Свои эксперименты Диана проводила главным образом на мышах, и поздней осенью, больше чем через год после смерти Каролины Саксовер, она стала по-настоящему доверять полученным результатам. Тем временем она наткнулась на группу животных, которых Френсис использовал для своих опытов, и то, что она получила возможность наблюдать за ними, еще больше подбодрило ее. В этот период настоящая работа была уже позади. Результаты, несомненно, были самым лучшим доказательством. Оставались только эксперименты и эксперименты, которые предоставили бы достаточно данных для надежного и точного контролирования процесса, - обычная работа, отнимающая немного времени и позволяющая Диане немного отдохнуть. И только во время этой передышки она начала задумываться: а что же она, собственно открыла?..
На начальных стадиях своей работы Диана время от времени задумывалась над поведением Френсиса и удивлялась: что он собирается делать со своим открытием? Теперь же этот вопрос занимал все ее мысли. Ей было нелегко смириться с тем, что в своей работе он опережает ее, должно быть, месяцев на шесть. Он, наверное, еще летом получил полную уверенность в результатах своих экспериментов и их практическом применении, но не обмолвился об этом ни словом. Уже само по себе это было удивительным. Френсис доверял своему персоналу. Он сохранял подобную секретность до тех пор, пока это было достаточно необходимым, не снижало трудоспособности и не противоречило принципу общих усилий. Его персонал понимал возможность таких мер, и редко информация, касающаяся проводимых исследований просачивалась из Дарра. С другой стороны, это не означало, что в самом Дарре редко удавалось получить сведения о работе, которой кто-либо занимался. Но о проводимых Френсисом опытах - не было слышно ничего, ни единого звука. Насколько знала Диана, Френсис все делал сам, и результаты сохранял в тайне. Возможно, он собирался провести переговоры с промышленниками относительно производства вещества в широком масштабе, но ей как-то не верилось - это чересчур серьезное дело, чтобы дать ему обычный ход. Наконец она пришла к выводу, что Френсис, очевидно, сделает доклад о проведенной работе в научном обществе. В этом случае ей тоже пришлось бы немедленно опубликовать результаты своих собственных исследований. Однако, если он и в самом деле намеревался так поступить, то она совсем не видела необходимости в том, чтобы держать в такой секретности это открытие даже от собственного персонала, особенно на той стадии, когда все его эксперименты должны были бы быть уже полностью выполнены.
И Диана решила ждать… Ее кроме того волновало и собственное положение - с точки зрения этики оно казалось более чем шатким. Это не касалось чисто юридической стороны, которая явно складывалась в ее пользу. По условиям подписанного ею контракта каждое от-крытие, сделанное в стенах Дарр-хауза, становилось собственностью заведения. Все это так. Но с другой стороны… Если бы она случайно не уронила лишайник в молоко - не было бы никакого открытия. Да и она первая заметила действие растения… Во всяком случае, она не крала открытия у Френсиса. И, по сути, можно считать, что ее собственное любопытство заставило ее заняться исследованием явления, которое она же и заметила. Она упорно работала над этим и добилась результатов самостоятельно. И пока в этом деле не было нужды - ей было бы очень тяжело все это отдать. Так что она выжидала, наблюдая за тем, какой шаг собирается сделать Френсис.
Ожидание давало больше времени для размышлений, а размышления - больше причин для предчувствия чего-то неприятного. Теперь у нее появилась возможность как бы отойти немного в сторону и взглянуть на все это с такого расстояния, с которого отдельные деревья сливаются в сплошной лес. и, как оказалось позже, в зловещий лес. Действительное содержание того, что произошло и о чем она никогда раньше не задумывалась, тяжелым грузом легло на ее плечи. Постепенно она поняла, что Френсис тоже, наверное, чувствует это, и мотивы его поведения перестали быть для нее загадкой.
И так, день за днем, она продолжала ждать, понимая, что они держат в руках один из самых ценных, но и самых взрывоопасных секретов мира.
Спустя несколько лет она говорила:
"Теперь мне кажется, что тогда я ошибалась, ничего не предпринимая, а только выжидая. Как только я начала осознавать возможные последствия, я должна была бы пойти к нему и рассказать обо Всем, что мне удалось открыть. Это, по крайней мере, дало бы ему понять, что он может с кем-то поделиться, - и, возможно, помогло бы ему решить; как поступить с открытием. Но он был известным ученым и моим руководителем. Я нервничала, ибо положение, в котором я оказалась, становилось, говоря деликатно, двояким. А самое худшее то, что я была чересчур молода, чтобы устоять перед возможным контрударом".
Это и выступало, должно быть, главным препятствием. Еще на школьной скамье Диана поверила в то, что знания не меньше, чем и сама жизнь, дар божий; отсюда вытекало, что скрывать знания - грех против света. Искатель истины не ищет ее для себя; он действует под влиянием особого завета: донеси до людей все, что тебе самому удалось открыть.
Мысль о том, что один из ее наставников хочет нарушить этот завет, пугала ее, а то, что им может быть Френсис Саксовер, перед которым она преклонялась и Которого считала образцом профессиональной честности, поразило ее так глубоко, что она вконец растерялась….
"Я была слишком молодой даже для своего возраста - бескомпромиссной идеалисткой. Френсис был моим идеалом, и вдруг выяснилось, что он уж никак не похож на того, за кого я его принимала. Виной всему - мой собственный эгоцентризм. Я не могла простить его: мне казалось, что он предал меня. Я была в страшном смятении, которое вдобавок усложнялось моим негибким характером. Это был сущий ад. Один из тех ударов, сильнее которого мне еще не доводилось переживать, - когда кажется, что словно что-то утрачено и мир уже никогда не станет прежним, - и, конечно, он уже не такой…"
В результате пережитого она стала более решительной и теперь даже не помышляла о том, чтобы рассказать Френсису о своей работе над лишайником. Он совершил преступление, скрыв знания, так пусть это останется на его совести: она вовсе не собирается быть его соучастницей. Она еще немножко подождет - может, он все-таки передумает и опубликует свое открытие, а если нет, то мир узнает о нем, благодаря ей…
Но когда Диана начала более анализировать все детали, оказалось, что перед ней стоят одни лишь препятствия. Чем больше внимания она уделяла этому делу, тем большее беспокойство охватывало ее - из-за целой вереницы различных неблагоприятных факторов, связанных с веществом, добытым из лишайника. Оказалось - и совсем неожиданно, - что здесь не может быть односложного выбора - объявлять или не объявлять об открытии. Теперь она начала яснее понимать дилемму, перед которой Френсис оказался еще полгода назад. Однако это ее понимание было далеким от сочувствия, наоборот, это был вызов: если он не сможет сделать свой выбор, то это сделает она…
Всю зиму Диана обдумывала сложившуюся ситуацию, а когда наступила весна, она поняла, что не приблизилась к развязке ни на шаг.
В день своего двадцатипятилетия Диана вступила во владение оставленным дедом наследством и удивилась, ощутив себя достаточно состоятельной. Она отметила это событие тем, что купила себе некоторые туалеты в известных домах моды, куда еще недавно даже и не мечтала когда-либо попасть, а также небольшой автомобиль. К удивлению своей матери, Диана решила не покидать Дарра.
- Ну почему я должна оставить Дарр, мамочка? Чем я буду заниматься? Мне там все нравится - и местность, и моя интересная, полезная работа, - сказала она.
- Но у тебя же целиком независимый доход, - запротестовала мать.
- Я понимаю, мама, - разумная девушка оставила бы работу и постаралась бы купить себе мужа.
- Я, конечно, так не сказала бы, милая… Но в конце концов, женщина должна выйти замуж, только тогда она будет счастлива. Тебе уже, как ты знаешь, двадцать пять. Если ты не будешь серьезно заботиться сейчас о создании семьи, то помни - время не стоит на месте. Ты даже оглянуться не успеешь, как тебе стукнет тридцать, а там и сорок. Жизнь не очень долгая, особенно ясно это понимаешь, когда начинаешь глядеть на нее с противоположного конца. Не так уж и много времени нам отпущено.
- Я не уверена в том, хочу ли я создать семью, - ответила ей Диана. - И так уже на свете довольно много семей.
Миссис Брекли встревожилась.
- Но ведь каждая женщина в глубине души хочет иметь семью, - не отставала она. - Это же совершенно естественно.
- Это - обычно, поправила ее Диана. - Один бог знает, что случилось бы с цивилизацией, если бы мы всегда делали то, что естественно.
Миссис Брекли нахмурилась.
- Я тебя не понимаю, Диана. Неужели тебе не хочется иметь собственный дом, свою семью?
- Не горю желанием, мамочка, ибо иначе я еще раньше предприняла бы что-нибудь в этом направлении. Возможно, я и попробую, но только не сейчас. Возможно, мне и понравится. У меня еще есть время.
- Не так уж и много, как ты думаешь. Время всегда действует против женщин, не надо об этом забывать.
- Верю, что ты права, дорогая. Но не кажется ли тебе, что, даже в том случае когда, казалось, ты все прекрасно понимаешь, не всегда можно повлиять на последствия?
- Не волнуйся обо мне, мамочка, я знаю, что делаю.
Итак, Диана пока что осталась в Дарре. Зефани, Приехавшая домой на каникулы, жаловалась, что Диана все еще задумчивая.
- Вы не выглядите такой утомленной, как тогда, когда так много работали, - признавалась она. - Но вы чрезвычайно много думаете.
- А как же, моя работа требует того, чтобы много думать. В этом она и заключается главным образом.
- Но ведь не все же время.
- Это, по-видимому, относится не только ко мне. Скажем, теперь ты уже не думаешь так много, как раньше, когда ты пошла в школу. И если ты и дальше будешь воспринимать то, что тебе говорят, не обдумывая, то превратишься в рекламную куклу и кончишь жизнь домохозяйкой.
- Но ведь большинство женщин и становятся ими, - сказала Зефани.
- Я знаю, что становятся - домохозяйками, экономками, домоправительницами и так далее. Ты этого хочешь? Все эти слова - ложь! Скажи женщине: "Твое место в доме", или: "Занимайся своей кухней", это ей не понравится, но скажи ей, что она образцовая хозяйка, что означает в сущности то же самое, она и дальше будет тянуть это ярмо, сияя от гордости. Моя двоюродная бабушка несколько раз попадала в тюрьму за участие в борьбе за женские права, и чего она достигла? Смены техники принуждения обманом, и еще того, что поколение ее внучек не знает, что их обманывают, а если бы и знали, то, очевидно, не очень бы и прониклись этим. Наше самое слабое место - это ортодоксальность, а наша самая большая добродетель - это восприятие вещей такими, какими они есть…
Зефани выслушала тираду молча, а затем спросила:
- Но вы же не счастливы, Диана? Я имею в виду, что вы не об этом думаете все время?
- Слава богу, нет, малышка. Это просто задачки.
- Подобные геометрическим?
- Да, думаю, что-то вроде человеческой геометрии. Плохо, что тебя не это тревожит. Я постараюсь на какое-то время забыть про эти задачки. Давай возьмем автомобиль и съездим куда-нибудь, хорошо?
Но задачки остались задачками. И чем больше Диана утверждалась в мысли, что Френсис капитулировал и все забросил, тем большую решительность проявляла она в поисках развязки. Настало лето. В июне она с товарищем по Кембриджу поехала на каникулы в Италию, откуда возвратилась в Дарр за две недели до того, как у Зефани снова окончились школьные занятия и она приехала домой на каникулы.
Как-то вечером гуляя по большому, только что скошенному лугу, они уютно примостились под одним из стогов сена и Диана начала расспрашивать Зефани об ее успехах в учебе.
Зефани скромно заверила, что они не так уж и плохи в том числе рукоделье и теннис; однако этого нельзя сказать про крокет.
- Очень нудная игра, - согласилась Диана насчет крокета. - Это еще одна дань эмансипации. Свобода для девушек означала тогда делать то, что делают парни, каким бы нудным это занятие не оказалось.
Зефани еще какое-то время продолжала давать отчет о своих делах, разбавляя эти сведения размышлениями о школьной жизни. Наконец Диана похвалила ее, кивнув головой:
- Что ж, кажется, они не готовят вас исключительно на роль домохозяек.
Зефани немного подумала над сказанным Дианой.
- А вы не собираетесь выходить замуж, Диана?
- Может, когда-нибудь и выйду, - высказала предположение Диана.
- А если не выйдете замуж, то что собираетесь делать? Или вы хотите стать похожей на вашу родственницу и бороться за женские права?
- Ты немного запуталась, малышка. Моя родственница, как и родственники других людей, завоевали все права, которые были нужны женщинам, еще столетие назад. С тех пор единственное, чего нам не хватает - это гражданской смелости, чтобы пользоваться ими. Моя родственница и ей подобные считали, что можно добиться победы одним лишь разгромом мужских привилегий. Они не понимали, что самым основным врагом женщин являются вовсе не мужчины, а сами женщины: глупые женщины, ленивые женщины, самоуверенные женщины. А самые опасные - это самоуверенные: их профессия - быть просто женщинами, они ненавидят любую другую женщину, которая достигла успехов в какой-то иной профессии. Это создает у них двойной комплекс: неполноценности и превосходства.
Зефани какое-то время, казалось, переваривала услышанное.
- Мне кажется, что вы не в восторге от женщин, Диана, - пришла она к выводу.
- Слишком общий вывод ты делаешь, малышка. Чего я не люблю в нас, так это нашей готовности покориться, легкости, с которой нас заставляют не желать ничего лучшего, кроме - стать просто женщинами и гражданками второго сорта, и учат нас проходить сквозь жизнь как какой-то придаток, а не как человек со своими собственными правами.
Зефани снова задумалась, а потом сказала;
- Я рассказала мисс Робертс - она преподает нам историю - о ваших рассуждениях относительно замены техники принуждения техникой обмана, чтобы заставить женщину выполнять те же обязанности.
- Неужели? И что она сказала?
- Представьте себе, она согласилась. Однако добавила, что на этом стоит мир, в котором мы живем. В этом мире очень много всего плохого, а жизнь чересчур коротка, и самое лучшее каждой женщине смириться с тем, что есть, и делать все, чтобы сохранить свой собственный образ жизни. Она сказала, что все могло бы сложиться совсем иначе, имей мы больше времени в запасе, но временной интервал сейчас, очень ограничен, чтобы успеть изменить что-либо в этом направлении. К тому времени, когда подрастут ваши дети, вы постареете, потому и не стоит чего-либо начинать; а затем, в следующие двадцать пять лет то же самое будет с вашими детьми и… Так что же делать Диана?
Диана ничего не ответила. Она сидела, словно зачарованная, глядя прямо перед собой своими серыми, широко раскрытыми глазами.
- Диана, вам плохо? - Зефани потянула ее за рукав. Диана медленно повернула к ней голову.
- Так вот оно что! - сказала она. - Боже мой, именно это! Вот в чем суть, которая все время находилась так близко, а я никак не могла ее уловить…
Она приложила руку ко лбу и прислонилась спиной к стогу. Зефани со страхом наклонилась к ней.
- Диана, что случилось? Чем я могу вам помочь? Ничего плохого, Зефани, милая. Абсолютно ничего.
Просто я, наконец, поняла, что мне делать.
- Что вы имеете в виду? - удивленно спросила Зефани.
- Я нашла свое призвание.
Диана произнесла это каким-то странным голосом. Ее смех был настолько необычен и скорее напоминал истерику, что Зефани перепугалась…
На следующий день Диана добилась разговора с Френсисом и уведомила его о том, что хотела бы покинуть Дарр в конце августа.
Френсис глубоко вздохнул. Он поглядел на ее левую руку и удивился.
- О! - воскликнул он. - Значит, это не из-за банальной причины?
Она заметила его взгляд.
- Нет, - ответила она.
- Вам следовало бы взять у кого-нибудь взаймы обручальное кольцо, - сказал он. - Это дало бы мне возможность поспорить с вами.
- Я не хочу спорить, - ответила Диана.
- Но вы просто обязаны. Меня знают, как такого, который всегда спорит с ценными работниками, когда Гименей стоит у них на пороге. И когда его нет, я тоже спорю. Так что же случилось? Что же мы такого сделали, или же - не делаем?
Этот разговор, который, как надеялась Диана, будет чисто формальным, немного затянулся. Диана объяснила, что получила небольшое наследство и хочет совершить кругосветное путешествие.
- Хорошая мысль, - похвалил он ее. - Даю вам возможность увидеть собственными глазами действие некоторых наших тропических препаратов в натуре. Не спешите. Возьмите годовой отпуск. Считайте это своего рода перерывом в работе.
- Нет, - решительно заявила Диана. - Не этого я хочу.
- Вы не желаете сюда возвращаться? А я хотел бы, чтобы вы вернулись. Нам будет не хватать вас, понимаете? Я имею в виду не только профессиональные интересы.
- О, не в этом дело, - проговорила она с несчастным видом. - Я… я… - в горле у нее пересохло, и она замолчала, глядя ему прямо в глаза.
- Или кто-то предложил вам лучшую работу?
- О, нет, нет. Я бросаю работу.
- Вы имеете в виду - исследовательскую работу? Она кивнула.
- Но это, же абсурд, Диана. С вашими способностями, почему… - он продолжал еще что-то говорить, но вдруг замолчал и, взглянув в ее серые глаза, понял что она ничего не слышала из сказанного им. - Это совсем не-похоже на вас. Тут должна быть какая-то очень важная причина, - высказал он догадку.
Диане стало нехорошо, она завoлновaлась, почувствовав опасность, словно оказалась на краю пропасти. - Я… - начала она снова; и тут же замолчала, словно задохнувшись.
Он заметил, что она вся дрожит. Пока он раздумывал, чем помочь, какая-то болезненная гримаса пробежала по ее всегда спокойному лицу, словно состоялась жестокая, страшная внутренняя борьба.
Он попытался обойти стол, но она уже частично овладела собой. Почти задыхаясь, она проговорила:
- Нет, нет! Вы должны отпустить меня, Френсис. Вы должны меня отпустить!
И выскочила из комнаты, прежде чем он успел задержать ее.
Часть вторая
1
- Я рад, что вам обоим удалось вырваться, - сказал Френсис своим детям.
- Я мог бы и не приехать, но ведь ты придаешь этому такое значение, - заметил Поль.
- Несомненно дело очень важное, а насколько срочное - об этом еще можно поспорить. Что касается меня, то я в этом не имею никаких сомнений, но вот четвертый член нашего квартета опаздывает. Не знаю, помните ли вы ее. Она покинула Дарр примерно четырнадцать лет назад. Ее зовут Диана Брекли.
- Я, кажется, помню, - сказал Поль. - Высокая, элегантная, правда?
- Я, конечно, помню очень хорошо, - вставила Зефани. - Я была влюблена в нее. Всегда думала, что она самый красивый и самый умный после тебя, папочка, человек на всем, белом свете. Я очень по ней скучала, когда она уехала из Дарра.
- Прошло столько времени. Не понимаю, о чем она так срочно хочет сообщить нам? - поинтересовался Поль.
- Тут необходимы некоторые пояснения, ответил ему Френсис. - Поэтому, может, и к лучшему, что она задерживается.