- Ну, насчет знания о вас - это си-ильное преувеличение. Иначе я бы не сидел сейчас и не ломал голову, пытаясь понять, зачем вы заложили взрывчатку в шестое "Песчаное" отделение банка "Триумф". Так все-таки - зачем? Я честно признаюсь, что шея у меня действительно иногда побаливает, теперь ваша очередь. Признание на признание.
Ирина Сергеевна сосредоточенно нахмурила лоб и пристально посмотрела на подполковника.
- Если это не гостайна, как вас зовут?
- Пожалуй, поделюсь ею с вами: Анатолий Иванович. Я, собственно, должен был сам вам представиться с самого начала, но вы не дали мне времени. Сразу взяли ситуацию в свои руки. Что, строго между нами, в этом кабинете бывает не часто.
- Анатолий Иванович, я бы, конечно, могла прикинуться, что вопрос ваш чрезвычайно остроумен. Или сказать, что это нужно было для того, чтобы узнать который час. Но я полагаю, что меня привезли сюда не для шуток, тем более не слишком - будем честны с собой - удачных. Поэтому я вынуждена признаться, что слышу об этом банке в первый раз. И еще я вынуждена признаться, что ожидала если и не этого обвинения, то какого-нибудь другого столь же абсурдного.
- Почему?
- Да потому, что когда мне позвонили от вас и сказали, что за мной посылают машину, я полезла в комод достать паспорт - а вдруг понадобится. Паспорта не было, хотя я абсолютно точно помню, что несколько дней назад он был именно там. Я брала из комода деньги.
- А деньги на месте?
- На месте. Их не тронули. Мало того, входная дверь была не заперта, хотя, уходя на работу, я ее собственноручно заперла. Муж уехал на час раньше. И украли паспорт, надо думать, не для оформления кредита на стиральную машину. Хотя в наше время все возможно.
- Ирина Сергеевна, будем считать, что некто украл ваш паспорт специально для того, чтобы досадить вам. У вас есть враги?
- Наверное.
- В научном плане?
- Не думаю. Муж, правда, призывает меня принять Ислам…
- Он мусульманин?
- Скорее, наоборот. Он еврей. Он просто смеется над тем, какая я самоедка, и уверяет меня, что проще было бы заняться самобичеванием в шахсей-вахсей.
А если серьезно, то я заведую небольшой лабораторией в довольно скромном институте, получаю, как и все, нищенскую зарплату, ни на член-корреспондентство, ни тем более на какую-нибудь серьезную премию не претендую. Одним словом - типичная научная кляча. Не могу сказать, что я полностью лишена амбиций, просто я здраво оцениваю свои возможности.
- Значит, вы считаете, что в научном мире ожидать от кого-нибудь острой ненависти к вам, которая могла бы толкнуть…
- Абсолютно исключаю.
- Склонен с вами согласиться. Может, вы кому-нибудь очень сильно насолили, так, чтобы у кого-то возникло желание отомстить вам? Причем именно таким неординарным способом?
- Особой популярностью я в институте не пользуюсь. Нет, разумеется, кое-кто относится ко мне хорошо. Но большинство считают холодной и надменной рыбой.
- Почему?
- Когда я вижу немолодую коллегу, которая выглядит как смертный грех и шипит как кобра от ненависти к миру, я просто не обращаю внимания. А нужно было бы воскликнуть: дорогая, вы сегодня выгладите прямо как юная аспиранточка.
- Значит, вы не знаете…
- Знать - не знаю, но мне не хочется играть с вами в салонные игры. Есть одно обстоятельство - и, пожалуй, только одно, которое может быть хоть каким-то ключом.
- А именно?
- Если вы помните, когда я вошла в ваш кабинет, я сказала вам, что у вас болит шея. С левой стороны, чтобы быть точной. Как вы понимаете, медицинскую вашу карту я не читала, наверное, это гостайна, как все тут у вас…
- Ну уж, Ирина Сергеевна, не преувеличивайте…
- По виду ничего определить было нельзя. Выглядите вы вполне атлетически. И тем не менее, я сразу увидела болезненное пульсирование, скорее всего, это последствие неглубокой раны…
- Ну и ну. Фантастически точный диагноз. Но как, черт побери…
- Это еще не все. Хотя вы из-за стола не вылезали, и я не видела, как вы ходите, мне кажется, у вас должна быть небольшая хромота - тоже последствие ранения в правую ногу.
- Я просто не нахожу слов. Это просто мистика какая-то… Все последствия одного обстрела в Чечне.
- Мало того, Анатолий Иванович. Одним небольшим усилием воли я могла бы избавить вас от этих пусть и не очень серьезных, но все же раздражающих недугов. Но только при условии выполнения вами определенных условий.
- Да каких угодно, говорите.
- Исцеление может произойти только тогда, когда вы возьмете на себя обязательства неукоснительно выполнять десять библейских заповедей, иначе исцеление невозможно.
Подполковник изумленно покачал головой, словно не мог поверить в услышанное.
- Это вы серьезно? Ну и ну. Вы и представить себе не можете, что мне приходилось слышать в этих стенах. От предложений выдать всех сообщников в обмен на свободу до предложения взятки в пять миллионов долларов. Серьезные деньги, ничего не скажешь. Но чтобы офицеру ФСБ предлагали следовать божьим заповедям…
- Во-первых, я вам ровным счетом ничего не предлагаю, а лишь рассказываю о своем неожиданно появившемся даре целительства. Как он появился, как я осознала свои возможности - это уже другое дело. А во-вторых, почему вас так испугали слова "божьи заповеди"? Я ж вам не предлагаю принести в жертву богу своего сына, как испытывал праотца Авраама Господь. Как я понимаю, десять заповедей - это самое краткое изложение требований к людям, чтобы они были именно людьми, а не животными. Если угодно, это такие же правила, как, скажем, правила дорожного движения, без которых на дорогах царил бы полный, как теперь элегантно говорят, беспредел.
- Ну, положим, и с правилами у нас на дорогах черт знает что творится.
- Согласна. Да и ведь и заповеди не слишком-то помогли сделать из нас, обезьян, сплошь цивилизованных людей. Хотя есть, есть, как это ни странно, среди нас действительно хорошие люди. Но хоть, по крайней мере, знаешь, к чему стремиться, если не хочешь скалить зубы на ближнего, как волк, и ждать удобного момента, чтобы вцепиться ему в загривок. Может быть, вы думаете, что я какая-нибудь проповедница и пытаюсь завербовать вас в некую секту? Я ведь даже некрещеная. Когда я родилась сорок семь лет тому назад, время было такое, что для члена партии крестить ребенка было равносильно кресту на всей карьере, простите за невольный каламбур, а мои родители были членами партии.
- Здесь я с вами полностью согласен. Когда я родился, мой отец был военнослужащим. Командовал тогда батальоном, и в маленьком гарнизонном городке на Урале все знали все обо всех. Теперь, конечно, все по-другому, а тогда офицеру крестить своего ребенка значило конец всему - увольнение из армии, изгнание из партии.
- И потом, Анатолий Иванович, на вашем месте я бы не была так настроена против библейских заповедей. Если и было на земле когда-нибудь место, где эти заповеди нарушались так вопиюще и постоянно, то это как раз в ваших стенах. Здесь же, как я понимаю, находился страшный КГБ, а КГБ и заповеди не совсем совмещались… Знаете, есть такое выражение "намоленная икона", которая якобы впитала в себя многолетний поток молитв, обращенных к ней. Здесь, наверное, стены до сих пор полны ужасом от всего того, что они видели и слышали.
- Это, конечно, верно, Ирина Сергеевна. Даже если Комитет и не был сплошь таким чудищем, как многие сегодня его представляют, то, говоря откровенно, учреждение это жило по каким угодно законам, но только не по законам божьим. Ну а сегодня для офицера ФСБ вообще нет никаких оснований трястись при упоминании всуе имени божьего. А вы не могли бы напомнить эти заповеди? Стыдно, конечно, но я Библию вообще не читал.
- Ну вот вам первая: "Да не будет у тебя других богов сверх меня".
- Что значит "других богов"? А если у меня никакого нет?
- Думаю, что немножко вы ошибаетесь. Верующие или неверующие - все мы в Западном мире живем по основным законам иудео-христианской цивилизации. Другие боги - это уже отход в другие цивилизации, если их можно так назвать.
- Допустим. Я, знаете, не силен в таких вопросах. Что идет дальше?
- "Чти отца своего и мать свою". Надеюсь, это не вызывает у вас вопросов?
- Нет. Принимаю.
- Спасибо, - насмешливо сказала Ирина Сергеевна, и оба улыбнулись. - Далее: "Не убий". "Не прелюбодействуй". "Не укради". "Не отзывайся о ближнем свидетельством ложным". То есть, не лги.
- Насчет правды и только правды, так мы скорее добиваемся этого от подследственных, а сами… Я даже не знаю… Иногда обмануть преступника, так, чтобы он признался - совершенно необходимо в процессе следствия.
- Наверное, в этом есть резон, хотя я круглая невежда в теологии и теологической этике. Ведь заповедь "не убий" не должна мешать убить врага, который пришел убить тебя. Но обещаю вам, что при случае спрошу у своего… духовника.
- Значит, вы все-таки верующая?
- Это сложный вопрос, и я еще не знаю точного ответа. Одно знаю - я человек не воцерковленный. Но давайте дальше: Не домогайся дома ближнего твоего. И, наконец, самое трудное: "Люби ближнего своего как самого себя". Древние иудеи были практичным народом, и они часто излагали ту же мысль в несколько более легком варианте: Не делай ближнему того, что было бы неприятно тебе.
- Гм… гм… Для офицера ФСБ это, скажем, не так-то просто, но вообще-то… А знаете, Ирина Сергеевна, давайте попробуем ваш дар на мне. Если не получится, буду хоть знать, к чему стремиться.
- Хорошо, Анатолий Иванович, если вы не смеетесь надо мной.
- Ни в малейшей степени. Можете начинать, я готов. Или следует раздеться или сделать что-нибудь еще?
- А мне не нужно начинать. Вы уже совершенно здоровы.
Подполковник Кремнев вылез из-за стола. Лицо его было странно напряжено. Он сделал несколько шагов, потер левую сторону шеи и вдруг расплылся в широчайшей улыбке.
- Господи, неужели это правда? - Он подпрыгнул несколько раз на правой ноге. - Ирина Сергеевна, вы сами-то понимаете, что вы умеете делать чудеса?
- Не очень, если честно. Но помните, что если вы нарушите заповеди, исцеление тут же исчезает, и вы снова оказываетесь там, откуда начали. Есть такие настольные детские игры, когда бросаешь кубик, и от того, какая цифра выпала, на столько двигаешь фишку. Так вот, нарушишь заповедь - и ты снова на начальном нуле.
- У вас, случайно, нет списка заповедей?
- Случайно есть. - Нина Сергеевна достала из сумочки листок и протянула его подполковнику.
- Ничего себе денек, - покачал головой подполковник, - вызвал подозреваемого для беседы, а кончил чудесным исцелением и изучением заповедей. Скажите, а были такие, кому вы пытались помочь, как мне, и кому помочь вы не смогли?
- Не совсем так. Вначале исцеление действует на всех, а потом, в случае нарушения заповедей, как я вам уже сказала, действие прекращается.
- И были такие?
- Да.
- Возможно ли, как вы считаете, что кто-то возненавидел вас за это?
- Возненавидел? Я как-то не думала… Хотя теперь я понимаю, что, наверное, это возможно. Ведь если исцеление перестает действовать, это означает не только возвращение болезни. Это доказательство того, что человек недостоин исцеления, что он или она люди плохие. А такие вещи уж точно не прощают…
- Подумайте, может, вы сможете составить список именно тех, кому вы не смогли помочь. Не торопитесь, подумайте, все равно мы ждем девушку из банка, которая оформляла - хотел сказать "вам" - аренду ячейки в банке владельцу вашего паспорта. В общем, я не думаю, что это столь важно для нас, я уверен, что ячейку брала какая-то женщина с вашим паспортом, но порядок есть порядок. - Звякнуло переговорное устройство, и подполковник, выслушав сообщение, сказал: - Проводите ее ко мне. Ну вот, сейчас она появится. Довольно милая девчушка, Лена Петровская.
- Добрый вечер, - поздоровалась банковская служащая и нервно оглядела кабинет, хозяина его и какую-то женщину.
- Здравствуйте, - наклонил голову подполковник. - Как там у вас в банке, прибрались немножко?
- Даже не немножко. У нас в зале и следов не обнаружите, а сейф еще ремонтируют.
- Скажите, Лена, а когда вы оформляете аренду сейфа, какие документы вы требуете у арендатора?
- Только паспорт.
- Хорошо, а теперь ответьте мне честно, сравниваете ли вы фото в паспорте с лицом человека, который обратился к вам для аренды ячейки?
Лена покраснела, опустила глаза, вздохнула и призналась:
- Если честно, то нет. Мы же не выдаем какие-то ценности, просто сдаем в аренду пустую ячейку в сейфе. Конечно, я понимаю…
- Да вы не волнуйтесь, вы ни в чем не виноваты. Я лишь хотел спросить у вас, вот эта женщина, - подполковник кивнул в сторону Ирины Сергеевны, - не могла быть той, что брала эту злополучную ячейку?
- Если честно, не знаю. Вроде нет. Я ведь, когда бумажки выписываю, только на экран компьютера и пялюсь. Да и когда провожаю арендатора в сейф, тоже особенно его не рассматриваю. - Лена еще раз внимательно посмотрела на Ирину Сергеевну. - Нет, мне все-таки кажется, эта женщина у нас не была.
- Спасибо, Леночка, я так и думал, но вообще-то впредь будьте повнимательнее.
- Спасибо огромное, - напряжение прямо на глазах покидало девушку. - Значит, меня не уволят?
- Не за что, поэтому поезжайте домой спокойно. Вас проводят.
- Еще раз спасибо, я так боялась…
Глава 11. Великий белый маг
Алексей Федорович Ахтырцев приходил в ярость, когда кто-нибудь из приближенных называл его иначе, чем "господин председатель" или, в крайнем случае, просто "председатель". Строго говоря, никто из огромного племени людей, добывающих себе пропитание напуском и снятием сглаза и порчи во всех начинаниях, от дел семейных до бизнеса, приворотом в любви, лечением всех болезней и прочих небольших услуг, председателем своего сообщества его не выбирал. Но характер у бывшего редактора заводской многотиражки был бешеный, сам он был человеком крупным с пудовыми кулаками, и мало кто испытывал желание связываться с ним. Тем более что ходили о нем всякие слухи. Как это случилось, никто точно не знал, но в прошлом году человек, который с ним работал, был найден повешенным в своей квартире, хотя те, кто хорошо был знаком с покойным, шептались, что никаких мыслей о самоубийстве у него сроду не было.
На свою принадлежность к редкому племени магов и волшебников Ахтырцеву подсказал собственный характер. Обычно молчаливый и сумрачный, он иногда впадал в некий экстаз, голос у него становился выше, а глаза сверкали так, что смотреть на них было тяжело. Когда он произносил свои заклинания, его неясное бормотание то было почти не слышно, то переходило на крик. Его клиенты, преимущественно женщины, считали его чуть ли не святым. Эдаким современным Григорием Распутиным.
Когда его многотиражка закрылась вместе с заводом и советской властью в девяносто первом, он долго метался в поисках источника пропитания: ездил челноком в Турцию, пытался организовать свой ПИФ - паевой инвестиционный фонд, но желающих доверить ему свои деньги так и не нашел. Вот тогда-то увидел он в "Комсомолке" рекламу некоего белого мага в пятом поколении, который мог все, и сразу же направился по указанному адресу. Маг оказался маленьким щупленьким человечком, который с опаской посматривал на крутые плечи посетителя, и скороговоркой нес какую-то околесицу о великом его будущем. Ахтырцеву показалось, что он был магом не в пяти поколениях, а стал им пару дней назад. Впрочем, тогда, в начале девяностых, столько людей было сбито с толку неожиданными переменами в жизни страны и их собственной, что маги и гадалки легко становились главной и направляющей силой общества. Вместо КПСС, улыбался Ахтырцев при этой мысли.
Вернулся он от мага в пятом поколении под огромным впечатлением. Если уж этот шибздик с еле ворочавшимся языком мог позволить себе длинноногую секретаршу, то ему, бывшему редактору многотиражки, грех было не попробовать свои силы.
Первого посетителя он запомнил на всю жизнь: маленькая женщина с испуганными глазами втягивала птичью свою голову в плечи и бормотала какой-то вздор о неверном муже. На мгновенье Ахтырцев испугался - язык словно прилип к гортани. Что сказать этой пигалице? Что от нее не только муж, собака голодная - и та ушла бы от отвращения. Собственный страх вдруг привел его в ярость. Снова таскать из Истамбула разлезающиеся по швам полосатые тюки, набитые всякой дрянью? Никогда. Ярость заставила его закричать, и посетительница чуть не упала со стула от ужаса. Иди, возвращайся, гремел он, и Всевышний пребудет с тобой. И что-то такое еще в том же роде, чего потом он вспомнить никак не мог, сколько ни старался. Женщина благодарно совала ему деньги, кланялась и испуганно пятилась к двери.
Постепенно он привык кричать на своих клиенток, и почему-то его яростные выкрики производили на них впечатление. Так родился сначала просто маг, а потом и великий белый маг. Квартиру для приема клиентов он снял в центре, хотя с трудом удержался от того, чтобы не врезать хозяину по физиономии - такую бандитскую цену он заломил. Но квартира была хороша, место - еще лучше, и, стиснув зубы, он согласился. И не жалел. Его сожительница Вероника - с женой он расстался одновременно с началом своей новой карьеры, как он любил выражаться - устроила интерьер в восточном стиле, с множеством ковров и легким запахом экзотических курений.
Года через два после начала практики он начал называть себя в рекламе "великим белым магом", а потом и председателем Великого братства белых магов. Девицы в отделах приема объявлений в газетах и журналах, куда он приносил свои объявления, пробовали было ухмыляться, читая их, но потом встречались глазами с глазами Ахтырцева, и лица их испуганно вытягивались. За те деньги, что он платил за рекламу, иногда думал он, все отделы рекламы и объявлений должны были бы вставать по стойке смирно при его появлении. Да, зарабатывали эти газетенки суммы, которые раньше показались бы редактору многотиражки фантастическими. Это тебе не статьи об обмене опытом и укреплении трудовой дисциплины. Впрочем, он зарабатывал еще больше. В последнее время он еще специализировался на лечении. Тут фокус был в том, что клиента нужно было убедить ни на йоту не отступать от предписанного лечения. А уж как запутать и как предписать то, что выполнить при всем желании было почти невозможно, это он знал. Так что обратно за деньгами приходили единицы.