроме как принять эту цену. С минуту я постоял у окна, глубоко дыша, а потом поплёлся к двери. В коридоре, на скамье, сидел лакей. Он вскочил, увидев меня.
- Чем могу служить, вельможный господин? - поспешно спросил.
- Завтраком, - ответил я. - И бутылкой вина. Когда мне принесли еду, я заставил себя её съесть, хотя один запах вызывал у меня приступы тошноты. Запил я лёгким, кисловатым вином, и мне стало несколько лучше.
- Где мои спутники? - спросил я слугу.
- Проведу вельможного господина, - ответил тот.
Смертуха и близнецов я нашёл на замковом дворе, где они развлекались стрельбой из арбалета в деревянный манекен. Вокруг них собралось несколько оружных барона, громко комментирующих выстрелы близнецов. Ибо выстрелы эти всегда были смертельно точными.
- Левый глаз, - объявил Первый, и болт со стуком воткнулся точно в красное пятнышко краски, нарисованное на голове манекена.
- Правый глаз, - сказал Второй, и результат его выстрела был таким же впечатляющим.
- Сердце, - буркнул Смертух, и снаряд, мелькнув в воздухе, отколол щепки с левого плеча. - Твою мать, - рявкнул Смертух и обвёл взглядом окружающих его людей, надеясь, что вдруг высмотрит на чьём-нибудь лице тень улыбки.
- Браво, - сказал я и лениво похлопал. Он обернулся ко мне, и улыбка осветила его лицо. Я заметил, что двое оружных барона в этот момент отвели взгляд.
- Мордимер, ты соня, - сказал он тепло, а я лишь выругался про себя.
Вот так, бедный Мордимер, - подумал я. - Ты тут надрываешься за всех, мучаешься и чувствуешь, будто тебя перелицевали, а твои глупые сотоварищи не в состоянии ни понять твоих усилий, ни оценить.
- Готовьтесь в дорогу, - приказал я. - Поедем на рекогносцировку.
Смертух уставился на меня.
- На разведку, - вздохнул я.
Я обернулся к слуге, который меня сюда провёл.
- Пусть приготовят нам лошадей, - приказал я. - Восемь хорошо просмолённых факелов и несколько десятков футов крепкой верёвки.
- Сию минуту, господин. - Он быстрым шагом ушёл в сторону конюшни.
- Кому-нибудь пустим кровь? - заговорил Второй.
- Надеюсь, нет, - возразил я. - Хочу только осмотреться по округе.
- Осмотреться, - загоготал Первый, будто сказанное мной было шуткой. Мы медленно подошли к конюшне, где слуги подтягивали коням подпруги. Рядом стоял командир замковой стражи, бледный после вчерашнего перепоя и с помутневшими от недосыпа глазами.
- Здравствуйте, господин Маддердин, - сказал он. - Распоряжением господина барона я поеду с вами.
- Польщён, - ответил я. Я полагал, что нет смысла выражать своё недовольство, ибо Хаустоффером дело было уже решено. Впрочем, я и так собирался взять в проводники кого-то знающего окрестности, поэтому может и к лучшему, что им будет опытный солдат, а не мужик, который скроется при первых признаках опасности. Мы выехали из замковых ворот. Я плечом к плечу с Вольфгангом, а Смертух, близнецы и оруженосец командира стражи в нескольких шагах за нами. Я заметил, что с момента, как оруженосец увидел лицо и улыбку Смертуха, глаза его были расширены от ужаса, и он старался держаться от него подальше.
- Куда едем? - спросил Вольфганг.
- За лесом находится река, и ещё за ним гряда холмов, пересечённая ущельями. Дальше высятся известковые скалы. Вы знаете, о чём я говорю?
- Да, - ответил он. - Меня только удивляет, что вы так хорошо знаете окрестности…
- Лишь поверхностно, - возразил я, поскольку не намеревался вдаваться в то, каким образом я ознакомился с владениями Хаустоффера. - Но скажите мне, есть ли там гроты? - Есть ли там гроты? - рассмеялся он. - Магистр Маддердин, там десятки ям, гротов и пещер. Кажется, при прежнем владельце там пряталось взбунтовавшееся мужичьё.
- Справился? - Немного он, немного морозная зима и голод, - ответил Вольфганг. Я заметил, что он посерьёзнел, - думаете, что именно там…
- Может быть, - я пожал плечами. - В общем, место кажется подходящим, правда?
- Правда, - поддакнул он, - хотя, если оглядеться, то много в этой округе укромных мест.
- Например?
- Руины старого храма на холме. Никто до сих пор не исследовал тянущихся под ним подземелий. В смысле, есть ли вообще подземелья, ибо это тоже неизвестно, - произнёс он.
- Далее, гроты под Чёртовой Расселиной…
- Это что? - оборвал я его.
- Водопад, - объяснил он. - Ещё дальше, Водяникова Топь. Туда даже здешние смолокуры не заходят. В этих местах, если только их знаешь, можно спрятать даже армию.