- Так ты зырила в Теневом чтой-то настоящее, а?
- Фигуры в капюшонах...
- Кости испуганно вздрогнул, но она предпочла не заметить этого и продолжала:
- Их три. Женщины. Они все время прячутся за живыми изгородями или в подлеске. Я видела и других. Мужчин, с сучьями в волосах. Животных, которые выглядят как свиньи, но слишком высокие и с черной шкурой. Иногда, в безветренные дни, я чувствую ветер и слышу пение. И я видела высокие деревья, на которых были вырезаны ужасные лица. - Она посмотрела на Кости, который не отрываясь глядел на сад. - И я чувствую снег посреди лета и слышу пчел в разгар зимы...
Последнее было ложью, но только последнее. Она подождала ответа, но Кости молчал.
- Иногда я слышу лошадей, - сказала она; хорошо, воображаемых лошадей, неделю назад. - Рыцари скачут по ту сторону изгороди. Вот и все. И я надеюсь, что найду что-нибудь о Гарри.
Только тут Кости встрепенулся:
- Ты слышала собак?
- Собак? Нет.
- Рев? Как от буйволов?
- Нет.
- Крики людей?
- Никаких криков. Ни мужских, ни женских, ни детских. Никакого смеха. Только пение.
- Народ многоть чего видит у Теневого, - сказал Кости. - И на Камнях Трактли. И у ручья. И все деревья здесь связаны с Теневым...
- Но если все это призраки, - рискнула спросить Таллис, - то призраки чего?
Кости не ответил. Он сидел неподвижно, со сложенными руками, держа в правой пустую кружку, и невидящими глазами глядел через сад на далекие луга.
- Ты когда-нибудь бывал в старом доме? - спросила Таллис. - Деревья растут прямо через него. И там живут люди.
- Никто там не живет, - помолчав, ответил он. - Старый дом мертв и заброшен.
- Но дед когда-то бывал у человека, владевшего им... - Кости вздрогнул, но ничего не сказал. - И Гарри там бывал. Туда он пошел в ту ночь, когда исчез...
Кости медленно повернулся к ней, водянистые глаза сузились, в них появилась тревога, быстро сменившаяся подозрением:
- Ты действительно была в Оук Лодже?
- Да, однажды...
- Ты видела книгу?
Она покачала головой.
- Мужик, который там жил, чертовски много писал, - прошептал Кости. - Вот почему твой дед поехал туда. Он написал чертову уйму всего, но никто не поверил ему...
- О призраках?
- О призраках. И о Теневом. Говорят, что слово "Теневой" очень старое. Так называли лес самые первые люди, которые прошли по реке и поселились здесь. Так что у нашей деревни самое старое имя в Англии. Неча удивляться, что народ видит призраков на каждом углу. Тот мужик в Оук Лодже, он-то звал их по-другому...
Таллис вспомнила странное слово из письма дедушки, которое она сумела прочитать:
- Мифаго…
Кости опять вздрогнул, но все-таки сказал:
- Они приходят из снов. Из теней, лунных теней. Как ты и сказала. Ты права, совершенно права. Он написал о них. Я не очень понял то, что говорил о них твой дед. Создания из подсознания. Ожившие символы. Призраки, которых все мы носим. Призраки, которых оживляют деревья...
- В том доме живут люди, - тихо сказала Таллис. - Я видела их статуи. И их костры. И их самих, во сне.
Внезапно Кости перевернул кружку дном вверх; на траву выплеснулись остатки. Он встал на ноги и исчез в сарае с яблоками. Потом опять вышел на воздух, застегивая коричневый комбинезон.
- Надоть было дозаправить сидр, - сказал он. Таллис скривилась, а он довольно улыбнулся, опять сел на скамью, сложил руки и оперся спиной о стену сарая, закрыв глаза. Внезапно его поза изменилась. Таллис почувствовала в нем недовольство и угрозу.
- Ты делала кукол, молодая Таллис, - негромко сказал он. - Деревянных кукол. Я видел, как ты вырезала их...
Он говорил так, как будто обвинял ее в ужасном преступлении. Она смутилась и несколько секунд молча глядела на сад, не зная, что сказать.
- Я люблю делать кукол, - наконец прошептала она и посмотрела на помрачневшего садовника. - И маски, тоже. Я вырезаю их из коры.
- Да, точняк, - сказал Кости. - И я знаю для чего. Не думай, что не знаю.
- И для чего? - раздраженно прошептала она, все еще глядя на их собаку, кравшуюся около далекой кирпичной стены.
Не обращая внимания на сердитый вопрос, он спросил опять:
- Кто показал тебе, как вырезать? Кто показал тебе, что вырезать?
- Никто! - резко ответила она и опять смутилась. - Никто не показывал мне.
- Кто-то должен был быть. Кто-то шептал тебе...
- Любой может сделать куклу, - с вызовом сказала Таллис. - Берешь кусок дерева, нож из сарая, садишься и вырезаешь. Очень просто.
И тут, нежданно-негаданно, перед ее внутренним взглядом возник образ Зеленой Маски, но она резко выбросила ее из сознания, не давая загадочной фигуре прервать разговор.
- Легко для того, кто знает, - возразил Кости и посмотрел на Таллис, которая храбро встретила его пронизывающий взгляд.
Но серые глаза с темными кругами так тяжело глядели с красного выдубленного лица, что она сдалась и отвела взгляд.
- Одних кукол, юная мадам, делають для игры. Других - чтобы им молиться. И, так же точно, как то, что свинья всегда найдет грязь, ты не играешь со своими куклами.
- Играю, все время.
- Нет, ты прячешь их в землю. И даешь имена.
- У всех кукол есть имена.
- У твоих кукол нет христианских имен, эт' точно.
- Имена моих кукол - мое дело, - сказала она.
- Имена твоих кукол - дело дьявола, - возразил Кости и почти неслышно добавил: - Каприз Сломанного Парня.
Потом неуклюже встал со скамьи, потер поясницу и пошел в сад. Таллис смотрела ему вослед, озадаченная и опечаленная его внезапным гневом. Она не могла понять, что такого она сделала. Он был таким дружелюбным и разговорчивым, а потом внезапно разозлился. И только из-за кукол.
Внезапно он крикнул, не оборачиваясь:
- Ты - внучка своего деда, шоб я пропал.
- Я его не помню, - сказала она и так сильно схватилась за скамью, что костяшки пальцев побелели.
- Не могла ли ты... - сказал Кости, повернулся и уставился на девочку. Какое-то мгновение он колебался, но все-таки решился: - Все, что я хочу знать... если я когда-нибудь попрошу тебя помочь... не сейчас, конечно, и не скоро... но если я попрошу помочь...
Он опять заколебался, и Таллис подумала, что он выглядит очень нервным -она никогда не видела его таким - и смотрит на нее чуть ли не со страхом.
- Если я попрошу помочь, - повторил он, - ты поможешь?
- Помочь в чем? - спросила она, нервно и недоуменно. Она действительно не понимала, о чем он говорит.
- Ты поможешь мне, - опять повторил он, подчеркивая ударением каждое слово. - Если я попрошу помочь... ты поможешь!
Какое-то время она молчала.
- Убить крысу?
Кости хихикнул и покачал головой, как если бы хотел сказать: "слишком умная маленькая чертовка".
- Ну, заключим сделку?
- Да, - сказала Таллис. - Договорились.
- Заметано.
- Заметано, - повторила Таллис и пожала плечами. - Да. Я помогу. Конечно.
- Обещание дано, - сказал он и погрозил ей пальцем. - Обещание сломать - жизни не видать. Назовем его "Просьба Кости". Не забудь.
Таллис смотрела, как он уходит, ее маленькое тело тряслось, его слова глубоко взволновали ее. Она любила мистера Кости. Он дразнил ее, ужасно выглядел, и от него всегда пахло потом. Но с ним она чувствовала себя уютно и не могла представить жизнь без него. Он рассказывал глупые истории и показывал уголки природы. Иногда он сердился на нее, иногда не хотел понимать. Но никогда не противостоял ей.
Она любила его и, конечно, с радостью бы помогла... но как? Что он имел в виду? Помочь ему. Возможно, помочь ему сделать кукол... нет, невероятно. И почему его так взволновали эти куклы (и как он узнал, что она их сделала?). Они имели смысл только для Таллис Китон, для нее одной. Они были развлечением, они были магией, но их магия не имела никакого отношения к садовнику, родителям, кому угодно; только к ней.
Спустя несколько минут она вернулась в лагерь между сараями. Запахи древесного дыма и зимы уже исчезли. Возможно, она ошиблась. И тем не менее мысль о невидимом огне, горевшем непонятно где, заинтриговала ее.
Она нашла кусок растопки и принесла его в свою комнату. Притупив узкие концы, она скруглила голову и сделала глубокую выемку для шеи. Потом вырезала закрытые глаза и улыбающийся рот, добавила руки, скрещенные ноги и похожие на пламя волосы. Вернувшись в узкий проход между сараями, она бросила огненную куклу в дальний конец, рядом с грязным стеклом от теплицы.
Она какое-то время ждала, но кукла не призвала огонь: запах снега и дыма улетучился, побежденный летней жарой.
Кто-то - невидимый кто-то. Весь разговор с Кости внезапно стал очень важным. Он обратился к ней как к "внучке своего деда". И сказал почти то же самое, что она читала в письме дедушки: "я требую, чтобы ты слушала, когда их шепчут..."
Она медленно вернулась в комнату. Села на кровать - маски вокруг - и положила книгу на колени. Потом посмотрела на книгу через глаза каждой маски. Уютнее всего было смотреть глазами Пустотницы, своей первой маски, самой грубой. "Сколько же масок я еще сделаю?" - спросила она себя. Возможно, конца не будет. Каждый раз, когда она поднималась к загородке на Барроу-Хилл, к ней приходила мысль о новой маске. Возможно, ее заставят делать их всю жизнь.
Она открыла книгу сказок. Медленно переворачивая страницы, она глядела на рыцарей и героев, теснины и леса, и дикие охоты. Она задержалась на изображении Гавейна, одетого в подобие римской туники, на голове - блестящий бронзовый шлем, странно похожий на череп. Потом перелистнула страницу и опять остановилась на рисунке "Всадники мчатся к морю", рядом с которым стоял большой восклицательный знак. Четыре рыцаря мчались во весь опор, низко пригнувшись к холке своих скакунов; их плащи развевались, как если бы они убегали от ужасного шторма.
Наконец она дошла до дедушкиного письма. Семь лет назад его "дали" ей, спустя четыре года после смерти старика.
Моя дорогая Таллис!
Я уже старый человек, и вот пишу тебе холодным декабрьским вечером.
Она заставила себя перечитать самые разборчивые части письма, хотя хорошо знала их. И задержалась на "Снег хранит старые воспоминания".
И еще она долго глядела на "Иногда мне кажется, что ты пытаешься рассказать мне твои детские истории, взамен на все те рассказы, которые я прошептал тебе".
Нахмурившись, она стала разбирать весь текст, на который не обращала внимания все эти годы.
V
Моя дорогая Таллис!
Я уже старый человек, и вот пишу тебе холодным декабрьским вечером. Хотел бы я знать, полюбишь ли ты снег так же сильно, как я? Мне очень жаль, что он может лишить тебя свободы. Снег хранит старые воспоминания. Но ты найдешь правильную дорогу; я знаю, куда ты пойдешь отсюда. Сегодня вечером ты вела себя очень шумно, но я никогда не устаю слушать тебя. Иногда мне кажется, что ты пытаешься рассказать мне твои детские истории, взамен на все те рассказы, которые я прошептал тебе.
Твоя мать говорит, что ты не можешь понять ни слова. Я держусь другого мнения. Белая Маска, Ясень, Лес Кости, Оборванное Дерево. Ты знаешь о них? Уверен, что знаешь. И еще я уверен, что, читая эти имена, ты мысленно видишь их. Однажды ты все поймешь.
Завтра рождество. Твои вторые святки, и последние мои. Я видел семьдесят рождественских ночей. И помню каждую из них. Я помню гуся, нафаршированного фруктами; и куропаток, жирных как свиньи; и зайцев размером с оленя; и пудинги, под которыми трескались дубовые столы. Как я хотел бы, чтобы ты была с нами в те замечательные дни, перед войной. А сейчас мы получаем паек. Цыпленок и пять сосисок - вот и все наше святочное угощение, хотя Кости, работающий на нас, намекал на яйца. И все-таки, несмотря на нашу бедность, я хочу, чтобы ты была здесь, веселая и живая. Хотел бы я поговорить с тобой в те дни, которые еще наступят. Такому старому человеку, как я, очень больно представлять себе, какой ты будешь через десять лет: шумной озорной фантазеркой. Я думаю, что ты станешь похожей на мать. Я почти вижу тебя. Но задолго до того, как ты вырастешь и прочитаешь мое письмо, я буду в стране теней.
Думай обо мне по-доброму, Таллис. Кто-то играет с нами в подлые жестокие игры, посылая одного в тайные места земли задолго до того, как он бы мог познакомиться с другим. Но мы всегда будем связаны, как я сейчас с Гарри и, возможно, ты с Гарри. Гарри летал над Бельгией, и в него выстрелили. Все считают, что он еще жив, и только я один боюсь худшего. Уже четыре месяца мы ничего не слышали о твоем брате. Даже если он вернется, меня уже не будет; а если самое худшее - правда, то останешься только ты. Одна ты.
Как я могу объяснить тебе то, что с трудом понимаю сам?
В первый раз они вышли на край леса четыре года назад. Втроем. Они попытались научить меня, но я уже слишком стар, чтобы выучить что-нибудь новое. Так что я не сумел понять их пути. Зато я узнал истории. Конечно, я никому не рассказал о них, хотя, боюсь, Кости чего-то подозревает. Он тоже местный. Если говорить его словами: "половина этой чертовой земли выросла на костях рода Кости!" Может быть, это и правда, но его на опушку не позвали.
Гарри ушел на войну. И они потеряли его. А сейчас опять начали приходить. И они расскажут тебе истории, все истории. Я знаю так мало! Кто они? Кто знает! Есть один человек, живущий по ту сторону леса. Он изучает их и называет мифаго. Они очень странные и, я уверен, Сломанный Парень один из них. Возможно, они пришли из какого-нибудь мифологического места, давно забытого. Они чем-то похожи на призраков. Надеюсь, ты уже видела их. Но не думай, что они призраки и обладают какой-то спиритической силой. Они вполне реальны. И они приходят из нас. Как и почему, не знаю. Но я оставляю тебе книгу, эту книгу, на страницах которой я пишу тебе письмо. Прочитай ее, все эти рассказы о феях, храбрых рыцарях и мрачных замках; прочитай о них, если, конечно, ты еще не видела их воочию.
Если с тобой случится то же, что со мной, тогда все странное в этом лесу - ты. Ты - начало и конец его, и у тебя есть назначение, которое откроется, со временем. Я жил в страхе того, что это может произойти со мной. Они приближаются; я чувствую запах ужасной зимы, намного более ужасной, чем этот снежный канун рождества. Я был очень близко... меня могли забрать в это запретное место, но тут ты родилась, и лес выбросил меня, вернул назад. Он вокруг нас, Таллис. Не дай себя обмануть. Не думай о полях как об открытой земле или о кирпичном доме как о чем-то постоянном. Теневой Лес вокруг нас, смотрит на нас, ждет своего часа. Таллис, мы носим с собой живых призраков, они толпятся на краю зрения. Они мудры, по-своему; мы тоже знали их мудрость, но забыли. Но лес - это мы, а мы - это лес! Ты еще поймешь это. Ты узнаешь имена. Ты вдохнешь запах древней зимы, значительно более жестокой, чем этот рождественский снег. Вот тогда ты пойдешь по старой важной дороге. Когда-то я прошел по ней несколько шагов, но они бросили меня...
Посмотри на Сломанного Парня. Я оставил свою отметку на том оборванном дереве. Как только ты поступишь так же, будь готова к всадникам. Посмотри на картинку в книге. Ты слышала их крики? Ржание их лошадей? Сосчитай фигуры, сосчитай подковы. Неужели художник знал? Все это было известно, Таллис, но давно забыто. Нужна особая магия, чтобы все вспомнить.
Ты Таллис. Каприз Сломанного Парня. Это твои имена. Все вещи имеют имена, а некоторые - не одно. Шепотки научат тебя. Имена мест очень важны. Они содержат в себе - и скрывают - великую правду. Твое собственное имя изменило твою жизнь, и я требую, чтобы ты слушала, когда их шепчут. И самое главное, ничего не бойся.
Твой любящий дедушка, Оуэн.
* * *
Поздно вечером Таллис закончила читать письмо и потерла глаза, усталые от попыток разобрать каракули старика. Слова письма были мрачными и, одновременно, успокаивающими. Дед что-то знал о той странной жизни, в которую направляли его внучку. Он даже намекнул, что какое-то время сам жил такой жизнью.
Пальцы Таллис пробежались по словам, написанным убористым почерком; когда-то они ничего не значили для нее; сейчас она понимала значение каждой дрожащей строчки.
Как если бы она долго сдерживалась, но, в конце концов, не выдержала. Это письмо, с его странным и соблазнительным содержанием, лежало у нее уже семь лет, но она сопротивлялась, не хотела его читать. Возможно, знала, что ничего не поймет, но сейчас некоторые узоры жизни начали повторяться. И она точно ничего бы не поняла в пять лет: тогда с ней еще ничего не происходило...
Но сейчас. Как и дедушка, она слышала лошадей и всадников. Как и дедушка, она видела силуэты на краю зрения. Она видела три фигуры на краю леса, трех женщин в масках... и сначала они приходили к старику. Он знал их. Потом они ушли - и вот опять вернулись.
Дедушка Оуэн тоже чуял странную зиму. Древняя зима, так он ее назвал, и Таллис беспокоил его намек.
В первый раз за всю свою короткую жизнь она сообразила, что с ней что-то сделали. Она беспечно играла, но, как оказалось, все не так просто. У ее игры есть цель. Похоже, у всего есть цель...
Эти призраки - мифаго - появились здесь уже при жизни дедушки; они наблюдали за ним, что-то делали для него, шептали ему...
Ничего не бойся.
Теперь они вернулись и наблюдают за самой Таллис. Поначалу эта мысль напугала ее, но она мгновенно успокоилась.
Ничего не бойся!
Но какая же у них цель? Научить ее делать маски? Или кукол? Или рассказывать истории?
Для чего?
Лес - это мы, а мы - это лес.
Все странное в этом лесу - ты. Ты - начало и конец его.
Не сделала ли она сама женщин в масках? Из... из ее лунных снов. Иначе откуда им знать деда? Быть может, она сделала и песню, человека с сучьями, всадников, пещеру... запах снега. Быть может, она вспомнила истории, которые дедушка нашептал ей, когда она была еще ребенком... бессознательно вспомнила, когда выросла.
Но может быть, Кости прав и все носят призраков в своих головах? Обрывки символов, кусочки прошлого, которые в лунные ночи поднимаются в сознание из самых глубин мозга...
Лунные тени.
Сны.
Гарри...
Ты родилась, и лес выбросил меня.
Таллис посмотрела на последнюю страницу письма и вернулась к иллюстрации с рыцарями. Она сосчитала фигуры - четыре рыцаря мчались как ветер - а потом сосчитала подковы.
Восемнадцать!
Так вот что он имел в виду. Четыре рыцаря, но пять лошадей, одна без всадника! Художник нарисовал только ее длинные передние ноги, бегущие позади остальных лошадей.
Все это было известно, Таллис, но давно забыто. Нужна особая магия, чтобы все вспомнить.