Он ведь, оказывается, знал этого человека. Хоть и заочно, - но знал. Перебравшись к себе, Андронов машинально поднял с бетонного пола лоджии "фомку". Подошел к перилам и принялся отрешенно смотреть на городские кварталы, которые уже теряли очертания в подступающих сумерках. Мысли его были беспорядочными, как броуновское движение, и ни одну из них пока не удавалось не только ухватить, но даже притормозить.
6
В собственном номере, куда Андронов вернулся, простояв на лоджии минут пять, его подкарауливала еще одна неожиданность. Причем отнюдь не из тех, которые называют приятными. Неожиданность явилась в виде двух молодых людей специфической породы - с квадратными подбородками, сплющенными ушами и крепкими шеями. И униформа у них была стандартной - темные куртки и джинсы. Один бычок сидел на стуле, расставив слоновьи ноги и положив руки на стол. Перед ним лежало раскрытое удостоверение, изъятое из куртки Андронова. И раскрытый паспорт, изъятый оттуда же. А бумажник Андронова, безусловно, уже перекочевал в карман бычка. Второй устроился на тумбочке в изножье кровати, у дальней от Андронова стены комнаты. В руке у него был не какой-то там примитивный кастет или нож, а добротный пистолет. Не газовая игрушка, не пугач, а самое настоящее боевое огнестрельное оружие - это Андронов определил сразу. Определил - и застыл возле портьеры, понимая, что деваться ему некуда. Не прыгать же с седьмого этажа в надежде, что вдруг при падении прорежутся крылья.
- Вот такой фрагмент, братан, - жирным голосом сказал сидевший у стола подручный Аптекаря. (В том, что к нему пожаловали именно подручные Аптекаря, Андронов не сомневался.) - Не думаю, что к твоему счастью. - Он постучал толстым коротким пальцем по удостоверению. - Липа?
Слово "фрагмент" оказалось для Андронова подобным вспышке, которая все осветила и прояснила.
"Ай да девица-красавица, - подумал он. - Не только на флешмоб ты способна, оказывается. И пьянка работе не мешает".
И еще он подумал, что его командиры там, в Москве, недооценили противника. Аптекарь подготовился к возможному появлению "хвоста", и пока он, Андронов, пас Регбиста, ребятки Аптекаря пасли его самого. Охотник сам стал дичью. Вряд ли, конечно, они вычислили его прямо на вокзале - скорее уж, здесь, в гостинице… Впрочем, теперь это не имело значения. Главное - вычислили, главное, что Аптекарь предусмотрел вариант с тем кафе и разместил там девицу-красавицу. И она, забирая сигареты из его, Андронова, куртки, прицепила "паучка"… Причем, в отличие от него, Андронова, прослушку вели сразу же (он такого задания не получал) и были в курсе всех его разговоров.
Что с ним собираются делать, Андронов не знал, но мог предполагать - и все предположения были грустными. Для него. Ситуация сложилась не самая выгодная… однако не безнадежная. Приходилось с шашкой на пулеметы ходить, и удачно ходить, и вряд ли тот второй, с пистолетом, прямо так вот сразу затеет пальбу. Не кино же, в конце концов! Ох, не вовремя явились сюда ребятки Аптекаря - не с ними сейчас надо бы разговоры разводить, а пообщаться с этим… Регбистом… Обязательно пообщаться!
Все эти размышления заняли две-три секунды, не более - Андронов думал обо всем одновременно, да еще и успел прикинуть расстояние до каждого из непрошеных гостей. До ближнего получалось четыре шага, до дальнего - шагов семь. Вполне приемлемая дистанция, если действовать с умом, хладнокровно. Хотя пулю в живот или прямо в лоб можно было, конечно же, схлопотать запросто.
"Не видел ты пуль, что ли, страшный герой, ужасный?" - подумал Андронов.
И, не двигаясь с места, ответил бычку насчет "липы", ничуть при этом не покривив душой:
- Разумеется, подделка. Мы ж вроде как одним ремеслом занимаемся, только в разных командах. Можно сказать, единомышленники. Ловко вы меня вычислили, братишки.
- А то! - утробно произнес ближний "братишка", а дальний, поведя стволом пистолета, приказал:
- Железяку на пол!
Это были именно те слова, которых и ждал Андронов. Он уже все прикинул - и сделал выбор из двух наиболее приемлемых вариантов. Правильный ли это выбор, должно было показать самое ближайшее будущее.
- Без проблем, братишки, - миролюбиво начал он, по-прежнему не шевелясь. - Думаю, как-нибудь поладим.
С последним произнесенным звуком, Андронов одним резким движением кисти, еще помнящей тяжесть кавалерийской шашки, без замаха метнул "фомку" в лицо бычку с пистолетом. И тут же, рванувшись к кровати, схватил подушку и швырнул ее в "братишку" у стола. Одним взглядом оценил эффект, произведенный увесистой "фомкой" (а она угодила именно туда, куда Андронов и метил - в переносицу), и вслед за подушкой бросился на ближнего гостя. Тот не успел даже поднять руки, когда Андронов всем телом налетел на него, сбивая на пол. Ухватившись пятерней за волосы "братишки" ("Эх, что ж вы не ходите обритые, как раньше?"), Андронов несколько раз впечатал его физиономию в пол. И хоть и мягким был линолеум, физиономия впечатывалась со стуком и хрустом, как и положено.
Секундная стрелка вряд ли успела описать хотя бы один круг, когда Андронов выпрямился и оглядел дело рук своих.
"Вот так, ребята… Нет, не ходили вы с шашкой на пулеметы…" Отведавший "фомки" бычок упал с тумбочки на кровать и лежал ничком, пачкая кровью покрывало. И признаков жизни пока не подавал. Так же, как и его соратник, который умиротворенно и тоже ничком распластался у стола. Нужно было что-то делать с этими пребывающими в отключке тушами. Нейтрализовать их на как можно более долгий срок.
Задача была предельно ясной, а со средствами ее реализации Андронов определился в течение нескольких секунд. Подобрав с пола пистолет, он для верности добавил одному и другому рукоятью по массивным затылкам. Соблюдая, впрочем, меру - убивать он больше никого не собирался. Пришлось изрядно попотеть, освобождая туши от курток, а потом вновь надевать их на бычков - уже задом наперед, застегивая на спине, да еще и завязывая там же, на спине, рукава узлом, так, чтобы "братишки" не могли руками шевельнуть в этих коконах. Мало того, он не поленился замотать обоих в гостиничное белье - одного в пододеяльник, а другого в простыню, - и закрепить эти саваны предварительно вытащенными из джинсов горемык ремнями. Не переводя духа, Андронов наведался в душевую, намочил оба полагающихся ему полотенца и накрепко связал бедолагам щиколотки. Именно бедолагам, неудачникам, а не врагам. Никакой неприязни к ним он не испытывал, и поступал с ними столь бесцеремонно не из-за собственного садизма, а исходя сугубо из интересов дела. И ради собственной безопасности - в первую очередь.
Провозившись еще достаточно долго и вконец запыхавшись, Андронов все-таки доделал работу, утомленно сел на разоренную постель и закурил. Бычки были рассортированы, опломбированы и сданы на хранение. Один, с кляпом из носового платка, покоился на животе на кафельном полу душевой, привязанный наволочкой к трубе умывальника. Даже если бы ему удалось добраться до двери, открыть ее он бы вряд ли смог, как не смог бы это сделать спеленутый ребенок. Второй, тоже с кляпом, угодил в менее комфортные условия - он теснился в стенном шкафу, в прихожей, вообще без каких-либо шансов самостоятельно выбраться оттуда. Потому что дверцу шкафа надежно заблокировал стул, уложенный враспор между шкафом и стеной душевой-туалета. Да, условия содержания, конечно же, были ужасными, - но зато как эти двое потерпевших будут радоваться жизни, когда обретут свободу…
"Но свободу эту подарит вам кто угодно, но только не я", - подумал Андронов.
Ему теперь нужно было, распрощавшись с мыслями о горячем душе, бассейне, сауне и неспешном ужине в ресторане, хватать свои манатки и брать такси до ближайшего к городу железнодорожного узла.
И оттуда, незамедлительно, - в Москву. А там уж пусть отцы-командиры решают, как жить дальше.
Но сначала нужно было встретиться с Регбистом. Непременно встретиться с Регбистом.
Андронов встал с кровати, надел куртку. Вернул в карман свои документы (бумажник, к его удивлению, оказался на месте), погрузил в сумку пистолет и "фомку". Сложил одеяло так, чтобы не было видно кровавого пятна, вышел в прихожую и, перешагнув через лежащий на полу стул, громко произнес:
- Братишки, извините, что так получилось. Крепитесь, скоро вас выпустят. А я уж пойду… Не держите зла, просто работа у нас с вами такая.
Из шкафа донеслось частое сопение.
Андронов запер за собой дверь номера и на всякий случай постучался в соседний. Никто ему не открыл - значит, Регбист еще не вернулся из бассейна.
В коридоре было по-прежнему тихо и безлюдно. Держа в руке ключ, прицепленный к массивной бульбе, Андронов дошел до лестницы и спустился на один марш. Пристроил сумку на подоконник и стал ждать Регбиста.
…Он поглядывал на сумерки за окном, в котором застыло его нечеткое отражение, и опять вспоминал, как очутился когда-то в новом своем жилище. В двухкомнатной квартире на третьем этаже. И почему-то, как вскоре выяснилось, не в Питере, а в Москве. Квартира была со всеми удобствами, и с мебелью, и с разнообразной одеждой, и с битком набитым холодильником, и с документами, и с кучей денег… Оплатой? За что? Окружающее было непривычным, незнакомым, об очень многом он тогда и понятия не имел… Однако, что характерно, все воспринималось как должное… Нет, конечно, опупение присутствовало, но - опупение, а не шок, не удар прикладом по затылку… И со всякими техническими причиндалами он, как стало ясно, умел обращаться, словно некая часть его существа уже бывала тут и худо-бедно знала, что к чему. На месте ему не сиделось, кровь бурлила - однако он сумел пересилить, сдержать себя, и это оказалось полной неожиданностью для него самого. Несколько дней он провел в изобильном своем обиталище, не высовывая носа на улицу и стараясь хоть что-то уразуметь. Хватался то за газеты с журналами (их тоже было навалом), то за книги, слушал радио, до глубокой ночи смотрел телевизор… И опять-таки не испытывал шока, голова работала ясно, и вовсю шла перестройка в мозгах, пропитанных прежними лозунгами. А потом была первая вылазка из дома, на улицу, первый поход в магазин. И первая женщина, которую он привел к себе, а наутро выгнал, совершенно охренев от ее немыслимых взглядов на жизнь.
Гораздо позже, уже кое-как освоившись, уже приобщившись к многообразным развлечениям, которыми была ох, как богата столица, он прикинул, сколько еще может жить безбедно - и понял, что пора думать о каком-то источнике заработка. Правда, поисками заняться так и не успел - источник сам нашел его.
Задавшись вопросом о том, отчего ему так легко удалось приспособиться к новым реалиям, он сразу же ответил на него: значит, так он устроен, такая у него натура, - а потому он и сумел открыть Дверь. Доводилось ему уже многое в своей жизни менять и участвовать в невиданных и неслыханных событиях, оставаясь самим собой, стараясь крепко сидеть в седле и ни в каких, даже самых сложных ситуациях не вешать носа. В конце концов какими бы ни были фрагменты, они, один за другим, складывались в общую картину, но картину эту нельзя увидеть заранее. И хорошо, что нельзя - живи сегодняшним днем, не думая о будущем, и делай то, что у тебя получится сделать…
Регбист поднимался по лестнице не спеша, одной рукой похлопывая по перилам, а другой держа скомканное полотенце. Его влажные волосы были аккуратно причесаны, от плечистой фигуры веяло недюжинной силой, и сейчас, в спортивном костюме, он смахивал на тренера. Только вовсе не развитием физкультуры и спорта он занимался, а совсем другими делами.
Уже поставив ногу на первую ступеньку лестничного марша, на вершине которого стоял Андронов, он поднял голову, рассеянно взглянул - и продолжил свое размеренное восхождение, отсчитывая такт широкой ладонью.
- Иван Сергеич, а я вас поджидаю, - сказал Андронов, подчеркнув "вас", и сделал шаг вперед от подоконника.
Регбист слегка приподнял брови:
- Меня?
Дошагал до лестничной площадки и остановился, чуть ли не на целую голову возвышаясь над отнюдь не низкорослым Андроновым.
- Да, именно вас, - подтвердил Андронов.
Человек в спортивном костюме сразу все понял и, усмехнувшись, повесил полотенце на шею:
- Значит, мы с вами вовсе не случайные попутчики и не случайные соседи по этому "Хилтону"?
- Не случайные.
Андронов подумал, что не стоит делать резких движений - иначе как бы не пострадала челюсть, и так уже натерпевшаяся в свое время. Правда, не от удара кулаком, а от жесткой посадки.
- Я Андронов Алексей Иваныч, - сказал он и медленно повел головой в сторону подоконника, где лежал извлеченный из сумки простенький допотопный портсигар. - Видите эту вещицу? А помните, где такое написано? Цитирую - ну, может, ошибусь на два-три слова. Слушайте: "Он сел в плетеное кресло и некоторое время смотрел на востроносых, щуплых солдатиков, помаргивающих, как птицы, рыжими глазами. Затем вынул жестяной заветный портсигар, - с ним семь лет не расставался на фронтах, - похлопал по крышке, - "закурим, товарищи", - и предложил папирос". Читали такое, Иван Сергеич?
Его визави смотрел на портсигар с легким недоумением, но было видно, что он старается понять.
- Андронов?.. - Он словно пробовал это слово на вкус. - Алексей Иванович? Востроносые солдатики с рыжими глазами…
- Да это я по матери Андронов, по новому паспорту, - весело сказал Андронов. - Пришлось в свое время и паспорт менять, и фамилию - были кое-какие проблемы с московской милицией, уже здесь. А вообще, по отцу я Гусев, всегда был Гусевым. Гусев Алексей Иваныч. Вы, вот, свою записную книжку как память бережете, а я - портсигар. С гражданской!
- Вы не очень обидитесь, если я скажу, что у вас манеры провинциального актера? - бесцветным голосом осведомился Иван Сергеевич. - Демонстрация раритетов времен гражданской войны… Декламация художественных текстов графа нашего красного, советского, Алексея Николаевича… Нет, чтобы просто сказать: следил, мол, я за вами, Иван, в вещичках ваших копался… - Он посторонился, давая дорогу спускавшейся сверху пожилой тучной женщине в переливчатом пурпурном нарядном платье. - Понял, мол, что к чему и решил познакомиться поближе. Я книгу эту тоже, разумеется, читал, еще в детстве. Только помню, конечно же, не так хорошо, как вы. Не так дословно. Мне, знаете ли, другие ближе к сердцу, согласны?
- Согласен, - с удовольствием подтвердил Андронов-Гусев.
- Интересная вещица, - продолжал Иван Сергеевич, забирая с подоконника портсигар. - Пронесли, значит, через Дверь… Гусев Алексей Иванович. Кажется, несколько республик учредил, у Махно повоевал и у Буденного… А потом - прямиком на Марс, с инженером Лосем.
- Да, с Мстиславом Сергеичем, - улыбаясь, кивнул Гусев. - Значит, на самом деле читали "Аэлиту"…
- И вы, я вижу, тоже обо мне кое-что знаете.
- Это уж я здесь, - сказал Гусев. - Горы книжек проглотил.
- Может быть, продолжим разговор в более подходящей обстановке?
- Тогда у вас. У меня занято. Я там ваших разместил, они меня расшифровали.
- Ага. - Иван Сергеевич призадумался. - Не очень поцарапали ребят?
- До свадьбы заживет! - махнул рукой Гусев. - И пистолетик ихний вам отдам, мне он ни к чему.
- Давай на "ты", товарищ Гусев, - предложил Иван Сергеевич. - Одного ведь поля ягоды.
- Давай, - тут же согласился Гусев. - А ты с собой сюда ключ от стартера, случаем, не прихватил? Или какую-нибудь детальку от фазоциклета?
- От фазоциклера. Недублированного. Нет, не прихватил.
- А я вот портсигар свой взял.
- Мне сюда ляпник надо было бы прихватить, с ядовитой ляпой, - помрачнев, сказал Иван Жилин, бортинженер космического фотонного грузовика "Тахмасиб", а позже - агент Совета Безопасности, однажды направленный для выполнения задания в Страну Дураков.
7
Они пили коньяк, нашедшийся в сумке Жилина, закусывали яблоками и вели разговор. Бутылка "Дагестана" стояла на тумбочке, Жилин расположился на кровати, а Гусев рядом, на стуле. Дверь на лоджию была открыта настежь, потому что Гусев вовсю дымил - на посиделках со спиртным ему всегда хотелось много курить.
Как выяснилось, Жилин прошел через Дверь позже Гусева, но гораздо быстрее определился со своим местом в этой новой жизни.
У Гусева все было совсем по-другому. Бывшего красного конника, участника межпланетного перелета, организатора заварухи на Марсе и основателя "Общества для переброски боевого отряда на планету Марс в целях спасения остатков его трудящегося населения" приметили тут совершенно случайно. Бродил себе по рынку, выбирал апельсины-мандарины, и вдруг - "трах-бах!", разборки, "конкретные пацаны" с оружием, крики, мат-перемат, переполох, драка… Как человек в прошлом военный и бесшабашный, Гусев не смог не вмешаться. Тем более, что и его, пробегая, зацепили кулаком по ребрам. Врезал одному, другому, завладел пистолетом и ну месить дальше - всех, кто под руку попадался.
А когда нагрянула милиция, бросился вместе с новыми сотоварищами к машинам. Погрузились, помчались куда-то по улицам Москвы, целой колонной. Лишь потом разобрался, что к чему и кто есть кто, перезнакомился… И был принят в одну из местных группировок - им тогда было несть числа - как эффективная боевая единица. Много всякого было в те страшненькие годы переползания к капитализму, лилась кровь, менялись хозяева, но Гусев всегда приходился ко двору. И, умудренный опытом, на первые роли не рвался. Это была его стихия, именно таких встрясок не хватало ему в прежней жизни, когда гражданская отгремела, революцию на Марсе совершить не удалось и закончились вояжи по Америке и Европе, где он рассказывал про драки с марсианами, про пауков и про кометы… Пресной стала жизнь бок о бок с преданной, но уже приевшейся Машей, душа рвалась в бой, ниспровергать и разрушать, душить и давить врагов… Знание о Двери пришло как бы само собой, словно свалилось с небес, и он шагнул за порог без особых раздумий. И оказался в том самом мире, за который воевал, в настоящем, а не книжном мире. И разве мог он помыслить в своих двадцатых, что будущее окажется совсем не таким, каким рисовалось?..
Шли годы, он все время был при деле и жил очень даже безбедно.
И ничуть не сомневался в том, что может в любой момент, если постарается, отыскать Дверь и вернуться к себе. Но возвращаться не собирался. Как-то унизительно было бы вновь очутиться в книге, в придуманном писателем мире, развоплотиться, обернувшись тем же самым набором букв, черных знаков на белой бумаге. Не желал он возвращаться.