Она тоже его обняла, затем со слезами на глазах оттолкнула.
- Мне нужно съездить домой и собраться. Вернусь за тобой к двенадцати на такси.
- Я буду готов. - Чарли покачал головой.
- Поверить не могу, что мама живет с мужиком.
- С мужиком по имени Бадди, - уточнила Джейн.
- Шлюха, - сказал Чарли.
Джейн рассмеялась - Чарли в тот миг только этого было и надо.
Когда Чарли и Джейн приехали в Седону, Лоис Ашер спала. В дом их впустил пузатый и очень загорелый мужик в бермудах и рубашке сафари - Бадди. Они втроем уселись в кухне за стол, и он признался им в любви к их матери, поведал о своей жизни - до пенсии работал авиамехаником в Иллинойсе, - затем принялся излагать, что они делали, когда Лоис поставили диагноз. Три курса химиотерапии, после чего, ослабев и потеряв волосы, Лоис сдалась. Чарли и Джейн переглянулись - обоим было стыдно, что их не оказалось рядом, когда требовалась помощь.
- Она не хотела вас беспокоить, - сказал Бадди.
- Вела себя так, будто может умирать в свободное время, как бы между визитами в парикмахерскую.
Чарли внутренне встрепенулся. О таком он и сам думал несколько раз - когда изымал сосуды и видел людей, что упорно отрицали все, что с ними творилось, и по-прежнему покупали календари на пять лет.
- Женщины - ну что с ними поделаешь? - И Бадди подмигнул Джейн.
На Чарли вдруг накатила огромная волна нежности к этому загорелому лысому дядьке, материному сожителю.
- Спасибо вам, что были с ней, Бадди.
- Ага - кивнула Джейн.
Казалось, она по-прежнему несколько ошеломлена.
- Ну, я тут всю дорогу и еще чуть дальше, если буду нужен.
- Спасибо, - ответил Чарли.
- Вы будете. - Так и выйдет, поскольку Чарли сразу же стало очевидно: сам Бадди протянет ровно столько, сколько будет нужен.
- Бадди, - раздался из-за спины Чарли мягкий женский голос.
Чарли повернулся - там стояла крупная женщина лет тридцати, в больничной робе, еще одна работница хосписа, еще одна поразительная труженица, - таких женщин Чарли видел в домах умирающих.
Женщины эти помогали переправить страдальцев на тот свет со всеми мыслимыми удобствами, достоинством и даже радостью. Благосклонные валькирии, повитухи последней вспышки, - и, видя, как они работают, Чарли убеждался: они этой работой не брезгуют, не черствеют от нее, а тянутся душою к каждому пациенту, к каждой семье. Они есть. Он видел, как они скорбят с сотнями разных семейств, по ним катком проезжают такие чувства, которые большинство переживает всего несколько раз в жизни. За много лет подобных наблюдений Чарли все больше проникался почтением к своей работе Торговца Смертью. Может, он сам ею проклят, но в конечном итоге дело не в нем - дело в службе, в ее трансцендентности. Его научили этому люди из хосписов.
На бирке значилось ее имя - АНГЕЛИКА. Чарли улыбнулся.
- Бадди, - сказала женщина.
- Она проснулась и спрашивает тебя.
Чарли встал.
- Ангелика, меня зовут Чарли. Сын Лоис. Это моя сестра Джейн.
- Ой, она все время о вас говорит.
- Правда? - Джейн даже удивилась.
- О да. Рассказывает, что вы были большим сорванцом, - ответила Ангелика.
- А вы… - Она повернулась к Чарли.
- Вы раньше были хорошим, а потом с вами что-то случилось.
- Я научился говорить, - сказал Чарли.
- И тогда он перестал мне нравиться, - не удержалась Джейн.
Лоис Ашер полулежала в гнезде подушек, на ней был идеально уложенный седой парик, завязанный сзади узлом так же, как она обычно убирала свои волосы, серебряное ожерелье с цветами кабачков и такие же серьги; бледно-лиловая ночная сорочка выгодно смотрелась в общем юго-западном декоре комнаты - Лоис будто бы стремилась раствориться в окружающей среде. И ей это удавалось, вот только место, которое она себе выкроила у мира, было несколько больше того, что она сейчас занимала. Между париком и черепом оставался зазор, ночнушка скорее походила на пустую оболочку, а кольца болтались на пальцах как браслеты. Чарли стало ясно, что она вовсе не спала, когда они приехали, а Бадди отправила к ним, чтобы Ангелика успела ее переодеть ко встрече с детьми.
Ожерелье с цветками кабачка светилось тускло-красным, и в груди у Чарли разбух печальный вздох. Он обнял мать, под ладонями ощутил кости ее спины и лопатки, нежные и хрупкие, как у птицы. Едва увидев мать, Джейн попыталась сдержать всхлип, но удалось ей только издать какой-то болезненный фырчок. Она упала на колени у материной кровати.
Чарли понимал, что, вероятно, глупее вопроса умирающему задать нельзя, однако спросил:
- Ну как ты, мам?
Она похлопала его по руке.
- Не повредил бы "старомодный". Мне Бадди ничего не дает выпить, потому что во мне алкоголь не держится. Вы познакомились с Бадди?
- Похоже, он приятный человек, - ответила Джейн.
- Очень. Хорошо ко мне относится. Мы просто друзья, вы же понимаете.
Чарли перевел взгляд на Джейн, та подняла брови.
- Все в порядке, мы знаем, что вы живете вместе, - сказал Чарли.
- Живем вместе? Мы? Ты за кого меня принимаешь?
- Все нормально, мам.
Мать отмахнулась от этой мысли, как от мухи.
- А как эта твоя евреечка, Чарли?
- Софи? Она отлично.
- Нет, не то.
- Что не то?
- Не Софи, какое-то другое имя. Хорошенькая такая - ты ее вообще-то недостоин.
- Ты имеешь в виду Рэчел, мам. Она умерла пять лет назад, помнишь?
- Ну, она тут ни при чем, правда же? Ты был такой милый в детстве, а потом даже не знаю, что с тобой произошло. Ты помнишь?
- Да, мам. Я был милый.
Лоис посмотрела на дочь.
- А ты, Джейн, ты нашла себе приличного человека? Мне страшно подумать, что ты до сих пор одна.
- Мой Единственный еще не появился, - ответила Джейн, мотнув Чарли головой: дескать, "валим на экстренное совещание", - этот жест она оттачивала при матери с восьми лет.
- Мам, мы с Джейн сейчас вернемся. Можно позвонить Софи, ты с ней поговоришь, ладно?
- Софи - это кто? - спросила Лоис.
- Твоя внучка, мам. Помнишь - красивая малютка Софи?
- Не глупи, Чарлз, я еще не такая старуха, чтобы стать бабушкой.
В коридоре Джейн порылась в сумочке и нащупала пачку сигарет, но не сумела решить, надо закуривать или нет.
- Святый свинговый боже в горошек, что все это за поеботина?
- Ее накачали морфием, Джейн. Ты почувствовала, там острый запах такой? Это ее потовые железы стараются вывести из организма токсины, которые обычно фильтруются почками и печенью. Органы у нее уже отказывают, а это значит, что много ядов поступает в мозг.
- Откуда ты знаешь?
- Читал. И послушай, она в реальности никогда толком и не жила, сама же знаешь. Лавку она терпеть не могла, папину работу ненавидела, хоть та ее и кормила. Она не переваривала его мании все собирать, хотя сама была той еще коллекционершей. И вся эта белиберда, мол, Бадди тут не живет, - она всего-навсего пытается примирить ту, кем всегда себя считала, с той, кто на самом деле.
- Мне поэтому до сих пор хочется заехать ей в морду? - спросила Джейн.
- Это, наверное, неправильно, да?
- Ну, мне кажется…
- Я кошмарная скотина. Мать умирает от рака, а я по-прежнему хочу дать ей в морду.
Чарли обнял ее за плечи и повел к выходу из дома, чтобы она покурила на крыльце.
- Не суди себя так жестко, - сказал он.
- Ты делаешь то же самое - стараешься примирить всех тех мам, которыми была наша. Ту, которой тебе хотелось, ту, которая была с тобой, когда ты в ней нуждалась, и ту, которая тебя не понимала. Большинство из нас не живет с единой, совокупной личностью, видимой остальному миру, мы - целый букет личностей. Когда человек умирает, все они собираются в одну душу - в суть того, кто мы есть, и плевать на разные личины, которые мы всю жизнь носим. А ты просто ненавидишь те личности, что ненавидела всегда, и любишь те, которые всегда любила. Неудивительно, что у тебя в голове бардак.
Джейн остановилась и отступила от него на шаг:
- А почему тогда у тебя в голове бардака нет?
- Не знаю. Может, из-за того, что я пережил с Рэчел.
- Так ты думаешь, когда кто-то скоропостижно умирает, случается примирение личностей?
- Этого я не знаю. По-моему, тут вряд ли сознательный процесс. Может, сознательный он больше для тебя, чем для мамы, - понимаешь? Тебе кажется, ты должна что-то исправить, пока она еще жива, и это очень раздражает.
- А что происходит, если в ней все целиком перед смертью не соберется? А если не соберется во мне?
- Думаю, тогда выпадает еще один шанс.
- Честно? Вроде реинкарнации? А как же Иисус и прочее?
- Мне кажется, там много чего в книгу не попало. Ни в какую книгу.
- Откуда в тебе все это? У меня никогда не создавалось впечатления, что ты уж очень духовен. Ты со мной даже на йогу ходить не захотел.
- Я не хожу с тобой на йогу, потому что деревянный, а не бездуховный.
Они дошли до двери, и, когда Чарли ее открыл, раздался "чвак", словно это дверца холодильника.
Выйдя на крыльцо, Чарли понял, в чем дело: их окатило волной стодесятиградусной жары.
- Боже, ты что, дверь в преисподнюю случайно открыл? - спросила Джейн.
- Мне курить не обязательно. Заходим, заходим, заходим. - Она втолкнула Чарли внутрь и закрыла дверь.
- Это гнусно. Почему люди живут в таком климате?
- Я не понял, - сказал Чарли.
- Так ты опять куришь или нет?
- На самом деле - нет, - ответила Джейн.
- Только по одной, когда стресс. Это как Смерти нос показывать. Тебе так никогда не бывало?
- Сплошь и рядом, - сказал Чарли.
Вечером Джейн и Чарли отправили сиделку домой, а сами поделили ночь на дежурства - по четыре часа у постели Лоис. Чарли давал матери лекарства, отирал ей рот, кормил тем, что она способна была принять, - теперь уже главным образом глоток воды или яблочного сока - и слушал ее жалобы: она растеряла и привлекательность, и вещи, до рождения Чарли была красоткой, любую вечеринку собой украшала, ей поклонялись - такое нравилось ей больше, нежели работа матери и жены, а также все прочие личины, которые она носила всю жизнь. Порой Лоис обращала внимание и на сына…
- Я тебя маленьким любила. Брала тебя в кафе на Северном пляже, и все над тобой просто курлыкали. Ты был такой милый. Красивый. Мы оба красивыми были.
- Я знаю!
- Помнишь, как мы выкинули все хлопья из коробок, чтобы ты подарок вытащил? Кажется, маленькая такая подводная лодка? Помнишь?
- Помню, мам.
- Тогда мы дружили.
- Дружили.
После этого Чарли брал ее за руку, и она вволю вспоминала те времена, когда им якобы здорово было вместе. Однако уже давно не подправить факты, не поменять впечатления.
Когда она выдохлась и уснула, он устроился в кресле у ее изголовья и стал читать с фонариком.
Посреди ночи, в руках детектив - и тут дверь открылась и в комнату на цыпочках вступил щуплый человечек лет пятидесяти, остановился у двери и стал озираться. На нем были кеды, черные джинсы и черная футболка с длинным рукавом. Если бы не огромные очки в металлической оправе, торчавшие из прорезей в черной шапочке, ему бы в руки гранату и десантный нож - и вылитый коммандос.
- Вы только потише, - сказал Чарли.
- Она спит.
Человечек подскочил фута на два и пригнулся, едва приземлившись. Засопел он шумно, и Чарли испугался, что визитер окочурится, если тотчас не выдохнет.
- Все в порядке. Он в верхнем ящике вон того трюмо - ожерелье с кабачковыми цветами. Забирайте.
Человечек шмыгнул за приоткрытую дверь, потом выглянул.
- Вы меня видите?
- Да. - Чарли отложил книгу, встал с кресла и подошел к трюмо.
- Ой, это очень плохо. Это очень, очень плохо.
- Не настолько, - сказал Чарли.
Человечек неистово замотал головой:
- Нет, очень плохо. Отвернитесь. Посмотрите вон туда. Меня тут нет. Меня тут нет. Вы не видите меня.
- Вот оно, - сказал Чарли.
Он вытащил серебряное ожерелье из бархатной шкатулки и протянул гостю.
- Что?
- То, что вы ищете.
- Откуда вы знаете?
- Потому что я занимаюсь тем же. Я Торговец Смертью.
- Кто?
Тут Чарли вспомнил, что Мятник Свеж ему говорил: это он придумал такое обозначение, поэтому про него знают, возможно, лишь Торговцы Смертью в Сан-Франциско.
- Я собираю сосуды души.
- Нет, неправда. Вам не видно. Вам не видно. Спать. Спать. - Человечек взмахивал руками, будто задергивал перед собою полог Майи - или сметал паутину.
- Вы же не дроидов ищете, - ухмыльнулся Чарли.
- Кого?
- Вы не джедай, бестолочь. Вот, забирайте ожерелье.
- Не понимаю.
- Пойдемте со мной, - сказал Чарли.
- Все равно моей сестре пора с ней сидеть. - Он вывел человечка из материной комнаты в гостиную.
Они остановились у окна: солнце уже всходило и отбрасывало тени сломанных зубов от красных скал вокруг.
- Как вас зовут?
- Берн. Берн Гловер.
- Меня Чарли. Приятно познакомиться. Сколько ей осталось, Берн?
- В каком смысле?
- По вашему календарю? Сколько дней оставалось?
- А вы откуда про это знаете?
- Я же вам сказал. Я занимаюсь тем же, что и вы. Я вас вижу. Я вижу, как это ожерелье светится красным. Я знаю, кто вы.
- Но этого не может быть. В "Великой большой книге" сказано, что, если мы с вами поговорим, восстанут Силы Тьмы.
- Видите порез у меня над ухом, Верн?
Тот кивнул.
- Силы Тьмы. Ну их на хер. На хер Силы Тьмы, Верн. Сколько осталось моей матери?
- Это ваша мать? Простите, Чарли. У нее еще два дня.
- Ладно, - кивнул Чарли.
- Тогда можно сходить за пончиком.
- Простите?
- За пончиком! Пончиком! Любите пончики, нет?
- Да, но зачем?
- Потому что от этого зависит дальнейшее существование рода человеческого в нам известном виде.
- Правда? - Глаза Верна распахнулись.
- Нет, не вполне. Я просто хочу вашей смерти - Чарли обхватил Верна рукой за плечи.
- Но все равно пойдемте. Я только разбужу сестру.
С мобильного Чарли позвонил домой узнать, как там Софи. Убедившись, что с ней все в порядке, он вернулся в кабинку "Лопай-Пончика", где его дожидались Верн и сладкий хворост. Верн уже снял свой спецназовский чулок - под ним оказалась копна седых волос. Очки, похожие на летные, придавали ему вид сбрендившего ученого, но загорелого и жилистого.
- Так она классная была?
- Верн, вы не поверите. Говорю вам: тело богини. И все в таких тоненьких перышках, мягких, как пух. - Чарли нутром чуял другого бета-самца так же, как узнавал коллегу по торговле смертью, поэтому чуть на голову не становился, рассказывая о своем приключении с сексуальной сточной гарпией: он знал, что аудитория у него благодарная.
- Но она все равно собиралась проткнуть вам когтем мозг, да?
- Да, это она обещала, но знаете - мне кажется, между нами все равно пробежала какая-то искра.
- А это не потому, что у нее в когтях был ваш крантик? От такого, знаете, у многих мозги туманятся.
- Ну да, и это тоже, но все равно волей-неволей подумаешь: из всех Торговцев Смертью на планете она предпочла одарить летальной дрочкой меня. Она, кажется, на мне залипла.
- Ну, вы же из Города Двух Мостов, - произнес Берн, смахивая с уголка рта крошку кленовой глазури.
- Там это все и должно произойти.
- Где что все должно произойти? - Чарли очень нравилось изображать старшего по званию Торговца Смертью, делиться мудростью с Верном, которого завербовали изымать сосуды всего полгода назад. А теперь он не понял.
- В "Великой большой книге Смерти" - там же написано четко: нам нельзя разговаривать о том, чем мы занимаемся, или пытаться друг друга искать, не то Силы Тьмы восстанут в Городе Двух Мостов, и начнется ужасная битва, и Преисподняя подымется наверх и захватит всю землю, которую мы потеряем. У вас же в Сан-Франциско два моста?
Чарли постарался скрыть удивление. Очевидно, у Верна - не та версия "Великой большой книги", что у них в Сан-Франциско.
- Ну да, главных - два. Простите, давно книгу не открывал. А напомните мне, что такого достопримечательного в Городе Двух Мостов?
Берн оделил Чарли взглядом "ну-вы-даете".
- Того, что к власти там придет новый Люминатус, Великая Смерть.
- А, ну да, конечно, Люминатус. - Чарли шлепнул себя по лбу.
Он понятия не имел, о чем это Берн толкует.
- Как вы думаете, мы им больше не понадобимся после того, как Великая Смерть придет к власти? - спросил Берн.
- В смысле, увольнения начнутся? Потому что в "Большой книге" сказано в том смысле, что приход Люминатуса - это неплохо само по себе, но я, как за эту работенку взялся, деньги тоннами гребу.
"Ага, самая главная наша проблема - увольнения", - подумал Чарли.
- Думаю, все с нами будет хорошо. Там же говорится: это грязная работа, но кто-то должен ее делать.
- Ну да, ну да, ну да. Так этот легавый, что застрелил божественную лярву, - он ничего не стал делать?
- Почему ничего? Сначала сунул меня в патрульную машину и попробовал расколоть - выспрашивал, что было до того, как он появился, и что происходило те несколько лет, что он за мной следил.
- И вы ему сказали?
- Я сказал, что это для меня такая же загадка, как и для него.
- И он поверил?
- Не-а. Не поверил. Но поверил, когда я ему сказал, что, если расскажу, все станет еще хуже, и мы с ним сочинили историю, которая бы оправдывала использование табельного оружия. Вооруженный грабитель стрелял сначала в меня, потом в него - словесный портрет, все дела. А потом, когда инспектор убедился, что я не собьюсь, он отвез меня в участок и я записал показания.
- И все? И он вас отпустил?
- Нет, потом он стал мне рассказывать о своей карьере, с какой жутью он сталкивался и почему в связи с этим он меня отпускает. Мужик на работе совсем умом двинулся. Верит в вампиров и демонов, в каких-то гигантских сов. Говорит, однажды вызывали в Санта-Барбару приструнить агрессивного белого медведя.
- Ничего себе, - сказал Берн.
- Вы еще легко отделались.
- Перед тем как уехать из города, я ему позвонил. Он будет присматривать за домом, пока не вернусь, проверять, как там дочка. - Про адских псов Чарли рассказывать не стал.
- Должно быть, из-за нее вам и не по себе, - сказал Берн.
- У меня тоже девчонка, только в старшие классы перешла, живет с моей бывшей в Финиксе.
- Ну вот, вы меня понимаете, - сказал Чарли.
- Стало быть, Берн, вы никогда этих темных тварей не видели? Никогда не слышали голосов из ливнестоков? Ничего такого?
- Не-а. Не так, как вы рассказываете. И у нас в Седоне ливнестоков нет. У нас пустыня, а сверху на ней - реки.
- Ну да - а вам когда-нибудь случалось не изъять сосуд?
- Поначалу, когда я только получил "Великую большую книгу", я думал, это шутка. И три-четыре пропустил.
- И ничего не было?