Первая группа колонистов Нового Света так и не смогла исследовать его и держалась – из-за войны, потерь и собственной треклятой глупости – около единственной реки, протекавшей из заброшенного Прентисстауна на западе через Хейвен до столь же заброшенного Горизонта на восточном берегу океана.
Но разве вокруг все это время не простирался целый мир, населенный расой, с которой мы воевали не единожды, а дважды (вот она, треклятая глупость, о которой я говорил).
Я достаточно хорошо помню первую войну.
Вторую – намного лучше, чем мне самому того бы хотелось.
Но я научился. Мы все научились. Снова научились жить.
Научились принимать помощь тогда, когда она нам требовалась, а после окончания второй войны требовалась она нам почти всегда.
Еще мы научились жить с целой планетой спэков и друг с другом – новая волна поселенцев, проснувшись, обнаружила Шум и почти уничтоженную цивилизацию предшественников, обнаружила мир, который нужно было отстраивать заново. Но некоторые из нас, уже вышедшие в мир, проснулись и обнаружили самих себя. Оружие спэков ослепило меня после того, как я увидел, как от него же приняли смерть дорогие мне люди. Если война тяжела, а так было и будет всегда, то послевоенная жизнь ничуть не легче, разве что тяготы другие. Но мы делаем все, что можем. Я делаю все, что могу. Я вижу благодаря Шуму других, в основном Уилфа, но бывает, и спэков, которые помогают нам, и, когда я вижу их глазами, между нами иногда обнаруживается намного больше общего, чем мы оба могли бы подумать, и мне кажется, что все не так уж плохо и, возможно, есть еще надежда.
Иногда.
Но мы продолжаем отстраивать мир заново. Строим новые дома для новых людей, ремонтируем разрушенные для старых, и на этот раз у нас получается гораздо лучше, чем раньше.
Впрочем, без слова "иногда" опять не обойтись. Проблемы есть, но люди пытаются их решить, люди стараются. И все зависит от моих друзей. Моих друзей, пока еще не понимающих, сколько добра они принесли людям, потому что…
Впрочем, не важно. Прибыли новые корабли, проснулись новые поселенцы, и людей вокруг внезапно стало в пять раз больше, чем кому-либо доводилось видеть. Вы не поверите, какой стоял Шум. Мы с Уилфом изо всех сил старались помочь – захоронили нашу артиллерию в затопленной шахте, сколько я ни говорил, что ее надо просто уничтожить, расчищали обломки, сажали озимые, учили только что проснувшихся мужчин и мальчиков уживаться с Шумом.
Утомительная работа. Без передышки. Но это того стоило.
Когда кто-то из недавно проснувшихся поселенцев предложил организовать разведывательную экспедицию, я был обеими руками "за". Да и Уилф тоже, хотя жена его не особенно радовалась тому, что он отлучится на целых четыре недели.
Нас было десятеро. Я, Уилф, Коллиер, смотрительница одного из кораблей поселенцев, а теперь наш старший пилот, антрополог Миккельсен, мечтавший набраться знаний у спэков, которых мы должны были повстречать. Доусон, Стаббз, Джанг и Джефферсон – земледельцы и экологи, надеявшиеся найти какую-нибудь еду туземцев, которая могла бы оказаться нам полезной. А Фостер и Фукунага были, кажется, вроде нас с Уилфом – трудяги, которым требовалась передышка и которые просто хотели посмотреть, что творится вокруг. Нам повезло – новый Совет выбрал нас в исследовательский отряд, хотя признаюсь, мы с Уилфом к ним немного подмазались.
Прежде чем мы отправились в путь, один из моих друзей, прекративших войну, переговорил с лидером спэков (они зовут его Небом), и он проложил нам дорогу, разослав весть о том, чтобы нам помогали всюду, где сядет наш разведывательный корабль.
По-моему, это самое меньшее, что он мог сделать.
И мы отправились на самый крайний север. По горам и равнинам, по впадающим друг в друга озерам, которых никто, кроме нас, еще не видел, по лесам таким огромным, что конца им не было видно даже с высоты птичьего полета. Мы побывали в самых разных местах – повстречались со спэками всех мастей, повидали множество новых животных – и продолжали идти на север.
– Когда же мы остановимся? – спрашивали мы друг друга.
– Когда дойдем до конца, – отвечали мы.
– Вы в безопасности, – показал нам в своем Шуме вождь спэков. – Снегач ушел.
– Кто? – спросил Миккельсен.
Перед нами была целая толпа спэков, не меньше нескольких дюжин, и с ними Доусон и Фукунага, целые и невредимые.
Мы понятия не имели, откуда они могли взяться.
– Ты цела, Конни? – спросил Уилф Фукунагу.
Она зажала рот рукой, сдерживая слезы, но все же кивнула.
Уилф приобнял ее за плечи. Подошла До-усон и обняла их обоих.
Люди постоянно вот так и тянулись к Уилфу.
– Четыре трупа, – сказала Коллиер вождю спэков, ища виноватого. – Что случилось, черт возьми? Нам сказали…
– Мы сожалеем о ваших потерях, – показал вождь спэков, и, как ни странно, сразу стало ясно, что он не врет.
Их горе ощущалось так остро, что все мы умолкли. Казалось, каждый из них передавал свою печаль другому. А потом про изошла странная штука. В моем Шуме отражался Шум спэков, но я ничего подобного раньше не видел. В нем были неописуемые цвета, звуки и формы, которые казались чистым чувством, а я купался в нем, кувыркался…
А потом все умолкло.
Кругом стояла тишина. Коллиер, Фукунага и Доусон, три оставшиеся в живых женщины из шести, отправившихся в экспедицию, оша-рашенно смотрели на нас.
– Что это было? – спросила Фукунага.
Все замерли.
– Я чувствую себя… другим, – сказал Миккельсен, уставившись на свои руки, как будто их подменили.
– Не таким печальным, – сказал Уилф, который, судя по всему, был этим не очень доволен.
Но он был прав. Я тоже это чувствовал. Спэки как будто сняли ношу с моих плеч.
– Пойдемте, – сказал вождь спэков. – Уже смеркается. Погода меняется. Вам нужно где-то укрыться.
– Я бы, если честно, лучше переждала ночь в корабле, – сказала Коллиер.
– Мы должны пойти с ними, – сказал Уилф, и в его Шуме прозвучала странная нота любопытства.
И как обычно, слово Уилфа оказалось решающим.
Они вели нас сквозь снег.
Мы решили, что они поведут нас в лес, к спэковским хижинам, которые мы проглядели на радарах, потому что к северу от леса действительно ничего не было.
Это была последняя точка перед бесконечным снежным покрывалом, которое простиралось на сотни и сотни километров, огибая верхушку планеты с другой стороны. И мы совсем ничего не знали о нем: завалило ли снегом весь материк или, может быть, и океан тоже?
Но именно на север пошли спэки.
– Вы не поверите! Вы просто не поверите! – воскликнула Доусон, ее голос до сих пор звучал потрясенно.
И это все, чего мы смогли от нее добиться, прежде чем спэки позвали нас за собой, неспешно, так, словно совсем не нужно было бояться огромной твари, которая вышла из леса и перебила почти половину нашего отряда.
– Что это за тварь? – спросил я самку спэка около меня, но в ее Шуме виднелась лишь тень, исчезающая в лесу.
Она говорила мне, что бояться нечего.
И я снова ощутил, как страх отступает из моего Шума, почувствовал себя бесстрашным.
Уилф недоверчиво хмыкнул и больше ничего не сказал.
Они вели нас в пустоту, не обращая никакого внимания на падающий снег. Лишайник, обволакивающий их кожу, был гуще, чем у других спэков, которых я видел, но все равно гораздо тоньше, чем наша экипировка, не согревавшая меня даже сейчас.
– Люди не могут выжить в таких условиях. Мы не акклиматизировались, как вы, – попыталась объяснить им Коллиер.
Но вождь спэков просто показал:
– Мы на месте.
В боку сугроба, неотличимого от остальных, наметенных ветром, виднелось небольшое отверстие в форме двери. Спэки тут же побежали к нему и исчезли под снегом. Доусон молча последовала за ними.
Мы переглянулись.
Война закончилась. Мы заключили мир со спэками. Другие спэки сильно помогли нам в пути на север.
Но все-таки мы колебались.
На этот раз что-то явно было не так.
– Ну, давайте узнаем, что там, – сказал Уилф, повернувшись к Коллиер. – Только запомни, где выход.
Мы прошли внутрь следом за последним оставшимся спэком. Дверь вела в ледяной коридор, сиявший так, точно его подсвечивали изнутри.
Мы спустились. Даже когда мы, казалось бы, должны были достигнуть земли или камня, лежавших под снегом, стены оставались ледяными.
– Наверное, это замерзшее море, – сказал Миккельсен за спиной.
– Так близко к лесу? – спросила Фукунага, шедшая впереди Уилфа, следом за которым шел я.
– Мы многого не знаем об этой планете, – сказал Уилф, словно бы сам себе.
– И о тех, кто на ней живет, – сказала Коллиер, идущая впереди всех, и глазами Уилфа я увидел, что она наблюдала за спэком, который вел нас.
– Если бы они хотели причинить нам вред, мы бы уже поняли, – сказал я полушепотом.
– Знаю, – сказала Коллиер.
Но я снова услышал беспокойство в ее голосе. Я знал, что спэки тоже ее слышат, но им, очевидно, было все равно. Да и мне, признаться, тоже было все равно, хотя я сам до конца не понимал почему.
– О, глядите, – сказал Уилф, когда мы дошли до плоской части коридора.
Перед нами простирался большой зал, почти пещера, стены которого освещались тем загадочным светом, а пол был покрыт чем-то вроде шкур и густого лишайника. Посреди зала стоял огромный стол, за которым обедали и торговались, он был устлан мехами и ломился не только от еды, но и от товаров. От каждой из стен отходили коридоры, ведущие к ветвящимся ледяным пещерам.
Здесь и в остальных просторных залах были сотни и сотни спэков. Они радостно приветствовали нас.
Здесь царил такой покой, какого я больше нигде не ощущал.
Спэки покрыли стены слизью, которая еще сильнее понижала температуру льда, укрепляя его и не давая ему растаять. Судя по тому, что я видел в Шуме спэков, пещеры под снежной пустошью тянулись на добрую милю вглубь. Спэки охотились на поверхности в лесу, а за ним, там, где лед становился тоньше, делали огромные лунки для рыбалки. Свет, который мы видели, источали их выделения. И его было достаточно, чтобы даже в дальних пещерах выращивать разнообразные злаки, растущие сквозь лед, и разводить стада похожих на кроликов животных, которыми спэки питались.
Они кормили нас их мясом. Если честно, очень вкусным.
Все было прекрасно. Их Шум был блаженно безмятежен. Я чувствовал скорбь нашей группы по погибшим товарищам, но, по крайней мере, от меня, Уилфа и Миккельсена она отдалилась так, словно бы уже не могла нас отяготить.
Мне было так спокойно, что это чувство меня ничуть не смущало.
– Мы даже не знали, что вы здесь живете, – сказала Коллиер вождю, стараясь не обращать внимания на жалость, которую вызывали наши женщины у спэков, не понимавших, почему у них нет Шума. – Вы не отображались на наших радарах, и в других анклавах о вас ничего не говорили.
– Не вся Земля говорит одним голосом. Почти вся, но не совсем, – показал вождь спэков.
– Я не понимаю, – нахмурилась Коллиер.
– На меня не смотри, я тоже не понимаю, – сказал Уилф и снова откусил кусок мяса снежного кролика.
Вождь спэков помедлил, пытаясь найти нужные слова.
Стало ясно, что он не знал нашего языка и учился говорить на нем едва ли не прямо сейчас по нашему Шуму.
– Мы… – показал он и умолк, ища нужную фразу, – самодостаточны?
– Это я вижу, – сказал Миккельсен, снова окинув взглядом пещеру и спэков, занимавшихся своими повседневными делами.
Некоторые из них смотрели на нас с легким любопытством, но большинство просто невозмутимо перемещалось из зала в зал с чувством важности и спокойствия в каждом своем движении.
– Здесь все такие… – сказала Фукунага, тоже осматриваясь.
– Расслабленные? – спросила Коллиер.
– Умиротворенные, – сказала Фукунага.
– Это проблема? – спросил нас спэк. – Я чувствую беспокойство в ваших голосах. – Он посмотрел на Коллиер. – В голосах тех из вас, кто обладает голосом.
– У нас друзья погибли, – сказала Коллиер, вспылив. – Спасибо вам, конечно, что отогнали ту тварь, но хотелось бы разъяснить кое-что.
– И мне тоже, – сказал Уилф. – За жратву спасибо, но мне бы узнать, что это за чудище вышло из леса. И поскорее.
Вождю спэков впервые стало неуютно.
– Снегач, – показал он.
– Вот, значит, как, – сказал Уилф, отхлебнув напитка.
Спэк посмотрел на нас, и по Шуму я почувствовал, как наши посмотрели на него. Фу-кунага продрогла и загрустила, Доусон была травмирована произошедшим и успокаивала себя, напевая за едой песенку, Коллиер злилась все сильнее и требовала ответов.
Только невозмутимый Миккельсен ел с таким видом, будто только что на его глазах не умерли четверо товарищей. По лицу Уилфа ничего было не понять – по нему никогда ничего не понятно.
Но мы все были так же спокойны, как и окружающие нас спэки.
А потом их вождь открыл свой шум и принялся показывать нам снегача.
– Ты можешь в это поверить? – шепнул я Уилфу с одной из кроватей, расстеленных для нас спэками.
Буран снаружи усилился, и спэки предложили нам переждать его, оставшись на ночлег здесь. Нам выделили небольшую пещеру. Ее обогревала таинственная система спэков, правда, недостаточно хорошо, поэтому все равно мы оставались в перчатках.
– Даже не знаю, – беззаботно сказал Уилф, но по его Шуму я понял, что он обдумывает увиденное.
– Думаете, это возможно? – спросила Коллиер по другую сторону от меня.
– Мир большой, – заметил Уилф.
– Это уж точно, – отозвалась Коллиер.
Миккельсен мирно храпел в дальнем углу, Фукунага сидела чуть поодаль, спиной к нам, и молилась. Доусон напевала что-то себе под нос на кровати в другом углу. С тех пор как случилось то, что случилось, она с нами почти не говорила. Ее можно понять – Джанг был ее мужем, а теперь он лежал в снежной могиле в нескольких сотнях футов отсюда.
– Думаешь, они от нас что-то скрывают? – спросил я Коллиер.
В Шуме Уилфа я увидел, что она нахмурилась.
– Вы этого, кажется, не видите, потому что вам мешает ваш собственный Шум. Он не может видеть сам себя.
– Ты о чем?
– Не знаю, как это описать, но есть здесь какая-то пустота.
– Пустота? – хмыкнул Уилф.
– Вакуум. Отсутствие. Что-то было, а потом исчезло. – Она перекатилась на спину и теперь смотрела в потолок. – Эти спэки не похожи на тех, что я видела раньше, а ваш Шум теперь немного напоминает тот, что издают они.
– Гм… – задумчиво хмыкнул Уилф.
– Может быть, это как-то связано со снегачом? – спросил я.
Коллиер вздохнула:
– Не уверена, что меня это утешает.
Снегач, сказали нам спэки, чудовище, от которого они так и не сумели избавиться. Хищная тварь, каким-то образом научившаяся вынюхивать свою добычу по самому мрачному ее Шуму, по страху, злости и отчаянию. Короче говоря, именно по тому, что звучало громче всего, когда тварь гналась за жертвой. Чем больше боялась жертва, тем сильнее она светилась, превращаясь в маяк для снегача.
Местные спэки со временем научились не только скрываться от чудовища под снегом, но и изменять свой Шум. Именно поэтому у нас с Уилфом и Миккельсеном тогда вдруг улучшилось настроение, и мы перестали беспокоиться. Спэки научились очищать свой Шум от злости и страха, и их дом стал одним из самых мирных мест на этой Шумной планете.
– Но трое из четырех жертв чудовища – женщины, – сказала Коллиер вождю спэков. – У них вообще нет Шума.
И на нее, бесшумную, снова нахлынула волна жалости спэка.
– Я думаю, отсутствие Шума сбило снегача с толку, – показал вождь спэков. – Он всего лишь животное, а ваши тела явно теплее наших, их легче унюхать. Он почти наверняка не понимал, что вы за существа, и слышал только ваш крик и топот…
– А чего вы его до сих пор не убили? – спросил Уилф.
– Мы пытались, – показал вождь.
И больше ничего. Но страх мой все же настолько угас, что, когда Коллиер сказала: "Не очень-то хорошо у вас это выходит!", мне стало стыдно за ее грубость.
– Они просто привыкли к этому, вот и все. Ну да, бывает, что ж теперь! Так приучились сдерживать страх и злость, что теперь даже убить этого снегача не можете.
– Или, может быть, у него с ними симбиоз, – сказала Фукунага, повернувшись к нам.
– Прости, Конни, – извинился Уилф, решив, что мы помешали ее молитвам.
Она махнула рукой:
– Я уже закончила. Но Коллиер права. Они от нас что-то скрывают, и я думаю, что у них симбиоз. – Она печально посмотрела на нас в тусклом свете. – Есть причина, по которой они живут так мирно, и наверняка покой обеспечивает им чудовище.
Мы умолкли, а потом Коллиер наконец сказала:
– Ты имеешь в виду…
Но она не договорила.
– Что? Что ты имеешь в виду? – спросил я с нетерпением.
– Не может быть, чтобы спэки и правда были такими благостными, – сказала Фукуна-га. – А этой твари нужно чем-то питаться.
– Ты же не имеешь в виду, что они приносят ей жертвы, а? – спросил Уилф.
Я попытался задуматься об этом, но мой Шум всякий раз забивался. Что-то твердило мне: все хорошо, все хорошо. В этом было какое-то странное противоречие. Это было приятно, но мешало думать и раздражало.
– Мы не видели в их Шуме никакой угрозы, – сказал я. – Ничего. Нельзя их просто так обвинять.
– Я и не обвиняю, – сказала Фукунага. – Да и угрозы в их Шуме и не почувствовалось бы, разве нет? Они бы опечалились, но потом позабыли бы о своей печали.
– Но спэки не такие, – настаивал я. – Они нам помогают. Небо сказал им…
– Эти спэки не связаны с Небом, – сказала Коллиер. – Они самодостаточные, помнишь?
– И если это правда, наверняка на то есть причина, – сказала Фукунага. – Может быть, остальные спэки сторонятся их.
– Возможно, они отрезаны от остальных, – сказала Коллиер.
– Вы все это выдумываете на пустом месте, – сказал я. – Да, случилось страшное, но нельзя из-за этого…
– Они врут нам, – сказала Доусон из угла, развернулась обратно к стене и продолжила напевать.
– Я думаю, она права, – сказала Коллиер. – Пустоты в вашем Шуме, то, как они постоянно блокируют все негативное. Они явно хотят что-то от нас утаить.
– Но они не приносили жертв, – сказал я. – Они нас спасли, помните?
– Да, – медленно сказал Уилф, а потом повторил: – Да, это правда. – Он обхватил себя руками. – Но мне не нравится, когда у меня без спроса забирают Шум. – Он посмотрел сначала на Коллиер, а потом на Фукунагу: – Уходим?
– Как можно скорее, – сказала Коллиер, и Фукунага кивнула.