8
Теперь темп путешествия ускорился. Целыми днями фургон катился по дороге, иногда не останавливаясь до позднего вечера. Лизамон Хултин ехала верхом, хотя ее маунт, каким бы сильным он ни был, больше нуждался в отдыхе, чем те, что тащили фургон, и время от времени она отставала, используя для задержек любой удобный случай: везти ее тушу было непростой работой для любого животного.
Они ехали от города к городу, которые разделяли скромные полосы растительности. Этот район Мазадоны был местом, где погоня за прибылью держала многие миллионы работников, ведь Мазадона была воротами ко всем землям северо-западного Цимроеля для товаров, идущих с востока, и главной перевалочной базой сухопутных перевозок из Пидруида и Тил-омона. Они быстро проследовали через множество одинаковых городов: Синтион, Апортель, Дойректин, через самое Мазадону, Борджакс и Тагодар, расположенный за ним, все затихшие и замершие на период траура по последнему герцогу, и везде в знак скорби висели желтые полосы ткани. Валентину казалось бессмысленным закрывать всю провинцию из-за смерти герцога. Что же должны делать эти люди, думал он, если умрет Понтифекс? Как они отреагировали на преждевременную кончину Лорда Вориакса два года назад? Впрочем, подумал он, может, они относились к своему местному герцогу более серьезно, поскольку тот был фигурой реальной и живущей среди них, тогда как тысячи миль отделяли народы Цимроеля от Замковой Горы и Лабиринта, и Владыки Маджипура должны были казаться им абстрактными фигурами, мифическими и нереальными. На планете, такой большой, как эта, центральная власть могла осуществлять только символический контроль. Валентин подозревал, что стабильность Маджипура зависела от социальных договоров, благодаря которым местные правители - провинциальные герцоги или муниципальные мэры - согласились поддерживать указы имперского правительства, с условием, что они могут делать все, что им нравится, на своих собственных территориях.
Как, спросил он себя, могут существовать такие договоры, когда Коронал не помазанный и посвященный владыка, а узурпатор, лишенный милости Дивин, благодаря которой держится такая хрупкая конструкция?
Валентин ловил себя на том, что все больше и больше думает о таких вопросах во время долгих, монотонных часов путешествия на восток. Такие мысли удивляли его своей серьезностью, он терял привычную легкость и простоту мысли первых дней в Пидруиде, он чувствовал, что все больше обогащается и растет его умственная энергия. Это было так, словно завеса, скрывавшая его разум, все более утончалась и настоящий интеллект выходил наружу.
Валентин все еще не был уверен, но его сомнения с каждым днем ослабевали.
В снах он часто видел себя в положении власти. Однажды ночью он, а не Залзан Кавол, вел труппу жонглеров; на другую ночь он в царской мантии председательствовал на каком-то совете метаморфов, которые казались ему жуткими туманными призраками, не державшими определенной формы больше минуты, а на следующую он увидел себя на рынке в Тагодаре, судящим мелкие споры продавцов одежды и торговцев браслетами.
- Вы видите? - сказала Карабелла.- Все эти сны говорят о могуществе и величии.
- Могущество? Величие? Сидя на бочке и верша справедливость над торговцами хлопком и льном?
- В снах многие вещи меняются. Эти видения могут оказаться метафорами.
Валентин улыбнулся, но в душе признал возможность такой интерпретации.
В одну из ночей, когда они были возле Кинтора, у него было самое определенное видение о его предполагаемой прежней жизни. Он находился в комнате, обшитой редкими и красивыми породами дерева: сверкающими панелями семотана, банникопа и темного красного дерева. Валентин сидел за остроугольным столом из полированного палисандрового дерева, заваленным документами. В его правой руке была корона звездного огня, секретари подобострастно склонялись перед ним, а за огромными сводчатыми окнами виднелся безбрежный воздушный океан, словно он смотрел со склона Замковой Горы. Было ли это только фантазией или же неким фрагментом похороненного прошлого, который вырвался на свободу и стремился из сна подняться к поверхности его сознания? Он описал комнату и стол Карабелле и Делиамбру, надеясь, что они подскажут, как выглядит комната Коронала в действительности, но они не имели об этом никакого понятия. Вроон спросил, каким он воспринимал себя, когда сидел за палисандровым столом: был ли он золотоволосым, подобно Валентину, едущему в фургоне жонглеров, или же темным, как Коронал, устроивший пышное шествие через Пидруид и западные провинции?
- Темным,- тут же ответил Валентин, а затем нахмурился.- Или же нет? Я сидел за столом и не видел мужчину, который там был, потому что сам БЫЛ им. А еще... еще...
- В мире снов мы часто видим себя своими собственными глазами,- заметила Карабелла.
- Я мог быть и темным, и светлым,- сказал Валентин.- То одним, то другим... и суть ускользнула от меня.
- Верно,- подтвердил Делиамбр.
После утомительного сухопутного путешествия они были теперь почти в Кинторе. Этот главный город северной части Цимроеля лежал на изрезанных землях, с многочисленными озерами, возвышенностями и темными, практически непроходимыми лесами. Дорога, выбранная Делиамбром, провела фургон через юго-западные предместья, известные как Горячий Кинтор, потому что там находились геотермальные диковины - огромные шипящие гейзеры и широкое парящее озеро, которое пузырилось и зловеще булькало, а в миле или двух от него находились фумаролы, из которых каждые несколько минут вырывались облака зеленоватых газов, сопровождаемые глубокими и странными подземными стонами. Небо здесь было покрыто огромными облаками цвета тусклого жемчуга, и, хотя вокруг еще царило лето, холодные резкие ветры с севера уже приносили осеннюю прохладу.
Цимр, крупнейшая река Цимроеля, отделяла Горячий Кинтор от остального города. Когда путешественники углубились в него, фургон неожиданно выехал из района узких улочек и оказался на широкой эспланаде, ведущей к Кинторскому Мосту. При виде его Валентин в удивлении разинул рот.
- В чем дело? - спросила его Карабелла.
- Река... Я даже не представлял, что она может быть такой большой!
- Реки вам неизвестны?
- Между Пидруидом и этим местом не было ни одной сколько-нибудь значительной,- ответил он.- А о том, что было до Пидруида, я не помню.
- На всем континенте нет рек, сравнимых с Цимром,- сказал Слит.- Так что смело можете удивляться.
Темные воды Цимра уходили к горизонту насколько хватало глаз. Река была такой широкой, что казалась более похожей на залив. С большим трудом можно было разглядеть на другом ее берегу прямоугольные башни Кинтора. Восемь или десять могучих мостов соединяли берега в этом месте, таком широком, что Валентин не мог понять, как их сумели построить. Тот, что лежал прямо перед ними - Кинторский Мост - был в четыре раза шире дороги и имел форму высоких арок, перекинутых от одной отмели до другой. Ниже по течению возвышался мост совершенно иной формы: тяжелое кирпичное сооружение, покоившееся на удивительно высоких опорах, а вверх по течению был другой, который казался сделанным из стекла и ярко сверкал на солнце.
- Это мост Коронала,- сказал Делиамбр,- справа от него Мост Понтифекса, а еще ниже по течению - Мост Снов. Все они очень древние и известные.
- Но почему мосты строили в таком широком месте реки? - удивленно спросил Валентин.
- Это одно из самых узких мест,- ответил Делиамбр.
Протяженность Цимра, по словам вроона, составляла семь тысяч миль. Северо-западнее Дулорна он вырвался из пасти Рифта и двигался в юго-восточном направлении через весь север Цимроеля, к прибрежному городу Пилиплоку и Внутреннему Морю. Эта река, судоходная по всей своей длине, была быстрым и удивительно широким потоком, который извивался широкими петлями, подобно огромной змее. На ее берегах располагались сотни богатых городов, крупных внутренних портов, из которых Кинтор был самым западным. На дальней окраине Кинтора, тянувшейся к северо-востоку и с трудом различимой на фоне туманного неба, возвышались зазубренные вершины Кинторского Пограничья - девять огромных гор, на холодных склонах которых жили племена грубых и гордых охотников. Иногда этих людей можно было встретить в Кинторе, где они обменивали шкуры и мясо на другие товары.
В ту ночь в Кинторе Валентину приснилось, что он входит в Лабиринт, чтобы поговорить с Понтифексом.
Это был не смутный и туманный сон, а очень резкий и болезненный. Он стоял под ярким зеленым солнцем на пустынной равнине и видел перед собой храм без крыши, с плоскими белыми стенами, который, как сказал Делиамбр, был воротами Лабиринта. С ним были вроон, Лизамон Хултин и Карабелла, но когда Валентин шагнул на истертую платформу между этими белыми стенами, он был один. Существо зловещего и отталкивающего вида вышло ему навстречу. Это существо не было человеком и в то же время не принадлежало ни к одной из нечеловеческих рас Маджипура - не лиимен, хайрог, вроон, скандар, хьорт или су-сухерис, а что-то таинственное и беспокоящее: мускулистое толсторукое существо с пятнистой красной кожей, грубой куполообразной головой, на которой почти невыносимым гневом горели желтые глаза. Низким, резонирующим голосом оно потребовало от Валентина объяснений, зачем ему нужен Понтифекс.
- Кинторский Мост нуждается в починке,- ответил Валентин,- и долг Понтифекса заниматься такими вопросами.
Желтоглазое существо рассмеялось.
- Ты думаешь, это озаботит Понтифекса?
- Я обязан воззвать к его помощи.
- Тогда входи.- Охранник с сардонической вежливостью махнул рукой и отступил в сторону. Когда Валентин прошел мимо, существо издало рычание и захлопнуло ворота за его спиной. Отступление было отрезано. Перед ним тянулся узкий извивающийся коридор, освещенный ярким белым светом, который резал глаза. Несколько часов Валентин спускался по спиральной дорожке, а затем стены коридора разошлись, и он оказался в другом храме из белого камня. Существо с кожей в красных оспинах, может, даже то же самое, что прежде, вновь преградило ему путь, рыча от непонятного гнева.
- Взгляни на Понтифекса,- сказало существо.
Валентин посмотрел вдаль и увидел сидящего на троне монарха Маджипура, одетого в черно-красную мантию и увенчанного королевской тиарой. Понтифекс Маджипура был монстром со множеством рук и ног, с лицом мужчины и крыльями дракона, и сидел на троне, ревя как сумасшедший. Ужасный свистящий звук вырывался из его губ, а запах, шедший от Понтифекса, был страшным зловонием. Его черные кожистые крылья с силой молотили по воздуху, обдавая Валентина порывами ветра.
- Ваше величество,- сказал Валентин, поклонился и повторил: - Ваше величество...
- Ваша светлость,- ответил Понтифекс, рассмеялся, потянулся к Валентину и дернул его вперед. Потом Валентин оказался на троне, а Понтифекс, безумно хохоча, побежал по ярко освещенному коридору, размахивая крыльями и что-то пронзительно крича, пока не скрылся из вида.
Валентин проснулся весь в поту, в объятиях Карабеллы. В ее глазах был испуг, как будто ужас его снов был для нее ясен, и она некоторое время держала его, ничего не говоря, пока он наконец не понял, что проснулся. Потом она нежно погладила его по щеке и сказала:
- Вы кричали три раза.
Он отхлебнул вина из бутылки, стоявшей возле постели, и ответил:
- Бывают случаи, когда тяжелее спать, чем бодрствовать. Мои сны - это тяжелая работа, Карабелла.
- В вашей душе много такого, что стремится выразить себя, мой лорд.
- И выражает очень энергично,- заметил Валентин.- Если сны - источник мудрости, я не хотел бы становиться мудрее до рассвета.
9
В Кинторе Залзан Кавол купил для своей труппы билеты на корабль, направляющийся к Ни-мойе и Пилиплоку. По реке они должны были добраться до небольшого города Верф, который был воротами территории метаморфов.
Валентин пожалел, что нужно выходить в Верфе, когда он легко мог бы за десять или пятнадцать роялов проплыть весь путь до Пилиплока и сесть на корабль, идущий к Острову Сна. Его предназначением была вовсе не резервация метаморфов, а Остров Леди, где он, возможно, найдет подтверждение видениям, которые мучили его. Но до этого было еще далеко.
Судьба, подумал Валентин, не торопится, а не спеша двигается к определенной, хотя и не всегда понятной цели. Он не был больше беззаботным бездельником из Пидруида и, хотя не был уверен, что это такое, но чувствовал определенный смысл во внутренних изменениях. Он видел себя актером какой-то большой и удивительной драмы, развязка которой еще очень далеко в пространстве и времени.
Речной корабль был гротескной и причудливой постройкой, впрочем, достаточно красивой. Океанские корабли, вроде тех, что стояли в гавани Пидруида, были грациозны и крепки, ведь им приходилось проходить тысячи миль между гаванями, а речной корабль был приземистым и широким, скорее, плавающей платформой, чем кораблем, и, как будто это компенсировало безвкусие его строителей, был весь покрыт орнаментом. Огромный, высоко парящий мост висел над тройной носовой фигурой, покрашенной в красный и желтый цвета, огромная центральная палуба была размером с деревенскую площадь со множеством статуй, павильонов и игровых комнат, а на корме поднималась вверх многоэтажная постройка, в которой жили пассажиры. На нижних палубах размещается груз, четвертый класс, обеденные залы и каюты экипажа, а также машинное отделение, из которого торчали две гигантские дымовые трубы, поднимавшиеся к небу, как рога демона. Весь каркас корабля был деревянным, потому что металл был слишком дорог на Маджипуре, а камень для использования на море был не пригоден. Поэтому плотники напрягали свое воображение, и почти каждый квадратный фут поверхности был разукрашен завитками, причудливыми панелями, выступающими брусьями и просто цветами сотен видов.
Ожидая отплытия, Валентин, Делиамбр и Карабелла прогулялись по палубе, на которой толпились граждане из многих районов и всех рас Маджипура. Валентин видел людей Пограничья с гор, поднимавшихся за Кинтором, хайрогов в дулорнских нарядах, людей из влажных южных земель, ходивших в прохладных белых одеждах, путешественников в роскошных мантиях малинового и зеленого цвета, которые, по словам Карабеллы, были типичны для западного Алханроеля, и многих других. Вездесущие лиимены продавали свою неизменную жареную колбасу; чиновники-хьорты гордо выступали, давая справки и инструкции тем, кто их спрашивал, и тем, кто этого не делал; семья су-сухерисов в просвечивающих зеленых мантиях, привлекавшая внимание своими невероятными двухголовыми телами, пробиралась сквозь толпу с высокомерным выражением на лицах, и толпа уважительно расступалась перед ними. Но кроме всего этого, на борту оказалась небольшая группа метаморфов.
Делиамбр увидел их первым. Маленький вроон издал кудахтающий звук и схватил Валентина за руку.
- Видите их? Надеюсь, что Слит этого не видит.
- Кого именно? - спросил Валентин.
- Вон, у перил. Стоят отдельно и кажутся смущенными. Сейчас они в своей естественной форме.
Валентин посмотрел туда. Их было пятеро взрослых и трое молодых. Это были стройные, угловатые, длинноногие существа, самый старший из которых был выше его, но казался хрупким и невесомым. Кожа их была желтоватой с зеленым оттенком. Их лица походили на человеческие, за исключением того, что скулы были острыми, как лезвия, губ почти не было видно, носы были уменьшены до небольших шишек, а глаза были узкими и без век. Валентин никак не мог понять, ведут ли эти метаморфы себя высокомерно или робко. Впрочем, они должны были уважать себя на враждебной им территории, эти туземцы, принадлежащие к древней расе, эти потомки тех, кто владел Маджипуром до того, как сюда пришли первые земные поселенцы четырнадцать тысяч лет назад. Он никак не мог отвести от них глаз.
- Как они изменяют свою форму? - спросил он.
- Их кости не соединены, как у большинства других рас,- ответил Делиамбр.- Под нажимом мускулов они могут смещаться и занимать новое положение. На коже у них есть клетки, способные к мимикрии, которые изменяют ее цвет и структуру, и другие приспособления. Взрослые могут изменять себя почти мгновенно.
- А для чего они это делают?
- Кто знает? Наиболее вероятный ответ, что целью было выживание расы в этом мире, а это невозможно без изменения формы. Это должно иметь для них какую-то ценность.
- Очень малую,- язвительно вставила Карабелла,- если, имея такую мощь, они позволили вырвать этот мир из своих рук.
- Изменения формы слишком мало для защиты,- ответил Делиамбр,- когда люди, путешествующие от одной звезды к другой, захватывают твой дом.
Метаморфы волновали Валентина. Для него они были свидетелями истории Маджипура, археологическими реликтами, выжившими с тех времен, когда здесь не было ни людей, ни скандаров, ни вроонов, ни хайрогов, а только эти хрупкие зеленые люди, населявшие колоссальную планету. Это продолжалось до прихода переселенцев - пришельцев, а в конечном счете завоевателей. Как давно это было! Валентину очень хотелось, чтобы они показали свои трансформации, скажем в скандара или лиимена, прямо сейчас, на его глазах, но они оставались неподвижными.
Внезапно из толпы выскочил возбужденный Шанамир. Схватив Валентина за руку, он затараторил:
- Знаете, кто еще плывет с нами? Я слышал разговор грузчиков: здесь целая семья метаморфов.
- Не так громко,- сказал Валентин.- Посмотри-ка туда.
Мальчик взглянул и содрогнулся.
- Ну и жуткие же твари!
- Где Слит?
- На мосту с Залзаном Каволом. Они хотят получить разрешение на выступление сегодня ночью. Если он увидит их...
- Он должен столкнуться с метаморфами рано или поздно,- буркнул Валентин, потом обратился к Делиамбру: - Это обычно для них - находиться вне резервации?
- Они есть везде, но никогда в большом количестве и редко в своем настоящем виде. Говорят, что одиннадцать из них живет в Пидруиде, шесть в Фалкинкипе, девять в Дулорне...
- Замаскировавшись?
- Да, под хайрогов, хьортов или людей.
Метаморфы начали покидать палубу. Они двигались с большим достоинством, но не так, как группа су-су- херисов - в них не было ничего высокомерного и, казалось, они бы скорее хотели стать невидимыми.
- Они живут на своих землях добровольно или по принуждению? - спросил Валентин.
- Думаю, понемногу и того, и другого. Когда Лорд Стиамот полностью завоевал их, он заставил их покинуть Алханроель. Цимроель был тогда почти пуст - только прибрежные заставы - и им позволили войти во внутренние части. Они выбрали территорию между Цимром и южными горами, доступ куда можно легко контролировать, и забрались туда. Сейчас стало традицией, что метаморфы живут только на этих землях, за исключением тех, что неофициально живут в городах, но я не знаю, имеет ли эта традиция силу закона. Скорее всего, они обращают мало внимания на декреты, исходящие из Лабиринта или Замковой Горы.
- Если законы Империи так мало значат для них, не рискуем ли мы, отправляясь в Иллиривойн?
Делиамбр рассмеялся.