Я задумчиво поглядел на странные штуковины. Несомненно, они были делом рук человеческих и составляли устройства куда большего размера. Чего именно - никто не знал: парящие предметы имели свойство планировать к морю в поисках наинизшей точки, и потому их всегда не хватало для изучения. В наше время находили только предметы, либо застрявшие в естественных полостях, либо оказавшиеся в земле - случайно или по чьей-то воле.
- И куда же все они попадают?
- Говорят, в море есть плавучий остров и кто-то на нем живет. Но для поселения нужно несколько тысяч кубических метров парящих предметов. Скорее всего, это пристанище для морских птиц, пока под весом гуано он не канет в пучину.
Я перевел взгляд на его камеру - полноценный "Линхоф". Как и в большинстве фотоаппаратов, затвор заклинило много лет назад, но в наши дни эмульсии были медленнее, чем раньше, и выдержка обычно регулировалась снятием крышки объектива на нужное количество секунд. Я не раз просил разрешения сняться вместе с Констанс, но ее мать неизменно отказывала мне - "пока мы не привыкнем к этой мысли". Северус позволил мне посмотреть на изображение, появляющееся вверх ногами на экране видоискателя; кадрирование было в самом деле удачным.
- Чтобы все получилось идеально, мне нужно два-три хороших облака, - сказал Северус, задирая голову. - Вы слышали, что темно-красный увеличивает контраст в области неба?
Я слышал, но не знал, как это работает.
- Насколько я знаю, ваша поездка увенчалась полным успехом, - добавил он, шагая к тачке, где лежали фотографические принадлежности и то, что требовалось для приготовления чая. - Как вам кекс из костяной муки?
- Несъедобный.
- Я так и думал. Посмотрите на это.
Он показал мне снимок, сделанный перед нашим отъездом, - вполне эпический, вот только Фанданго испортил его, мотнув головой. Я сказал об этом.
- Он это нарочно. Мы с господином Фанданго не сходимся по некоторым фундаментальным вопросам. Ну что же, расскажите о своей поездке - для "Меркурия", само собой.
Мы уселись на траву, и я поведал ему обо всех своих деяниях, умолчав лишь о Джейн, о доме Зейна С-47 с его сокровищами и о призраке.
- Скажите, - поинтересовался я, когда Северус стал записывать мой рассказ о встрече с цветчиком, - как серый может быть редактором городской новостной газеты?
- До прохождения теста Исихары я был сиреневым, - объяснил он с наигранной веселостью. - Родители были страшно разочарованы, но не слишком удивлены: семья катилась под уклон уже давно. Моя прапрабабушка была главным префектом в Глицинии, а отец - смотрителем здесь, в Кармине, до самой смерти.
- Мне очень жаль.
- Это было неизбежно. Так или иначе, я начал работать в газете еще до теста. Де Мальва сжалился над экс-пурпурным и позволил мне продолжать. Пришлось пойти на уловки, и теперь я числюсь помощником наборщика. Это высшая доступная для меня должность.
- Как все это грустно.
- Наоборот. - Северус улыбнулся. - Это избавляет меня от двенадцатичасовых смен на фабрике под бдительным оком очаровательной госпожи Гуммигут.
- Вам бы надо поместить заметку о положении серых на фабрике.
- Да, это был бы сильный ход. Но по здравом размышлении лучше приберечь свой гнев для более приемлемых случаев - таких, как немыслимо развратные вставные номера на ярмарках увеселений.
Я не мог согласиться с ним, но ничего не сказал. Никем не регулируемые "дополнительные развлечения" были лучшей частью ярмарки.
- Хм. - Северус посмотрел на свою скоропись. - Думаю, я пропущу горы костей и засушенного префекта, а вместо этого сосредоточусь на Караваджо. Надо было дать вам камеру, чтобы вы сделали снимки.
Для Северуса фотография была больше чем работой - он серьезно интересовался этим делом. Оказалось, за прошедшие сутки он снял восточнокарминскую команду по скрэблу, гигантский люпин господина Желтка, нашу экспедицию в Ржавый Холм, несколько портретов и тело серого, попавшего под гильотинные ножницы, - для нужд расследования.
- Хотите посмотреть? - спросил он.
- Давайте.
Он открыл одну из объемистых папок, лежавших в тачке: сценки из городской жизни, урожай, поля, купающиеся в реке горожане и тому подобное.
- Смотрите: это господин и госпожа Бурак как раз перед тем, как они сгорели заживо в своем доме, а это они же сразу после происшествия. Правила гласят, что система пожаротушения должна быть установлена, - но не говорят, что она должна работать. - Он достал другой снимок. - Это наша труппа ставит "Гамлета, принца Тирианского" в прошлом году. Виолетта де Мальва играет Офелию, как вы видите.
- И как у нее вышло?
- Ужасно. Все ликовали, когда она утонула.
- А что она?
- Восстала из мертвых, пожелала всем пойти на беж и снова умерла. А вот это снято через несколько минут после того, как кричащего Джерри затянуло в молотилку. Самая большая часть, которая от него осталась, - это нога.
И Северус показал мне ногу, лежащую на земле в окружении толпы зевак.
- Кажется, я видел этот снимок в "Спектре", в разделе "Будьте осторожны!".
- Спасибо, - скромно сказал он. - Они платят десять баллов и дают положительный отзыв за каждое фото, которое публикуют. А как вам это?
Северус продемонстрировал еще одну фотографию. Я нахмурился. Она была сделана из чердачного окна - я различил крыши домов и ратушу. Ничего особенного… кроме того что в небе виднелись очень тонкие концентрические круги правильной формы и белого цвета.
- Где это снято?
- Это вид из окна, ночью. Я поставил аппарат, чтобы снять молнию, но заснул и оставил затвор открытым. То, что вы видите, сделано с семичасовой экспозицией.
- А эти круги в ночном небе?
- Не знаю. Видимо… ну, не знаю… необъяснимое явление. Но вот что странно: луны той ночью не было.
Почти все разделяли мнение, что луна немного отражает свет. И хотя для нас он был слишком слабым, другим живым существам его хватало. Утром часто находили следы ночных кусающих животных - там, где ночью не было никого из людей. Я сам однажды во вспышке молнии видел пару капибар, пасущихся на траве, и гиппопотама. Но снимок Северуса свидетельствовал о чем-то совершенно другом - о том, что свет исходил из другого источника, а не от ущербной луны, и о том, что этого света хватало для освещения зданий и холмов в течение семи часов. Вероятно, загадочные круги на небе и были этим источником.
- Можно мне взять эту? - спросил я.
- Конечно. Вот это я снимал вчера. - Он протянул мне еще одно фото. - Смотрите.
Снимок получился очень острым: из фабричного окна как раз в нужный момент показался столб света, удачно осветив размозженную голову жертвы.
- Мне нравится этот кадр, - сказал я, - особенно отражение окон в луже крови.
- Спасибо.
В этот момент к нам подошла хорошенькая девушка. Меня, частично скрытого тележкой, она не заметила.
- Привет, плохой мальчик, - обратилась она к Северусу.
Сердце мое упало. То была Имогена Фанданго. Так вот на какую "недолжную привязанность" намекал смотритель!
Тут она обратила внимание, что Северус не один.
- Мастер Бурый! Я… э-э… не увидела вас. Я как раз имела в виду, что Северус плохой мальчик. Мы с ним терпеть друг друга не можем, правда, дорогой?
Но кого она могла обмануть?
- Я никому не скажу, - заверил я ее.
Северус, до крайности смущенный, потер лоб. Имогена робко взяла его за руку, сначала убедившись, что вокруг никого больше нет.
- Мы не знаем, что делать, - призналась она, видимо радуясь, что есть с кем поделиться. - Папа поместил объявление в "Спектре". Он хочет за меня шесть тысяч. Кто этот пурпурный, с которым он просил вас связаться?
- Так, один парень там у нас, - неуклюже ответил я. - Но он, может, и не заинтересуется.
- Хорошо бы! - Ее большие глаза моргнули. - Еще есть надежда. Может, папе все это надоест и он разрешит нам пожениться. Он ведь говорит, что любит меня.
- Он любит в тебе только способность народить пурпурных детей, - проворчал Северус. - Как будто ты и не дочь ему вовсе.
Они заспорили прямо на моих глазах. Я почувствовал себя неловко. Имогена заявила, что ее отец - хороший человек, но "обстоятельства вынуждают его" отдать дочь тому, кто предложит больше. Северус же стоял за решительные действия и туманно намекнул на "крайние меры" - наверное, имея в виду побег.
- Только без глупостей, - предостерег я. - Бегство всегда заканчивается неудачей, и однажды вас посадят на ночной поезд.
- Разве Манселл не утверждал, что надо всегда выбирать меньшее из двух зол? - возразила Имогена. - Потом, говорят, Смарагд - такой большой город, что пара может найти работу и никто не станет задавать вопросов.
- И правда, - согласился Северус. - Можно скрыться в большом городе.
Это не убедило меня.
- Вы не уедете дальше Кобальта.
- Мы подделаем свои цвета. Даже желтые не станут задавать вопросов фиолетовым.
План был безумен - и оба они знали это. Сбежавших влюбленных просто находили и возвращали назад, но подделка цвета каралась десятитысячным штрафом. Дальше - перезагрузка. А при перезагрузке пары всегда разбивали. Значит, Северус с Имогеной впали в крайнее отчаяние. Вот почему он хотел купить мой билет на предъявителя.
- Вам никуда не попасть без билетов.
- У нас есть один, - сказал Северус. - Второй… в стадии переговоров.
- Кортленд предлагает прийти к нему на склад шерсти, и тогда он отдаст мне билет, - объяснила Имогена. - Все здорово, но вот только я получу билет, когда заплачу все сполна.
- Он совсем не собирается отдавать билет.
- Мы знаем.
- Ах чтоб вас!..
- Что?
Я сказал, что ничего такого. На самом же деле все было серьезно. Теперь, увидев эту парочку, я уже не мог свести Берти Мадженту с Фанданго - и, следовательно, получить комиссию в сто пятьдесят баллов. Годовое жалованье рабочего - за какую-то жалкую телеграмму! Такого легкого заработка у меня никогда еще не было.
- Вот что, - сказал я, - цветчик, мой родственник, постоянно ездит в Смарагд. Давайте я кое-что разузнаю и потом расскажу вам. Только без глупостей. И не соглашайтесь на предложение Кортленда.
Оба уставились на меня.
- Почему ты делаешь это?
- Наверное, я хочу для вас того, чего не получу сам. А сейчас извините - я должен заняться полезной работой.
Школа, поэзия, лавка
2.1.01.05.002: Все дети обязаны посещать школу до шестнадцати лет или до того момента, когда пройдут школьную программу, что может произойти раньше.
Школа располагалась в самом конце города - двумя кварталами дальше ратуши, напротив пожарной части. В отношении школьной архитектуры правила были неумолимы, и нельзя было построить, ни даже помыслить ничего более совершенного - все школы в Коллективе выглядели одинаково. Поэтому я отлично знал, куда идти; все было до жути знакомо.
Я прошел через холл, мимо бронзового бюста Мэнселла и часто цитируемого заявления о задачах школы: "Каждый ученик в Коллективе должен окончить школу со способностями выше среднего". Лишь начав изучать продвинутую арифметику, я понял, что это невозможно, ведь все по определению не могут иметь способности выше среднего.
- Это историческое понятие, уровень, зафиксированный после Того, Что Случилось, - объяснял мой учитель Грег Пунцетти, когда я осмелился затронуть эту тему. - Как еще сравнивать один класс с другим? К тому же этот уровень установлен для того периода, когда образование было куда хуже нынешнего. Это означает, что сейчас ни один ученик не провалится.
Это было правдой - да и в любом случае карьера человека не определялась его способностями или интеллектом. Обычно проходили только следующие предметы: чтение, письмо, французский, музыку географию, арифметику, кулинарию и следование правилам, когда все садились в кружок и в конце концов соглашались с тем, что правила очень важны. Между собой ученики называли это "киванием".
Я подошел к кабинету главного учителя и нервно постучал в дверь.
- Рада, что вы сможете поработать, - сказала дама, узнав, кто я и что делаю здесь.
Звали ее Энид Синешейка: худощавая, в потрепанном твидовом костюме, с кротким видом, словно ее снедало внутреннее беспокойство. Неудивительно: на полу громоздились, доходя до коленей, пыльные стопки выцветших экзаменационных работ.
- Пока что я покончила с работами, представленными шестьдесят восемь лет назад, - сообщила она с некоторой гордостью за свои достижения, - и надеюсь разобраться с сочинениями тех, кто еще жив, до конца десятилетия.
- Достойная цель, - заметил я, размышляя над тем, как можно тут применить свою теорию очередей. - Извините за вмешательство в ваши дела, но не лучше ли изменить порядок и обработать самые старые бумаги в последнюю очередь? Ученики узнают о своих результатах быстрее. И это, насколько я понимаю, не против правил: они не предписывают установленного порядка.
Учительница изумленно поглядела на меня, потом мягко улыбнулась, явно не придав этому значения.
- Отличная идея. Но поскольку все результаты выше среднего, вносить улучшения не столь обязательно.
- Зачем тогда ставить оценки? - спросил я, осмелев после ее отказа.
- Так мы будем уверены, что образовательная система работает, вот для чего, - пояснила она так, словно я был дурачком. - При напряженной работе я смогу к выходу на пенсию проверить работы пятидесятилетней давности. И мы выясним, насколько хорошо мы трудились полвека назад. Если все отдадут себя этой задаче, через двадцать лет мы будем знать, насколько хорошо мы трудимся сейчас.
- У вас, должно быть, остается мало времени на учеников.
- Совсем не остается, - беззаботно сказала она, - и вот почему те, кто выполняет полезную работу, как, например, вы, необходимы для нормального функционирования школы. Тут уже триста лет не было учителя, который учил бы чему-нибудь.
Она повела меня в класс, где я дал послеполуденный урок. Манселл постарался сделать мир познаваемым для каждого, просто сократив количество фактов, а потому учить было особенно нечему. Но я старался изо всех сил: мы попрактиковались в делении столбиком, затем поговорили о моем родном городе, после чего я задал загадку: сколько Прежних существовало в былые времена, если отталкиваться от цифры продаж овалтина в 2083 году? Затем мы поговорили о том, почему Прежние были такими высокими, благодаря каким продуктам они пережили Явление и по каким причинам отрицали (вероятно) будущее - ведь они обозначали годы без четырех нулей в начале. После этого начались ответы на вопросы: меня спрашивали, едят ли бандиты детей и почему Прежние делали столы на четырех ножках - ведь с тремя, как у нас, они гораздо устойчивей? Я отвечал как мог, потом научил их основам чтения штрихкодов, а закончилось все болтовней о кролике. Как хорошо, что мне когда-то попалась статья очевидца в "Спектре" шестилетней давности! Я выглядел почти экспертом. Время близилось к четырем. Мы пропели хвалебную песнь Манселлу. Как только я попрощался, разом загрохотали крышки парт, и класс мгновенно опустел.
Я был весьма доволен собой. Задвинув на место стулья и выкинув домашние задания в мусорную корзину, я отправился к госпоже Синешейке. Она спросила, как все прошло, - без особого интереса, выписала мне положительный отзыв и дала десять баллов.
- Ну что, научил их чему-нибудь полезному?
Джейн ждала меня у школы и, казалось, почти обрадовалась встрече. Меня тут же охватила подозрительность.
- Мне… хотелось бы так думать, - осторожно ответил я, ища глазами каких-нибудь свидетелей - вдруг она что-то задумала?
Она поняла, что я нервничаю, и подняла брови.
- Ты чем-то обеспокоен?
- Последний раз, когда ты мне улыбалась, я оказался под ятевео.
Джейн рассмеялась приятным смехом, что было совсем не в ее духе. Это было так же необычно, как услышать чиханье рыбы.
- И что, ты теперь будешь вспоминать об этом каждый раз, когда видишь меня? Да, я угрожала тебя убить. Это же фигня!
- Ничего себе "фигня"!
- Я покажу тебе. Скажи, что убьешь меня.
- Я не собираюсь.
- Смелей, красный, не будь ребенком.
- Хорошо. Я убью тебя.
- Надо, чтоб было убедительно.
- Я УБЬЮ ТЕБЯ!
Она дала мне в глаз.
- Больно! И это тоже не фигня, по-твоему?
- Да, у тебя там что-то болит, - задумчиво сказала она. - Да, я поступила несколько грубо. Но если посмотреть, ты, в общем-то, бесполезен, мир обойдется без тебя.
Я потер глаз.
- Ты и правда очень обаятельна.
- Полегче, - сказала она с легкой улыбкой. - Скорее, я склонна к издевке.
- Что, ради Манселла, тут происходит? Из дверей школы с большой кипой бумаг вышла госпожа Синешейка. Похоже, она не могла поверить своим глазам. - Что я слышала? Угроза убийством? Оскорбление более высокоцветного?
Надо было срочно выдумать что-то убедительное. Но оказалось, что в этом Джейн превосходит даже Томмо.
- Совсем не так, - с невинным видом ответила она. - Мы с мастером Эдвардом говорили о том, как лучше всего играть драку в "Редсайдской истории".
- Мы оба ожидаем прослушивания, - добавил я, - так, Джейн?
Она скорчила на мгновение гримасу, но кивнула.
- Это было в высшей степени правдоподобно, - восхищенно отозвалась госпожа Синешейка. - Я как раз сегодня заседаю в жюри. Может быть, вы продемонстрируете нам всем свое искусство?
- Сколько угодно, - весело ответила Джейн.
- Чудесно! - воскликнула Синешейка. - Тогда увидимся.
Как только она удалилась на почтенное расстояние, Джейн обернулась ко мне и тихо прорычала:
- Мы не идем на прослушивание.
Пришлось согласиться - мне совсем не хотелось все время получать в глаз. Лучше всего было бы лишиться одной брови - и покончить со всем этим.
- Мы будем идти, - продолжала Джейн, - пока это не станет вызывать подозрения. Если кто-то подойдет достаточно близко, чтобы слышать нас, говори о том, что приготовить на обед и как ты недоволен плохо накрахмаленным воротником.
Мы зашагали дальше молча. Через некоторое время я спросил.
- Ты ждала меня. Тебе что-то нужно?
- Нет, а вот тебе кое-чего нужно. По Серой зоне пошел слух, что одному красному, унылому тугодуму без воображения и с зудом между ног, нужна помощь, чтобы покрыть одну альфа-пышечку у себя дома.
- Ничего не могу понять, кроме хорошо замаскированного "терпеть тебя не могу".
- Говорят, тебе нужно написать стих.
- Ты - лучший поэт в городе?
- Лучший из лучших.
Передо мной забрезжила слабая возможность - я попытался ею воспользоваться и предложил обсудить все это в "Упавшем человеке" за вазочкой печенья.
- Скорее я проткну себе язык шилом.
- Ты меня и вправду терпеть не можешь?
- Не тебя конкретно. Я, можно сказать, беспристрастна в том, что касается политики Цветократии. И ненавижу всех хроматиков одинаково.
- Есть ли смысл спрашивать тебя, что происходит в Ржавом Холме? И какое вы с Зейном имеете отношение к Охристому и продаже городских карточек?
- Нет никакого смысла.
- Я думал, ты скажешь… а в среду пусть будет баранина, - сказал я, завидев Смородини, глубоко погруженного в беседу с цветчиком насчет цветопровода, - и салат, а не овощи.