Под потолком тоннеля что-то зашуршало, как будто взметнулась целая стая летучих мышей. И со свистом пронеслась надо мной. Я закрыла голову руками. Что еще приготовил мне Троумель?
– Не бойтесь, – послышался голос за моей спиной. Они не опасны. Эти твари не могут причинить вам вред.
Я обернулась. Передо мной стоял человек среднего возраста, в спортивной куртке с капюшоном. Он появился так неожиданно из-за угла.
– Кто вы? – Спросила я с недоверием.
– Это вы меня ждете? – Он откинул свой капюшон с лица.
Не было уже тех светлых вихров. Но глаза были такие же, синие.
– Савва! – Я бросилась ему навстречу. – Я хотела узнать, что с вами стало, тогда, помните, в переходе? Когда вас там почти засыпало?
– Да, меня и засыпало. Пойдемте, я вам помогу – Он схватил меня за руку и потащил за собой по рельсам. – Но я выжил. Чудом откачали. Сумела все-таки "скорая" пробиться, там же рядом больница.
– Да, да, конечно. – Я, все еще не веря, шла, опираясь на его руку.
– Там, вообще, внизу какие-то странные вещи происходят. – Савва невольно оглянулся назад. Опять нацепил капюшон на голову.
– Догадываюсь. Вам не страшно было?
– Ну, я не могу все рассказать. – Его лицо опять замкнулось, посуровело.
– Понимаю.
– А вообще, место здесь небезопасное. Да, всякое случается. Временные порталы. Коридоры времени. И всякое такое… – Шутил он.
"Я даже немного развеселилась. Вот, насмешил, называется. Знал бы, откуда я только что появилась".
– Давно ты этим подземным миром увлекаешься?
– Да, вот с тех самых пор, почти двадцать пять лет.
– И что это дает?
– Кайф.
– Например?
– Я, например, очень много знаю о подземных ходах, но зачем об этом говорить?
– А мама твоя жива?
– Мать до последнего в больнице работала здесь рядом, медсестрой. А на пенсии стала уборщицей там подрабатывать.
– Ты один? В смысле, без семьи?
– Да, как-то так. Работаю фельдшером на "Скорой" посменно. Семейная традиция, наверное, такая.
– Я очень рада, что повидала тебя. Вернее, что ты спасся. Я так переживала. – Снова, приподнявшись на носках, заглянула ему в глаза.
– Не стоит.
– До сих пор помню, как ты пел в переходе и играл на гитаре. Хотел всех убедить, что артист.
– Да, много чего было.
– Ну, а Алину помнишь?
– Как я могу забыть ее фантазии, да и Генки, тоже.
– А как она мечтала сыграть "Даму с камелиями"? Все повторяла для нас: "Я люблю засахаренный виноград, цветы без запаха и мужчин без сердца". Так очень смешно, выпятив губки. Как она?
– Она…Не знаю. Танцевала, давно, чуть ли не стриптиз в каком-то клубе. Потом они с Генкой свою антрепризу организовали. По гастролям ездили. Но все как-то потом заглохло. Что сейчас делают, не знаю.
– Да, как печально. А Паоло, помнишь?
– Ну, как же?…Он ей, Алине, предложение потом делал. Хотел увести…. Жила бы сейчас на вилле в Италии. И Генку бы там как-нибудь пристроили. В качестве мажордома. Но она ему отказала. Вот так. – Сказал он и вздохнул.
Видно не забыл еще свою Алину. Не ушла она до конца из памяти.
– Вот так.
– Понимаю. А вообще, место здесь, правда, небезопасное. Страх какой-то подгоняет. – И я крепче уцепилась в его рукав.
– Да, мы уже подходим к станции. Вон, и огоньки мигают. Скоро поезда пустят. Утро.
– Спасибо тебе. – Я потрясла его за рукав.
– Да, за что? – Савва обернул ко мне свои синие глаза.
– За то, что ты меня спас. Без тебя я бы не выбралась.
– Да, бросьте. Не наговаривайте на себя.
– А хочешь, я тоже предложу совершить путешествие, но несколько необычное?
Остановилась я, как вкопанная. И опять попыталась заглянуть ему в глаза.
– Интригует. Но вы ведь не колдунья. – С иронической ухмылкой он попытался уйти от ответа.
– А вот и не угадал. Путешествие волшебное и очень быстрое. Стоит только закрыть глаза.
Я знаю, чего тебе хочется больше всего. Вновь увидеть Алину.
– Но это невозможно.
– Но возможно увидеть настоящую героиню "Дамы с камелиями". Чей образ так хотела сыграть Алина.
– Вы шутите.
– Ничуть. Доверься мне. Игра продолжается. Встань за мной. Положи руки мне на плечи.
Сейчас мы перенесемся в прошлое. Ты готов?
– Да.
Я тут же нажала на браслете – "Прошлое".
Любовь без любви
В Париже я искала Эйфелеву башню, но не находила. Вокруг торжественно сновали экипажи. Прохаживались дамы по весенним аллеям Парижа.
– Извините, как пройти к Эйфелевой башне?
– Мадам, вы что-то путаете. – Вежливо приподняв котелок, ответил какой-то господин.
Все еще не могла представить себе, что Эйфелева башня, наверно, еще не построена. Какой же это все-таки год? Судя по костюмам, середина 1840 – годов XIX века. Довольно пышные юбки у дам, кокетливые шляпки с лентами, закрывающие пол лица, мужчины в сюртуках и цилиндрах с тростью в руке.
Я попробовала взять экипаж. Дверца открылась, и из нее высунулось лицо Троумеля.
– Похоже, вы заблудились. Прошу. – Он вежливо подал мне руку.
– Но я потеряла одного человека. – Конечно, я имела в виду Савву.
– Не беспокойтесь, он уже на месте. Трогай.
– Куда мы едем? – Выглядывала я в окно экипажа.
– Туда, куда вы хотели. В гости к Мари Дюплесси.
– Но она меня не знает.
– Она всех принимает.
Порой бывает странно, не знаешь, что ответить. Когда угадывают еще не сказанные мысли и желания… Я промолчала.
Вскоре мы были уже на месте. Нас встретила высокая женщина поразительной красоты. Молодая, слегка бледная, лицо обрамляли черные волосы.
– Рада вас видеть, дорогая Мелани. Вы, верно, катались в экипаже? По Елисейским полям?
– Да, каталась…Гуляла в лесу. Наслаждалась воздухом. Искала одну башню, – хотела я сказать.
– Как это мило. – Произнесла Мари, чуть скривив губы в улыбке.
– А это мой помощник, доктор Николя.
Тут врезался со своей любезностью Троумель, чтобы заглушить мою оплошность с башней.
Я обратила внимание, что под именем Николя как раз и находился пропавший на время Савва. Я очень этому обрадовалась. Он в то же время вежливо раскланялся. Его костюм с жилеткой и шелковым небрежным галстуком ему чрезвычайно шел.
– Хотите, Мелани, я вас представлю одному моему знакомому, Раулю Роже?
– Вы хотите, Мари, спихнуть мне своего старого любовника?
– Нет, нет, он совсем не старый, но солидный и имеет вес. И к тому же он не в моем вкусе.
– Как же зовут вашего протеже?
– Рауль Роже.
– Хорошо, Альфонсина, я подумаю.
– Не называйте меня Альфонсина. Это имя, которое я хочу стереть из памяти.
– Простите. Стоит вам признаться, у меня тоже два имени: Мелани и Женевьев.
– Как мило.
Троумель долго не решался прервать нашу болтовню.
– Разрешите вам представить, Мари, мой лучший молодой помощник, доктор Николя.
– Рада вас видеть, доктор. – Ответила она небрежно.
– Я тоже рад вас видеть, т. е. что мне представилась такая возможность…Рад, что случай свел нас.
– Вы слишком любезны для молодого доктора. – Она даже засмеялась, немного кокетливо, от его смущения.
– Конечно, я понимаю, долг службы обязывает, – и доктор Николя совсем запутался.
– Я не совсем вас понимаю, – ответила Мари, слегка обмахиваясь веером.
Тут опять вступился спасать положение Троумель, семеня то в одну, то в другую сторону.
– Прощу вас, будьте снисходительны к моему молодому другу. – Продолжал рассыпаться Троумель. – Осмотрите ее, доктор Николя.
– Но я прекрасно себя чувствую, – возразила Мари, – несмотря на мой кашель.
– Позвольте, я осмотрю вас. – Николя склонился и взял ее руку.
– Но это ничего не изменит. – Она продолжала сидеть, не двигаясь с места. И продолжала невинно кокетничать с Николя.
– Не капризничайте, Мари.
– Ну, хорошо, как вам будет угодно. – Произнесла она, вставая. – Пойдемте, доктор Николя. Мы с вами еще посекретничаем. – Бросила она в мою сторону.
Тут я увидела человека, который сидел в затененном углу гостиной. Несомненно, это был доктор Вернон. Но как он тут оказался?
– Доктор Вернон, и вы здесь? – Направилась я в его сторону. Не ожидала вас здесь увидеть.
– А я ожидал. Это входит в посещение, – он огляделся, – и стоимость экскурсии "Блуждание по яви". Вы ведь довольны нашим предложением, признайтесь?
– За исключением некоторых моментов, да, – довольна.
– Я тоже это ожидал от вас услышать. А вы знаете, что ваша экскурсия, – сказал он, поднимаясь, – уже прошла половину пути?
– Да? Я и не заметила, – мои брови поползли вверх.
Мы прохаживались по гостиной, полной цветов. Розы, правда, без запаха, благоухали в напольных вазах, и в вазах на камине. Свечи отражались в зеркалах. Мягкая обивка в тон стен гармонировала с общей обстановкой. В глубине стоял открытый черный рояль.
– Я только хотел предупредить. Вы намереваетесь продолжить? Вас все устраивает?
– Да. Я хотела продолжать, хотя…
– Хотя, что?
– Порой бывает странно, бывают такие случаи, когда не знаешь, как выпутаться.
– Это пройдет.
– Да, – согласилась я.
Доктор Вернон присел у рояля и начал что-то расслабляющее наигрывать, как порывы ветра. А я оперлась о крышку рояля.
– Вы привезли с собой туриста? – Взглянул он, оторвавшись от нот.
– Но это случилось совершенно случайно, непреднамеренно. – В такт музыке отвечала я.
– Не посоветовавшись со мной? – И опять косо взглянул на меня.
– Но он из другого мира. – Продолжала я настаивать на своем. – Я не могла его бросить. Когда Троумель оживил его.
Снова появилась Мари, за ней следом довольно с печальным лицом д-р Николя.
– Это его музыка слетает с пальцев, скользит, улетает. – Она ворвалась как порыв ветра. – Это "божественный Франц", это ангел.
Прошелестела Мари в своем божественном белом пеньюаре. На ходу бросая слова мне:
– Я обещала вам скоро вернуться, Мелани. Д-р Николя меня задержал. Простите.
– Не стоит извиняться. – Отозвалась я.
– Не скрою, я влюблена. – Сказала со вздохом Мари, опускаясь в кресло. На ее щеках горел румянец. Она обмахивалась веером.
– В кого же на этот раз? – Спросила я, присаживаясь на диван рядом с Мари.
– В божественного Франца, композитора, музыканта, ангела, демона.
– А он влюблен?
– Без ума.
– А тот, поэт? Он посвятит вам роман.
– Нисколько не сомневаюсь. – Она даже засмеялась, несколько резким смехом. – Но не говорите мне о нем, Мелани. Он причинил мне боль. Я не вспоминаю больше о нем.
Она встала, походила по комнате, чтобы успокоиться. Взяла пахитоску с подноса. Покрутила в тонких пальцах. Потом бросила.
– Играйте, играйте, д-р Вернон. Пусть будет больше музыки. Разве можно любить презирающего? Когда нас презирают, разве можно любить? – Она опять засмеялась. Потом поднесла руку ко рту, закашлялась и выбежала из гостиной.
Я сожалела, что задала этот вопрос. Ко мне подошел доктор Николя, т. е. Савва.
– Ей можно чем-нибудь помочь, – спросила я.
– Боюсь, что нет. – И после паузы. – Продлить, да. Но при ее образе жизни? Мне кажется, она нарочно убивает себя.
– И ничего нельзя сделать?
– Я мог бы ее спасти, вылечить от болезни. Но она сама не хочет. И вообще, кто я для нее? Плебей, слуга, но она хочет забыть свое бедное плебейское прошлое.
– Ты влюблен?
– Да. Я хочу остаться.
– Но ей это не поможет.
– Я знаю. По крайней мере, я честен перед самим собой.
– Кому нужна ваша честность, д-р Николя? Не нарушайте хотя бы иллюзий.
– Я сожалею.
– Я знаю. Эта женщина хранит тайну. Все пытались ее разгадать. Она же хотела любви, ничего больше.
– Мне надо уходить. Вы с нами? Вы проводите нас?
Когда мы с Николя садились в экипаж, нас уже приветствовал Троумель.
– Когда вы прибыли Гюстав Эйфель еще не родился, а теперь башня уже стоит, – сказал он, хитро улыбаясь.
– Быть может, это фантом? – Спросила я с недоверием.
– Быть может. Хотя сомневаюсь. А теперь отправимся на Марсово поле и проверим.
Мы ехали по ночному Парижу. Слышен был только цокот копыт нашего экипажа.
Когда мы подъехали, сверкал огнями силуэт Эйфелевой башни.
– Встаньте под арку. – Распорядился Троумель.
– Савва, решайся. – Я умоляюще посмотрела на него. – Сейчас этот фантом исчезнет, тебе придется ждать 45 лет до 1889 года. Ты будешь уже старик.
– Пусть. Я врач, работа найдется. Буду работать в больнице для бедных.
– Савва – она тоже фантом, – я говорила о Мари.
– Она настоящая. И я остаюсь.
– Савва, если ты придешь сюда, встань в арку между лучами, ровно в полночь.
– Да. Прощайте.
– Прощайте, д-р Николя.
Троумель втащил меня за руки в арку, как раз между двух лучей. Произошла вспышка. И башня начала таять в воздухе.
Дворец науки
Я очутилась на краю какого-то котлована под башню или от башни. Посмотрев туда, мне стало очень не по себе (отползла от края как можно дальше).
Вместо роскошного парижского платья на мне был рабочий комбинезон, волосы стянуты косынкой. Стряхнув пыль, осторожно встала. Губы, правда, были накрашены ярко красной помадой. Видно, по моде. Или осталось от парижской гостиной. Не знаю. Разглядывала я себя в круглое маленькое зеркальце, потом спрятала его обратно в кармашек.
Еще раз отряхнувшись, встала, огляделась. Какая-то стройка вокруг.
Вдали виднелась река, тянулись какие-то бараки. А какой, интересно, теперь год?
Наверное, пролетела на 100 лет вперед, не меньше, – думала я. Однако, надо как-то выбираться. Да и браслет все еще был на руке, в случае чего.
– Скромнее надо быть, девушка. – Услышала я за своей спиной довольно приятный низкий голос. Ко мне подходил мужчина средних лет в рабочей робе.
– Давайте, я помогу вам подняться, – он поддерживал меня за локоть, пока я выбиралась наверх из котлована. Потом он достал платок из комбинезона и начал стирать пыль с лица и помаду с губ.
– А кто вы такой? – ответила я вызовом.
– Я – инженер Валентов. – Он посмотрел на меня поверх очков.
– А вы, кто такая?
– Я – Мелания Брискина.
– Наверное, только что приехали. – Инженер поднялся, спрятал платок в карман. – Вы что же, окончили школу рабочей молодежи?
– Почти.
– Что значит, почти? – Он тоже стал отряхивать брюки от пыли. – Вы поняли, что попали на стройку века?
– Поняла. Я хочу работать верхолазом, монтажницей.
– Не много ли сразу. – Опять этот быстрый взгляд. – Давайте лучше для начала разнорабочей.
– А что это такое?
– Кирпичи будете укладывать в подъемник.
– Ну, ладно, что ж, можно и кирпичи. – Да, не все ли равно, подумала я, поправляя косынку.
– Давайте я вам записку напишу к бригадиру, товарищу Барде. – Пока он писал, я разглядывала его. Где я все-таки могла его видеть? Сиреневые глаза, черные волосы.
– Вот, возьмите, – сказал инженер, сложив записку и отдавая мне в руки.
– Спасибо.
Валентов быстро надвинул козырек кепки и зашагал прочь вверх от котлована.
– "Куда же мне идти, – к неказистым баракам или вниз к реке? – подумала я. "Так хотелось искупаться, смыть с себя эту пыль".
Между тем я увидела, как на крыльях летучей мыши летит в мою сторону со свистом Троумель. Вот уж кого меньше всего хотелось сейчас видеть. Так это его. И зачем я только ввязалась в это предприятие?
– "Ну, почему, почему мы несвободны? Загнаны в эти рамки собственного "я"? А отступление невозможно или даже карается внутренним законом?"
Знала ли моя бабка, что уготовано ей, окончившей курсы психологии и, дежуря по ночам в госпитале сестрой милосердия, могла ли она что-то изменить?
Подлетев, Троумель складывал свои крылья летучей мыши, принявшие снова форму черного плаща, и поправил цилиндр на голове.
– Нельзя ли как-нибудь без этих ваших, штучек, г-н Троумель?
– Никак нельзя. Вы знаете, г-жа Мелания, с кем вы только что говорили?
– Ну, с товарищем Валентовым, а что?
– А вы знаете, что он ваш будущий отец?
– Будущий отец? Как это? Выходит, я еще не родилась?
– Выходит. – Подтвердил задумчиво Троумель.
– И что, я не поговорю с ним больше никогда? – Снова оглянулась я в ту сторону, куда скрылся Валентов.
– Мне очень жаль, – проговорил Троумель своим скрипучим голосом, пока он чистил цилиндр от пыли. – Я сделал все что мог. – Он постучал по цилиндру костяшками пальцев и снова водрузил его на место. – А может, и поговорите.
– Я ценю ваши усилия.
И я быстро побежала к бараку устраиваться, зажав в руке бумажку Валентова.
Что это? Все бараки обклеены какими-то огромными буквами с лозунгами.
"СЕГОДНЯ – СТРОИТЕЛЬ, ЗАВТРА – СТУДЕНТ". "СТРОИТЬ – НА ВЕКА! Ну, – это соцсоревнование, понятно. "БРАКОДЕЛЫ НЕ ПРОЙДУТ". Понятно, агитация.
"МЫ СТРОИМ – МЫ УЧИМСЯ!" Это понятно, девиз комсомольцев стройки.
"ЗА МИР ВО ВСЕМ МИРЕ! Вот это рванули. "БЛИЖЕ К ЖИЗНИ, К ЖИВОМУ ДЕЛУ"
И тут я увидела табличку: "Многотиражная газета". – "Постучу сюда, хотя бы узнаю, как пройти" и я, толкнув дверь, вошла внутрь помещения.
Там никого не было. По стенам развешены призывы и плакаты. Готовые газетные полосы. "Социалистические обязательства – досрочно!". "Переходящее красное знамя победителю в социалистическом соревновании". "Победили в бою – Победим в труде!"
Вот, заметка: "Переходящее Красное знамя и первая премия присуждены коллективу…управления (начальник тов Валентов, председатель цехкома тов. Барда)". – Интересно, – подумала я, опять, Валентов.
– Вы ко мне? – Раздался голос за моей спиной.
Я быстро обернулась. Передо мной стоял человек в довольно запыленной робе, но с лучистым лицом от улыбки.
– У меня записка от тов. Валентова. Как мне найти прораба? – Сказала я приготовленную фразу.
– А я думал, вы стихи принесли, – послышался довольно шутливый голос редактора.
– Стихи?
– Ну, да. Вы что же, надпись у двери видели? Ведь написано – редакция газеты. Стихи лучше приносите.
– Я попробую. А тут что же, все стихи пишут?
– Вот, послушайте!
Года летели, как недели,
Мы шли вперед со всей страной,
И я хочу, чтоб мы сидели
В аудитории одной.
Вот, Сыроежкин почти каждый день приносит.
– А про что же он пишет?
– Да про все. Что видит, то и пишет. Про огород, помидоры.
– А где же тут огород? – Удивилась я.
– Фантазию надо развивать. Воображение. Огороды были, – он встал со стула, походил, размахивая руками. – Но будет и сад и оранжерея. Теперь – стройка. Ресторан был. Много чего еще.
– Да, интересно. А вы сами пишите?
– Только тем и занимаюсь. – Он опять съязвил. – Нет, стихи не пишу. Зачем? – Он снова сел, помолчал. – Я только собираю все для истории.