Далее все продолжалось в том же духе. Каждый из детей по-своему выражал любовь и привязанность к школе. Саша натирал доску мылом, подкладывал под одноклассниц творожные сырки, залеплял в кабинетах замочные скважины жвачкой и курил, хамил, прогуливал. А Анфиса засушивала тараканов в тетрадях, приклеивала к лестничным ступеням пятачки, запускала в школьный цветник землероек, прикалывала к противогазам бантики и закапывала на пришкольных участках воздушные шарики…
На кухню вошла Анфиса:
- Мам, я думаю, надо поставить чайник.
- Ставь, - равнодушно согласилась Елена Николаевна и несколько запоздало поинтересовалась: - А зачем?
- Я тоже не понимаю, - пожала плечами Анфиса, - почему Нэля так любит чай?
- К нам придет Нэлли Васильевна? Ты опять натворила что-то в школе?!
- Нет, думаю, она просто захотела чаю. Ты ведь знаешь, ходить в гости к своим ученикам - это ее слабость.
- Я прекрасно знаю об этой ее слабости! - Елену Николаевну раздражал неуместный юмор дочери. - Но я так же прекрасно помню и то, что твоя разлюбезная классная руководительница любит совмещать приятное с полезным!
- Да, конечно! Попутно она еще жалуется на меня.
- Представь себе! И мне надоело каждый раз выслушивать, что я никудышная мамаша, не сумевшая воспитать приличную дочь!
- Ну ладно тебе, - попыталась успокоить ее Анфиса, - мне кажется, сегодня она будет с тобой особенно вежлива.
- А что такое? - насторожилась Елена Николаевна. - Случилось чего-нибудь ужасное? Тебя выгоняют из школы?
- Ну что ты! Согласно закону о всеобуче я должна учиться еще как минимум три месяца.
- Твое счастье. Значит, ничего страшного?
- Думаю, нет.
- Хоть на этом спасибо. Надеюсь, ты ей не грубила? И не посоветовала, как в прошлый раз, приходить со своими пирогами?
- Как раз наоборот. Я сказала, что сегодня мы пируем. У соседей были поминки, и осталась рисовая каша с изюмом.
Глаза у Елены Николаевны поползли на лоб:
- Анфиса! Ты что, сдурела? Какие поминки, какая каша?
- Мам, - поморщилась та, - ну не воспринимай все так буквально! Смотри на вещи отвлеченней.
Анфиса достала сигарету и изящно прикурила от газовой конфорки. Выпустив первую струю дыма прямо в лицо разгневанной матери, она продолжила, произнося фразы нараспев и смакуя каждое слово:
- Мир сей зыбок и недолговечен, ибо каждый в нем смертен. И покуда над человечеством господствует древнейший из страхов - ужас смерти, потуда будет жить Разум, нашедший для себя столь несовершенную оболочку как человек. И да воцарятся везде мир и порядок. И не нарушиться никогда вселенскому равновесию. Ибо как порождают люди себе подобных, так и уходят они из мира сего, оставляя себя в памяти людской…
Анфиса на секунду прервала проповедь. Сделала очередную затяжку и продолжила - правда, в более деловом стиле:
- Итак, из всего ранее сказанного следует, что каждый имеет право как на жизнь, так и на смерть. Ежедневно умирают миллионы людей. Согласись, это не так уж и мало. И совершенно естественно, что один из этой многотысячной толпы мог жить неподалеку от нас. И можешь ли ты, честная советская женщина, лишить этого несчастного всеобщего гуманного права найти свое зыбкое отражение в водах великого Стикса? Сможешь ли ты, дочь, жена и мать, обречь нашего ни в чем не повинного соседа на вечное мучение - бессмертие? Скажи, откуда в тебе такая жестокость?
- Да что ты прицепилась ко мне? - вяло защищаясь, запричитала Елена Николаевна. - Ничего я не могу! Никого я не обрекаю!
- Ну и отлично, - легко согласилась Анфиса. - Значит, сосед может умирать со спокойной душой. Будем для ровного счета думать, что он уже умер. Ладушки?
- Ладушки, - безразлично промямлила Елена Николаевна.
- Очень хорошо. Остался, значит, совершеннейший пустяк - поминальная каша. Это Бог, кажется, наказал делиться? Вот видишь, все сходится. У них, то есть у соседей, ее было слишком много, и оставшейся частью они по-божески поделились с нами. Вот этой-то кашей мы и напотчуем Нэлли Васильевну! - И Анфиса весело подмигнула матери.
Видимо, Елена Николаевна уже немного обалдела от этой тирады, потому что неожиданно для себя она так же весело подмигнула дочери в ответ. Затем, еще не до конца придя в себя, она осторожно спросила:
- А что, Анфиса, наш сосед действительно умер?
- Нет, - спокойно ответила Анфиса, - он пока жив.
- А как же каша?
- Не думаю, чтобы они приготовили ее заранее.
- Значит, каши нет? - продолжала тупо допытываться Елена Николаевна.
Анфиса оторвалась от сигареты и удивленно посмотрела на мать:
- Если ты так хочешь, можно приготовить ее самим.
Наконец до Елены Николаевны дошел смысл происходящего:
- Так что ж ты мне тут мозги пудрила? Что ты мне тут загибала?!
Дочь продолжала равнодушно смотреть в окно.
- Я загибала тебе тут про теорию вероятности, - повернувшись, Анфиса с интересом взглянула на мать и добавила: - В соответствии с нормами классической морали.
Елена Николаевна смотрела на дочь и искала, к чему бы придраться. Анфиса стояла у окна и курила в форточку. Нужные слова пришли сами собой:
- Анфиса, сколько раз я тебя просила: не кури в квартире! И вообще, когда ты бросишь эту дурацкую привычку? У тебя и так зубы желтые.
- И кривые, - добавила Анфиса, обнажая в кошмарной улыбке желтые клыки.
- И кривые, - согласилась Елена Николаевна.
До сих пор она не могла привыкнуть к тому, что дочь имеет такую нечеловечески отталкивающую внешность. Хотя бы прическу сменила. Челка ей явно не повредит: хоть немного замаскирует этот непомерно высокий и уродливый лоб. О косметике и говорить нечего. Здесь уже ничто не поможет. Да и вообще, ладно - внешность, а манеры? Один жаргон чего стоит! Глядя на нее, и сама Елена Николаевна стала употреблять довольно своеобразные речевые обороты.
Раздался звонок в дверь.
- Это твоя училка! - встрепенулась Елена Николаевна. - Иди открой.
Анфиса потушила сигарету о край пепельницы и удалилась в коридор. Елена Николаевна услышала, как щелкнул замок и дочь склизким от излишней вежливости голосом произнесла:
- Здравствуйте, дражайшая Нэлли Васильевна! Мы уж и не чаяли с вами свидеться. Все глаза у окна проглядели, вас ожидаючи!
"Вот скотина! - со злостью подумала Елена Николаевна. - Специально ведь ее растравляет! А мне потом расхлебывать".
Тем временем из коридора донесся голос самой Нэлли Васильевны. Пропустив мимо ушей хвалебные речи, она деловито поинтересовалась:
- Мама дома? Проводи меня к ней.
Елена Николаевна торопливо вытерла руки о фартук и приготовилась к встрече гостьи. Ждать пришлось недолго. Первой, прижимаясь к стенам, на кухню вползла Анфиса. Громадным неслышным прыжком она перемахнула через табурет и замерла на подоконнике, самодовольно скалясь. За ней с явным неодобрением на жабьем лице вплыла сама Нэлли Васильевна.
- Здравствуйте, Елена Николаевна. Как вы уже, наверно, догадались, я к вам по поводу Анфисы.
- Я тогда поставлю чаю? - испуганно спросила Елена Николаевна.
- Да, пожалуй, - великодушно согласилась почтенная преподавательница.
- Анфиса, присмотри за чайником, - попросила Елена Николаевна, - а мы пока пройдем в комнату. Прошу вас, Нэлли Васильевна.
Оказавшись в комнате, классная руководительница по-хозяйски привычно расселась в кресле и закинула ногу за ногу. Елена Николаевна с видом побитой собаки присела рядом на краешек тахты. Она приготовилась к самому худшему. Однако, вопреки ее мрачным ожиданиям, Нэлли Васильевна не пошла сразу в разящее наступление, а вполне вежливо осведомилась:
- Скажите, а давно ваша дочь пишет стихи?
- А что, она пишет стихи? - в свою очередь спросила Елена Николаевна.
- Странно, что вы не знаете об этом. Мне, как своей классной руководительнице, она призналась, что рифмы приходят ей в голову даже когда она… Вы действительно об этом не знали?
- Про рифмы-то? - растерянно переспросила Елена Николаевна.
- Да нет! Про стихи. Разве она никогда вам их не читала?
- Нет. А вам? - поинтересовалась Елена Николаевна.
- Ах, при чем тут это?! - с досадой скривилась Нэлли Васильевна. - Значит, она опять взялась за свое!
- А что случилось?
- Что случилось? Вот, полюбуйтесь! - И Нэлли Васильевна вручила собеседнице мятый листок.
- Что это?
- Это праздничное поздравление с 23 февраля нашему военруку - всеми уважаемому Борису Моисеевичу. Его написала ваша дочь. В стихах.
- Да-а-а? - искренне удивилась Елена Николаевна.
- Да! И перед этим она нас долго уверяла, что пишет замечательные стихи. Вот мы и поручили ей написать поздравление учителю НВП. И вот расплата! Читайте. Вслух читайте!
Елена Николаевна послушно надела очки и с серьезным лицом начала:
Не пугайтесь, если грохот над Москвою разнесется,
То из-под противогаза звонкий смех наш раздается!
- Ну, каково? - злорадно поинтересовалась Нэлли Васильевна.
Елена Николаевна, робко пожав плечами, продолжала:
Знают, как зажать зубами телефонные обрывы,
Юные красноармейцы, что лежат ногами к взрыву.
И привычные винтовки, сросшись с нашими плечами,
Сиротливо заржавеют, от разлук скуля ночами.
Пусть завидуют салаги нашей удалой сноровке,
О, прекрасные уроки по военной подготовке!
- Представляете! И вот это висело в школьной стенгазете. Бориса Моисеевича чуть удар не хватил, когда он это прочитал.
- А здесь еще немного есть, - застенчиво сообщила Елена Николаевна.
И пусть только покажут нам место,
Где не дремлет наш шустрый враг,
Мы туда побежим всей толпою,
В грозном ритме печатая шаг!..
В комнату вошла Анфиса, держа в руках поднос с чаем.
- Вы уж извините, - обратилась она к учительнице, - что к чаю ничего нет. Все наше печенье вы еще в прошлый раз скушали…
- Анфиса! - досадливо оборвала ее Елена Николаевна. - Прекрати грубить!
- Хорошо, - согласилась дочь и опять обратилась к учительнице: - Вы уж извините, Нэлли Васильевна, что у нас к чаю ничего нет. Просто в прошлый раз к нам пришел кто-то и все наше печеньице…
- Анфиса!!! - взревела Елена Николаевна. - Иди отсюда! - И, помолчав, добавила: - На кухню.
Анфиса резко вскинула голову и, обращаясь к пианино за спиной Елены Николаевны, гордо произнесла:
- Я уйду!
Затем она горестно сложила брови домиком, в глазах ее блеснули слезы. Быстро припав на одно колено, она преданно заглянула Нэлли Васильевне в лицо и с преувеличенным кокетством подмигнула. В ответ Нэлли Васильевна дернулась, словно через нее включили компрессор, и попыталась уползти в дальний угол кресла. Но Анфиса резко поскучнела и, печально повесив голову, побрела к двери. По дороге она бубнила себе под нос:
- …и пока не подрастут, подметай дорожки тут…
Когда дверь за Анфисой закрылась, Нэлли Васильевна шумно выдохнула и соболезнующе посмотрела на Елену Николаевну:
- Как я вас понимаю! Такая трагедия для семьи!..
Два часа спустя Елена Николаевна сидела с детьми за столом и ужинала. Впрочем, после визита Нэлли Васильевны сама она есть совсем не хотела. Анфиса же вообще никогда не отличалась особым аппетитом и вяло ковыряла вилкой в тарелке. Саша компенсировал подобное отношение к еде и ел за троих.
- Саша, ты не очень-то увлекайся, - предостерегла его сестра, - а то в кадр не влезешь, объектив у фотоаппарата придется распиливать.
- Ну что ты, милая, - успокоил ее брат, - со мной все в порядке.
За прошедшие годы Саша приобрел достаточно полезную привычку - как можно тактичней и ласковей обращаться со всеми особами женского пола. К последним относилась добрая половина его знакомых, и Анфиса, как ни странно, не была исключением. В общении с сестрой Саша находил особую остроту и притягательность, что давало ему возможность чувствовать себя человеком исключительного терпения и великодушия.
- Как дела в школе? - поинтересовался он.
- Нам прислали нового сексопатолога.
- А что, - Саша игриво подмигнул сестре, - в вашей школе есть проблемы на этот счет?
Анфиса так же игриво подмигнула брату в ответ и безразличным тоном произнесла:
- До меня не было.
Саша удивленно поднял брови:
- А что же ты?
- Да не я, а он. Это наш новый учитель по этике и психологии семейной жизни. Наглый такой… Вроде тебя - тоже все время подмигивает… - Анфиса замолкла и ковырнула в тарелке одинокий ломтик картофеля.
Но Саша уже сглотнул наживку, и теперь ему не терпелось узнать развязку этой щекотливой истории:
- Ну и что? Что дальше-то?
Анфиса перестала теребить несчастный корнеплод и лениво продолжила:
- Ну во-о-от. Разделил он нас на мальчиков и девочек…
- А до него вы кем были? - захихикал Саша.
Анфиса мрачно взглянула на него:
- Салфетку подвяжи.
- Зачем?
- Слюна на пол капает.
На секунду Саша задумался о смысле сказанного, но решил, что и здесь обижаться не стоит:
- Да ладно тебе, Анфиса! Прекрати, мне просто интересно, как живет подрастающее поколение.
- Это нездоровый интерес, - констатировала Анфиса, - ты похож на собачку Павлова.
- А что с собачкой Павлова? - засмеялся Саша.
- Зря смеешься. Она слюной захлебнулась.
Саше все-таки удалось удержать улыбку на лице:
- Сестрица, у тебя скверный характер. Я тебя всего-навсего спрашиваю, а ты уже грубишь.
- Грублю? Вот мне благодарность за то, что я расширяю твой безнадежно узкий кругозор!
Предчувствуя скандал, в разговор вмешалась Елена Николаевна:
- Анфиса, действительно, чем там все закончилось?
Анфиса удивленно посмотрела на мать:
- Где? У Павлова?
- Да нет. В школе, с учителем.
- А-а, вы всё про это. Так себе, ничего интересного. Ну, собрал он нас и говорит: мальчики могут идти домой, а с девочками мы сегодня побеседуем… Ну вот я и осталась… Беседовать.
- А беседа-то о чем была? - не утерпел Саша.
Елена Николаевна укоризненно посмотрела на сына. Тот действительно проявлял какой-то нездоровый интерес… Но Анфиса на удивление спокойно отреагировала:
- Специально для Саши: мы беседовали о наших проблемах. На вопрос "Что за проблемы?" так же специально для Саши отвечаю: у нас, детей пубертатного периода, их целая куча!
Наконец Саша понял, что разговор зашел в тупик. Поэтому ему не оставалось ничего, кроме как молча продолжить ужин. Однако Анфиса вдруг встрепенулась и быстро заговорила:
- Это отпад! Он настоящий маньяк! Саша, тебе обязательно надо с ним познакомиться.
Саша, пропустив последнюю реплику мимо ушей, продолжал есть. Анфиса тем временем заливалась соловьем:
- Сорок пять минут он тошнил нам под знаменем "Как должны вести себя будущие мамы"! Все сидели перед ним красные как раки. Не удивлюсь, если после подобной беседы добрая половина нашего класса решит уйти в монастырь. Он так яростно допытывался о наших проблемах… ну прямо вылитый ты, Саша!
- Ну все, уела! Сдаюсь! - подняв руки, засмеялся Саша.
- Прощаю, - отмахнулась Анфиса. - Ну вот, он так допытывался о наших проблемах, что я решила: а не познакомить ли его с Сашей?
- Анфиса! - взмолился брат. - Ведь ты же простила!
- Я покривила душой, - созналась она. - Ну так вот, он так допытывался, что мне стало жаль его неискушенное любопытство.
- И как же ты его пожалела?
- Я сказала, что искренне надеюсь на его помощь и взаимопонимание: мне тоже нравятся только маленькие девочки.
Саша поперхнулся, а Елена Николаевна уронила вилку на пол.
В воцарившейся тишине раздался хриплый Анфисин смех:
- Он почти так же отреагировал. Теперь он был одного цвета с моими тупыми одноклассницами.
И неожиданно добавила:
- Словно заходящее солнце…
Первым пришел в себя Саша. Откашлявшись, он начал смеяться:
- Ну, милая, ты даешь! Это ж надо ж так! Ну отмочила!
Но Елена Николаевна сурово прервала сына:
- Не вижу здесь ничего смешного! Твоя сестра у тебя на глазах становится пошлой грубиянкой, а ты надрываешься от смеха! Между прочим, об этой ее новой выходке уже вся школа знает! Сегодня к нам учительница приходила!
- А-а-а, - обрадовалась Анфиса, - значит, она тебе все-таки рассказала!
- Ничего она мне не рассказывала! А я-то все понять не могла, чего она меня жалеет. И все интересуется: а часто ли к нам девочки приходят? А есть ли у тебя в классе подруги? А запираешься ли ты в своей комнате на замок?
- Мам, а ты рассказала ей, что она с плюшевым медведем спит? - спросил Саша, жуя картошку.
- Да, - согласилась Анфиса, - ведь это же сплошной разврат!
Елена Николаевна удивленно посмотрела на детей:
- Вы что - идиоты? Или притворяетесь?
Саша допил компот и, утеревшись салфеткой, встал из-за стола. С удовольствием потянувшись, он похлопал себя по животу и сыто улыбнулся:
- Ужин был замечательный. Да и вообще, мне, как идиоту, много не надо. Спасибо, мам, все было очень вкусно.
С этими словами он поцеловал мать в щеку и удалился.
Анфиса тоже встала из-за стола и, промокнув губы, бросила скомканную салфетку в тарелку.
- Сыта? - спросила Елена Николаевна.
В ответ Анфиса удовлетворенно провела ребром ладони по горлу.
- Что сейчас делать думаешь? - автоматически спросила мать.
Дочь пожала плечами:
- Пойду поразвратничаю, - и вслед за братом вышла из комнаты.
Елена Николаевна осталась наедине с грязными тарелками.
Анфиса проснулась от того, что бешено чесались руки.
"Почесуха, что ли, на нервной почве началась? - мрачно подумала она. - Вот люди! Скоро вообще в гроб вгонят!"
Приподнявшись на локте, она нашарила на стене выключатель и врубила свет.
Тщательно осмотрев руки, она пришла к выводу, что Саша - козел. Конечно! А как же его еще назовешь? Вечно, когда курит, не закрывает за собой дверь на балкон. Немудрено, что за ночь в комнату налетает уйма комаров. Да еще месяц какой: март - самый комариный сезон!
"Странно, что я еще до сих пор не умерла от потери крови. На всю жизнь запомнил бы, как дверь на балкон открытой оставлять! А я бы к нему еще по ночам являлась - в белом саване… А еще бы я веночек из незабудок надела. Ужас как люблю веночки из незабудок! Так бы и ходила целыми ночами - вся этими веночками увешанная. Тут веночек, там веночек… Жуть!"
Незаметно для себя Анфиса стала говорить вслух:
- Ну так вот. Приду я как-нибудь, мертвая, естественно, к этому козлу ночью, сдвину свой незабудочный веночек на свой мертвый затылок и как гаркну ему в ухо: "Закрой дверь на балкон, закро-о-ой!"
- Ты сдурела, что ли, совсем? Три часа ночи! Только я заснул! - раздался вдруг рядом с Анфисой гнусавый капризный голос.
От неожиданности Анфиса вздрогнула. Но увидев кто кричал, она даже разозлилась. Это был громадный толстый комар, развалившийся рядом с ней на одеяле.
- А-а-а! Взик! Уж не твоя ли это работа? - процедила сквозь зубы Анфиса, указывая на волдыри.