- Прекрасно сказано, - заметил Хаустоффер и встал, а картина в зеркале по-прежнему не изменилась. Я поднял графин и бокал, но картина в зеркале по-прежнему не изменялась! Графин и бокал согласно тому, что отражала гладь, по-прежнему стояли на столе! Я моргнул. Раз, и второй. И лишь спустя долгую минуту я сориентировался, насколько я наивен. Я мог лишь локти кусать, что доверился своим предательским чувствам, а не натренированному многолетними упражнениями разуму. Раз я знал, что вампиров нет, меня не должна обманывать фальшивая картина. Ибо это была именно картина, а не зеркало. Картина, с необыкновенной точностью передающая все подробности обустройства комнаты. Надо признать, что господин барон имел чувство юмора, свидетельствующее как об определённой скуке, так и о воображении. Тем не менее, конечно, он унизил меня и сэкономил свои расходы. Но одновременно я получил от него ценный урок. Я глубоко поклонился.
- Прощаюсь с господином бароном и остаюсь его самым покорным слугой, - сказал я.
- Прощайте, господин Маддердин, - произнёс он. - Возможно, мы ещё когда-нибудь встретимся, и у меня будет для вас другой заказ?
- Не знаю, позволят ли мои скромные способности хорошо справиться с порученным заданием, - произнёс я, пятясь. Он задержал меня жестом поднятой руки.
- Я бы не хотел, чтобы вы остались лишь с моей благодарностью и собственным удовлетворением. - Он слегка улыбнулся и подошёл ко мне. - Прошу. - Он залез за пазуху и подал мне большой, тяжёлый кошель из телячьей кожи, вышитой золотом. - Дабы вы сохранили обо мне хорошую память.
- Спасибо, господин барон, - я поклонился ещё раз. Не скрою, Хустоффер пробудил во мне уважение, и это самое уважение выросло ещё больше, когда я сразу за порогом заглянул внутрь мошны и увидел, что она полна золотых дукатов.
***
До развилки дорог нас проводил Кнотте. Он был слегка пьян, а его холодные, голубые глаза на этот раз смотрели доброжелательно.
- И всё-таки вы были правы, - засмеялся он. - Вампиров нет. Внешность обманчива, не правда ли?
- Признаю, пьеса, придуманная господином бароном, была весьма убедительной, - ответил я. - А я доволен, что подтвердились мои предположения.
- Дааа, - проворчал он. - Колдун, обычное дело, а вампир это было бы что-то, правда? Сожалеете? Мне пришлось недолго подумать над его вопросом.
- В мире слишком много чудовищ, чтобы я желал их изучать, описывать, а потом истреблять, - произнёс я. - Но с другой стороны…
- Страсть первооткрывателя, а? - Он улыбнулся, а я пожал плечами.
- Наверное, да. Новые вызовы, новые вопросы, поиск ответов… В конце концов, именно это, помимо охраны врат нашей святой веры, является моей профессией и моим призванием.
- Ха! Вопросы! - сказал он. - Вы никогда не думали, господин Маддердин, что опасность вопросов в том, что можете услышать ответ?
- Господин Кнотте, - я рассмеялся. - Думаю об этом всегда. Впрочем, пребывая в обществе барона, вы, наверное, имеете много времени, чтобы задавать себе разнообразные вопросы.
- Хотя мы все служим его милости всего два года, но вы правы, господин Маддердин: что там говорить, странный это человек.
Мы попрощались сильным рукопожатием, а управляющий кивнул на прощанье моим спутникам. Мы поехали медленно, шагом, в сторону ближайшего городка, так, чтобы переночевать сегодня на приличном постоялом дворе и объехать трактир, в котором хромой корчмарь подавал исключительно скверное пиво и исключительно скверную еду. Я сказал ребятам, сколько мы заработали, а они засияли от радости, ибо такого прибыльного заказа давно у нас не было. Самым довольным бы, конечно, Второй, который должен был получить двойную долю.
- В Хез, а? - спросил Смертух, и глаза у него загорелись.
- Да, Смертух. К игорному дому, шлюхам и кабакам, чтобы ты мог как можно быстрее всё спустить, - ответил я.
Не то, чтобы я был лучше его. Зная мои привычки, этих золотых дублонов надолго не хватит, ибо когда мошна полна, ваш покорный слуга не привык жалеть денег на красивых девок, дорогое вино и роскошные пиры в кругу друзей. Хотя бы хорошо, что я не мог играть, ибо запрет на азартные игры был одним из капризов моего Ангела-хранителя. Он не хотел лёгкой жизни для меня, учтя, что я почти всегда выигрывал и почти всегда мог разоблачить любого мошенника. В связи с этим, мои "карточно-костяные" радости ограничивались невинной забавой со Смертухом и близнецами, где ставкой были самые мелкие медяки. Так, просто для развлечения. Хотя развлечением было собственно не выигрывать, а наблюдать за злостью приятелей, приходящих в бешенство от того, что ничего не могли поделать с моим непрекращающимся везением. А они всегда надеялись, что в конце концов выиграют. Ха, как говорит старая пословица, "не за то отец бил, что играл, а за то, что отыгрывался".
- Так что снова мы выжили, - вздохнул Первый.
- В компании Мордимер, как бы, небезопасно, но этого стоит, - заметил Второй. Смертух только улыбнулся своим мыслям, и я был уверен, что воображение завело его уже в Хез.
- Лучше быть, это, живым, чем мёртвым. - Первый с удовлетворением поделился с нами перлами своих дум.
- "А мне лишь то осталось ложе, где носом крот толкает хладный труп", - запел Второй не попадая как в слова, так и в мелодию. Мордимер, - подумал я с жалостью, - бедный, бедный Мордимер. И вдруг натянул поводья коня.
- Труп? - почти заорал я. - Труп?
- Ты чего это? Рехнулся? - посмотрел на меня Первый. Но я уже поворачивал в сторону замка.
- Ждите меня в корчме! - крикнул я через плечо и пришпорил лошадь. Я знал, что поступаю поспешно. Что я должен два, а может десять раз подумать, прежде чем попросить Хаустоффера о разговоре. Однако я также знал, что мне надо выяснить одно: как случилось, что трупы прислуги барона были чудесно очищены от всякой крови, если баронет не был вампиром? Кто и почему убил троих людей таким удивительным способом, если молодой Хаустоффер хотел рассечь горла жертв серебряным серпом, что несомненно оставило бы совершенно другие следы? Я должен был задать этот вопрос, хотя не был уверен, что ответ мне понравится.
Эпилог
- Ты вернулся, - сказал он задумчиво и приподнялся на подушках. - Будешь так любезен и нальёшь мне вина?
- Конечно, - ответил я и подал ему серебряный кубок.
- Зачем ты вернулся, инквизитор?
- Дабы знать. Дабы знать, что случилось с прислугой. Каким образом из них удалили кровь столь тщательно, и не оставив почти никаких следов на теле.
- Дабы знать, - повторил он. Он отпил глоток и поставил кубок на столик.
- Знание не есть добро само в себе, Мордимер. - Он неподвижно покоился, а его белые руки лежали на одеяле, будто крылья старой, мёртвой птицы. На сей раз сняв с пальцев перстни. - Может быть доброе знание и злое знание. Впрочем, ты сам узнал это лучше всех. Как инквизитор. Однако ты хочешь знать, независимо от того, куда это тебя заведёт. - Он внимательно на меня смотрел, но в его взгляде я прочитал что-то вроде понимания. - Точно хочешь?
- Точно, - тихо подтвердил я.
- Тогда ладно. Раз так. Смотри. - Он встал с ложа неожиданно легко и взял в руку висящий на стене крест. - Боюсь ли я священных символов? Сжигает ли распятие моё тело или ранит его до костей? Он повесил крест обратно и улыбнулся. Конечно, у меня могли быть видения, но мне показалось, что его клыки как бы больше, чем у нормального человека. Ох, бедный Мордимер, - подумал я. - Это безумие и тебя заключает в свои объятия.
- Завтра на рассвете я мог бы пойти с тобой на прогулку, хотя признаюсь, предпочитаю утру ночь и вечер. Я мог бы участвовать в святой мессе, окропить своё тело святой водой, и она ни обожжёт меня, ни превратится в пар. Ба, я каждый день смотрю на себя в зеркало, дабы проверить, хорошо ли мой брадобрей выполнил работу, и вижу в глади своё отражение, а не пустоту.
- Несомненно, это избавляет господина барона от многих хлопот, - учтиво заметил я.
- Я не могу превратиться в волка или нетопыря, не проскользну подобно туману или дыму под закрытой дверью. Меня не надо приглашать, чтобы я получил право войти в чужой дом. Моя кровать это кровать, а не гроб, выложенный землёй из семейного склепа. Я потребляю пищу и пью вино, хотя признаюсь, к старости мне не требуется много ни того, ни другого. Ба, я даже могу плодить детей, а скорее мог, как видно по моему несчастному сыну. Так являюсь ли я тем, кого люди называют вампиром?
- Конечно, нет, господин барон, - ответил я, поскольку он явно ожидал ответа на этот вопрос.
- Конечно, да! - крикнул он и в тот же миг был уже рядом со мной. Я не успел ничего сделать. Сдвинуться хоть на шаг, заслониться или оттолкнуть его. Я почувствовал какую-то невероятную слабость, а всем моим телом овладел паралич. Я мог лишь стоять и смотреть в его всё больше увеличивающиеся глаза, из которых выползала кружащаяся тёмная пустота. Верхняя губа барона приподнялась, и я увидел длинные, ослепительно белые и острые, будто иглы, клыки.
- Тем не менее, им являюсь, - прошипел он. - Уже много, много лет. Я обожаю кровь и те мгновения, когда она тёплая, пульсирующая жизнью и так великолепно пахнущая стекает в мой рот и горло.
Единственно, что я в состоянии был сделать, это молиться. К сожалению, только мысленно, поскольку не мог пошевелить даже губами, я также не чувствовал языка. Как загипнотизированный, я смотрел на клыки барона, находящиеся прямо перед моим лицом. Они были длинной почти в половину указательного пальца, и у меня было граничащее с уверенностью чувство, что они острее любой бритвы.
- Это она даёт мне силу, чтобы жить, жить и жить. Умирают папы и императоры, а я всё живу! - Он отпустил меня и отодвинулся на несколько шагов. Его клыки спрятались обратно за верхнюю губу, как по мановению волшебной палочки фокусника.
- И меня это уже кошмарно пресытило, - сказал он спокойным голосом. - Мир так… банален, мой дорогой инквизитор, когда приходится наблюдать его сотни лет.
Паралич прошёл. Я проглотил слюну. С трудом, ибо горло и язык, казалось, высохли, как песок.
- И скрываться сотни лет, - с трудом сказал я.
- Дааа, - они кивнул. - Скрываться от людской зависти, непонимания, злобы… Быть вынужденным убить собственного сына, который открыл мою тайну и не хотел поверить, что не существует чего-то такого, как дар тьмы… Так пишут об этом знатоки вопроса, Мордимер? Дар тьмы? Поцелуй тьмы? Ха, если бы кому-то удалось передать бессмертие! Может я бы хотел разделить с кем-то это проклятие или благословение. Но не удастся. Я вампир. Да. Я вампир, - повторил он отчётливо. - Но моих свойств и способностей передать кому-то я не в состоянии. Даже сыну, который так сильно хотел быть мной. Даже жене, которую хотел уберечь от старости и смерти, а единственное, что я ей дал, это безумие.
Он опять сел на кровати, таким плавным и змеиным движением, будто был гибким циркачом, а не старым, жалующимся на немощность человеком.
- Зачем господин барон мне всё это говорит? Чего ваша милость ждёт от меня?
- Не знаю, - искренне произнёс он. - Может я только что хотел, чтобы ты убил меня? Но несмотря на всё убожество моей жизни, я заметил, что держусь за неё руками и ногами. Так сильно, как могу. Может речь шла об исповеди, Мордимер? О желании поделиться несчастьем с ближним?
- Как это произошло? - глухо спросил я. - С чего это началось?
- И вспомнил Петр слово, сказанное ему Иисусом: прежде чем петух пропоет дважды, трижды отречешься от Меня. И начал плакать, - ответил он библейской цитатой.
- Ваша милость хочет мне сказать, что является Апостолом Петром? - спросил я после долгой паузы. Он рассмеялся.
- Жаль, что нет, правда? Но я люблю представлять, что так могло было быть. Что я был для чего-то нужен миру, а моё проклятие или благословение, как бы его не называть, имело рациональное объяснение. Между тем, ничего подобного, Мордимер. Я просто существую. Не помню за собой никаких страшных грехов, за которые должен был бы нести наказание, и никаких необыкновенных свершений, за которые должен был быть благословён. Я смотрел на него, не зная, что и думать обо всём деле. Рациональная, трезвая часть моего ума боролась с тем, что я увидел своими глазами. Мог ли Хаустоффер воспользоваться хитрыми, магическими штучками, чтобы обмануть меня и оглупить? Однако я не знал заклинаний, которые могли бы такого подготовленного, как я, человека парализовать в одно короткое мгновение. Кроме того, его зубы… Поверьте мне: они не были наращенными.
- Тем не менее, правда, что я был там, когда Иисус взбирался на Голгофу с крестом на израненной спине. Я был, когда его распинали, и я слышал, как он кричал, когда гвозди углублялись в мягкое тело. Я не делал ничего плохого. Я не проклинал Его и насмехался над Ним, как другие. Я не бросал камни. Я шёл с корзинкой, которую приготовила мне жена, ел фиги попивал кислое вино из фляги… - он надолго замолчал. - До сих пор помню его вкус.
- А Сошествие? - шёпотом спросил я. - На горе стояли три креста, - сказал он, засмотревшись в какую-то невидимую точку за моей спиной. - Палило яркое солнце Палестины. Было сухо, жарко. Утомлённый долгой ходьбой, одурманенный вином, которое пил в белый день… я лёг и уснул…
- Уснул? - я почти крикнул. - Напился, уснул и проспал Сошествие нашего Господа?
- Когда я проснулся, была уже ночь, а на чёрном небе я видел лишь зарево горящего Иерусалима, - говорил он, не обращая на меня внимания. - Я возвращался среди трупов, лежащих по обе стороны дороги. Чем ближе я подходил к городу, тем больше их было. А кровь в тот день текла улицами, - процитировал он Писание. - И я тогда в первый раз почувствовал безумное желание, нарастающий в горле яростный визг, неудержимую жажду выпить вместе со сладкой кровью жизнь и душу. Да, это безумие, с которым временами я не в состоянии совладать, - он на минуту замолчал. - Потом я нашёл это на своём плече. - Он подтянул рукав рубашки, обнажая руку. На его плече была чёрная татуировка, изображающая змею и летящего над её головой голубя.
- Вот, Я посылаю вас, как овец среди волков: итак будьте мудры, как змии, и просты, как голубки, - сказал я. - Вот почему ваша милость избрал себе этот герб… Он встряхнулся от погружённости в прошлое и обратил свой взор на меня.
- Я должен тебя убить, инквизитор, но всё-таки дам тебе шанс. Пусть судьба решит, что нам следует делать. Я не так сильно доверял судьбе, и кроме того, не его жизнь должна была стать ставкой в игре. Однако, как вы наверняка догадываетесь, у меня не было особого выбора.
- Что господин барон предлагает? - спросил я.
- Кости, - ответил он, залезая за пазуху и кладя на стол три кубика. Они были отмечены золочёными цифрами от одного до шести, сделаны из тяжёлого, чёрного дерева. Я взял их в руку и почувствовал, что они очень старые. Но в них не было никакой магии, также они не были поддельными. Я надеялся, что мой Ангел-хранитель простит мне эту игру, хотя несомненно ставка была высокой.
- Разрешишь, я брошу первым? - спросил он. Я подал ему кости, а он, не глядя, бросил их на стол,
- Десять, - сказал я.
- Неплохо. - Он собрал кости со стола и подал их мне на вытянутой ладони. Я улыбнулся собственным мыслям и бросил.
- Три, - сказал он, даже не посмотрев.
- К сожалению, нет, господин барон, - вежливо возразил я. - Восемнадцать. Он вздрогнул, будто ударенный ножом, и уставился на три кости. Каждая из граней показывала шестёрку с полным животиком.
- Невозможно, - рявкнул он.
- Ха, - возразил я, - вера творит чудеса.
Он смотрел на меня, а его верхняя губа опасно дрожала. Я задумался, не убьёт ли он меня, несмотря на заключённое соглашение. В конце концов, ему бы это ничего не стоило. Разве старая пословица не говорит: "не бейся об заклад с теми, кто сильнее тебя, ибо только проиграв, можешь сохранить себе жизнь"? ну а если ставкой была именно жизнь, что проблема становилась ещё более сложной.
- Эти кости фальшивые, - прошипел он. - Я подменил комплект после своего броска. Должна выпасть тройка. Он был так зол, что я решил не выражать своего, несомненно критического, мнения на тему обмана во время важной игры. Хаустоффер хватал кости и бросал раз за разом. Раз за разом. В пятый, десятый и пятнадцатый. Всегда выпадали три единички с грустно склонённой перекладинкой.
- Брось ещё, - рявкнул он.
- Смена правил прямо в ходе игры? - спросил я. - Возбуждающе… Я взял кости и небрежно бросил. Восемнадцать. Хаустоффер глубоко вздохнул и опустился на кровать.
- Невозможно, - сказал он. - Как это происходит? - Поднял на меня взгляд. Я развёл руками.
- Даже если бы хотел, не я не в силах ответить на этот вопрос. Могу лишь открыть вашей милости, что знаю более удивительные случаи. Я слышал об одном человеке, который получил фальшивую монету, имеющую два реверса. Но когда её бросил, повернулась аверсом.
- Издеваешься!
- Не осмелился бы, господин барон, - ответил я серьёзно. - Думаю только, что мир полон вопросов, на которые мы не умеем находить ответы.
- Вопросов… - повторил он, и его лицо как бы несколько смягчилось.
- Что ж, - решил он после долгого молчания. - Следует соблюдать условия, тем более, что я сам их определил… Не скрою, что я вздохнул с облегчением. Но только мысленно, потому что слова ещё ни о чём не свидетельствовали. По-настоящему безопасно я почувствую себя лишь далеко-далеко от замка господина барона.
- Маддердин, я тебе доверюсь, а если исполнишь моё желание, награда превысит твои самые смелые ожидания… Я не улыбнулся издевательски, язвительно или иронично, но только потому, что свою жизнь ценил больше, чем миг сомнительного удовлетворения. У меня также не было ни малейшего сомнения, что барон мог бы стереть улыбку с моего лица быстро и болезненно.
- Во-первых, не думаю, что ты должен кому-нибудь рассказывать о нашем маленьком секрете. Ибо я уверен, что это не пошло бы тебе на пользу, - он на минуту замолчал. - Не пойми меня неправильно, Маддердин, я тебе не угрожаю, - добавил он объясняющим тоном. Ибо чтоб я мог сделать, если бы сюда съехалась целая армия твоих собратьев? Но у меня впечатление, что твой рассказ мог бы не понравиться многим людям… У меня было такое же впечатление, поэтому я даже не думал противоречить.
- Во-вторых, я хочу, чтобы ты выяснил, почему я такой, какой есть. Чтобы ты мне сказал, проклятье ли это или благословение, чью силу я не сумел использовать. Почему мне подарили вечную жизнь? Почему меня нельзя ранить железом? Почему я могу властвовать над волей других людей? Кто я, Мордимер? - спросил он с отчаянием. - Найди для меня ответ. Я смотрел на него, как сидел в постели с горящими глазами и тоской, написанной на лице. По чему он тосковал? По ответу? По пониманию? По тому, чтобы стать таким же человеком, как другие? Я не знал. Я также не знал, почему мой Ангел возвестил, что вампиров не существует. Почему солгал? А может… не знал? А может разница между фальшью, правдой и незнанием была так стёрта, что он не мог или не хотел их различать? Но существует ли что-то, о чём Ангелы могут не знать? - Сделаю, как вашей милости угодно, - ответил я, зная, что поиски могут меня завести туда, где я никогда не хотел бы оказаться.