- Нужна ты мне! - проворчал комар и перевернулся на другой бок. - Такие, как ты, только на холодец годны. Не забывай, я мужчина. А кровью нынче одни тёлки питаются. Вроде тебя.
- Ну и вали тогда отсюда! Чё разлегся! - вконец разозлилась Анфиса.
- Вот жадюга! - возмутился Взик. - Тебе что, жалко, если я тут полежу немного? Гляди, как я мало места занимаю!
- Вот сейчас как дам по хоботу, ты у меня вообще место занимать перестанешь! Сказала, вали отсюда!
- И не подумаю! - запротестовал комар. - Я и так чуть крылья не растерял, пока через вашу дурацкую дверь протискивался.
- Немудрено! - фыркнула Анфиса, презрительно глянув на откормленное комариное брюшко. - Отрастил!
- Мое брюшко! - завизжал комар. - Хочу и отращиваю!
- Ты животное, - констатировала Анфиса, - у тебя нет духовных ценностей.
Но ответной реплики не последовало. Анфиса посмотрела на Взика. Тот сидел к ней спиной, свесив тонкие ноги с кровати, и тер передними лапами крохотные глазки. Наконец он повернулся и, смахнув с хоботка прозрачную слезу, дрожащим голосом прошептал:
- Я ухожу…
Анфиса молча наблюдала, как он спрыгнул с кровати и, едва передвигая ноги, побрел к двери. У порога Взик обернулся и, гордо вскинув голову, произнес:
- Неправда, я музыку люблю.
И гнусаво запел:
- На недельку, до восьмого, я уеду в Комарово…
- До второго, - невольно улыбнувшись, поправила Анфиса.
- Какая ты закостенелая, - упрекнул комар, - это же творческий поиск!
- Опоздал. Здесь уже все найдено.
В ответ Взик с досадой махнул ногой и опять зло загнусавил:
- А у тебя цензорские замашки и душа фашиста! Ты обрубаешь мне крылья!
- Ошибаешься. Ты их о балконную дверь помял.
Взик обвел Анфису ненавидящим взглядом:
- Только душа поэта не может выдержать столь изощренно замаскированных издевательств!
- Поэтому ты выживешь, - успокоила Анфиса.
- Нет, я умру! - истерично завизжал Взик.
С этими словами он высоко вскинул ноги и картинно завалился на палас. При этом, не рассчитав, с размаху ударился об угол тумбочки. Вскрикнув от боли, Взик схватился лапами за голову.
Анфиса испуганно вскочила с кровати и бросилась к нему.
Резкая боль ударила в затылок. Вокруг потемнело, и Анфиса со стоном опустилась обратно на кровать.
"Черт! - мелькнуло в голове. - Как некстати! Ведь это же смешно - гипертония в пятнадцать лет. Такого не бывает!"
Услышав, как Анфиса вскрикнула, Взик мигом кончил кривляться и испуганно подлетел к ней:
- Опять голова болит? Хочешь, я врача вызову? - и, спохватившись, добавил: - По телефону.
- Хобот сломаешь! - огрызнулась Анфиса, чувствуя, как боль медленно отступает.
В последнее время у Анфисы довольно часто случались подобные приступы. Боль всегда подкрадывалась незаметно. Как голодный хищник, она затаивалась и ждала той минуты, когда снова сможет заполнить собой все истощенное сознание. И чем дольше ей приходилось ожидать в засаде, тем сильнее она неистовствовала, используя каждую секунду отведенного ей времени. Она кусала, грызла, рвала, время от времени давая жертве короткие передышки, чтобы потом накинуться на нее с новой силой.
Анфиса молча прислушивалась, как боль, урвав громадный кровавый кусок, довольно урча, отползает в свой угол. Сегодня ей здорово повезло с добычей. Анфиса чувствовала, как невольно выступившие слезы стекают на подушку. Рядом ныл Взик:
- Это все из-за меня! Ты права - я животное! Я убийца! Ты умрешь, да?
Анфиса с трудом улыбнулась:
- Ерунда, Взик! Ну какой же ты убийца? Ты просто комар.
Взик намылился разреветься опять.
- Ох, извини, - спохватилась Анфиса, - ты талантливый комар.
- Правда? - заметно оживился Взик. - Ты действительно считаешь, что я талантлив?
- Ну ты ведь пишешь музыку?
- Пишу, - у Взика моментально высохли все слезы. - Я пишу замечательную музыку!
Анфиса ухмыльнулась. Но Взик, ничего не заметив, продолжал трепаться:
- По сути дела, ты права. Я талантлив. У меня получается прекрасная музыка. Я…
- Взик, - прервала его Анфиса, - напиши реквием. Возможно, он понадобится.
В ответ наивные комариные глазки заблестели от мгновенно нахлынувших слез.
- Ты мне наврала! - загнусил он. - Ты все-таки умираешь!
- Конечно! - разозлилась Анфиса. - Прекрасная возможность избавиться от такого зануды, как ты! Лучше открой пошире дверь на балкон. А то я умру в два раза быстрее, чем ты думаешь!
Хныча, Взик побрел к балконной двери.
Тем временем Анфиса почувствовала, что ей действительно становится хуже. Казалось, кто-то постепенно выкачивал воздух из комнаты, обрекая ее обитательницу на мучительную смерть от удушья. Терпеть больше не было сил. И Анфиса встала.
- Главное - не делать резких движений, - шептала она себе. - Мне и нужно-то всего - глоток воздуха.
С величайшей осторожностью она прошла по комнате и шагнула на балкон. В лицо ударил холодный ветер. Была обыкновенная зима, на освещенную редкими фонарями улицу падал мокрый снег.
Анфиса облокотилась на облепленные снегом перила, вдохнула полной грудью. Стало чуть легче. Снег падал на горящий лоб, таял и тонкими струйками стекал по уродливому лицу. Казалось, Анфиса беззвучно плачет, оставляя безучастным к своему горю даже собственное лицо. Ввалившиеся глаза с полным равнодушием взирали на окружающий мир, а бесцветные губы были по-прежнему сложены в презрительной ухмылке.
"Зима, - думала Анфиса, не сводя равнодушного взгляда с горевшего напротив фонаря. - Как я устала!.."
Фонарь продолжал гореть, сея вокруг ненужный тусклый свет. Все это было до боли знакомо…
На секунду лицо Анфисы исказилось какой-то нечеловеческой злобой. Блеснул хищный оскал, и в мгновенно прояснившихся глазах отразился одинокий тусклый фонарь.
Раздался звон разбитого стекла, и фонарь потух.
Анфиса сразу как-то обмякла, на глаза наползла прежняя поволока безразличия, по лицу скользнула тень удовлетворения.
Постояв еще немного, она вновь подняла голову.
Мокрые дома вдруг слились в одну серую глыбу и медленно и неумолимо надвинулись на нее.
"Этого еще не хватало!" - подумала Анфиса, инстинктивно встряхивая головой.
С первым же резким движением острая боль пронзила затылок. На глаза наплыла матовая пелена, окружающий мир стал терять свои очертания. Анфиса еще успела подумать, как хорошо, что сегодня такая паршивая погода.
Скользнув ослабевшими руками по перилам, она упала без сознания.
Очнулась Анфиса с гадким привкусом во рту и чудовищной головной болью. Застонав, она перевернулась на другой бок и прислушалась: вокруг царила тишина.
"Чего-то не хватает", - подумала Анфиса. И тут же поняла чего. Перевернувшись, она не услышала надрывного скрипа раздолбанной кушетки, которым обычно сопровождалось любое телодвижение лежащего на оной.
"Непорядок! - возмутилась Анфиса. - Выходит, я все еще на полу?"
Чтобы удостовериться в этом, она решила открыть глаза. А выполнив задуманное, с любопытством огляделась. От удивления глаза медленно поползли на лоб, и если бы Анфиса не сдержала себя, они, наверно, выползли бы и дальше, на подушку.
Кстати, о подушке. Это была не та стелька в вазочках, о которую Анфиса успевала отлежать к утру все уши. Это была настоящая подушка, на которой должны сниться легендарные сны про малокровных пастушков и потешных свинарок. При одном прикосновении к ее необъятному пуховому брюху на ум сразу же приходили три вещи: заботливые мамины руки, первый снег и ненависть к проклятым буржуинам за наше счастливое детство и не менее счастливое все остальное.
Похлопав руками вокруг, Анфиса поняла, что лежит еще и на пуховой перине и под пуховым же одеялом. Все это вместе с ней самой было приложением к великолепной кровати с широкими спинками. А сверху над вышеупомянутым безобразием возвышался шелковый балдахин с громадными кистями.
"Ой, какие кисточки! - восхитилась Анфиса. - Вот такая как упадет на голову…"
С этими словами она дернула за ближайшую кисть, и шелковый купол с легким шелестом опустился на кровать.
Анфиса пришла в восторг. Вскочив, она принялась дергать за все кисти подряд. Но, видно, или это была просто бахрома, или дергала она не очень усердно - ничего нового не происходило. Слегка притомившись, Анфиса вернулась к первой удачной кисточке и стала методично тянуть ее на себя. Работало безотказно. Но подобное интеллектуальное упражнение Анфисе скоро надоело. Позевывая, она начала озираться в поисках нового развлечения. Наконец она увидела в углу какую-то занюханную веревочку и направилась к ней. Дернув ее пару раз, Анфиса услышала слабый звон, и двери в комнату стали медленно открываться.
"Доигралась! - мрачно подумала она. - Сейчас выгонят".
Рванув к кровати, она залезла под одеяло и затихла. Послышались шаги, и кто-то вошел в комнату.
- Доброе утро, ваше высочество! - раздался чей-то голос.
Анфиса не углядела за глазами, и те все-таки выпрыгнули на подушку.
- Извините, - смущенно пробормотала она, шаря по подушке руками, - я только глаза найду.
Возвратив бессовестные зенки на место, она вгляделась в незнакомца. Это был высокий молодой человек с физиономией мороженого окуня. При таком чудесном выражении лица он и одет был довольно оригинально. Первым делом Анфиса отметила шелковые чулки и кружевное жабо. Все остальное я не знаю, как называется, но более сведущие люди назвали бы это "камзол, панталоны и башмаки с пряжками".
Тем временем "камзол, панталоны и башмаки с пряжками" склонился в глубоком поклоне и величаво произнес:
- Ваше высочество, угодно ли вам выслушать указ его величества короля Ярослава Пятого?
- Валяй, - согласилась Анфиса.
Гонец достал запечатанный свиток, сломал печать и зачитал:
Указ от его величества короля Ярослава Пятого.
В настоящее время, в сей день и в сей час повелеваю: Ее Высочеству принцессе Ярославне, нашей единственной законной дочери, явиться ко двору, дабы запечатлеть свое уважение и преданность Всемогущему Монарху и закрепить за собой законное право наследования королевства. Засим креплю сей указ своей королевской печатью.
Такова моя воля.
Подпись: Ярослав 5.
Дочитав свиток, гонец бережно свернул его в трубочку и ожидающе уставился на Анфису.
- Неграмотно составлено, - заметила та.
- А ты бы иначе не поняла, - вдруг съехал на фамильярность гонец.
- И пятерка у короля должна быть римская, а не арабская, - настаивала Анфиса.
- А тебе этого вообще оттуда не должно быть видно! Чего ты придираешься? - возмутился гонец.
- Потому что халтурите! Чего мой отец как номерок в гардеробе?
Гонец демонстративно взвел глаза к потолку:
- Ответ писать будете?
- Будем, - оживилась Анфиса. - У тебя ручка-бумага есть?
- Есть.
- О’кей! Пиши: "Здравствуй, папаня!" Чего не пишешь?
- Что я - сам себе враг? Меня ваш "папаня" за такое письмецо удавит!
- Не успеет: это сделаю я. Приказываю тебе - пиши! А то…
Скорчив недовольную мину, гонец взялся за перо.
- Значит так: "Диктую я тебе это письмо, лежа на пуховой кровати…"
- Очень содержательно, - ехидно заметил гонец.
- Слушай, как тебя там?.. Холоп! - возмутилась Анфиса. - Кто здесь принцесса - я или ты?
- Ты, - схамил гонец.
- Так чего ж ты мне перечишь?
- Боже упаси! Ваше высочество, позвольте только несколько подсказать вам стиль подобного послания…
Часа через два письмо было готово. Оно стало плодом долгой кропотливой работы, в процессе которой Анфисин вольный стиль потерпел жестокое поражение. После всех цензурных ампутаций послание носило довольно краткий характер. И если принимать за истину, что краткость - сестра таланта, оно было попросту гениально: "Приезжаю. Целую. Я".
Спустя еще некоторое время Анфиса, упакованная в пышное платье и увешанная драгоценностями, садилась в королевскую карету.
Путь от фамильного замка до дворца был достаточно долгим, и, чтобы не умереть со скуки, она забавлялась расспросами личных фрейлин. Из их сбивчивых рассказов ей удалось составить более-менее полную картину всего происходящего.
С давних времен здешними землями правила династия могущественных королей, носивших гордое, благородное имя - Ярослав. Все славные жители этой богатой страны жили счастливо. С каждым днем ширилось благосостояние шикарного королевства…
Первого из королей звали Ярослав Гордый. Он прославился тем, что основал это королевство. Ярослав Гордый был младшим в семье и в наследство получил только королевское имя. В шестнадцать лет он ушел из дома и долго скитался, пока не открыл за морем эти свободные земли. Здесь он подыскал верных себе людей и в один прекрасный день объявил себя королем здешних мест, а всех местных жителей - собственными подданными. За короткий срок Ярослав Гордый установил повсюду свои порядки, и через некоторое время Приморье стало полноправным членом Ордена Северных Королевств. Так новые земли были занесены в историю.
Второго из королей звали Ярослав Храбрый. Всю свою короткую, но яркую жизнь он посвятил войне. Это был прирожденный стратег. За время своего правления ему удалось значительно расширить границы Приморья. Сделал он это без особого труда, ибо слух о нем как о великом полководце разнесся далеко за пределы Ордена. И королевства личной безопасности ради одно за другим сдавались без боя.
Третьего из королей прозвали Ярослав Хитрый. На его правление выпала трудная пора. Заслуга Ярослава Хитрого состояла в том, что в эпоху всеобщего волнения, повсеместных бунтов и переворотов он сумел сохранить то, что было накоплено предыдущими Ярославами. Та пора ознаменовала себя к тому же еще и дополнительным расширением владений. Сделано это было за счет менее удачливых соседей-королей.
Четвертый король носил имя Ярослав Милый. Это был классический мужик. За свою жизнь он умудрился сменить семь жен, каждая из которых принесла с собой в приданом по полкоролевства. Правда, после суда 1,5 королевства пришлось вернуть, зато остальные два по сию пору здравствуют под справедливым правлением нынешнего короля Ярослава Мудрого.
…Карета остановилась.
- Ваше высочество, приехали! - по-деревенски сообщили фрейлины. - Со счастливым возвращеньицем вас!
- А я здесь уже была? - удивилась Анфиса.
Подбежавшие лакеи отворили дверцы, и высокородная принцесса вышла из кареты. Перед ней возвышалось чудо архитектуры - королевский дворец.
У Анфисы перехватило дыхание. Дворец был построен в готическом стиле, но формы… Что могут выразить слова, если язык здесь бессилен! Замок был чем-то похож на громадную мрачную бабочку. Непонятно, как можно было воплотить в камне столь воздушное творение. Ввысь уходили пять огромных ажурных башен, придававших замку сходство с колоссальной резной короной тончайшей работы. Стены прорезали высоченные стрельчатые окна с многоцветными витражами. Причудливые статуи украшали фасад. А резные порталы были расписаны головоломным орнаментом.
Налюбовавшись, Анфиса закрыла рот и вслед за фрейлинами двинулась по устеленной ковром дорожке ко дворцу.
В саду вокруг замка оказалось совершенно безлюдно, и имей Анфиса королевского опыта чуть больше, она непременно бы спросила: "А где же барышни в кокошниках и хлеб с солью?"
Кругом не было ни души. И наследная принцесса имела прекрасную возможность без стеснения глазеть на стриженные под вазочки кусты, мраморные бассейны и прочие буржуинские излишества. Анфиса смотрела, как по бритым лужайкам бродят сытые павлины, и вспоминала родной зоопарк, где те же самые птички имели более пролетарский вид. В детстве Анфиса часто ходила с отцом в зоопарк, к вольеру с птицами. Там жили несколько павлинов. Но посетители думали, что только один - тот, который умудрился сберечь хоть что-то от своего хвоста. Про остальных павлинов непросвещенные родители обычно говорили детям: "Смотри, какая перепелка бежит!" А "единственный" павлин гордо возил за собой уцелевшее перо. И зря. Скоро в вольере стало на одну перепелку больше.
Аллея кончилась и сменилась гранитной балюстрадой с резными перилами. Преодолев ступени, Анфиса приблизилась к распахнутым настежь дверям, мысленно перерезала ленточку, присвистнула и гордо вошла в отчий дом.
Тут было не столь пустынно, как в саду: то здесь, то там мелькали лиловые камзолы слуг, а возле каждой из многочисленных двустворчатых дверей стояло по паре лакеев.
Анфиса огляделась. Изнутри дворец оказался не таким воздушным, но таким же мрачным. Даже изобилие зеркал не сглаживало этой мрачности, а, казалось, лишь усугубляло ее, отражая уходящие ввысь черные своды.
Лиловая ковровая дорожка уводила дальше, в безлюдную глубь, оставаясь единственным провожатым в этих громадных гулких залах.
"Траур тут у них, что ли?" - мелькнуло в голове у Анфисы.
Тем временем ватага щебечущих фрейлин, ошеломленная величием и мрачностью замка, притихла и с опаской посматривала по сторонам. Глядя на них, и самой Анфисе стало страшновато. Освещение было устроено так, что свет падал только на дорожку, оставляя в полной темноте боковые залы, о величине которых можно было догадываться лишь по слабому эху.
"И в таких потемках я, по рассказам этих фрейлин, провела свое детство? - удивленно думала Анфиса. - Бедная девочка. Интересно, в каком из углов я царапала тем самым пресловутым алмазным грифелем по легендарной золотой доске? Вот ведь тёлки напридумывают!"
Увлекшись своими мыслями, Анфиса оторвалась от фрейлин и ушла далеко вперед, как вдруг за спиной раздался душераздирающий визг. От неожиданности Анфиса вздрогнула. Все это напоминало театр, где зрители, сидя в темном зале, наблюдают за актерами на освещенной сцене.
Позади Анфиса увидела фрейлин. Те визжали, и что самое интересное - все разом. Затем вдруг одна сползла вдоль стены, а вслед за ней и остальные, словно костяшки домино, посыпались на пол.
"Обморок, - поняла Анфиса. - Черт возьми! Что за дурацкие времена, когда ради моды глупые барышни утягивают себя так, что ребра трещат! Немудрено, что после подобной процедуры они теряют сознание чуть не каждые десять минут!"
Ругаясь, Анфиса направилась к своим незадачливым служанкам. Проходя мимо очередной колонны, она услышала позвякивание. Резко обернувшись, принцесса увидела, что на нее смотрят два горящих глаза. На лбу у Анфисы выступил липкий пот.
Из-за колонны на нее медленно надвигалось черное мохнатое существо, что-то среднее между громадным пауком и молодой гориллой. Волоча по земле передние конечности, оно подползло почти вплотную, и Анфиса заметила, что на голове у него растет не мех, как по всему телу, а длинные кудрявые волосы. Из-за них не было видно морды, но по утробному урчанию Анфиса догадалась, что зверь скалится. Уняв дрожь, Анфиса осторожно протянула к нему руку и откинула со лба длинные кудри.
Это был человек.
Из-под густых черных волос выступило белоснежное лицо. У Анфисы подкосились ноги. Человек улыбался ей, оскалив в безобразной улыбке волчьи клыки. А по подбородку текла кровавая пена.