* * *
Глупо рассматривать город с точки зрения топонимики. Так думала Алиса.
Светофор мигал, не в силах проснуться, и она уже три минуты стояла на пустынном перекрестке, в мешанине влажной петербургской сырости и мокрого, похожего на плесень снега.
Истинная природа Петербурга заключена во времени. За один час он может состариться и помолодеть, стать своим или навсегда отдалиться. Все эти карты, путеводители, список достопримечательностей – ерунда. Истина скрыта во времени, в нем же скрыт и город. Так думала Алиса.
Вышла из машины. Перекрестье. Никого. Пять часов утра – время таксистов. Четыре утра – час пустоты.
Светофор мигал. По влажному тротуару скользили разноцветные тени – красные, желтые, зеленые. Длинные, широкие, они сплетались, постепенно подбираясь к Алисе.
Она шагнула назад, прислонившись спиной к машине.
С Невы сиреной дул ветер. Она прислушалась к вою, различая в нем отдельные слова и фразы. Ветер спешил сообщить что-то важное для них обоих, и Алиса, напряглась, словно от этого теперь зависела ее жизнь.
Страх возник из ниоткуда, щепотью скрутил желудок, послав сигнал в мозг.
Беги! – кричал ветер.
Беги! – плакал город.
Беги! – шумела вода.
Запахло компостом.
– Гуляете?
Алиса медленно повернулась.
– Я тоже люблю гулять, – мужчина стоял перед ней в мокром пальто и чуть покачивался на пятках. – Там, где мало людей. Я не люблю людей. А вы?
На щеке чернела царапина, и сам он казался черным от утренней городской влаги.
– А я люблю людей, – хрипло ответила. – Люди хорошие.
– Люди злые, – пухлые губы скривились в детской обиженной гримасе.
– Не бывает злых людей, бывают злые ситуации. Поместите даже самого злого человека в добрую ситуацию, и он станет хорошим.
Мужчина несколько секунд удивленно ее разглядывал.
– Тогда зачем вы здесь? Здесь злые ситуации. Все злое. И я злой.
Алиса прикинула, сколько времени займет у нее рывок в машину. Тридцать секунд? Минуту? Успеет или нет?
– Страшно? – спросил он через паузу.
– Очень, – призналась Алиса.
– Место здесь такое – страшное. Вот они и гуляют. Под ручку. Как барышни. И я с ними.
– Кто гуляет?
– Как кто? Страхи. Ваши, мои, ее, – он неопределенно кивнул в сторону.
Алиса было дернулась за его кивком, но тут же удержала взгляд.
– Их тут много. И все разные. Вот вы меня боитесь. Думаете, что я с вами что-нибудь сделаю. Не бойтесь. Сегодня не сделаю. С вами этого нельзя. Пока нельзя. Время не вышло. А как выйдет, я за вами тут же и приду. Понимаете?
– Нет, – ручка дверцы неслышно поддалась. Алиса закрыла дверцу спиной и чуть потянула на себя. – Не понимаю. Кто вы? Я вас знаю? Мы знакомы?
– Это так важно? – он протянул руку и коснулся ее лица.
Комья земли забили рот, стало нечем дышать. Алиса закрутила головой, закашлялась, выплевывая отвратительную массу, и в отчаянном рывке рванула дверцу машины.
Она не помнила, как оказалась в салоне, как заблокировала все дверцы и включила зажигание. Не помнила, как нажала на газ…
Не помнила, как объехала темную кучу возле тротуара.
Мужчина поднял руку в приветственном жесте.
Идущие на смерть приглашают присоединиться.
Через несколько кварталов Алиса остановилась. Плюнув на все условности, достала фляжку и сделала хороший глоток. К черту правила! К черту полицию! Ее колотила дрожь.
И только через полчаса, подъезжая к офису Дэна, она поняла, что за куча лежала возле дороги.
Куча была человеческим телом.
Женским.
* * *
– Ты сегодня рано, – Казус прошаркал на кухню и мельком взглянул на дочь. – Опять проблемы?
– Никаких проблем, папа, – голос ровный, лишенный эмоций. – Все хорошо. Сплошной позитив.
– Вадим?
Дернулась, но промолчала.
Казус включил кофемолку и сел напротив дочери.
– Кира, мы уже с тобой говорили, Вадим – плохая партия для тебя, ты никогда не будешь с ним счастливой.
– Папа…
– Да…
– У тебя когда-нибудь было так, что ты просыпаешься и не знаешь, где ты, и, главное, кто ты? Лежишь и боишься пошевельнуться. Нет ни имени, ни пола. Ни возраста, ни истории. Ни-че-го… Только ощущение тела и два вопроса: где я и кто я?
– Тебя это испугало?
– Очень.
– Смогла ответить на эти вопросы?
– На первый – да. На второй – нет.
– Не знаешь, кто ты?
– Не знаю, папа… Ночью мне приснилось, что меня убили. Какой-то человек резал меня ножом на улице, было больно и противно. Потом изнасиловал.
– Кира…
– Только давай без Фрейда, ладно?
Скрывая растерянность, Казус забрякал чашками.
– Мне с тобой повезло, папа. Мне с собой не повезло. И про кризис среднего возраста не говори. Я сама про него много чего рассказать могу. Кризис – в пользу бедных. Это неважно…
– А что важно?
– Важно по совести жить. Не по вере, а по совести. Но если не знаешь, кто ты есть, о какой совести можно говорить?
– Кира, что тебя мучит?
Кира улыбнулась:
– У меня сегодня роль Иуды, папа. Я предаю человека, которого люблю. Может, я его, конечно, не люблю, но все равно предаю. Не за тридцать сребреников. Моя доля больше, но ведь это не оправдание, правда?
– Зачем и кого ты предаешь? Иуда предал Христа…
– Иуда предал Христа, чтобы тот вошел в царствие божие, – оборвала Кира. – Таково условие сделки. Без предательства Иуды ничего бы не было. Тут большой вопрос, кто кого предал: Иуда Христа или Христос Иуду. Думаю, что последний. Мой случай иной, папа. Я предаю не из-за любви, я предаю из-за обиды. И сознаю это. Правда, от этого не менее больно.
Она встала из-за стола – тонкая, грациозная, обреченная.
– Знаешь, что самое унизительное? Когда с тобой спят только потому, что это удобно. Быть удобной женщиной – это как плевок.
* * *
В пять утра Алиса приехала в фирму, которая теперь принадлежала Дэну. В холле бизнес-центра встретил аромат свежесваренного кофе и бодрый веселый охранник.
– Доброе утро, Алиса Михайловна. Кофейку?
Пожалуй.
Кофе появился перед ней сразу же – терпкий, горьковатый, как она и любила.
– Что нового, Дима? – Всех охранников знала по именам. Равно как и уборщиц, поваров, официанток.
Ее когда-то учил отец: можешь относиться к обслуге как угодно, только никогда этого не показывай. Они маленькие люди, но у них есть то, чего нам, большим, порой так не хватает – информация. Все они должны знать: ты ценишь и уважаешь их за то, что они для тебя делают. Подкармливай, хвали иногда, массируй их эго, и окупится сторицей.
Именно уборщица в свое время предупредила отца о грозящей опале, и тот сумел извернуться и выскочить из заведомо патовой ситуации. Наградой уборщице стала именная сберегательная книжка и ночь любви в "Астории". Отец любил красивые жесты и красивых женщин, пусть от них и пахло хозяйственным мылом.
…Присели с охранником Димой на диванчик. За окном просыпался Питер. В распоряжении Алисы еще целых четыре часа.
– Новые арендаторы на четвертом этаже. Рядом с вами, – рапортовал охранник Дима.
– Кто такие?
– Де юре совместное российско-японское предприятие. Торгуют зеленым чаем, витаминами, биодобавками. Де-факто обычная фирмочка средней руки. Продержатся на рынке недолго.
– Почему? – Алисе нравились оценки охранника. Он никогда не ошибался.
– Шика-блеска много, бизнес не налажен, связей нет, запустили рекламу по телевидению. В Интернете видел. Миллионы за неделю спустили. А миллионы-то в кредит. Не продержатся.
– Когда съедут, дай знать. Весь этаж возьму.
– Как скажете, Алиса Михайловна, – мельком коснулся ее руки, и Алиса вспомнила, каким хорошим любовником он может быть.
– На выходных занят?
– Жена с дочкой у тещи гостят. Три дня свободных – с пятницы по воскресенье.
Она никогда не платила. Но с каждым интимным свиданием Дима все больше привязывался к ней. Обычно они уезжали на природу, в какой-нибудь коттедж. Жарили шашлыки, занимались любовью, сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на огонь в камине. Она знала точно: Дима с ней отдыхал. С ней у него был праздник. Возможно, единственный, который он себе позволял.
– В пятницу утром заеду. Часов в восемь.
Обрадовался, как ребенок. И от этой радости стало тепло и приятно. Алиса тоже любила редкие праздники.
– Что в нашей фирме?
– Разброд и шатание, – перешел на деловой тон. – Пара сотрудников ищет себе работу у конкурентов и сливает информацию.
– Кто именно?
Услышав имена, Алиса подавила гнев. Твари неблагодарные! Из грязи в князи вытащила, отмыла, помогала, чем могла. И на тебе – отплатили.
– Сын в курсе?
– Не уверен. Он сейчас занят сделкой с американцами. Два раза приезжали, в кафе обедали. По лицам и общим разговорам – остались довольны.
– Сделкой или обедом? – позволила себе улыбку.
– И тем, и другим.
– Неплохо, – она грациозно поднялась с диванчика и направилась к лифту: – Спасибо, милый. До пятницы.
В офисе уже ждала баба Катя, уборщица. Алиса вручила лекарство для мужа, выписанное из-за границы, и та рассыпалась в благодарностях. Рассортированный мусор из офисных корзин дожидался своей участи в приемной.
До этого способа добывать нужную информацию Алиса додумалась сама. И он не раз выручал ее в самых различных ситуациях. Удивительно, сколько всего можно узнать о человеке, изучив офисную корзину для бумаг. Люди забывают об осторожности и выбалтывают много лишнего. Не прошло и часа, как Алиса была в курсе всех офисных сплетен, переживаний, интриг и амбиций, кредитных дел и состояния здоровья.
Она прошла в свой бывший кабинет, теперь кабинет Даника. С самого начала знала, что наступит момент, когда сын захочет эту фирму. И знала, что безропотно отдаст бизнес.
В отличие от нее, Даник любил принимать нестандартные решения. Борясь со скукой, постоянно придумывал многоходовые комбинации с различными вариациями и наслаждался, наблюдая за дальнейшим развитием событий. Игра увлекала его намного больше, чем выигрыш. Умел рисковать и никогда не цеплялся за деньги, убежденный: они всегда приходят в нужное время и в нужном количестве. К слову, деньги действительно приходили к нему в нужное время и в нужном количестве.
Людей Даник заведомо оправдывал, признавая все несовершенство человеческой натуры. Снисходительно усмехался, когда ему сознательно лгали, но с каким-то яростным фанатизмом не прощал привычек, ограниченности и всего того, что делает каждого предсказуемым и скучным. Скука для него была главным пороком. Бежал от нее, прятался, но она неумолимо настигала его вновь и вновь.
И все же, формально отдав фирму сыну, Алиса не собиралась от нее отказываться совсем. Номинально она – королева-мать, способная менять решения сына. Номинально она появлялась здесь три раза в неделю, в основном ранним утром, чтобы никто не мог помешать.
Здесь был свой интерес. Здесь она ставила эксперименты над людьми. Маленькое тайное хобби, о котором не знал никто. И это хобби помогало ей справиться с одним из главных страхов в жизни.
Алиса хорошо помнила, как отец, статный красавец, любивший вино, деньги, власть и женщин, в одно мгновение стал разбитым и немощным. Повторения такой судьбы она не хотела. Отец совершил ошибку – поверил, что статус, деньги и власть даруют бессмертие. Поверил в то, что неприкасаемый. И проиграл.
Нет неприкасаемых. Есть те, кто временно защищен. Броня времени. Чем больше поглощаешь жизнь, тем тоньше она становится, пока однажды не исчезает совсем. Важно уловить момент и уйти ровно за секунду до того, как время нанесет свой удар. Зачем? Чтобы обрести новую броню.
– Змея сбрасывает кожу, – любила повторять старуха. – Маски, личины, года и эпохи – что это, как не кожа? Пока мы живем, меняемся. Играем роль, пока она интересна нам и другим, но любая роль конечна. Статус, деньги, положение, красота есть иллюзия. Это не власть.
– Что же тогда власть?
– Власть – умение жить во времени. В его полноте. В каждом мгновении, которое с тобой происходит. Время – самый сильный наркотик. Человек, вкусивший Кайрос, как манок – он притягивает к себе других. Люди прилипают к нему, увязают в событиях, действуют по твоей воле, и ты можешь сама ими управлять. Временно, конечно. Но единожды вкусив, не остановишься. Будешь платить дань – снова и снова, пока у тебя ничего не останется. И тогда ты тоже станешь…
– Чем?
– Материалом игры.
Алиса боялась стать таким материалом.
– Ты все-таки пришел.
– Желание дамы – закон.
– Плохо выглядишь. И много пьешь.
– Не суть.
Вадим плюхнулся на гостевой стул:
– Ну, и к чему все эти шпионские страсти в шесть утра? Кофе, кстати, нальете?
Алиса включила кофеварку. Руки чуть дрожали, но в утреннем сумраке все можно списать на тени наступающего дня. Ей было страшно. Очень страшно. Но еще страшней было наказание Кайроса. Он не прощает. Так сказала старуха. И если это не сделать, он заберет Даника. Навсегда заберет.
– Так что у вас там за выгодное дело? – спросил Вадим.
– Сейчас, – Алиса поставила чашку с кофе. – Пей. В накладе не останешься.
Она помнила все инструкции наизусть. Подойти к зеркалу. Прижаться затылком. Закрыть глаза. Сделать вдох. Не выдыхать. Тело было деревянным, испуганным и очень холодным. Она чувствовала сквозь кожу, как замедляется кровь.
Как больно.
Как приятно.
Старуха вошла в тело и чуть потянулась, примериваясь. Тело оказалось теплым, податливым и испуганным. Почти молодым.
Вадим мучительно, через силу, пил кофе. Ему хотелось воды. Софья коснулась лысеющей головы и уловила текучесть мыслей. Мыслей было много, и все они плыли подобно рыбам – слаженно, красиво и бессмысленно.
– Снова ты, – в этот раз не испугался.
– Чего ты хочешь? – спросила Софья.
Вадим посмотрел ей в глаза:
– Не волноваться. Не напрягаться. Не думать. Не завидовать. Не желать.
– Сплошные "не". Не много ли?
– В самый раз. Они дают смысл жизни. Устал бояться, что я никто.
– Ты хороший мальчик, и у нас все получится.
Чашка с кофе перевернулась.
Руки Вадима расслабленно лежали на столешнице, в бурой жиже… Жижа растекалась, бурлила, превращаясь пеной в реки, моря и океаны. Она набирала силу, готовясь к главному своему рывку.
Софья довольно улыбнулась:
– Мы ей покажем!
– Кому? – вяло спросил Вадим.
– Маре.
– Маре?! – Он дернулся, просыпаясь. – Моей Маре? – Тяжелая рука волной ударила наотмашь. – Не сметь Мару!
Софья вскрикнула, исчезая…
Вадим тер покрасневшие глаза и говорил:
– Так о чем мы говорили, Алиса Михайловна? Позвоните, когда по гранту станет известно? В долгу не останусь… Такие деньги, сами понимаете…
Алиса не могла пошевелится. Ей казалось, что позвоночник у нее сломан.
– Конечно. Все, что могу. Как только будет что-то интересное, позвоню. Как у тебя с Кирой?
– С Кирой? С ней – хорошо. Замуж хочет.
– А ты?
– А я пока не беру. Ну, я пойду?
– Иди.
Вышел, чуть покачиваясь. На чистом ковролине – длинные мокрые следы.
– Ничего не получилось, – старуха села в кресло по ту сторону зеркала и посмотрела укоризненно.
– Я ни в чем не виновата, – быстро ответила Алиса – спина была в полном порядке.
– Ты здесь ни при чем. Приворот сильный. Что умеет, дрянь, то умеет, – сказала старуха. – Тело у тебя хорошее. Теплое. Мне понравилось.
– Зачем тебе чужое?
Старуха усмехнулась:
– Пора по счетам платить, Алиса. Время.
– Тебе – ничего не должна.
– Ошибаешься. Должна ты мне двадцать лет и несколько событий. Пора платить. Время на исходе.
– Чего ты хочешь? – Алиса с ужасом смотрела на свои руки: тонкая паутина морщин, как на чашке китайского фарфора.
– Твоего сына.
– Только не Даник!
– Все, что хотела, ты получила. В изобилии. Кайрос хочет твоего сына. Ты и сама теперь знаешь, кто он. Не тебе с ним тягаться.
– Нет!
– Подойди. Смотри.
Алиса послушно подошла к зеркалу.
Идеальная, ровная кожа. Отсутствие морщин. Блеск глаз и юношеская припухлость губ. Каскад здоровых блестящих волос – цвет идеальный, ни единого намека на краску.
– Молода и красива, – прошелестела старуха. – Все, что ты сейчас видишь, дары Кайроса. Смотри на себя без Его даров.
Старая, обезличенная женщина. Тусклые волосы, глаза и губы. Дряблая кожа. Ни единого желания, никакой надежды.
– Это не я.
– Ты. Хочешь остаться такой?
– Нет!
– Тогда приведи мне сына.
– Но ты… вы ведь не сделаете ему ничего плохого?
– Богу нельзя сделать плохо, можно плохо сделать без Бога. Приведи.