Но шли часы, а затем дни и даже недели, но ни Мефистофель, ни Авторитет не приходили. Мне тем временем становилось все хуже. Вопль только и ждал, что секундной тишины. Его отголоски и вовсе тревожили меня почти постоянно. Во время моих редких выходов из дома на меня начали нервно коситься люди – когда я оплачивала покупку в магазине или просто ехала в автобусе, отголоски очень не вовремя раскалывали мою голову надвое от боли, и едва ли по мне этого можно было не заметить. Но, несмотря на это, страха во мне оставалось все меньше, взамен него приходили злость и любопытство. Все чаще я думала о Прошедшемдне, все чаще вспоминала Механическую Ворону, даже нашла в себе смелость внимательно рассмотреть Палочника, когда он выполз из ванной комнаты. Я тщательно осмотрела балкон, но не обнаружила никаких следов пребывания Сов. Наконец, я все чаще размышляла о Мефистофеле и Авторитете, рассеянно задаваясь вопросом, кто они такие и откуда пришли.
Почему? Все просто. Меня не оставляли мысли о том, по какой причине меня преследует Вопль. Впервые, вопреки не отступающим остаткам долгой апатии, мне почти нестерпимо захотелось узнать, что происходит, в особенности касательно того, что случилось с Прошедшимднем, и что ждало меня. Все шло к тому, что однажды – и наверняка очень скоро – Вопль станет слишком уж громким…
И все же, несмотря на угрозу этого, я никак не могла выбрать между Мефистофелем и Авторитетом. Их поступки казались мне и правильными, и неправильными одновременно, и определиться не получалось. Даже после тысячного осмысления всех рассказанных историй выходило так, что ни эгоизм Мефистофеля, ни глобальные замыслы Авторитета мне не подходят или, точнее, манят с одинаковой силой. Сознание этого немало меня мучило. Неопределенность всегда действует на человека далеко не лучшим образом.
– Чего грустишь, Проволока? – голос за спиной и резкий хлопок по плечу заставили меня вздрогнуть и обернуться.
Мефистофель смотрел на меня и ухмылялся во весь рот.
– Вот, – я взяла со стола листок и протянула ему.
Размышляя о Системе, я перерисовывала на один из листов своего многострадального блокнота внутренности будильника, который разбил Мефистофель, чтобы показать мне, что происходит с теми, кто влезает в механизм мироздания. Но, хоть я и помнила завет держать при себе свои мысли, упускать нить рассуждения не хотелось, и я, не удержавшись, примостила рядом с нарисованными колесиками наброски Палочника и Вороны, а также указала знаками Мефистофеля и Авторитета.
Как я и ожидала, Мефистофель, взглянув на все это великолепие, едва не позеленел от злости, тем самым доставив мне немалое удовольствие.
– Что за черт! – он в ярости смял листок. – Сколько раз тебе говорить: не лезь не в свое дело!
– Может, раз я все это вижу, тебя в том числе, это как раз мое дело? – высказала я заранее приготовленное возражение.
– Уж лучше бы оставалась со своей апатией, как и положено нормальным Проволокам!
– Я бы с удовольствием, – призналась я. – Но меня теперь почти постоянно трясет от Вопля, и было бы странно, если бы я не задумалась, почему так происходит. Чем конкретно я мешаю Муфлону? Что он делает? Как это все вообще работает?
– Как это все вообще работает! – с издевкой поцокал языком Мефистофель.
– Да ты, никак, хочешь узнать, что представляет собой Система? Как устроено мироздание? Так, что ли? А не хочешь вспомнить о том, что я говорил? – его обвиняющий перст уперся в разбитый будильник.
– Я помню, но ведь влезть в Систему и понять, как все работает, глядя со стороны – это совершенно разные вещи… Или нет? – неуверенно спросила я, увидев, что тонкие губы Мефистофеля скривились в скептической усмешке.
В комнате на минуту стало совсем тихо. Мефистофель, не отрываясь, пристально смотрел на меня своими красными глазами. Я уже хотела вопросить, с чего это он так на меня уставился, как вдруг все мое существо переполнил Вопль – дикий, пронзительный, разрушающий все до основания…
От неожиданности я грохнулась на колени, обхватив голову руками. С моих губ непроизвольно сорвался крик не боли даже, а неконтролируемого ужаса. В угасающем сознании плотно воцарился размытый образ – то была кроваво-красная тень Муфлона, хозяина которой легко можно опознать по закрученным рогам. И так все смешалось в мыслях, что я была твердо уверена, что на самом деле Муфлон сейчас находится прямо передо мной. Оттого-то, наверное, я и закричала.
Не знаю, сколько прошло времени, должно быть, всего несколько секунд. Когда Вопль смолк, и я открыла глаза, то увидела через дверной проем балкона, как Мефистофель, отворив окно и свесившись вниз, внимательно смотрит на улицу. Потом он вернулся в комнату.
– Ушел, – сообщил он задумчиво. – Плохо твое дело, – нахмурился он.
– Разве это не хорошо, что он ушел? – голос мой предательски дрожал, и поднялась на ноги я с немалым трудом. Меня все еще трясло от страха.
– Хорошо. Но он вернется, помяни мое слово. Тебе нужно срочно сесть на поезд.
– Как-то не верится, что от этого будет толк…
– Все лучше, чем сидеть на месте и ждать, пока он тебя прикончит. Так что сегодня, – голос его стал необычно жестким. – Сегодня же ты сядешь на поезд. А пока, – его лицо вдруг просветлело, – я, так и быть, расскажу тебе историю. И ты узнаешь, что бывает с теми, кто со стороны наблюдает за устройством мироздания!
Он протянул мне руку, и я, как всегда, коснулась его ладони. Признаться, я ожидала какого-нибудь подвоха, но нет, рассказ, похоже, предстоял вполне себе обычный – никаких перемещений, перед моими глазами было знакомое мне живое полотно, которое Мефистофель комментировал с таким видом, словно все, о чем он рассказывал, свершилось исключительно по его воле.
На живом экране на этот раз была самая что ни на есть обычная комната, напоминающая, смущенно подумала я про себя, мою собственную несколько лет назад. Смущенно – потому что такие комнаты, как правило, являются классическим примером того, как жить не следует.
Темное помещение, какое время суток – не понять, окно занавешено плотными шторами. Свет излучали только тусклая настольная лампа и монитор компьютера, стоящие на письменном столе. Стол был завален чем попало – книгами, листками, компакт-дисками, ручками, карандашами, имелись здесь даже пустая тарелка и несколько пустых пакетов из-под чипсов и тому подобной дряни, без которой жизнь человеческая, что и говорить, была бы неполной. Среди этого бардака гордо возвышалась огромная кружка – вероятнее всего, с кофе, чтобы отогнать сон.
Но если письменный стол говорил о том, что он средоточие жизни хозяина, то остальная часть комнаты напоминала неисследованные территории, куда сбрасывались самые разные предметы. Так, диван, на котором явно спал владелец всего этого богатства, был завален одеждой, журналами, какими-то баллончиками. Рядом на полу, под грудами бумаг, одежды и постельного белья виднелись грязные тарелки. В общем, легко было представить, как живет хозяин комнаты: посидел, сколько смог, за любимым письменным столом, на ощупь добрался до дивана, скинул с него все ненужное и кое-как забрался под одеяло. Затем встал, вернул часть хлама обратно, чтобы отыскать тарелку, из необходимости помыл, поел, бросил там же. И так в течение многих-многих дней.
Ну да не мне судить. Мой образ жизни не слишком отличался от этого, за тем только исключением, что в последние годы бардак начал меня раздражать, и поэтому я старалась поддерживать квартиру в относительном порядке.
– А вот и хозяин! – прищелкнул пальцами Мефистофель.
В комнату вошел парень лет, наверное, шестнадцати, а, впрочем, ему могло быть и немногим меньше, и многим больше. Взлохмаченные медные волосы торчали в разные стороны, глаза так же, как и мои, почти полностью закрывала отросшая челка. В целом облик этого парня излучал потусторонность и апатичность.
– Он Проволока? – уточнила я.
– Ага, – усмехнулся Мефистофель. – А что, не видно? Но он не просто Проволока! Он Проволока, которой вздумалось разузнать, как работает Система. Ну да, по существу, это было давно, и твоему Прошедшемудню наверняка рассказывали историю о нем! – надулся он, тыча пальцем в главного персонажа истории. – Только вот ни черта не помогло, как видишь. Все равно сунулся, куда не просят. Хотя и этого предупреждали… Может, хоть у тебя мозгов прислушаться хватит!
– Ты давай рассказывай, – поторопила я его.
Лохматый парень меня заинтриговал. Он сел за письменный стол и уставился в монитор. Из угла комнаты раздался шорох, но он не обернулся, только заметно напрягся. Как схожи были ситуации! Должно быть, в комнате притаился некто вроде Палочника или Вороны, и он знал об этом.
– В общем-то, все было так, как сейчас происходит с тобой, – подтвердил мою догадку Мефистофель. – Только его не преследовал Муфлон.
– Почему? – мне стало обидно. Нешуточное ведь преимущество!
– Он особенный, – усмехнулся Мефистофель. – Он сначала стал узнавать Систему, а уже потом стал Проволокой. То есть все наоборот, а не так, как обычно бывает. Хотя это ничего не меняет. Так, небольшая махровая предыстория!
Он указал на движущееся изображение. Парень взялся за ручку и начал писать. Потом поискал что-то в интернете и сделал еще какие-то пометки, сверяясь с открытой веб-страничкой. Но тут его прервал звонок в дверь. Парень вздрогнул, отложил ручку и, перебираясь через завалы брошенных вещей, отправился открывать. Комната сменилась коридором. Я увидела, как он открыл входную дверь.
На пороге стояла девушка с длинными рыжими волосами. Выглядела она очень мило, этакая студентка-спортсменка-отличница, и я невольно задалась вопросом, на черта она пришла к подобному типу.
Мефистофель, поняв, о чем я думаю, довольно хихикнул.
– Нет, это ни в какие ворота! – возмущено продекламировала девушка, с видом полноправной хозяйки входя в квартиру и направляясь прямиком в комнату. – Что за бардак! А ты! Что с тобой творится?
За окном вдруг раздались знакомые мне звуки. Девушка на них внимания не обратила, а парень, указав на окно, рассеянно произнес:
– Совы…
– Какие еще, к черту, совы? – всплеснула руками девушка. – Ты тут спятишь совсем. Все, идем гулять. Только сейчас, приберусь… – она с беспомощным видом приговоренной к смерти (и тут ее нельзя было винить) оглядела царивший в комнате бардак. Парень, следует отдать ему должное, пытался возражать, но девушка и слышать ничего не хотела и принялась за дело. Он пытался ей помогать, однако от него было больше вреда, чем пользы.
– Его сестра? – предположила я.
– Бери выше! – закатил глаза Мефистофель. – Дама сердца.
– Да-а? – удивленно протянула я.
– А что тебя удивляет? – пожал плечами Мефистофель. – Раньше он был несколько другим. Начнем с того, что он не был Проволокой, значит, был многим живее. Правда, – усмехнулся он, – потом девочке пришлось серьезно заняться учебой, и бедняга, видать, от тоски углубился в устройство мироздания. Но она не была его единственной опорой! Вот вторая.
Он снова прищелкнул пальцами, и изображение на живом полотне сменилось. Теперь в комнате, помимо ее хозяина, находился молодой человек с коротко стриженными русыми волосами.
– Его лучший друг, – пояснил Мефистофель.
Главный герой повествования, по-видимому, пытался объяснить что-то этому своему другу. Он показывал ему исписанный листок, всеми силами стараясь привлечь его внимание, но тот только недоуменно покачивал головой.
– Нет, ты смотри. Такие существа – побочный продукт Системы. Обычно устройство мироздания могут видеть только те, кто причастен к его работе. Но некоторые люди… Я не уверен еще, почему так происходит… В общем, есть люди, которые не имеют отношения к работе Системы, но видят некоторые ее части. Таким образом, они волей-неволей оказываются причастны к ней. У Системы не бывает изъянов, понимаешь? В ней для всего есть место. И чтобы эти люди хоть как-то были использованы, появляются такие создания… Похоже, что они порождаются человеческим разумом во взаимодействии с Системой… Невольно… То есть сам создатель может и не подозревать, что это он создал…
– Слушай, подожди! – схватился за голову друг. – Что ты несешь? В онлайн-игры переиграл?
– Я никогда не играл в игры, и тебе это прекрасно известно! – резко ответил парень.
– Мефистофель, заткни этого его друга! – взмолилась я. – Пусть говорит дальше!
Я была не в силах сдерживаться. Ведь, судя по всему, выводы об устройстве мироздания у этого парня абсолютно правильными, иначе бы Мефистофель обязательно указал на то, что он ошибается.
Но Мефистофель в ответ на мою просьбу только захохотал в голос. Мое нетерпение, похоже, было для него что солнышко в холодный пасмурный день.
Вскоре, к счастью для меня, друг, видимо, вспомнил давно известную истину о том, что с сумасшедшим лучше не спорить. Судя по его лицу, он решил во имя дружбы сделать над собой усилие, отнестись к услышанному как к сюжету книжки и попробовать поддержать беседу.
– Ну ладно, – выдавил он из себя. – Это я так… Так что делают эти… Создания? Ты же сказал, у всего должна быть роль. Какую же роль выполняют они? – спросил друг и – это легко прочиталось на его лице – мысленно поаплодировал себе за такой умный и уместный вопрос.
– Ничего особенно значимого они не делают… Ничего значимого – я имею в виду, что не то чтобы они не нужны, нет, нужны, иначе бы не появились… Но если бы они вдруг все исчезли, ничего страшного бы не произошло. Так я думаю. Мне кажется, они вроде мусорщиков… Собирают обрывки человеческих мыслей, снов…
– Очень даже поэтично, – хохотнул друг. – Обрывки мыслей загрязняют окружающую среду?
– Очень даже! – грубо ответил парень. – Попробуй обзавестись хоть одной навязчивой мыслью – тогда поймешь, какой может быть вред, если где-нибудь ее обронишь!
– Нет, ты точно спятил, – покачал головой друг.
Изображение на живом полотне сменилось. Теперь парень снова был один. Он сидел за столом и писал что-то на листах бумаги.
– Кстати говоря, – сказал Мефистофель. – Вот тебе урок. Они вполне могли вытащить его из всего этого – нужно было только постараться. Но они не стали. Не помешали, хотя видели, как он уходил все дальше. И в результате вовсе спелись, – хохотнул он.
– В смысле? – не поняла я, думая о только что услышанной информации о Системе.
– Его любимая в конце концов ушла к вот этому его другу, – пояснил довольный Мефистофель.
– Сволочь, – мне стало обидно за парня. – Но не надо мне тут грозить уроками, я и так помню, чему ты, Эгоист, учишь – никому не доверяй, ни на кого не рассчитывай, думай только о себе.
– Молодец! – Мефистофель был приятно удивлен. – Да, так и надо! В общем, – вернулся он к истории, – это не стало для него сильным ударом, он к тому времени уже полностью погрузился и стал самой безнадежной Проволокой. И понимал это. Но оторваться не мог, ему во что бы то ни стало хотелось узнать, как оно устроено, это мироздание!
На живом полотне пробегали ночи и дни, а парень все сидел и сидел за столом, писал и писал, время от времени искал что-то в интернете и снова писал, чертил… Мне вдруг стало интересно, неужто сведения о Системе можно войти в Сети?
Словно подслушав эту мысль, изображение показало компьютер крупным планом. Да, оказывается, можно, – с удивлением поняла я. Но, конечно, не на страничках онлайн-энциклопедий, а в записях отдельных людей. Должно быть, все это были Проволоки… Их наблюдения выплескивались в форме обрывочных заметок о ночных кошмарах, иногда – стихах, иногда – рисунках. Парень с потрясающей уверенностью фильтровал эту информацию, отделяя вымысел от следов Системы. Впрочем, Проволоке не так уж сложно почувствовать, что здесь правда, а что ложь… Еще до того, как парень определил судьбу рисунка – устрашающего черного лебедя с алым пятном на груди, представляющего собой воплощение сюрреалистического кошмара, от которого хотелось спрятаться под кровать, – мое сердце болезненно екнуло. Конечно, это не случайно. Как здесь могла не вспомниться история об Ариане? Должно быть, кто-то услышал ту злосчастную песню и правильно проассоциировал ее с ужасным созданием Системы…
– Но в конце его поисков, – продолжал тем временем Мефистофель, – его ждало грандиозное открытие! Проволоки не могут вот так просто, до бесконечности наблюдать за Системой. Но снова возвращаться к обычной жизни он не хотел ни в какую. Его выбор был вполне сознательным, – тут Мефистофель зловеще ухмыльнулся. – Но не уверен, что он в полной мере осознавал, что его ждет! Какова будет цена… Итак, он хотел остаться Проволокой! Какой же у него был выход?
– Влезть в Систему?.. – прошептала я, вспомнив слова Авторитета. – Как Прошедшийдень?
– Точно! – Мефистофель хлопнул в ладоши, и живой экран показал, как парень, бледный и изнуренный, поднимается по какой-то лестнице, чуть покачиваясь. – Только твоему Прошедшемудню смелости не хватило пройти сразу до конца. Но ничего, еще пройдет, выбора у него все равно нет… А этот решил все и сразу. И сразу заплатил цену за то, чтобы занять свое место в Системе. Нашел работу, так сказать, – скривился Мефистофель. – Но спору нет, своего добился – в определенном смысле, он остался Проволокой и теперь навеки связан с Системой. Исполняет свою роль в мироздании. Важную роль, – усмехнулся он, глядя на меня. – Вроде как тот же Муфлон… Хотя нет, рангом все-таки пониже будет.
Я не отрывала глаз от живого полотна. Парень, наконец, одолел темную лестницу и выбрался через какой-то люк наружу. Оказалось, он взобрался на крышу дома. И хотя я просто наблюдала за всем со стороны, мне стало не по себе. Наверху гулял дикий ветер, и высота, сразу ощущалось, была совсем нешуточной, никак не меньше десяти этажей.
А парень все шел вперед. Остановившись на самом краю, откуда открывался захватывающий вид на ночной город, он вдруг поднял руки и разразился поистине безумным смехом.
– Что это с ним? – меня пробрала дрожь.
– А вот такая цена за работу в Системе, – ухмыльнулся Мефистофель и эффектным жестом указал на живое полотно. – Разум!
– Разум? – вырвался у меня сдавленный шепот.
– Ну да. Не может же обычный человек вносить свой вклад в мироздание. Для этого надо чуть-чуть измениться. Ну или, точнее, кое-чего лишиться. Воспоминаний, разума, и прочего, прочего, – Мефистофель фыркнул. – Короче говоря, всего того, что составляет человеческое "я".
Парень, стоя на краю крыши, продолжал хохотать. Но тут послышался шум – это нагоняли беглеца его знакомые. Девушка и его лучший друг (оба, как я полагаю, бывшие) выбрались на крышу, отчаянно голося. Ветер относил их слова в сторону, но они, понятно, призывали безумца к осторожности и умоляли одуматься.
Он перестал смеяться и оглянулся через плечо с видом наивного удивленного ребенка. А потом снова расхохотался и – у меня упало сердце – внезапно спрыгнул вниз, не поколебавшись ни секунды. Изображение застыло на искаженных нечеловеческим ужасом лицах незадачливых спасителей. Девушка разрыдалась в три ручья, да с такой силой, словно сама вдруг повредилась в уме.
– Хочешь посмотреть, что от него осталось? – поинтересовался Мефистофель.
– Нет, – резко ответила я.
– Да ладно тебе! – засмеялся он. – Я же говорил – он получил право работать в устройстве мироздания.