- Ого, почти что высшее образование в наше время! Тогда должен понимать хотя бы самые простые вещи. Прогресс в обществе шёл не по пути раскрепощения раба, а по линии развязывания рук рабовладельцу. При рабовладельческом строе хозяин давал рабу кров и харчи. При феодальном - только приют и защиту от налётчиков, а скудную пищу крепостной сам добывал себе в поте лица своего на помещичьей земле. Барин забирал у него почти весь урожай. При капитализме раб сам заботится о своей безопасности, пропитании и крыше над головой. Хозяин ему платит только за изнурительный труд, чтобы раб без сил засыпал, как только после работы донесёт голову до подушки. И как-нибудь, чем еле-еле душа в теле держится, выжил к концу месяца до получки. Понял теперь азы политической экономии, мужик?
Ерофеич дурашливо похлопал рыжими ресницами и заблажил неразборчивой скороговоркой:
- Я чо? Я ничо. В миру всегда правили хозяйва, а мужики вкалывали на них. Звестное дело.
- Так что помни - мы приехали сюда вдвоём, а уйду отсюда я один, если хоть что-то против меня удумаешь. Пистолет всегда при мне.
- Понял - не тупой жа… Да чтоб я противу гостя дурное замыслил, да ни в жисть! Плохо ты меня знаешь, паря. Друзей не сдаю.
Огромный в своей собольей шубе и пыжиковой шапке гость насмешливо окинул взглядом тщедушную постать Ерофеича:
- Друзей, говоришь? В цивилизованном обществе каждый сам за себя. Друзей теперь нет. Бывают только деловые партнёры и временные интересы.
- Тогда поехали, что ли, деловой партнёр? Согрелись, потопали ногами. Отсюдова уже рукой подать до моёй зимовушки.
1.3
Подмёрзший двигатель снегохода запустился только с третьей попытки.
- Аккумулятор чавой-то часто садится, паря, - снова заблажил Ерофеич как бы в оправдание, круто выворачивая руль, чтобы объехать сугроб. - Заменить надоть.
- Повторяю, я тебе не паря, а доктор.
- Доктор человечий аль скотий? - крикнул Ерофеич сквозь рёв мотора.
- Доктор экономических наук, экономист. Можно запросто по-домашнему - "док".
- Экономист - это булгахтер, или как ещё? - спросил Ерофеич уже нормальным голосом, потому что сбросил скорость, и двигатель перестал реветь от натуги.
- Математический статистик. Специалист в области теории игр и оптимизации финансовых потоков.
- А мне сказали, что ты просто Лёвка Шманец, - как бы между делом пробормотал Ерофеич, равнодушно поглядывая в сторону заснеженных елей на том берегу озера. - Классный шпильман-кидала из Питера.
- Кто сказал? - повелительно вопросил седок, красиво поднимая чёрные брови, но его блеющий тенорок подпортил вид грозного повелителя.
- Да какая теперь разница! Того человека уж нет в живой натуре.
- Забудь об этом имени навсегда, если сам хочешь кончить свои дни в покое, мужик.
- А то - чо?
- А то - то!.. Классный игрок на бирже, а ещё в покер и бридж, Лев Борисович Шмонс умер три месяца назад от инсульта в Якутске, где он проживал последние пять лет в изгнании как жертва маосталинистов. На это и свидетельство о смерти имеется у компетентных органов и запись в новозеландской комендатуре сделана. А, кстати, где сейчас бывший участковый оперуполномоченный Иван Ерофеевич Куздрин?
Ерофеич снова по-идиотски заморгал рыжими ресницами.
- Убит бандюганами семь годов тому назад. И могилка под крестом в наличии имеется на кладбище. Не в нашенском, а в соседнем райцентре. В церковной книге есть запись, что отпели покойного как положено. И в комендатуре фольклендских миротворцев о том тожить отметка сделана.
- Тогда о чём нам разговаривать? Мы оба покойники в прошлой жизни. И направляемся к месту обитания мёртвых душ - на Етагыр, место гиблое, как ты сам говоришь.
- А кем мы станем в будущей жизни?
- Это смотря как ты будешь себя вести, мужик.
1.4
Первой приметой человеческого жилья на снежной белизне горного склона прорисовалась потемневшая от древности часовенка под чёрным восьмиконечным крестом.
- Остановись! - крикнул седок, перекрестившись на прохудившийся купол часовни.
- А чо такова-то? Мы ж не доехали туды. То ж мой гараж.
- Дай на красу издали полюбоваться… Скит раскольничий?
- Не-а… Не раскольники, а воцерковлённые тут жили. Церковку для горняков ещё при последнем православном царе поставили, когда тут золотодобытчики в горе копались.
- И зачем ставить церковь на прииске, которому жизни-то лет пять отпущено, если золото разрабатывать по хищнической технологии того времени?
- Тут Етагыр - место гиблое, место проклятое, я ж те говорил. Таёжные духи эти места обсели и обгадили. Без церкви не спасёшься от нечистой силы.
- Ну и какие с бесплотных духов той конторе убытки? Не мёртвых, а живых бояться надо.
- Понимашь-ка, паря, артельщики-золотодобытчики раз-поразу резали друг дружку насмерть ни за что ни про что. Вот и поставили церковку, чтобы нечистого духа из старателей выгонять.
- И помогло?
- Не-а… Рабочие бесились, как и прежде. Забросили, короче, тута золотые разработки ещё до большевицкой революции. Никто из старателей наниматься на гиблое место не схотел.
- А золотишко тут ещё осталось?
- Спецы говорили, под нами живая жила проходит.
- А что же в советское время её тут не разработали? Большевики-то в чертей не верили.
- Прибыла сюда частная артель. То же самое повторилось - режутся мужички насмерть, хоть будь ты трижды безбожник партейный. Сам Етагыр рогатый тут это золото стережёт.
- Ну, ты-то сам пока ещё не свихнулся, живя здесь?
- Я от нечистой силы заговорённый.
- Кто ж тебя заговорил?
- Тунгусский шаман. Когда меня медведь заломал, я у него в чуме три месяца отлёживался. Вот он заслон от нечистой силы мне поставил.
- Ну и где тот шаман?
- Его потом самого в тайге медведь насмерть заломал, а волки доели.
- Ну-ну… Я примерно так и подумал. Доброе дело - наказуемо, если иметь дело с таким выродком-живодёром, как ты… Сам-то в эту церковь заглядываешь?
- А то как же! Она мне теперь заместо гаража. Я в ней снегоход ставлю и ездовых собак с нартами держу. Только сук щенных и подсосых, а кобели под снегом ночуют. С ихней братией шерстистой чо на морозе сделается-то, а?
- А Бога не боишься? Псов в храм пускать не велено.
- Богов-то многая куча, как говорят тунгусы. Всех их бояться, так всю жизнь дрожьмя продрожишь.
- Ты бы всё-таки не нарывался, мужик. Богохульство это… А иконостас в церкви цел?
- Тебе-то на кой?
- Православный я. И русский по всем документам.
- Да ну! Ты же Лёвка Шманец.
- Я тебя, мужик, предупреждал? Меня пока зовут Лев Борисович Шмонс, или же "док", и больше никак.
- Вот те и ну… Чудны дела твои господи - жиды в православие подались.
- Иисус Христос тоже из жидов был, чтоб ты знал, если дурной на всю голову.
- Да?.. Ага… Я и забыл как-то. А ведь и точно!
- Ты-то, наверное, и священного писания не читал.
- Русского мужика святочтение только портит.
- Чего так?
- А то… Вот начитаются мужики библии и припомнят попам да богатеньким всяким, что господь в рубище и босой ходил да имение своё бедным раздавать велел, а не вытрясать из паствы кровные денежки к вящей славе пуза своего.
- Ну и что тут несуразного? На то и церковная десятина определена.
- Делиться с голодранцами обидно и противно, вот что, а для общественного порядка даже и опасно, потому как народ развращается от достатку и излишку. Незачем мужику библию читать.
- Верно, мужик! Еретик не тот, кто не читает библии вообще, а тот, кто читает её слишком дотошно.
- Во-во, а я об чём? - обрадовался Ерофеич, что попал в точку.
- Но в конце концов всему можно дать достойное толкование. Церковное приношение и прибыль предпринимателя - всего лишь справедливое распределение доходов. Раб собирает с поля в житницы для господина, а не господин - рабу.
- То-то же! Истому православному незачем знать, чему учил Христос на самом деле. Ему поп в церкви сам скажет, что ему дозволено услышать.
- В безопасной дозировке? - усмехнулся "док".
- Ага… Дурака учить - только портить.
- Ладно умствовать! Ты мне скажи, внутреннее убранство церкви в целости?
- Золота не было, а позолота давно облезла или копотью покрылась, если какая и была.
- И сосудов позолоченных или хотя бы серебряных не осталось?
- Может, и были, только я их никогда в глаза не видел.
- А не ты ли их к рукам прибрал?
- Я? Да через мои руки центнерА чистого золота прошли, коли хочешь знать! Стану я каким-то серебришком мараться.
- Попляшешь у меня, если я тебя за ручки твои вороватенькие схвачу ненароком на подлянке! Иконы хоть в целости?
- Хэх! Одни доски чёрные, а не иконы.
- Дурак ты, мужик! Иные чёрные доски - дороже золота.
- Скажешь тожить… - не унимался и всё похихикивал Ерофеич. - Ну и житуха - всё наперекосяк! Жиды в русскую веру лезут, а русские - в семь раз нерусскую. Сам видел, как амерские пасторы-негры на сцене пляшут да гипноз наводят - в Иркутске харизматы на стадионе свои игрища бесовские ого-го как весело колобродят. Бесы людей так корчат, что обхохочешься. Вера верой, ну а в русского ты на кой переписался, если их никто в мире терпеть не может?
- Ты сам-то семь раз нерусский - на морду свою посмотри. Чукча-чукчей, а не русак.
- Так чалдоны мы. В тайге откуда баб возьмешь? Вот и женились мои прапрадеды-прадеды на тунгусках и всяких мансичках-хантычках, понятное дело. Не на медведихах же им, сам понимаешь, жениться. По Международной программе дерусификации многие русские вообще в тунгусы записались. Так выгодней жить. Может и мы в нерусь перекрестимся? В тех же тунгусов, к примеру.
- Как с верой предков быть, скажи?
- А мне чо? Я - ничо! Чалдоны и тележному колесу молились, и дырке в стене, и пеньку трухлявому. Всяко бывало. Кержаки мы беспоповского толка да внецерковного согласия. Нам всяко едино, какому богу молиться и какому пану-хану сапоги лизать, абы сыто и тепло было. Можем и в православные воцерковиться, если чо, абы с выгодой.
- Тогда заводи свою тарахтелку и газуй наверх до самой церквушки, мыслитель всемирного масштаба, а то я стал что-то подмерзать!
1.5
Когда подъехали вплотную к церкви, на свист Ерофеича стремглав выскочили из-под снега с десяток породистых лаек и помчались навстречу снегоходу. Вопреки своему названию, псы не лаяли, а сдержанно порыкивали и изредка взвизгивали, выказывая радость увидеть хозяина живым и здоровым.
- Ну и на кой ты такую свору прожорливую держишь? - фыркнул гость, на всякий случай подтыкая длинные полы собольей шубы под себя, чтобы собаки сдуру не порвали. - Для охоты и парочки выше крыши будет.
- Э, не скажи, паря… то ись док. Снегоход - хорошо, а ездовые собачки как-то надёжнее. И я оленей упряжных держу на всякий случай. Они у меня на дальней заимке, где моху легче надрать.
- Волков боишься?
- Волки время от времени набегают, хотя им тут поживы мало. Они больше по зверистым местам рыскают.
- Слушай, мужик, а где ты достал таких чистопородных хаски?
- Чаво?
- Вот чалдон! Так твоих лаек по-научному кинологи называют.
- Те, которые собак, так-то чо, в кино снимают?
- Кинолог - не кинематографист, а специалист по разведению собак охотничьих, служебных и декоративных пород.
- Толк в них ведают? И это их кормит?
- Да твоих хаски в Москву завезти да продать - с руками оторвут за любые деньги. А на какой-нибудь Аляске с ними вообще озолотишься - там чистопородные хаски сто лет назад повывелись из-за дешёвых снегоходов.
- Понятно, амеры там тоже выродились, не рождаючи детей, живучи в своё удовольствие. Ну, хаски-маски пусть для американской забавы будут, а у меня лайки. Чистопородные они у меня потому, что в этих местах других собак за полтыщи вёрст не сыщешь. Им тут не с кем, кроме волка, скрещиваться, а волк лайке породу не испортит… А ну-ка ступайте к избе, сучьи дети! У крыльца покормлю.
- Зря ты, мужик, всю эту свору к дому свистнул. Только под ногами путаются. В гору с сумками идти и без того трудно по глубокому снегу.
- Э, не скажи, док…. Они нам, слышь-ка, дорожку в горку протопчут, а то крутенько больно по каменьям карабкаться. Особливо питерским шпильманам, которые без привычки к скальным тропам.
- Но-но! Про шпильманов и питерских забудь навсегда, если жить охота.
- Уже забыл…
1.6
Снегоход они оставили в добротном гараже, устроенном в одном из приделов церкви, что спряталась в глубоком снегу метров на сто ниже по склону от зимовья.
- От кого запираешь технику? - хмыкнул гость. - Говоришь, за много вёрст в округе ни одной живой души. Или тут медведи цирковые водятся, которые снегоход твой уведут?
- Бережёного бог бережёт. Если мы с тобой сюда добрались, паря… то ись док, то дорогу по нашим следам всякий осилит, было б желание.
- Да твои псы своим лаем мёртвого поднимут, если чужака учуют.
- На то и кормлю их мороженой рыбкой да требушинкой, чтобы службу помнили.
ГЛАВА 2.0 ЗИМОВЬЕ НА ЕТАГЫРЕ
- Вот и моя зимовёнка!
Рубленная более чем триста лет тому назад огромная изба из вековой лиственки стояла ровно и непорушно. Она прилепилась в затишке под нависшей скалой, не слишком чтобы уж очень высоко, но ноги собьёшь и руки обдерёшь, пока вскарабкаешься по базальтовым уступам, укрытым плотным снегом. В общем, идеальное укрытие. На колёсах сюда не подняться, и не всякий вертолётчик отважится лавировать меж острыми скалами.
От церкви вверх тяжеленный багаж путешественники тащили на себе. Взмокли, пока взобрались на укрытую косым сугробом площадку, которая служила двориком перед крыльцом. Из-под снега над избой торчали только печная труба, ветродвижок и половинка спутниковой тарелки.
- Нелёгонькие у тебя торбы, док, - еле отдышался Ерофеич.
- Деньги в себя все горести людские вбирают, оттого и тяжелы сумки… Ну а где же у тебя тут вход в твою берлогу? Изба вон вся под снегом.
- Погодь чуток, пусть мои собачки поработают.
Древние взрывотехники динамитными шашками вгрызлись в толщу скал, чтобы поставить тут сооружение. Наверняка золотая жила таит в себе несметное богатство. Иначе старатели не пошли бы на такие трудоёмкие расходы, чтобы устроить шахту в сложных геологических условиях.
Жильё замело выше крыши. Снежный нанос, готовый вот-вот съехать вниз, нависал над избой со скального козырька. Заметно было, этот скальный козырёк сдерживал тяжесть слежавшегося снега. Вылизанный ветрами заледеневший наст пока ещё сковывал его по морозной погоде. Ветряк электрогенератора на стальной стойке с распорками на тросах торчал из сугроба над избой, как радиомачта над кораблём. Он размахивал лопастями как-то нервно и неровно, словно паралитик.
- Похоронит твою зимовёнку снежная лавина когда-нибудь, - равнодушно зевнул док. - Там такая потенциальная энергия накоплена, что избу по брёвнышку раскатает.
- А ничо - авось пронесёт! Досе никого ещё не похоронила. По весне снег подтает, растрескается, обрушится на крышу кавалками. Скольки разов уже такое бывало, а даже крышу не снесло.
- Зима в этот год небывало снежная, учти.
- Ага, такой и не припомню.
- Понимать должен законы физики - от твоего ветряка снеговому насту вибрация передаётся. Наступит критический момент - снежный пласт тронется нежданно-негаданно, и пошла-поехала многотонная лавина с горы до самого озера. Подкрадется беда аки тать в нощи, перед ней ничто не устоит.
- Авось пронесёт! Да оно и слаще было бы так-то помереть, док, - невесело усмехнулся Ерофеич. - Чем утайкой жить, лучше во сне по башке бум! - и сразу на спокой вечный!
- Ты уж, мужик, как себе знаешь, а я ещё долго жить хочу. Может, лет до ста.
- Я, паря, тожить в рай желаю, да грехи не пускают. Может, эта лавинная погроза меня как в предупреждение от последнего самого злого деяния удерживает, чтобы чаша весов зла не перевесила чашечку добра, что я сотворил за всю свою поганенькую жизню.
- Сам себе дорожку кривую выбрал, душегуб. Чёрт тебя под руку не толкал и на ухо гадости не нашёптывал.