Курнопай моментами задремывал, слушая Болт Бух Грея, потому еще сонный начал препираться с ним, взвился и пригрозил отставкой. Священный автократ одушевился: он пошутил. Вся шутка в том, что у большинства обретение более прочного положения отзывается шаткостью совести, даже мелкотравчатой трусостью, вот он решил проверить его на стойкость. Стойкий, слава САМОМУ и его преемнику Болт Бух Грею! Каким образом он, священный автократ, поступил? Велел "Вечерней газете" принести безличное извинение под соусом: купились на сенсационность снимка; из-за азарта, каковой уместен только при игре в карты и рулетку, не удосужились копнуть причину, по которой сексроботесса очутилась на шее чудесного иностранца Скуттерини. Следующее, что он сделает: издаст декрет о том, что державный ревизор, подобно священному автократу, его семья и дети, куда включаются и дети-генофондисты, отныне и навеки неподсудны, а также пользуются правом неприкосновенности со стороны печати и телевидения.
Опережая возражение Курнопая, Болт Бух Грей хмуро пробурчал:
- В условиях, когда на мое имя потоки телеграмм с требованием наказать зарвавшихся Курнопу-Курнопая и Чернозуба, в сих условиях непреложность пункта о неподсудности я сохранил бы в декрете, возрази мне на это даже великий САМ.
Курнопай еще не склонялся к уверенности, правда ли то, о чем упомянул священный автократ, а тот уж обольстился своей способностью к уговору:
- Ночь - пора согласия.
Безличное извинение в "Вечерней газете" появилось. Неделей позже воспоследовал не декрет - закон о неподсудности державного ревизора Курнопая, а также о его неприкосновенности со стороны печати и телевидения. Хотя не принимался закон о неподсудности и неприкосновенности священного автократа Болт Бух Грея, его семьи (родители, жена Кива Ава Чел, братья и сестры до третьего колена, племянницы и племянники тоже до третьего колена), его детей-генофондистов и матери-генофондистки Веры-Каски, в порядке исключения в "Законе о защите державного ревизора Курнопая" об этом говорилось как о давнем, несомненном, неотвратимом их праве. Рядом, на первой же полосе, был принят "Декрет о воскрешении маршала Данциг-Сикорского": "Считать здравствующим, восстановленным во всех гражданских правах, в звании маршала вооруженных сил Самии господина Мориса Ахеменида Данциг-Сикорского; назначить вышепоименованного великого полководца главным советником по вопросам обороны и наступления при священном автократе Болт Бух Грее".
28
Дорогой в супермаркет к Курнопаю понаведалась Кива Ава Чел. Беременность ее теперь все-таки проявилась, несмотря на то, что она была одета в разлетайку, трубчатотесное платье, в крутые из-за каблука босоножки. И разлетайка, и юбка, и босоножки были из отбеленного полотна, на котором, вышитые шелком, как живые гляделись африканские зебры - агатовый рисунок на милой морде, лошади Пржевальского - гребнистая грива, жирафы с пеньками рыжих рожек и пятнами на шкуре, похожими на листья осенних кленов.
Время от времени Кива Ава Чел почему-то вспоминалась ему той, в автомобиле Болт Бух Грея, плотненькой девчонкой, воспринимавшей себя как женщину. Лиловым крепдешином, по самийским понятиям - материалом матрон, бусам кровавого янтаря, тоже ожерельем матрон, ей хотелось подчеркнуть свою женскость. В этом было откровенное намерение, а вот зауженность платья, из-за чего создавалась теснота для груди и впивался в подмышки шелк, обнаруживала раннюю плутовку: все в ней созрело, но, к сожалению, никуда не денешься от девчонистости.
Сейчас в Киве Аве Чел не было игры в созрелость, хотя и чувствовал Курнопай, как сильно она занозила сердце телевизионным кумиром.
Теперешняя Кива Ава Чел производила впечатление умиротворенной.
Как она возлежала патрициански уютно на полуоткинутом сиденье лимузина! Кадр из той предпосвященской поры сразу увиделся Курнопаю, едва она прилегла бочком на софу вида ладони с поднятыми пальцами. Чтобы не заподозрил, будто бы сделала это ради демонстрации животика, она прикрылась снятой разлетайкой.
Наверно, сказывалось военное воспитание, Курнопай наметил себе выдерживать на работе стиль, не допускающий внеслужебных отвлечений.
- Кивушка ("Такт, элегантность…"), сегодня у меня не найдется и минутки свободной.
- Наполеон Первый умел делать сразу три дела.
- То Наполеон!
- К его годам ты при желании будешь делать пять дел. Бэ Бэ Гэ выучился делать два дела: размечает день приема и диктует конституцию, подписывает постановления и пропесочивает провинившегося министра… Что характерно, во время свиданий позволил телефонисткам соединять его по делам средней важности. Пикантные картинки возникают.
- Он что, рассказывает?
- Делится. Священному автократу разрешается все, что заблагорассудится.
- Кто такое разрешение дал?
- Для правителя, которому передоверил власть звездный бог, ограничений нет. Вообще-то он любитель пикантных ситуаций. Я ему жена, фактически одиночка. Он приезжает, делится, советуется. К ночи - во дворец.
- Женился для проформы?
- Однажды он сказал: "Я - множество людей". Как-то еще: "Я - натура благороднейшая из благороднейших". Все, кого я узнала с детства, мне кажется, не давали отчета себе о самих себе и все ждали и ждут чего-то неизвестного от себя, конечно, поразительного. Он как-то разоткровенничался: "Мой мозг - целая кибернетическая система. Пока человек идет по кабинету к моему столу, пока я приветствую его и предлагаю сесть, мой мозг уже просчитает, чего можно ожидать от пришельца в сей раз, через год, десятилетие, четверть века. Единственный, чье изменение не поддается просчету, мой персональный любимец Курнопай. Непредсказуемый человек. Человек-притча. Человек-аллюзия".
- Кивушка ("Она вроде умненькая? Может, и не такая расчетливая, как чада бомонда? А, лукавство! Воспитали…"), ты склонна доверять самооценкам нашего замечательного предводителя?
- Склонна. Но полагаюсь на его исключительные откровенности. Почему он женился на мне? Не всех, к кому причастен Курнопай, он способен любить, но их почитает он с непременностью. Мои родители среди первых соратников Бэ Бэ Гэ. Однажды они прокололись. Он простил. Сплошная признательность. Надо сделать их бесповоротными соратниками, почему и женился.
- Ты назвала две причины. ("Я не верю в Болт Бух Грея платоника".) А есть главней причина.
- Нет, мой дорогой посвятитель.
- Именно есть. ("Притворяется или не сознает своей привлекательности?") Я… Не в моей натуре…
- Ага, не в твоей натуре.
- Что "ага"?
- То "ага", что ты хочешь сказать: отношение мужа ко мне расходится с его сексапильностью?
- А вот и не угадала. ("Эх, надо было подтвердить. Собственно, зачем доискиваться до интима?") Бывает неотразимая привлекательность…
- Не у меня ли неотразимая привлекательность?
- Именно.
- История с моим посвящением… Спасибо, погладил душу.
- Да не комплимент, клянусь САМИМ.
- Почему он не любит? Ты не любишь?
- Не в личном плане подходил, в объективном. Ты очень привлекательная. Смотрю на тебя, а на языке вертится: "Чудо женственности!"
- Только теперь открылось?
- Раньше видел. Сквозь неприязнь.
- А Фэйхоа?
- В Индии, как пишут, замужняя женщина не видит никого из мужчин, кроме мужа. Я, как индийские женщины, не видел никого, кроме Фэйхоа. Я стыжусь, что сегодня увидел тебя.
- В смысле раскаяния?
- Не определилось.
- Я определю. Ты почувствовал… Но ты не подумай, что хвалюсь. Я защищала тебя. Я нашла ходы. Не декрет - закон, не меньше. Конечно, Бэ Бэ Гэ предан своему мальчишескому культу Курнопы-Курнопая. Бабушка Лемуриха, ты должен знать, прости, чуть не сбила Бэ Бэ Гэ с панталыку. Он чуткий, он мудрец! Он в ней разочаровался. О тебе, о вашей семье он никогда грубого слова. О ней сказал: "Начальстволюбивая старуха. И властолюбивый окорок". Прав, ты думаешь, священный автократ?
- Бабушка Лемуриха мне заменяла отца с матерью. Ее недостатки небезызвестны мне. Тем не менее обсуждать ее не стану.
- Ты - держревизор, почему и должен быть совестью номер один в нашем обществе. Беспощадный к чужим, ты обязан быть еще беспощаднее к оценке родственников.
- Намек на Скуттерини?
- Говорю обо всем в идеале. Вообще-то тебе применять идеал необходимо в равной степени к Скуттерини и к бабушке Лемурихе. Выяснится, что он и бабушка Лемуриха - совместные хищники, ты не щади ни ее, ни Скуттерини.
- Завязать мою бабушку с экономическим гангстером международного масштаба - тут ты ("Выдержка. Заступница ждет благодарности. Не схамить бы".) увлеклась.
- Прости. Но в идеале представляешь?
- Представляю, - понуро согласился Курнопай.
Видение золотых монет, приносимых с ипподрома, - их бабушка Лемуриха упаковывала столбиком в красную фольгу - отозвалось в Курнопае паническим чувством: вдруг да она вкладывала те деньги в подпольный бизнес игорных домов и до такой степени нажилась, что через того же Скуттерини вкладывает свои капиталы в корпорации, действующие на всех континентах.
- Кивушка, я принимаю твое замечание.
- Ты бы видел, мой родной посвятитель, какую истерику она закатила Бэ Бэ Гэ. Примчалась во дворец, встречным и поперечным показывала снимок: "Мальчишка, а его в держревизоры. Гнать! В ссылку! Выбросить из страны!" К священному автократу ворвалась без доклада. Приемная полна министров. Двери оставила открытыми. И ему: "Гнать. Выкинуть из страны. Не прогонишь - покончу с собой". Чем силен священный автократ, растеряется на миг и начинает всматриваться в человека, будто бы впервые видит. "Щадите, мадам, возможности адъютантов, иначе скоро будете дешевенькой рухлядью. Не для того мне доверено САМИМ быть его наместником, дабы я серьезно воспринимал безрассудство".
- Кивушка, пощади.
- До чего же мы докатились из-за эпохи трех "Бэ"?!
Он помог ей надеть разлетайку, сказал на прощание:
- Спасибо, моя просветительница.
Когда он притрагивался к ее запястью, чистую беззаботность ее лица притомило грустью.
- Ку, Ганс Магмейстер водворен на жительство в деревню. Запрет на преподавание психологии поведения и экстрасенсики. Будет учить языкам.
- Языки он знает.
- Прости, мой посвятитель, но он жалел, что ты - натура, не предрасположенная к талейрантности, почему и не удержишься в верхах.
- Кивушка, ты сказала о деревне, а я затосковал об океане. Очутиться бы через миг в рыбацкой хижине и навсегда там застрять.
- Я помню короткометражку о вашей с бабушкой ловле гребешков. Почему-то ты о Гансе Магмейстере не озаботился?
- Жизнь на природе, среди чистосердечных людей - какое это счастье! Пусть он не сразу ощутит благо и красоту деревенской жизни, зато, когда ощутит, его оттуда тягачами не выпрешь.
- Он урбанист до мозга костей.
- Ну и пускай раздирает душу смрадными воспоминаниями, аэрозольными, канализационными. В сущности, он учил подлостям знания психики. Страшно за науку, поскольку сокровища своего гения она исчерпывает для низменных целей.
- За черный гений плата - изобилие, за светлый - нищета. Действительность не пересекается с идеалом. Я - прагматичная девчонка. Не стану гоняться за миражом в пустыне. Интересно, знает ли Фэйхоа, как гоняются бедуины за миражами?
- А я разве не мираж?
- Ты - действительность, где реальное принимается за мираж.
- Ну и заморочила ты мне голову, Кивушка. Погоди, я не расслышал: толерантность или талейрантность?
- Толерантность? Не слыхала.
- Вы в колледже изучали биологию?
- Сокращенный курс.
- Нас биологией тоже не баловали, зато иммунологией потешили. Защита собственного организма и разрушение защиты организма врага - этим мы серьезно занимались. По латыни tolerantia - терпение. Нашим предметом была терпимость иммунной системы организма по отношению к агрессивным веществам и средам. А практическая иммунология сводилась у нас к митридатизму. Митридат Шестой Евпатор, из-за боязни быть отравленным, принимал в малых дозах яды. Нас-то иммунизировали на воздействие газов, приводящих к психопатиям, к падучей, параличу, на воздействие радиоактивных ядов и разного рода нечистей, вызывающих аллергии глаз, легких, кожи, слуха…
- Ку, тебя навестила красавица. Ты ей о гадостях. И не стыдно? Я тебе о хитроумных тонкостях дипломатии, называемой талейрантностью, ты - о биологической терпимости. Запомни: Талейран правил до Наполеона Первого и после него. Что самое главное, он правил Наполеоном, благодаря изысканным дипломатическим ходам. Ты должен, застенчивый мой посвятитель, овладевать талейрантностью.
- Я уже штучка с ручкой, - вздумалось подурачиться Курнопаю. - Меня довели до совершенства училище и события.
- Довольно легкодумничать, мой милый. Свящавт назначит через месяц секспраздник: День генофондизма. Не перечь Бэ Бэ Гэ. Опасно. Заодно подготовь свою волю к ломке, к потрясениям… Скуттерини обратился к свящавту за ярлыком на неограниченную свободу действий в сфере финансов и производства.
- Ярлык? Что за химера? Изначально, помнится, какие-то поблажки восточных правителей своим вассалам.
- Только между нами, Курнопай.
- От державного ревизора не должно существовать секретов.
- Должно. Если дойдет до мужа - мне обеспечена немилость на целый год.
- В чем она выразится?
- Перестанет наезжать. Лишит права присутствовать на встречах с международными гостями. От затворничества устаю. Общения скрашивают одиночество. Вчера был неофициальный прием в честь президента Бразилии и его супруги. Она очаровательна. Все острила. Скучает о нем. Устрою, говорит, заговор против президента. Посажу под домашний арест. Пусть поскучает обо мне, пока я правлю. И меня уколола остроточкой: "Моему одной за глаза, у твоего зуб горит на всех женщин Самии. Где равенство? Где справедливость?" Поклянись, что все будет глухо насчет ярлыка.
- Да ты что?
- Есть тайный революционный совет.
- Вон как!
- Почему Бэ Бэ Гэ тебя туда не ввел, ума не приложу. Папу с мамой - обоих. По предложению свящавта в особых случаях, потребных для развития экономики и упрочения государства, Тэ Эр Эс выдает отдельным гражданам, как иностранным, так и самийским, охранные ярлыки. Тот, кто получает ярлык, делает всякие операции в области финансов, торговли, вообще операции в области любых форм предприимчивости.
- Выходит, державное ревизорство не сможет передать Скуттерини инстанциям дознания и правосудия…
- …если даже он преступник века.
- Но ярлыка у Скуттерини пока нет.
- Почему и предупредила.
- Я поборюсь!
- Хочется, милый Курнопа-Курнопай, родить спокойного ребенка. Я без того расстраиваюсь.
- Кивушка, погоди.
- Я отняла у тебя слишком много времени.
- Почему и раскаиваешься до глубины сердца.
Он улыбнулся, шутливо воспроизведя ее неуклюжий речевой оборот, с помощью которого она закругляла значительные доказательства.
Кива Ава Чел подняла на Курнопая свой безысходный взор. Курнопай сказал, что будет меняться, ведь он не совсем безнадежный человек, и она разрыдалась, и ткнулась лбом в его плечо, и стала рассказывать, что видела во сне среди черного от стужи океана огромный айсберг, прямо величины нью-йоркского небоскреба, и вдруг айсберг зашатался, словно качнутый китайский болванчик, и раз - перевернулся, и сделался малоприметным, как полярная чайка.
- Ну и ну, ну и ну, - приговаривал Курнопай.
Поглаживая ее волосы, он журил Киву Аву Чел шепотом: мило ли наталкивать посвятителя на подражание Талейрану, который, будучи государственным мужем, вымогал взятки, как последний хапуга, у императоров, королей и правительств, искавших его поддержки, и даже вступал в изменническое взаимодействие с властителями России и Австрии, а также приносил взаимоисключающие присяги, что другого гильотинировали бы с десяток раз, а он видел гильотину только проездом в карете.