- Инквизиторы должны знать еретические книги, они также должны в достаточной мере познать мрачное искусство, дабы понимать, с кем имеют дело, - объяснил я.
- Тёмное искусство. - Он облизал губы бледным языком, будто само произнесение этих слов доставляло ему удовольствие. - Как же вы это называете… А ведь это врата настоящего рая на земле, солнце, сияющее среди глубочайшей темноты Христосова мира. Надежда на вечную жизнь, на забвение тревоги покаяния, страха перед совестью, огня чистилища и ада. Не понимаешь этого, инквизитор? - Он посмотрел на меня почти с жалостью.
- Со всем уважением, ваша милость, - сказал я. - Но этот ритуал просто не работает. Максенций всё придумал, и да поверит мне ваша милость: у него было богатое воображение.
- Но я тебе не верю, - рявкнул он, в бешенстве моргая водянистыми глазками.
- Мне ведома правда, - сказал я тихо. - Трактат Максцения был намеренно подделан, но некоторые инквизиторы узнали подлинный ход ритуала и научились правильно произносить заклятия.
- Ч-что такое? - Он подскочил ко мне и впился пальцами в моё плечо. - Ты говоришь правду? Правду? Лицо барона оказалось прямо перед моим. Из его рта несло зловонием сгнившей крови. Я с трудом выдержал, впрочем, и так не имея возможности отвернуть голову.
- Да, уважаемый господин, - ответил я. - Хочу купить себе жизнь. Он отпустил моё плечо и отступил на шаг.
- А может мне не надо ничего покупать? - Он гнусно улыбнулся. - Может я сам себе возьму, что захочу? Ибо как, скажем, к примеру, инквизиторы переносят прижигание огнём? Или вырывание зубов и ногтей? Или протыкание яичек раскалённым прутом? А?
- Неблестяще, - рассмеялся я, и мой смех явно его удивил. Неужто он думал, что я начну голосить, плакать и молить о пощаде? - Но хотел бы заметить, уважаемый господин, что одурманенный болью и уверенный в неизбежной смерти инквизитор может совершить необратимую ошибку. Ошибку, которая даже может повлечь за собой смерть во время проведения ритуала.
- А если… - Он снова приблизился, и я снова почувствовал это зловоние сгнившей крови. - Если я сначала прикажу провести обряд над кем-нибудь из моих придворных и только потом, когда удастся, соглашусь повторить это на себе?
- Это хорошо иметь к кому-то такое глубокое доверие, чтобы верить, что получив силу и бессмертие вампира, он не пойдёт против тебя, - сказал я с задумчивостью в голосе. Он прикусил губу и, минуту помолчав, отступил на шаг.
- Я доверяю своим людям, - объявил он. - Но именно я должен рискнуть.
- Не будет никакого риска, - уверил я. - А если ритуал не получится, то мы его просто повторим. Однако, да простит ваша милость, но чтобы провести всё как полагается, я не могу быть связанным как колода…
- Я слышал, что инквизиторы это грозные люди, - угрюмо произнёс он. - И опасно иметь их врагами. Разве что они связаны и обезоружены.
- Именно так о нас говорят, - я позволил себе улыбку. - Не думает же ваша милость, что я обладаю какими-то сверхчеловеческими способностями? Если бы так было, то в конце концов я не дал бы себя оглушить, связать и мне не пришлось бы вести переговоры о жизни.
- И не влез бы в наше укрытие с самой сложной стороны, - улыбнулся он. - А просто поискал бы более удобный вход на той стороне скал.
Он долго смотрел на меня, а у меня было время задуматься над собственной глупостью, а скорее над доверием молитвенному видению, которое и привело меня к укрытию баронета кратчайшим путём, что не означало самым верным.
- Что ж… - Хаустоффер явно продолжал обдумывать и перебирал пальцами, будто безустанно пересчитывая, точно ли у него их десять?
- Эрнест, - рявкнул он в результате назад, и я понял, что он принял решение. - Поставь людей полукругом, пусть зарядят арбалеты и следят за инквизитором.
- Так точно! - Головорез в кожаных, поношенных доспехах начал расставлять оружных. Заодно разожгли больше факелов, и в пещере стало действительно светло.
- Развяжите его, - приказал баронет, глядя на меня, и отступил на несколько шагов. Кто-то сзади перерезал мои узы. Я медленно поднял руки и начал растирать запястья.
- Девицы понадобятся? - спросил с явным интересом в голосе молодой Хаустоффер.
- А у господина барона есть кого предложить? - учтиво спросил я.
- А есть! - Он хлопнул себя по бёдрам явно довольный. - Деревенские девахи, но молодые и нетронутые.
- Пожалуйста, велите их привести.
Он распорядился, и вскоре его люди приволокли к этому алтарю-неалтарю двух потрёпанных и очень молодых девушек. Были настолько одуревшими и напуганными, что ни вырывались, ни кричали. Только у одной из них слёзы ручьём бежали по измазанному грязью лицу. Мне эти девушки были совсем не нужны, и я надеялся, что мне не придётся их убивать. Но чем больше в этой пещере будет пребывать людей, тем лучше для меня. Особенно, когда начнётся переполох. Ибо я всё время рассчитывал, что мне не придётся прибегать к крайностям и решаться на исход, который был опасным и для меня самого. Я надеялся, что мне удастся выбраться из передряги с помощью смекалки и мышечной силы, а не обращаясь к сверхъестественному.
- Серебряным серпом господин барон, как полагаю, запасся?
- Правильно полагаешь, - ответил он, а один из его оружных подал ему предмет, завёрнутый в промасленную тряпку. Хаустоффер осторожно развернул тряпку, и я увидел серебряный серп с деревянной, правильной формы и отполированной рукоятью. Так на глаз, он был просто нечеловечески тупым, и перерезание им горла могло оказаться не особенно приятным как для того, кто резал, так и для того, кого резали (хотя, несомненно, по разным причинам).
- Но пока мне нужна ваша кровь, барон, - сказал я мягким тоном и увидел, что Хаустоффер бледнеет.
- Моя-я? - произнёс, заикаясь, он.
- Дабы начертить защитную пентаграмму, в центре которой ваша вельможность встанет, - объяснил я. - Я не могу в этих целях использовать кровь кого-то другого.
- Ага, - сказал он и нехотя завернул рукав куртки. - Сколько этой крови тебе надо?
- Немного.
Довольно долго продолжалось, прежде чем в глиняную миску мы нацедили (а точнее Хаустоффер нацедил, поскольку он не был настолько глуп, чтобы вручить мне нож, или даже дать мне приблизиться больше чем на пять-шесть шагов) достаточное количество крови. Один из оружных подал мне миску, а я нарисовал пальцем на камнях окружность, в которую вписал пятиконечную звезду. Между лучами звезды я нацарапал символы, которые могли сойти за магические иероглифы. Особенно мне понравился тот, что напоминал меч на четырёх лапках.
- Изволит ли господин барон встать в центр? - спросил я.
- Изволю, - ответил он. - Но ты отойди туда, - приказал. - Ещё, ещё, - он понукал меня, пока я не упёрся спиной в стену.
С горечью должен признать, что четверо оружных всё время держали меня под прицелом. А Мордимер Маддердин может человек и тренированный в рукопашном бое, но он ещё не овладел несомненно захватывающим искусством танца между стрелами. Хаустофер встал в кровавом круге.
- Уважаемый господин, - произнёс я. - Прежде чем мы приступим собственно к ритуалу, до принесения в жертву девиц, омовения в крови и пития этой животворной жидкости, прежде чем мы начнём магические заклятия, ты должен раз и навсегда отречься от Бога и Ангелов. Когда я договаривал эти слова, то увидел лёгкое беспокойство среди солдат барона.
- У Максенция ничего такого не было. - Нахмурил брови Хаустоффер.
- Именно, - поддакнул я, подчеркивая. - Как можно обрести присущую только Богу и Ангелам вечность, прежде не отрекшись от них? Ведь это они сделали нас смертными…
- Буду бессмертным? Точно?
- Всегда есть ограничения, вельможный господин, - я намеревался усложнять, потому что всё тогда выходило правдоподобнее. - Тебя можно будет убить огнём или вбивая в твоё сердце кол. Ты также будешь чувствовать страх и отвращение от священных символов. Он скривился.
- А полёт?
- Как на крыльях орла.
- Обращение в туман?
- Потребует некоторой практики.
- Что с отражением в зеркале?
- Мне жаль. - Я развёл руками. - Сегодня у барона есть возможность увидеть свой облик в последний раз. Это его, похоже, наконец убедило.
- Что мне говорить? - спросил он не очень уверенным голосом.
- Хорошо. Начнём. Буду господину барону задавать вопросы, а ваша вельможность ответит на них полными предложениями, с беспредельной яростью, страстью и чувством. - С яростью, страстью и чувством, - повторил он. - Беспредельной…
- От кого господин барон отрекается? - Отрекаюсь от, - начал он. - Бога? - Он посмотрел на меня вопросительно, а я кивнул.
- И?
- Ангелов? - подсказал я. Я снова согласно склонил голову.
- А теперь громко и полным предложением! - приказал я.
- Отрекаюсь от Бога и Ангелов! - рявкнул он, а несколько из его людей нервно осмотрелось вокруг. К сожалению, арбалетчики по-прежнему целились прямо в меня, поэтому приходилось тянуть эту опасную игру.
- Господин барон плюёт на?
- Плюю на Бога и Ангелов! - Его голос понёсся эхом по пещере. Он улыбнулся.
- Проклинает господин…
- Проклинаю Бога и Ангелов!
- Ибо кто суть содомичные, крылатые выпердыши?
- Ангелы суть содомичные, проклятые, крылатые выпердыши, плюю на них и проклинаю их! - набирал разбег Хаустоффер.
Люди говорят разные вещи. Богохульствуют, проклинают, поносят Господа. Но крайне редко им случается делать это в присутствии кого-то, кто, как я, имеет своего Ангела-хранителя. И кто, как я, располагает определённого рода силой и связан со своим Ангелом непонятными мистическими узами. Я рассчитывал, что богохульства привлекут Ангела, который - как я уже когда-то успел убедиться - ненавидел, когда его оскорбляли смертные. Возможно, лишь это в нём было человеческое, поскольку я всегда ощущал, что его мысли несутся по непостижимым для меня мостам безумия. И на этот раз Ангел явился. В громе, дыме и темноте, поскольку порыв ветра погасил факелы. И в полной тишине, поскольку никто и слова не произнёс, видя в центре пещеры, прямо в испачканном засохшей кровью бассейне, светящуюся фигуру. И лишь свет Ангела рассеивал теперь мрак. Мой ангел стоял, опираясь на меч, а его сверкающе белые крылья простирались до самого свода. Он смотрел на всё вокруг угрюмым взором. - Мордимер, сукин ты сын, - произнёс он, а я почувствовал в его голосе нотку веселья. Я старался не смотреть ему в глаза и поклонился очень, очень низко.
- Мой господин, - сказал я. Он медленно обернулся вокруг себя и сосредоточил взгляд на баронете, что торчал в кровавом круге с разинутым от изумления ртом. Я видел, как по лбу Хаустоффера стекают крупные капли.
- Значит я содомичный, крылатый выпердыш? - тихо спросил Ангел, а я, услышав этот голос, почувствовал, как меня обливает ледяной пот. Я упал на колени и склонил голову так низко, что лбом дотронулся скалы. Однако я внимательно следил за всем. Молодой баронет был не в состоянии ни сказать что-либо, ни даже вздрогнуть. Я не имел понятия, то ли Ангел его парализовал, то ли он был обездвижен обычным, таким человеческим страхом.
- Крылья, - Ангел возопил. И тогда Хаустоффер закричал. Рёвом просто невероятной боли и невероятного ужаса. Он по-прежнему не мог сдвинуться с места, но его спина лопнула, и в фонтанах крови обнажился голый позвоночник. Из кости выросли большие, тёмные, истекающие сукровицей перепонки, отмеченные серебряными нитями волокон. Ангел махнул рукой, и тогда какая-то могучая сила подхватила это уже нечеловеческое, деформированное тело и распростёрла его на стене. Из арбалетов, которые держали стражники, вылетели болты и прибили баронета к скале. По одному в каждое крыло, по одному в каждую ногу. Острия вошли в камень аж по оперённые концы. Хаустоффер, обращённый лицом к скале, выл, будто вместе с этим воем пытался выплюнуть всю боль.
- Содомия! - Ангел снова возопил. И тогда я увидел, как лежащий на земле обломок скалы начинает мерцать, таять в воздухе и формироваться в гигантский, ибо величиной с мужскую руку, фаллос. Наконец, когда уже сформировался, он помчался с огромной скоростью и воткнулся прямо между ног Хаустоффера. Я мог закрыть глаза, но жалел, что не могу заткнуть уши.
- И кто теперь крылатый, содомичный выпердыш? - спросил мой Ангел с глубоким удовлетворением в голосе, а его глаза ярко засияли солнцем.
- Бессмертие! - он произнёс так мощно, что я услышал, как осыпаются скалы. Позже я видел только его ослепительную улыбку, после чего почувствовал лёгкость, слабость и уплыл в пустоту. Когда я очнулся, то лежал в траве, а Ангел сидел рядом и опирался на крылья. Напевал что-то, какую-то мелодию без слов. Скала под ним кипела, но он, погружённый в мысли, этого даже не замечал. Я встал, хоть у меня кружилась голова, а перед глазами видел вертящиеся красные круги.
- Мордимер. - Ангел поднялся и прикоснулся к моему плечу пальцами, а я с трудом сдержал крик, поскольку его прикосновение прожгло мне рану до самого мяса. - Больше так не делай.
Он убрал ладонь и тогда увидел, что почти обуглил мне плечо. Какой-то момент раздумывал, после чего снова приблизил руку, но на этот раз я почувствовал лишь ледяное дуновение, и раны после ожога затянулись так быстро и так полно, что от них на коже даже следа не осталось.
- Хорошенького понемногу, Мордимер, - добавил он.
- Молю о прощении, - прошептал я.
- А-ааа, не моли. - Он отряхнул руки. - По крайней мере, я немного развлёкся. Кто это был?
- Человек, желающий провести еретические ритуалы, дабы стать вампиром, мой господин. - Вампиров не существует, - рассмеялся Ангел. - Что за мысль! Я поднял взгляд и увидел, что теперь он принял образ худого человечка в серой одежде и широкополой шляпе. Лишь ослепительно светлые волосы, как бы сотканные из солнечных лучей, спадали ему до самых плеч.
- Берегись, Мордимер, - сказал он и шутливо погрозил мне пальцем. - Ибо даже бесконечное терпение и бесконечное милосердие Ангелов имеет свои границы. Он договорил эти слова, после чего в один миг исчез из моих глаз. С минуту в месте, где он только что стоял, мерцало ослепительное сияние, но и оно скоро истаяло. Я с облегчением вздохнул, ибо мог сказать, что у меня снова было дурацкое везение. А также своё, очень личное мнение на тему терпения и милосердия. Особенно о бесконечном терпении и бесконечном милосердии. Под известковыми скалами не было и следа моих спутников, и я лишь надеялся, что они поехали в замок, чтобы привести помощь, а не чтобы оплакать потерю командира и утопить горе в бутылках вина. Хуже, что также пропала моя лошадь, а это означало, что до резиденции Хаустоффера мне придётся тащиться пешком. Но я был столь разумным, что мне даже мысль в голову не пришла, будто Ангел мог бы меня перенести к месту, находящемуся поближе к замку. Единственное, что я мог чувствовать к Нему, это благодарность за то, что спас меня из беды и посчитал мои интриги интересными или же забавными. Но я полностью отдавал себе отчёт, что следующая попытка спровоцировать Его может закончиться для меня уже больше, чем плачевно.
***
Барон был изумлён, что я ещё жив. Тем более, что он не собирался, конечно, посылать никакой спасательной экспедиции, чему, впрочем, трудно удивляться. Раз нанятый инквизитор не преодолел опасностей, чёрт с ним, инквизитором!
- Как справился? - Он всмотрелся в меня с интересом.
- А, поубивал их всех, - ответил я, ибо не собирался рассказывать о подробностях дела с его сыном и о том, что тот в конце концов получил вожделенное бессмертие, благодаря всемогущему пожеланию моего Ангела. Хаустоффер молчал очень долго.
- Вижу, инквизиторы вылеплены из прочной глины, - произнёс он, наконец.
- Наше предание гласит, что Господь вылепил первого инквизитора по образу и подобию своему, сказал я шутливым тоном. - Но скажите мне, пожалуйста, зачем всё это было нужно? Ведь господин барон прекрасно знал, что его сын никакой не вампир.
- А мог им стать? - спросил он, не ответив на мой вопрос.
- Нет, господин барон. Не существует таких ритуалов, а скорее, да, существуют, но их описания столь же достоверны, что и описания получения философского камня или красной тинктуры.
- Мне надо было вас прельстить, магистр, - произнёс барон. - А только необычность задания и ваши сомнения могли дать результат. Если бы я открыл, что мой сын занимается тёмным искусством, то уже через несколько недель тут бы кишели твои собратья в чёрных мантиях. А ты справился сам. Ты всех убил, и дело закончено.
- Правила Инквизиции требуют от меня написания подробного рапорта, - сказал я.
- Да пишите, - произнёс он снисходительно. - Ведь вы не солжёте, говоря, что самостоятельно, при лишь незначительной помощи, вы разрешили проблему. Думаю, у инквизиторов нет причин интересоваться моей скромной особой, учитывая, что я отдал в ваши руки собственного сына.
- Это деяние, достойное несказанной похвалы, - серьёзно ответил я.
- И я так думаю. - Он кивнул. - Я никогда не испытывал симпатии к этому поганцу, но то, что он творил последнее время, уже перевесило чашу весов. Я не испытываю особых чувств к мужичью, но считаю, что овец следует стричь, а не резать. Как думаете?
- Ваша милость так говорите, будто читаете в моих мыслях, - ответил я.
- Хорошо сказано. - Он улыбнулся. - Итак, перейдём к вопросу вознаграждения за хорошо выполненное задание. Напомни мне, как мы договорились?
Ха, любезные мои, приближался момент истины, и вашему покорному слуге вскоре предстояло убедиться, его милость барон только лишь шутил или же действительно хотел исполнить мечты скромного инквизитора. И тогда я необдуманно (а может обдуманно) посмотрел в огромное зеркало, висящее на стене с правой стороны. Я увидел в нём стул с резной спинкой, кармазинную драпировку, золотую лепку на потолке. Столик с хрустальным бокалом и графином, наполненным до половины высоты красным вином. Только одна маленькая подробность: я не увидел в зеркальной глади самого господина барона. Я ещё раз глянул на комнату и вернул взгляд на зеркало. Ничего не изменилось. Господин барон просто не отражался в стекле.
- И что, инквизитор? - заговорил он, когда молчание затянулось. - Каковы будут твои пожелания?
- Работать для вашей милости было для меня настоящим удовольствием, - ответил я учтиво и без заикания. - Единственно, чего желаю, это безопасно вернуться в Хез, а чувство выполненной миссии и сознание расположения и доверия, коими ваша милость меня одарила, будут для меня достаточной наградой.