Глава 12.
- Послушай, Рест, вот ты тут мне уже который год подряд рассказываешь о вашей Пирамиде... Но я ни разу не слышала...
- Который год?
- Да уже, слава богу, так давно, что трудно даже упомнить...
- И... и что?
- Для кого вы её строили, вашу Пирамиду, ты можешь сказать?
- Мать, ну ты даёшь! Для людей, для кого же ещё!
- Я ни разу не слышала, чтобы ты назвал хотя бы одного нормального человека, кто бы испытал радость от... Тебе даже Тина, ты говорил, говорила, что в вашей Пирамиде нет людей. Ну, помнишь, она говорила: "Здесь нет людей! Нет работающих, растящих детей. Больных. Старых. Детей. Подростков. У вас - это биомасса".
Это для меня препервейшая новость - нет людей!
- Тина? Откуда ты это знаешь? И как это... Тина?!
И надо же так едко и солоно: "Биомасса"!.. Бззз... Кисель какой-то... Жижа...
- Да-да, Тина, Тина! Я помню, как ты возмущался. Я помню её слова слово в слово: "Это - биомасса".
Не помню, чтобы я с кем-нибудь обсуждал наши с Тиной поступки и мысли. Даже Лене я стараюсь не всё рассказывать. Я еще не решился.
Надо же - биомасса! Жуть! Люди - как плесень на лице планеты...
- Стоп-стоп! Как это нет людей?! Мы же...
- Ну да! Нет! Все у вас то вожди, то фараоны, то наполеоны, то навуходоносоры... Ни одного нормального человека!
- Нормального?
- Нормального. Рыбака, столяра, шахтёра, продавца пончиков или рыбы... На худой конец - штукатура или садовника. Горничных-то, небось, в вашей Пирамиде полно! Кто за вами моет и подметает? Чистит пепельницы и меняет бельё?
- Мы почти не курим...
- А кто для вас растит хлеб, варит сталь и колупает угольные пласты?
Н-да... Вопросик...
- Зачем нам ваша сталь и ваш уголь?
- Хм! Рест, не строй из себя придурка.
- Н-да... Надо признать...
Но назвать наших простой биомассой!.. Я тоже помню, как Тина это сказала: "У вас нет людей".
- А Валерочка, а Переметчик?
- Но это же шушера! Швондеры и шариковы, шматковы и швецы... Это - не люди! Плесень, амёбы и планарии... Планктон! А нормальных - ни одного!
- Ни одного?!
- Посмотри на себя в зеркало - ты же урод!
- Я? Урод?!
- Не урод, так уродец... Вы же кроме собственного носа ничего не видите! А мир полон людей, сильных и слабых, молодых и старых, толстых и худых...
- Да знаю я, знаю... Мы ведь и хотели указать...
- ...голодных детей...
- У нас была надежда...
- Мостить дорогу благими намерениями...
Лена вдруг становится беспощадной. С ней такое случается. Её вдруг прорывает. Одно дело слушать меня и записывать и совсем другое - осознавать и жить моими заботами. И осмеливаться судить.
Лена - смелая! Она тоже судит! И неё тоже блестят глаза.
- Лен, остынь, - прошу я. - Я, горбатый, знаю, что я горбат. Пощади, плз... Мы же...
Вдруг звонок...
- Да, - говорит Лена, - выезжаем... Да, всё готово... Да, он готов... Он думает...
Она слушает и только смотрит на меня.
- Да, - улыбается она, кивнув, - он давно готов.
Дождь - как из ведра! Куда в такой дождь?
- Собирайся, - говорит Лена.
- Посмотри в окно. Мы остаемся!
Лена тотчас соглашается - остаёмся! Не знаю, чему она так рада.
- Хорошо, - говорит она ещё через час, - так что там наш Жора?
Ну и дождяра! И ветер, и ветрище какой...
- Чайку хочешь? - спрашивает Лена.
Штормовое предупреждение - как оправдание нашего уединения. Мы остаёмся!
- Жалюзи надо бы закрыть...
Какое, к чёрту, "выезжаем"!
- Так что там наш Жора со своим Иудой, - спрашивает Лена, - давай, рассказывай...
- Я только дымоход закрою, - говорю я.
Вот и свет отключили...
- И вот Жору, - говорю я, - оседлавшего, так сказать, крест, как мустанга, удалось-таки установить вертикально. Крепенько! Многие пытались пошатнуть крест - проба на прочность - пинали его и ногой, и плечом, натужно, даже принесли шест какой-то, чтобы раскачать - ни-ни. Крепко впечатали. Основание утрамбовали камнями и залили цементным раствором - так надёжнее! Всё это время Жора рвался подсказывать, поправлять, что-то выкрикивал... Даже негодовал.
ОТСЮДА - ЖОРИН КЛОН!!!
Мне бы тоже было любопытно посмотреть на себя со стороны, поучаствовать в собственном распятии... Не распятии, конечно! Но в чём-то таком... В каком-то экстриме с сумасшедшинками...Чтобы дух захватывало! Не знаю, не знаю... В этом есть какой-то изысканный мазохизмчик... Да-да, какая-то щемящая изюминка... Надо же было столько лет жизни строить эту Пирамиду... на песке! чтобы в самом конце устроить Жоре Голгофу! Что, жизнь - коту под хвост?! И не одну жизнь!
- Такое бывает, - говорю я, - жертвы неизбежны.
Эти жертвы ещё наддадут мне жару.
- Хорошо, - говорит Лена, - ты вот что ещё мне скажи...
Она усаживается в кресле поудобней, в ожидании новых подробностей.
- Вот Тина, - говорит она, - я до сих пор не могу взять в толк...
Теперь Лена задумывается, барабанит своими пальчиками по подлокотнику кресла. Сигарета в другой руке.
- Тина, - произношу я. - Хорошо что напомнила! Тина...
- Что, если бы Жоре, - говорит Лена, - удалось убедить Тину в том, что...
- В чём?
Жора никогда не стал бы убеждать Тину делать то, в чём сам не был уверен.
- Рест, - говорит вдруг Лена, прервав мои мысли о Тине, - а скажи - случись вот вдруг чудо и ты вместе с Жорой и с Натой, и с Юлей... И со Стасом, с Витом и Лёсиком, и с тем же Ушковым... со всеми вашими... вот вдруг! И теперь с Тиной... Как с новым качеством, что ли... Вы снова молоды и здоровы, и у вас теперь очевидные преимущества, и Тина, и теперь с вами Тина...
- Так не бывает, - говорю я.
- И всё-таки! Вдруг вот... как чудо: Тина с вами! Вы бы...
- Так не бывает...
- Рест, ты совсем плох. "Не бывает, не бывает...". Заладил... Ну, а вдруг! Ты бы...
Представляю, какая у меня кислая рожа. Да какое там чудо! Нет-нет... Чудес не быват!
- Так не бывает, - почти неслышно повторяю я ещё раз.
- Рест, а? А?
- "Как не бывает в мире чёрных чаек", - теперь уверенно говорю я. Эта Тинина строчка - как приговор любому чуду.
Но если бы вдруг... С Тиной?.. С Тиной!..
Тине я сейчас даю передышку. Пусть она сперва реализует свою давнюю мечту. У неё, я знаю, в планах высшего порядка - паломничество в Тибет. Эта её крылатость... Да-да, я надеюсь, ей удастся именно там, в Тибете, по-настоящему и взаправду оторваться от земли. "Что ты умеешь?". "Любить... шептать песни... эээ...". Эта её крылатость...
- Рест, о чём ты думаешь?
Я слышу: "Ты мне пишешь, что колокола С намолённых за звон колоколен Обучались уменью летать..."
Эта её крылатость! Летающие и звонящие на весь свет колокола...
- О чайках, - говорю я.
...Обучались летать
У монашеской стаи вороньей.
- О черных чайках, - говорю я, - и о белых воронах...
- И что же, - говорит Лена, - вы взвалили бы снова вашу Пирамиду на свои плечи? С Тиной?
- С Тиной?
Говоришь, что с моей головы
Ни один не обрушится волос
Говоришь - приезжай.
Не тяни...
- Что у тебя с голосом? - спрашивает Лена.
- Ага, - снова сиплю я, - совсем осип...
И внезапно ломается голос.
- С Тиной, - снова спрашиваю я ломающимся сиплым голосом, - с Тиной - нет! Нет, никогда.
- Но почему "нет"? Почему "никогда"?
Лена в недоумении. Она считает, даже она так считает, что Тина - наш маяк, свет от которого высветит, ещё может высветить наш путь...
- Потому что Тина, я уверен, никогда не согласится тащить за собой наш воз с тряпьём наших низменных потуг.
И ещё... Потому что у неё нет времени возиться с нами, как со слепыми котятами. Потому что у неё каждая минута на счету. Потому что она не жаворонок и не сова - голубка и кинестетик. Потому что у нее аллергия на жадность, подлость и ложь. Потому что её любимое занятие - кататься на машине. Потому что она не выстрелит себе в голову даже за миллион. Потому что она всегда спит обнажённой, просто голой, голой. Потому что...
А желанья опять подросли! Да! Жажда желаний! Я хочу слышать её, слушать её, трогать её... Но при чём тут наша Пирамида?
- Наверное, - говорю я, - наверняка!
- Что? - спрашивает Лена.
- Если с Тиной, то вполне может быть, если только...
- Что? - спрашивает Лена.
- И с тобой, и с тобой... С тобой обязательно!..
Свеча догорает...
- Нам пора вылетать
- Вылетать? Куда это мы собрались?
- Узнаешь куда, собирайся.
- Мне нечего собирать, - говорю я, - разве что камни...
Лена не понимает...
- Ах, камни... Камни - да!.. Наразбрасывали вы тут камней... Век не собрать.
"Мне снятся птицы, много птиц..."
Чёрные чайки, белые вороны...
"...много птиц и... камни...".
- И куда вылетать, - говорю я, - посмотри дождяра какой!
"Небеса опрокинули"?..
"Синь"?..
- Льёт, что называется, - как из ведра!..
Есть Тина и есть Тина...
Тинка?!!
Какие могут быть тут вопросы?
Чудо только начинается!..
"С намолённых за звон колоколен" - как постичь это чудо?
- Свечу, - говорит Лена, - замени... Пожалуйста.
Я меняю свечу. И тут дают свет. Это включили автономный генератор. Ну и ветрюганище... Все полёты, естественно, отменяются...
- Слушай, - говорит Лена, - давай посмотрим... Раз уж мы остаёмся... Мне тут дали диск...
- Что это?
- Фильм, - говорит Лена, - "Запах женщины". Ты смотрел?
Запах не смотрят, думаю я, думая о Тине.
- Не-а... Давай... - произношу я, шумно втягивая ноздрями её запахи...
Пахнет жаренным...
Итак, значит, Жора...
Голова просто кругом... От этих Жор... От Тин...
Пахнет полынным... Дурманным... С ума сдуреть...
Хорошо хоть Наталья молчит!
Вдруг мысль: что если Тинка оттуда? Из аннунаков?..
Мысль - как молния...
Глава 13.
- Праздник растянулся на целое лето...
- Праздник? Ты сказал праздник?!
- Мир не знал безумия слаще! И как ты знаешь - "Безумству храбрых поём мы песню"! Мир вдруг расхрабрился и заслужил свою песню! Лето оказалось слишком коротким, чтобы усластить всех желающих. Это был всем праздникам праздник! Все эти фиесты и карнавалы, все эти... в подмётки не шли...
- Что праздновали-то? - спрашивает Лена.
- Как что - конец! Конец мира! Вдруг все разом осознали, что тот мир, в котором они прозябали все эти тыщи лет, скуксился, сдулся, просто сдох. Что пришла пора выбросить его на помойку. Да!.. Вдруг!.. Стало всем неуютно и мерзостно...
- "Всё мерзостно, что вижу я вокруг"? - говорит Лена.
- Именно!
- Шекспир произнес это пятьсот лет назад, - говорит Лена.
- Хо! Шекспир!.. Иисус сказал это ещё две тыщи лет тому назад. И вот только сегодня, - говорю я, - вдруг пришло не только понимание, но осознание... Проникновение... Если хочешь - Преображение... Вдруг Свет Неба пронизал каждого, каждого, пронзил не навылет, а рассветил каждую клеточку, каждую хромосомку... Каждого! С мала до велика! И Тина...
- Что Тина? Ты считаешь, что Тина...
- Лен... Они же с Жорой... Помнишь ту финтифлюшку? Так вот они с Жорой и с Гермесом...
- С каким ещё Гермесом?
- Трисмегистом! Так вот эта самая финтифлюшка и явилась...
Лена берет сигарету. Я подношу зажигалку, добываю огонёк.
- Рест, ты мне можешь в двух словах, - сделав затяжку, говорит Лена, - в двух словах сформулировать роль Тины во всех этих ваших поползновениях? Тины, Жоры, этого вашего Гермеса со всеми его финтифлюшками! Мне кажется, вы преу...
- В двух словах?..
Лена кивает.
- В двух?
Я думаю. Признаться, я никогда не умел ясно выразить мысль коротко. Как поэт. Как Тина! Для меня всегда было мукой выискивать правильные и точные слова, сопоставлять их, примерять, перетасовывать, лепить из них яркую мысль...
Отрекись от меня скорей
Пока льдом не стянуло слово...
- Тебе кажется, - говорю я.
- Да, мне кажется, что вы...
"Пока льдом не стянуло слово..."!
Я поднимаю ладонь, прошу Лену помолчать.
- Что? - спрашивает она.
- Пока льдом не стянуло слово! - говорю я.
Лена вслушиваясь, щурит глаза.
- Да, да, - говорит она, осознав величие и мелодию образа, - да, это бесспорно! Если хочешь - безукоризненно! Я даже больше скажу: Тина ваша - гений! Без преувеличения! Да!.. Но...
- Так вот, - говорю я, - если коротко... Ты и сама...
- Но...
- "Какое время на дворе, - говорю я, - таков мессия"!
- Ты хочешь сказать, что...
- А что, - говорю я, - да! Вот тебе и роль!
И не произношу эту роль словом. Всуе. Не облекаю эту великую, я считаю, роль в буковки, которые, как не крути, не в состоянии ведь выразить всю глубину её, Тининой души, духа её сущности, по сути - сути её! Словно оно, это слово-то, стянуто льдом. Краеугольное слово! И вот, если прибавить тепла, думаю я, призвать на помощь весну, её, Тинины слова и оттают и потекут звонкими весенними ручейками... Созидая и творя...
Думаю я...
- Спичку дай, - просит Лена. У неё погасла сигарета. Я снова подношу зажигалку: вжик!
Мессия!..
- Рест, так нельзя...
Я понимаю, я всё понимаю: так - нельзя! Но кто убедит меня в том, что это не так?!
Моя вина - не в том, что не одна.
Твоя вина не в том, что ты - один.
А в том, что неприкаянно летят
Все мотыльки
На яркий свет витрин.
Все... Все!
На яркий свет! На яркий Тинин свет!..
Какая уж тут вина?!! Это - призыв! Зов! Паломничество! Какая же это вина?..
- Так вот, - говорю я, - Жора и вывалился... Вывалявшись в...
- И ты считаешь, что Тина, - прерывает меня Лена, - что Тина...
- Да, они с Жорой...
- И Тина...
Вдруг меня осенило!
- Слушай, - говорю я, - а ты знаешь, как рождаются звёзды?!
- Конечно, - говорит Лена, - берётся пыль, космическая пыль и...
- Какая пыль?! Что такое пыль?! Пф! - и нет никакой пыли... Нет, - убеждаю я Лену, - сперва берётся... слово...
- Слово?
- Сначала. Да, с самого начала! С, - настаиваю я, - Начала. Слово берётся, - говорю я, - а не какая-то там пыль, Слово... Это же классика: в Начале было Слово...
- Рест, зачем ты так? Я же не совсем...
- Слово - как центр кристаллизации... Ну... как... дрожжи, понимаешь меня?
- Закваска, - говорит Лена.
- Именно! И вот это слово...
- Понимаю, - соглашается Лена, - теперь понимаю: Тина, её слова, её рифмы и ритмы...
- Ну да!.. Это же мессианские слова! Ты только послушай!
- Ты считаешь, что её тесто уже вызрело? - спрашивает Лена.
- Тело?
- Тесто! Тесто! Я имею ввиду...
- И тесто, и тело, - произношу я, - вызрело, вызрело... Ты же видела, как она...
Аннуначка!..
- Ничего я не... Я её в глаза не видела, вашу Тину! Как я могла видеть?
- Зреет она, вызревает на глазах. Не по дням, а по часам. Ты бы видела, как она...
- Рест, мог бы и...
Лена обижена? Я, конечно, перестарался. Я заметил за собой: как только речь заходит о Тине, я не в состоянии сдерживать себя от... Да, меня тотчас охватывает какой-то внутренний трепет, я теряю власть над собой, меня просто несёт, несёт... Так бывает, когда... Трясёт... Ну да это понятно... Тут ничего поделать нельзя. Разве что...
- Да-да, - произношу я, несмотря на Ленино "мог бы...".
Если бы мог, то и...
- ...прям по минутам, - говорю я, - вызревает. Прям вся лопается, переполненная соками жизни. Знаешь, - как персик, как зрелый-презрелый персик... Не перезревший, но и вызревший! Слюнки прям так и капают! Ну ты знаешь, как это бывает... Текут...
- Знаю...
- И хотя ей только-только за двадцать, она уже... Вот! Ты только послушай!..
Лена ждёт: ну-ка, ну-ка? Даже сигарета слушает - затухает.
- Дождёмся, - говорю я, - тридцати трёх.
Лена не понимает.
- Хотя, - предполагаю я, - в наш век акселерации и "хайтек" вполне может быть...
- Что слушать-то? - спрашивает Лена.
- Вот, - говорю я, - пожалуйста!
Я беру первое, что приходит на ум:
"Не верь приметам. Снам. И ворожбе. Пророкам. Истинам. Провидицам, Мессиям. А верь Любви. Безудержной любви. Её глазам, ввергающим в стихию".
Какое глубокое и яркое знание веры! Разделение её на "Не верь" и "Верь"! Это не какие-то там притчи и проповеди, не какие-то призывы и лозунги. Это - тавр. Клеймо. Если хочешь - знак качества! Aut - aut (Или - или, - лат.)!
"Не верь мессиям"!
Это мессия говорит о мессианстве: не верь! В то время, когда весь мир ждёт нового мессию, жаждет его прихода, вслушиваясь в роковую предсмертную тишину - что проречёт мессия?
- Роковую? - спрашивает Лена. - Предсмертную?.. О каком роке ты говоришь?
- "А верь Любви!", - говорю я, - как булат! Правда?
- Правда!
- Надо только уметь распознать её, эту Любовь, притронуться к Ней, прилепиться, прорасти в Неё всем сердцем. Здесь - суть веры!
Тошно от евангельских бесед:
Мол, нельзя нам даже в ад без веры.
И в садах любви нам места нет -
Всё для суетливых браконьеров.
Лена думает.
- Здесь-здесь, - повторяю я, - здесь суть веры! В этом величественном слове - Любовь! Так что вот так: сперва берётся Слово... Вот точно так и рождаются звёзды... Так родилась и "Безымянная" звезда, и Вифлеемская... И Тинкина!..
- Её звезда уже взошла?
- Да! Вызвездилась!.. Уже сияет!.. И только слепой... Только кургузый жалкий подслеповатый тупица не в состоянии...
- Ты про что? - спрашивает Лена.
- Оно же не в состоянии даже...
- Что "Оно"-то?..
- Ответить в рифму?
Лена снова просит огня. Прикурив сигарету и сделав пару жадных затяжек, она тотчас сует её в пепельницу и жестоко раздавливает. Как поверженного врага! Она давно дала себе слово бросить курить. И вот это слово настигло её.
- Всё! - говорит Лена.
Я не понимаю, о чём это она. Киваю только, мол, согласен: всё! И продолжаю:
- И начало начал, - говорю я, - Na4alo, о котором гремит теперь весь мир и которое так своеобразно провозгласила Тина, было положено!
- Как?..
- Как?! Так! Так, что даже...Словом! Тининым Словом. Как всегда! Ведь в Начале всегда было Слово!
- Что же, получается, что ваша Тина своим таким своеобразным Na4alo,м и раскрутила новый виток...
- Закрутила, - уточняю я, - заварила кашу...
- Да уж!