Я заметил, что лаборатория без окон, а точнее окна забиты фанерой. Роман постоял у собранного наспех пульта, потом щёлкнул выключателем. Ничего не произошло, вокруг ярко белели стены. Роман щёлкнул ещё раз, и помещение погрузилось во тьму.
Не совсем во тьму…
Призрачное голубое свечение исходило от торца цилиндра, протягиваясь на метр или полтора, а потом истончалось, сходя на нет. Словно фантастический меч из голубого света висел в темноте.
– Вот это да, – выдохнул я. – Словно меч из "Звёздных войн".
– Только рукоятка тяжеловата, – хмыкнул Роман. – Килограммов под шестьдесят. Это плазмогенератор, такие разрабатывали для самолётов. Создаёт сильно ионизированную воздушную оболочку, и радары такой самолёт не видят. На постройку антенных полей, как у американцев, у нас денег нет. Хотя пара антенн имеется. А эту штуку мы немного модифицировали. В принципе обычный плазмотрон. Электронный пучок нагревает электроны в газоразрядной камере и ионизирует рабочее вещество. Образуется плазма, которая ускоряется за счёт перепада электрического давления и вытекает вдоль магнитных силовых линий…
Он поглядел на меня, ухмыльнулся и замолк.
Я подошёл к стеклу, от которого сочился холод, и коснулся пальцами. В воздухе повисло пять туманных пятнышек, они быстро таяли.
– А перегородка зачем?
– Внутри атмосфера сильно разрежена, – объяснил Роман, переводя взгляд на заострённое голубое сияние. – Хорошо бы ещё меньшую плотность, как в высших слоях атмосферы, но на такую камеру денег нет.
– Бедная у нас наука, – машинально сказал я. Что-то завораживающее было в этой призрачной голубизне среди темноты. И что-то тревожащее…
– Зато у американцев богатая, – фыркнул Роман. – Теперь вот над плазменным оружием работают, чтобы никто не мог их достать. А они кого угодно…
– А это действительно можно использовать как оружие? – поинтересовался я. – Ну, кроме невидимости для самолётов…
– Вряд ли, – неохотно сказал Роман. – В отличие от меча из "Звёздных войн" этот ничего не рассечёт, плотность ионизированного газа слишком мала. Электронику действительно вырубает, но всего на несколько метров. А надо на сотни или тысячи километров. К тому же американцы переходят на оптоэлектронику, чтобы даже оружие ЭМИ на бортовые системы не действовало, а они бомбили, кого хотели.
Я пожал плечами:
– Будто они воевать с нами собираются.
– А то нет? У юсовцев одна цель – новый мировой порядок с Америкой во главе.
– Гм, – только и сказал я. Типично русская черта – вину за собственный бардак сваливать на других.
Роман щёлкнул выключателем, и голубое свечение стало не видно в желтоватом электрическом свете.
Помедлив, щёлкнул ещё.
Лёгкое содрогание пробежало по стенам лаборатории, и – или это мне только показалось? – свет разгорелся ярче.
Со странным выражением Роман поглядел на меня:
– Заметил что-нибудь?
– Что? – удивился я. Кот с требовательным мяуканьем стал тереться о мою ногу, и я добавил: – Ну и здоровый у вас котяра.
– И это тоже, – непонятно сказал Роман. – А насчёт света ничего не заметил?
– Вроде стал ярче, – вяло ответил я, стала одолевать усталость. – А что?
Роман вздохнул и сказал, будто про себя:
– Освещённость слегка падает, когда генератор включён. А когда выключаешь, соответственно увеличивается. Не очень заметно для глаз, но приборы регистрируют.
Я зевнул:
– Когда-нибудь назовут эффектом Славского. Когда во всём разберёшься и получишь Нобелевскую.
– А что? – хмыкнул Роман. – Это идея. Тут можно и Нобелевку отхватить. Вот с чего ты зеваешь?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Вроде выспался.
– А это всегда так, – ещё шире ухмыльнулся Роман. – Сначала происходит угнетение нервной системы, а потом активизация. То же и с другими биологическими процессами. Думаешь, отчего у нас кот такой здоровый? Всё время живёт в лаборатории, не выпускаем. И здоровеет не по дням, а по часам. Так что тут такие эффекты могут быть…
И в глазах Романа появилась мечтательность, словно представил, как ему вручают Нобелевку.
Я решил кое-что выяснить:
– По этой линии у вас какие-то коммерческие проекты?
– Да, – неохотно отозвался Роман. – Клима наладил сотрудничество с одним азиатским концерном. Мы сначала получили низкотемпературную плазму, с концентрацией ниже, чем создаёт ХААРП. Так вот, действие у неё оказалось прямо противоположным. Она улучшает прочностные характеристики материалов и вдобавок производит некий консервирующий эффект. Это ещё надо изучать, но практические выходы наклёвываются. Сейчас остальные лаборатории ведут плановые исследования, изучают воздействие ХААРПа, и только мы продолжаем эксперименты с низкотемпературной плазмой. Пытаемся построить установку помощнее. Но многое непонятно… – И Роман досадливо потёр лоб.
В этом состоянии творческого кризиса я его оставил и снова наведался в кабинет Климы. На этот раз там оказалась Лара, оглядела меня глазами-пуговками и быстро отпечатала на принтере несколько листков.
– Вот планы занятий, один для аспирантов, а другой для сотрудников. Подкорректируешь и дашь на подпись Клименту Ивановичу. Лекции будешь читать в актовом зале, а занятия с аспирантами вести в комнате возле библиотеки. Если нужной литературы не окажется, можешь выйти в Интернет и распечатать на принтере. Только имей в виду, что все соединения идут через прокси-сервер.
Отбарабанив это, она игриво улыбнулась, так что я даже не обиделся на очередное "ты". Видимо, переняла манеру общения у Климы.
Остаток дня провёл, дорабатывая планы, подбирая литературу и общаясь с миром через прокси-сервер. Хотел отправить письмо Кире, но вспомнил, что у неё нет компьютера, а попытку выйти на мобильник зловредный прокси блокировал.
Мобильной связи не оказалось вообще, так что пришлось звонить из почтового отделения. Я сообщил, как доехал и устроился. Голос Киры звучал печально, да и мне к вечеру стало тоскливо…
Я сижу у окна: сереет корпус лаборатории, зеленью светятся окна. От стекла тянет холодом, я грею руки на батарее. В стылую тишину врывается крик – над розовыми перьями заката кружит стая птиц. Куда они собрались, может быть на далёкий юг? Я вспоминаю, как согревал своим телом холодные руки и ноги Киры, и как потом нам стало тепло. Почему мы не вместе?..
Время потянулось скучно. Только занятия разгоняли тоску: каждую неделю я читал лекции по истории социального и политического устройства России для сотрудников, а два раза в неделю проводил семинары по философии для будущих кандидатов наук. Заходил даже Роман, который кандидатскую защитил.
Как-то я рассказывал об иерархии бытия у греческого философа Плотина. Превыше всего он ставил непознаваемое Единое. Поскольку природа Единого творит все вещи, оно само не есть что либо из них. Единое переполняется самим собою и изливается в Ум, а тот творит Душу. Душа производит все живые существа, вдыхая в них жизнь. Без Души мир "не более как мёртвый труп, земля и вода, или даже нечто худшее – тёмная бездна вещества и небытие, – нечто такое, чего ужасаются даже боги". [5]
Идеи, содержащиеся в Уме, согласно Плотину воплощаются в божественные существа – так, идея любви и красоты воплощается в Афродиту, причём высшая часть в Афродиту Небесную, а низшая в Афродиту Пандемос, земную или всенародную…
Один парень поднял руку:
– Я читал, что ей поклонялись довольно занятно, устраивая сексуальные оргии.
Аудитория явно устала от тонкостей неоплатонизма и желала развлечься. Я пожал плечами:
– Культ Афродиты очень древний. Ещё до расцвета греческой цивилизации её почитали в Финикии как Астарту, а в Вавилоне как Иштар. Наверное, вы имеете в виду вавилонскую Иштар. В её храмах имелись роскошные покои, где жрицы отдавались пришедшим на поклонение мужчинам. Не только жрицы-проститутки, но и каждая женщина в Вавилонии должна была время от времени участвовать в таких обрядах.
– И я бы не прочь, – заржал парень. – Вообще, почему бы опять не ввести культ Астарты, а то наше православие больно скучно. Посты да молитвы.
Я поспешил закончить занятие.
Но вечером, изнывая от тоски по Кире, вспомнил появление Аннабель в московском бомбоубежище. Похоже, наше пресыщенное общество и в самом деле соскучилось по языческим культам.
По мнению древних, боги состоят из особого вида материи, настолько тонкого, что обычно не воспринимаются органами чувств. Так что они материальны и могут рождаться, а также умирать, если их не питать веществами столь же тонкими, как они сами: запахами благовоний, цветов и, в особенности, жизненной энергией живых существ, находящейся в крови. Отсюда человеческие жертвоприношения…
Теперь экстрасенсы нашли другое слово – эгрегоры. Некие энергоинформационные сущности, которые возникают из психических излучений людей. Пишутся даже книги, как управлять эгрегорами, добиваясь таким путём богатства и власти. Полагают, что эгрегоры безличны, но может быть, греческие мудрецы больше знали о таких вещах, а мы утратили это знание, погрузившись в умствования и бесконечные эксперименты наподобие тех, какими занимался Роман.
Что сказала Аннабель?.. "Я жила словно в беспамятстве и тоже видела сны – сны о том, как мне поклоняются и меня любят. Верные не забыли меня в изгнании, и даже туда доходил ток поклонения"… А до этого говорила, будто они метагомы. Что были созданы когда-то, и их нельзя уничтожить. Не чувствовали ли древние бытие этих существ?..
В общем, я долго ворочался, пока не заснул.
Роман всё не мог выйти из творческого кризиса. Как-то я зашёл в гости – он жил в другом корпусе, соединённом с моим крытым переходом. Наверное, чтобы удобнее переходить во время снежных буранов.
Роман выставил на стол бутылку водки и нарезал солёной сёмги (эту рыбу продавали в местном магазине довольно дёшево).
– Так и не выпили за встречу. Давай навёрстывать.
Выпил полстакана, закусил сёмгой и посмотрел в тёмное окно.
– Рано стало темнеть. Работать бы и работать, но лабораторию уже видеть не могу. Что толку аппаратуру переналаживать вслепую…
Вид у него и в самом деле был измученный: светлые волосы торчат лохмами, под глазами тёмные впадины, один рукав рубашки застёгнут, другой закатан по локоть.
Я попробовал отвлечь его воспоминаниями: спросил о школе, был ли на встрече выпускников?
Роман отвечал односложно, пил водку и мрачнел. Потом всё-таки заговорил, но опять про работу:
– Ты знаешь, у меня ощущение, что мы наткнулись на что-то важное. Нигде не встречал упоминаний о затемнении света в фокусе плазменных образований. Наверное, всё дело в характеристиках плазмы, с которой мы работаем. Случайно на них набрели. Фотоны словно куда-то исчезают, а вместо них появляются другие элементарные частицы. Но какие? Зарегистрировать не можем, у нас даже пузырьковой камеры нет. Может, это частицы тёмного вещества Вселенной, о котором так много гадают. Тогда и в самом деле может потянуть на Нобелевку.
Оставалось поддержать умную беседу.
– Понятно, вы регистрируете некий феномен, но его причины неизвестны. Обычное дело. А если попробовать выявить другие феномены, влияющие на этот эффект? Чтобы он то усиливался, то ослабевал…
Роман поставил пустой стакан и ухмыльнулся.
– Тоже мне, глубокая философия на мелком месте! Этим я и занимаюсь. Беда в том, что надо подобрать много параметров. Тут и электронная температура, и ионная, и плотность плазмы, и плотность магнитного поля… У меня такое впечатление, что если всё совпадёт, возникнет эффект резонанса, пойдёт лавинообразное выделение новых частиц, и мы сможем их наконец зарегистрировать. Только для подбора нужных параметров и суперкомпьютера не хватит. Даже классическая задача трёх тел неразрешима, а тут четыре или пять факторов…
И Роман стал грызть сёмгу.
Но отчаявшимся он не выглядел, в глазах была некая весёлая бесшабашность, и я внимательно на него посмотрел. Знал приятеля как облупленного, всегда сумеет вывернуться. Почему-то в душе появилось нехорошее предчувствие.
– Вот бы попасть в мир, о котором ты говорил, – продолжал разглагольствовать Роман. – Я кое-что прочитал, это называется астральным поиском. Выходишь в энергоинформационный слой, его ещё называют ноосферой, и там можешь отыскать любую информацию.
– Попробуй, – промямлил я. – Может, у тебя талант обнаружится. У меня получалось только с помощью специальной компьютерной программы.
Роман не отступал:
– Можно попробовать её найти. Парни, о которых ты рассказывал, вряд ли связаны корпоративными нормами. Сделали интересную программу и наверняка вывесили где-нибудь в Инете. Себя показать, и людям посмотреть.
– Поищи, – я наконец прожевал сёмгу и вздохнул. Неприятное чувство усилилось. – А насчёт астрального поиска, сам хочешь сходить или меня послать?
Роман хмыкнул и разлил остатки водки.
– А тебе не хочется? Скучно тут, особенно если настоящего дела нет. У тебя там даже проводник есть. Только непросто будет программу найти. Что ты о ней вообще знаешь?
Я вздохнул и стал вспоминать. Требования: процессор с частотой в три гигагерца или более, гигабайт оперативки, минимум 800 мегабайт на жёстком диске. В общем, как для обычной игры. Автор – молодой программист из Барнаула, имя естественно не запомнил…
Ушёл от Романа с тошнотой от выпитой водки и неприятным осадком на душе, а "дома" долго глядел в тёмное окно: над белёсыми сопками качались светлые полосы, неужели полярное сияние? Потом провалился в сон, где бесконечно блуждал по какому-то странному лесу.
Утром о разговоре забыл и несколько дней не вспоминал, занятый конспектами лекций. Но после очередного семинара Роман подстерёг меня в коридоре.
– Я кое-что нашёл, – он как-то странно поглядел на меня. – Не заглянешь в лабораторию вечерком?
Я кивнул. Настроение было отвратительное, получил грустное письмо от Киры и оставаться одному в пустой квартире не хотелось.
Вечером коридор был пуст и еле освещён, только из приоткрытой двери лаборатории падала полоса света – как обнажённый клинок. Но установка была выключена, я не увидел голубого меча в темноте.
Роман возбуждённо ходил возле стола с монитором.
– Отыскал несколько программ в глубоком Инете. Все из разряда психоделических, использовать на свой страх и риск. Насмотрелся, чуть крыша не поехала, хотя и установил автоотключение. Садись поудобнее, я кресло из приёмной припёр.
Какая трогательная забота. В том "санатории" тоже было удобное кресло.
– Включай!
Я погрузился в кресло, а экран полыхнул зелёным и стал затягивать взгляд в тёмную глубину, где колыхались и росли какие-то паучьи тени…
Я поспешно махнул рукой:
– Не то!
Долгая перезагрузка. Затем в темноте стали загораться звёзды, всё шире раскидывая радужные оболочки. Фиолетовые и голубые туманности поплыли через экран в сопровождении холодной электронной музыки…
Я внезапно обнаружил, что не в силах оторвать взгляд, и с трудом выговорил:
– Не она. Хотя чем-то похожа.
Скоро и наркотики не понадобятся, садись перед монитором и лови кайф…
Долгая темнота. А потом раздались странные музыкальные аккорды, и багровое солнце стало подниматься над кромкой чёрного льда… Я быстро закрыл глаза. Стало жутко – я снова в том "санатории", и серые волосы Сибил опутывают меня, увлекая во тьму.
Сибил, кто ты?..
– Выключай! – хрипло выдавил я. – Это та самая. Где её нашёл?
Роман опять странно поглядел на меня – похоже, прикидывая, как ловчее соврать. Но врать всё-таки не стал.
– Ты знаешь, очень странно. Первые две нашёл в глубоком Инете, а ссылка на эту оказалась в моём почтовом ящике. С пометкой: "для Андрея". Только теперь поверил в твои россказни. Похоже, кто-то тебя отследил.
Словно ледяные когти прошлись по моей спине, и я стиснул зубы, чтобы не застучали. Беги, кролик, беги…
Говорить ничего не стал, да и что тут скажешь? Неужели организация Сибил?.. А глаза Романа голубовато заблестели, он сунул пальцы в разлохмаченные волосы.
– Ну как, сходишь?
Словно просил за пивом сходить. К страху добавилось раздражение: почему меня всё время используют?
– Послушай, я даже не знаю, что тебе надо. Это как в сказке: "Пойди туда, не знаю куда; принеси то, не знаю что…".
Роман растерянно присел на край стола и опять стал терзать волосы.
– Я же тебе говорил. Электронная температура, ионная, плотность плазмы, плотность магнитного поля… какие параметры нужны для усиления эффекта затемнения. Хочешь, на бумаге напишу.
– Что толку от твоей бумажки? – фыркнул я. – Так в моём кармане и останется. Ты бы ещё предложил пива на дорожку взять.
Роман ошалело поглядел на меня, а потом расхохотался и спрыгнул со стола.
– Извини, Андрей! Я видно не сообразил, в какую авантюру тебя втягиваю. Загрузил своими проблемами. Давай забудем про всё и в самом деле пойдём пиво пить. В левом крыле бар до полуночи работает.
Знал, подлец, чем меня взять. Хотя, возможно, говорил искренне. И тут моё отчаяние сменилось на злость. Все думают, что буду послушно играть по их правилам. Ну, посмотрим!..
– Нет уж, – я скрипнул зубами. – Сначала погуляю. Давай включай.
Роман с сомнением поглядел на меня и потянулся к мышке.
– Ну, тогда с Богом! – серьёзно сказал он.
С Богом ли?.. Но меня уже понесла, повлекла за собою череда картин: калейдоскоп чистых красок… багровое солнце… зал с колоннами из льющегося синего света…
И снова загадочный сумрак, лаборатория пуста, только с тёмных стеллажей боязливо глядят стеклянные личики осциллографов – и мёртвая тишина.
Тишина?
Грозный рык раздаётся снизу. Будь я в обычном состоянии, наверное покрылся бы холодным потом, а так просто пробирает озноб. С чего я взял, что буду в безопасности? Ведь видел чёрных псов на улицах ирреальной Москвы.
Мой потусторонний знакомый на этот раз не спешит появиться, поэтому я встаю и крадусь к двери. Хотя самому становится смешно: кто может услышать шаги призрака? Выглядываю в коридор, но вижу только тлеющие лампы и глубокие тени за ящиками. Может быть, проводник ждёт на улице?..
Идти одному не хочется, где-то там рычал неведомый зверь. Но делать нечего, приходится сойти в холл, хотя ноги подгибаются на ступеньках. На площадке удивлённо приостанавливаюсь: бюста Ленина нет, словно вождь мирового пролетариата тоже вышел прогуляться куда-то. Наконец сквозь стеклянные входные двери с облегчением вижу чёрную "Волгу" и лицо шофёра за ветровым стеклом. На улице тоже сумрак, снега белеют над тёмной щетиной лесов.
От рыка за спиной отнимаются ноги. Я хватаюсь за ручку двери, чтобы не упасть, и оборачиваюсь.
Во второй раз вижу этого пса, только теперь куда ближе: чёрная морда с оскаленными зубами нависает над моим лицом, горят жёлтые блюдца глаз, красный язык свешивается из раскрытой пасти.
"Сейчас загрызёт!", – мелькает жуткая мысль.
Ручка выскальзывает из ладони, я начинаю падать вперёд, дверь поворачивается и вышвыривает меня на крыльцо. Я устремляюсь к "Волге", снова едва не падаю на ступеньках и со злорадством вижу, как громадный пёс бьётся в дверях. Как раз успеваю сесть в машину, прежде чем он выпрыгивает на крыльцо.