* * *
- Я передам мадам, что вы пришли, мисс, - сказала служанка и вышла, прикрыв за собой дверь.
Комната показалась Зефани немного старомодной. Зефани подошла к окну. За стеклянной дверью на нескольких квадратных метрах был разбит небольшой сад. Карликовые тюльпаны цвели на маленьких грядках. На краю, в тени изящно подстриженных кустов, росли фиалки. В углу миниатюрного лужка был сооружен фонтан в виде античной головки. Большие щиты из стекла, выступавшие из углублений в нижней стене, защищали с одной стороны сад от ветра. Если посмотреть на запад, поверх невысокой железной изгороди, то можно было увидеть парк, казавшийся сплошным массивом вершин деревьев, покрытых молодой зеленью, а за ним неясно просматривались контуры зданий,
- Какая красота! - воскликнула Зефани в искреннем восхищении.
Услышав, как дверь открывается, она обернулась. Перед ней стояла Диана в скромном платье. Из украшений на ней были только простой золотой браслет на запястье, золотая шпилька на лацкане и ажурное золотое ожерелье.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
Диана почти не изменилась и была такой, какой Зефани помнила ее. "Теперь ей должно быть, - думала Зефани, - где-то около сорока, она же вы глядит - ну, может, на двадцать восемь, не больше." Какая-то неуверенная, невыразительная улыбка появилась на губах Зефани.
- Я чувствую себя снова маленькой девочкой, - проговорила она. Диана тоже улыбнулась ей в ответ.
- Тебе даже удается выглядеть девочкой-подростком, - сказала она Зефани.
И они продолжали рассматривать друг друга.
- Значит, это правда. Значит, оно действует, - прошептала Зефани скорее сама себе.
- Ты только посмотри в зеркало, - сказала Диана.
- Со мною все проще. Но вот вы - вы и сейчас так прекрасны, Диана, как были когда-то, и совсем не постарели.
Диана притянула Зефани к себе и обняла. - Чувствую, что такая новость немного ошеломила тебя, - сказала она.
Зефани кивнула.
- Особенно сначала, - призналась она, - я почувствовала себя страшно одинокой. Но сейчас я понемногу прихожу в себя.
- Твой голос звучал по телефону как-то напряженно. Я подумала, что нам лучше встретиться у меня, где мы сможем спокойно поговорить, - объяснила Диана. - Но об этом потом. Сначала я хочу услышать, как дела у тебя, у твоего отца и, конечно, все про Дарр.
Они разговорились. Постепенно Диана сумела побороть нервозность и чувство нереальности, охватившие Зефани. А после ленча Зефани почувствовала такое облегчение, какого незнала с того самого момента, когда Френсис сразил ее своей новостью. Очутившись снова в гостиной, Диана повела разговор о причине визита Зефани.
- Ну а теперь, чем я могу помочь тебе, моя дорогая? Что там у тебя за беда?
Зефани неуверенно начала:
- Вы уже и так много сделали. Вы вернули мне покой. У меня было ощущение, что я какая-то ненормальная. Но я хочу понять, Что происходит. Я в таком смятении. Отец сделал открытие которое - ну, как бы вам сказать - знаменует собой поворот в истории человечества. Я думаю, что это поставит его наравне с Ньютоном, Дженером и Эйнштейном. И вместо того, чтобы огласить его и стать признанным во всем мире первооткрывателем, он все держит в секрете. Кроме того, он считал, что это только его тайна, а тут оказывается, что и вы знали о ней на протяжении многих лет, - но тоже хранили молчание. Я ничего не понимаю. Отец говорил, Что не хватит лейкнина, но ведь так всегда бывает с чем-то новым. Раз уже известно, что такое возможно, это уже половина дела: все начинают бешено исследовать, и появляются люди с аналогичными открытиями. И, в конце концов, если этого лишайника мало, то не такая уж и беда: почему бы не сообщить об этом и не натолкнуть людей на поиски другого антигерона, как отец это называет? И последнее: я начала задумываться о побочном действии антигерона, как, например, можно ли иметь детей, если принимаешь его, и так далее.
- Можешь быть абсолютно спокойна в этом отношении, - заверила ее Диана. - Никакой разницы нет, но ведь ты же, конечно, не захочешь быть беременной так долго, как слониха. В этом случае откладывается прием лейкнина, и все возвращается к старой норме. Скрытых побочных эффектов я пока что не заметила. Правда, наступает незначительное замедление быстроты реакции, которую можно обнаружить только с помощью специальной аппаратуры; но это явление куда слабее того, что наступает после двойной порции джина. Все остальные последствия видишь перед собой.
- Хорошо, - сказала Зефани, - одной заботой меньше. Однако, Диана, все это дело с лишайником здорово напоминает лабиринт, в котором я словно блуждаю в темноте. Кстати, мне ничего не известно и про то, как вы пришли к этому открытию, и про "Нефертити", и про бизнес на красоте, и про ваши неприятности и их устранение, и так далее.
Диана вытащила сигарету и посмотрела на нее в задумчивости.
- Хорошо, - сказала она. - Знать что-то наполовину, до какой-то степени, небезопасно. Я лучше расскажу с самого начала.
Она зажгла сигарету и рассказала о том, как Френсис принес тарелочку с молоком, и к каким последствиям это привело.
- Таким образом, юридически, - сделала она вывод, - я правонарушительница, а морально - я имею такое же право на открытие, как и твой отец, но сейчас это не имеет значения. Главным - и на этом мы завязли - было внедрить данное открытие. Чтобы понять это понадобилось немного времени. Я надеялась вскоре найти выход, но чем больше я об этом думала, тем больше возникало трудностей. И как раз тогда ко мне пришло понимание того, насколько важно открытое нами вещество. Я не знала, как применить его на практике, но внезапно то, что ты сказала во время одной из наших бесед, навело меня на этот путь.
- То, что я сказала? - переспросила Зефани.
- Да. Мы говорили о том, что женщин обманывают, помнишь?
- Припоминаю. Это была ваша любимая тема, - сказала Зефани с улыбкою.
- И сейчас есть, - ответила Диана. - Ты сказала тогда, что рассказала об этом одной из своих учительниц, и она ответила, что нужно как можно лучше приспосабливаться к условиям, в которых оказываешься, ибо жизнь чересчур коротка, что бы наводить в мире порядок, или что-то в этом роде.
- Я не уверена, что помню это.
- Не имеет значения. Но суть такова. Конечно, подсознательно обо всем этом я знала. Действительно, то, что открыли твой отец и я, - коренным образом изменит всю будущую историю человечества. Я представила себе, как женщины начнут новую долголетнюю жизнь, поначалу и не подозревая об этом. Конечно, спустя какое-то время они узнают, но к этому моменту, я надеюсь, их будет уже достаточно, причем самых достойнейших, для того чтобы оказать влияние на общество. А для этого необходимо собрать группу людей - любую группу, - убедить их, что долголетняя жизнь абсолютно реальна и заставить их бороться за "хомо супериор" (совершенного человека). И вдруг я поняла, как это сделать. Люди, которым будет дана долгая жизнь, не смогут от нее отречься. Они будут упорно бороться за право сохранения ее, Зефани нахмурилась.
- Я, кажется, не все понимаю, - сказала она.
- Ты должна понять, - ответила Диана. - Сейчас ты немного взволнована и расстроена, но ведь ты же не собираешься отказываться от долгой жизни, правда? И ты будешь отстаивать свое право на нее, если кто-то захочет отобрать ее у тебя?
- Да, думаю, что так. Но я знаю, что не хватит сырья. - О, вскоре здесь что-нибудь придумают, как ты уже сама говорила. Главное, что положено начало. Нужны только деньги, чтобы посадить за работу достаточное количество людей, и больше ничего.
- Но согласно отцовскому прогнозу - настанет хаос. - Конечно, хаос будет. Невозможно создать "хомо супериор" без родовых мук. Но это не столь важно. Самое важное - не дать ему задохнуться при рождении. Вот в чем проблема.
- Это мне не понятно. Как только люди узнают, они начнут бороться, чтобы добыть это вещество и продлить свою жизнь.
- Ты говоришь об отдельных индивидах, моя дорогая, но индивиды подчиняются общественным законам.
Трудность состоит в том, что, как мне кажется, как раз законы и станут у нас на пути, вернее, учреждения, оберегающие эти законы.
Дело в том, что большинство учреждений существуют: во-первых, для осуществления администрирования в широком масштабе, и, во-вторых, для сохранения непрерывности своих функций, что дает возможность избежать трудностей, которые возникают вследствие недолголетней жизни членов общества. Наши учреждения - это продукт наших условий, и они призваны пережить наши собственные ограниченные возможности с помощью постоянной смены отработанных частей, или, другими словами, здесь действует система продвижения по службе.
Поняла? Хорошо. Тогда спроси себя, сколько людей поддержит перспективу долгой жизни, скажем, в две-три сотни лет, будучи на положении подчиненных? Будет ли кто-нибудь приветствовать идею о бессменном директоре, президенте, судье, руководителе, партийном лидере, папе, шефе полиции на все двести лет? Обдумай это хорошенько и ты увидишь, что наши учреждения работают так, как они организованы, ибо в основе их лежит положение, что продолжительность нашей жизни составляет где-то около шестидесяти-семидесяти лет. Ликвидируй это условие, и они перестанут функционировать, большинство из них даже утратит основы для своего существования.
- Ну, это все слишком обобщенно, - сказала Зефани с сомнением.
- Подумай еще раз хорошенько. Вот пример. Ты мелкий служащий, конечно, ты захочешь долго жить, пока не поймешь, что это означает протирание штанов на том же месте мелкого служащего и в следующие 50–60 лет, тогда ты не будешь уже уверена, что долголетие нужно.
Или, скажем, ты одна из тех девушек, что выскакивают замуж при первой же возможности, и перед тобой перспектива семейной жизни в течение двухсот лет с партнером, подхваченным еще в юности.
Или возьмем образование. Те поверхностные знания, что удовлетворяют нас сейчас, когда мы живем 50 лет, абсолютно не пригодны для двухсотлетней и более продолжительной жизни.
Таким образом, нас ждет борьба не на жизнь, а на смерть между человеком-индивидом и казенным человеком, в результате же следует ожидать высокого уровня шизофрении.
И это не может быть также делом личного выбора, хотя бы только потому, что каждый, кто выберет долгую жизнь, закроет тем самым продвижение по службе людям, не сделавшим этого.
И поскольку учреждения есть нечто большее, чем сумма их слагаемых, а каждый индивид является одновременно частью какого-либо общественного или профессионального учреждения, то из этого вытекает, что те учреждения, которые постоянно работают над тем. чтобы выжить, всячески будут требовать отказа от лейкнина. Зефани покрутила головой:
- Нет, я не могу в это поверить. Это полностью противоречит нашему природному инстинкту самосохранения.
- Это почти не берется во внимание. Один бог знает, от скольких инстинктов пришлось уже отказаться цивилизованному обществу. Мне думается, что отказ от лейкнина вполне возможен.
- Но даже если бы и существовал официальный запрет, он оказался бы нежизнеспособным, ибо сотни тысяч людей стремились бы обойти закон, - настаивала на своем Зефани.
- Я в этом совсем не уверена, Может, возникнет своеобразный черный рынок, где небольшая группа привилегированного класса за большие деньги будет покупать себе долголетие. Но я не, думаю, что это продолжалось бы долго - власти вмиг ликвидировали бы такое беззаконие.
Зефани повернулась к окну. Несколько минут она наблюдала за маленькими, освещенными солнцем облачками, плывущими по голубому небу.
- Я пришла сюда, немного испуганная за себя, - сказала она, - А также и взволнованная, ибо считала, будто начинаю понимать, что открытие отца - ваше и отца, конечно, - приведет нас в чудесную эру истории человечества. Однако папа думает, что люди будут драться друг с другом за него, а вы думаете, что они будут бороться за его запрещение. Какая же тогда от него польза? Если оно не принесет ничего, кроме борьбы и несчастья, тогда лучше, чтобы этого открытия вообще не было.
Диана поглядела на нее и задумалась:
- Ты не должна так думать, милая. Ты, точно так же, как и я, хорошо знаешь, что в мире господствует все увеличивающийся о каждым днем беспорядок. Мы не держим крепко в своих руках даже те силы, которые сами же и освобождаем, и пренебрегаем проблемами, которые необходимо разрешать. Погляди вокруг - каждый день тысячи новых людей… Приблизительно через сто лет мы очутимся в объятиях голода. Мы будем стремиться отодвинуть самое худшее на день-два, а когда настанет катастрофа, то она будет настолько страшной, что водородная бомба в сравнении с ней покажется благодатью.
Я не преувеличиваю, я говорю о том неминуемом времени, разве что-то будет сделано, чтобы остановить его? - когда человек будет охотиться на человека в поисках еды. И мы позволяем человечеству плестись в этом направлении с животной безответственностью, ибо наша короткая жизнь избавляет нас от возможности дожить до такого. Разве наше поколение волнуется о страданиях наших потомков? Нисколько. "Это их забота, - говорим мы. - Черт побери детей, наших детей - лишь бы нам было хорошо".
Мне думается, что избежать катастрофы можно лишь в том случае, если хоть некоторые из нас смогут жить так долго, чтоб самим испугаться этого. И еще мы должны жить дольше, чтобы получить как можно больше знаний. Мы продолжаем учиться вплоть до старости. А нам нужно время, чтобы добыть мудрость и использовать ее для наведения порядка в мире. Иначе, словно сверхплодовитые животные, мы вымрем с голоду; будем умирать миллионами в самый черный из всех черных веков человечества.
Таким образом, долгая жизнь нам нужна - пока еще не поздно, - чтобы успеть поумнеть - для контроля над своей судьбой; чтобы подняться над поведением высших животных и чтобы цивилизовать самих себя.
Она замолчала и грустно поглядела на Зефани.
- Извини За такую выспренную исповедь, моя милая - такое блаженство, когда можно с кем-то поделиться. На деле это, означает; какой бы хаос это не вызвало сейчас, альтернатива будет куда худшей. Выбора нет.
Зефани помолчала несколько минут, а потом спросила:
- А вы видели все в таком свете еще тогда, когда были в Дарре?
- Нет, я только теперь пришла к этому. В те дни я считала, что это дар, который мы обязаны использовать, ибо он казался мне, как я уже говорила, знаменательным шагом в эволюции, новым этапом, который поднимет нас на еще более высокую ступень в сравнении с животными. Только позже я начала понимать всю своевременность и настоящую значительность данного открытия. Если бы я поняла это раньше, то возможно и действовала бы иначе. Очевидно, стремилась бы опубликовать его, как общепринято, и, думаю, потерпела бы поражение… Но в той ситуации я не видела нужды спешить. Самым важным для меня было организовать группу людей-долгожителей, которые бы ничего об этом не подозревали до определенного момента, а узнав, проявили бы интерес к борьбе за долгую жизнь и смогли бы оказать достаточно сильное влияние на общество.
Она снова чуть-чуть улыбнулась.
- Я знаю, что способ, с помощью которого я это осуществила, кажется смешным. В глазах твоего отца он даже глуп, это все равно, что наполнить чашу святого Грааля обыкновенной шипучкой… но я и сейчас не вижу иной возможности действовать. Я собрала уже около тысячи женщин, которые либо замужем за влиятельными людьми, либо за родственниками таковых. Как только они осознают свое положение, горе тому, кто попытается лишить их долгих лет жизни.
- Как вам это удалось? - спросила Зефани.
- Как только у меня появилась идея, я долго обдумывала, каким наилучшим образом осуществить ее. Я вспомнила, историю о том, что когда-то. поймали контрабандиста, перевозившего настоящие жемчужины в одной партии с искусственными…
Кроме того, каждое издание для женщин пестрит призывами "Заботьтесь о своей молодости", "Берегите свой молодой силуэт" и так далее. Никто, конечно, не воспринимает их всерьез, но это своего рода костер, который постоянно поддерживается горением человеческих мечтаний, и люди, кажется, выработали у себя стойкую привычку пробовать и надеяться. Таким образом, если бы я могла показать результаты, то женщины, конечно, пришли бы в восторг, однако их уже столько раз обманывали, что они никогда бы по-настоящему не поверили в это как во что-то реальное… Они будут поздравлять друг друга с тем, что им повезло больше, чем другим. Они будут приписывать это диете. Они даже пойдут дальше, допуская, что у меня, наверно, лучшие средства, чем у моих конкурентов. А чтобы вправду поверить, что это действие реально существующего вещества после сотен лет фальшивых рецептов сохранения молодости…. - нет, нет, они не поверят!
Я не могу не признать, что и сама сначала была шокирована такой идеей. Но я сказала себе: "Это открытие стоит двадцатого века. Это не век рассудительности, и это даже не девятнадцатый век, - это эра глупостей, время хитростей. Рассудительность осталась где-то на задворках, где она производит приспособления, с помощью которых заставляют людей реагировать заданным способом. И когда я говорю "для людей", то имею в виду женщин. К черту рассудительность! Дело в том, чтобы заставить их, тем или иным способом, покупать то, что захотите вы…" Таким образом, оказалось, что я иду в ногу с современным искусством торговли. Как только я увидела, что мой замысел может быть осуществлен, прежде всего я решила удостовериться в запасах сырья. Мне нужно было знать, буду ли я иметь постоянный запас того, что твой отец называет лейкнином, а я назвала терцианином. Поэтому я объявила всем, что собираюсь в кругосветное путешествие.
Я и в самом деле осуществила это путешествие, хотя почти все время, по сути, провела в Восточной Азии. Сначала я поехала в Гонконг, где наладила контакт с агентом твоего отца. Этот агент познакомил меня с неким мистером Крейгом. Мистер Крейг был другом того мистера Макдональда, который присылал нам лишайник "Тертиус". Но этот Макдональд умер еще за год до моего приезда, Однако мистер Крейг свел меня с несколькими людьми, в свое время сотрудничавшими с Макдональдом, и, наконец, я встретила некоего мистера Макмерти, который был именно в той экспедиции, которая нашла лишайник. Я наняла мистера Макмерти, он сделал несколько попыток и получил каким-то образом разрешение от Китая.
Надеюсь, отец уже говорил тебе, что я выкинула слово "Монголенсис" из названия, которое дала первой партии лишайника, так как оказалось, что это неверно. Лишайник на самом деле происходит из Хокьянга, одной из провинций Маньчжурии, расположенной к северу от Владивостока. К счастью, разрешение было получено весной, и мы смогли выступить немедленно.
Мистер Макмерти привел нас на то место без особых трудностей, но нас ждало разочарование: лишайника "Тертиус" там было немного. Он рос небольшими кучками вокруг озера, на площади около тысячи акров. На деле все оказалось гораздо хуже, чем я предполагала. Мы нашли семью, которая собирала и высылала этот лишайник, и, поговорив с ними, я выяснила, что лишайника осталось очень мало и он совсем исчезнет, если мы решим и дальше собирать его в этом месте. Однако они считали, что это не единственное место, и мы организовали поиски на достаточно большой территории - никто нам в этом не препятствовал. Это была болотистая, поросшая мхом местность, с участками, пригодными для пастбищ. Всего мы открыли пять колоний лишайника "Тертиус" в радиусе приблизительно двадцати пяти миль.