"Покойникам давать автографы еще не доводилось", - с веселым озорством подумал Станислав Гагарин.
Вслух сочинитель сказал:
- Разумеется, подпишу.
II
Геометрически равные тени, отбрасываемые стройными рядами высоких пальм, идеально разграфили землю, на которой лежал он, пытаясь расслабиться до конца, раствориться в искусственном н е б ы т и е, ибо н е б ы т и е естественное означает смерть.
"А что есть с м е р т ь?" - вяло шевельнулись мысли.
Ни о чем думать не хотелось.
Да и нельзя было оставлять в сознании ничего суетного, мирского, житейского. Он и старался исключить любые желания, ибо давно понял, что желание - главный разрушитель Духовного и Человеческого.
Затерянность человека среди странных, враждебных ему миров он осознал, едва вырвался из мира безмятежности, в который погрузил его отец, в реальный мир людского бытия, где постиг ту, ставшую основополагающей для него, истину о том, что Бытие определяет Страдание.
"Живи я в Европе в Двадцатом веке от Рождения моего последователя из Капернаума и Назарета, меня назвали бы философом экзистенциалистом", - усмехнулся Гаутама.
То, что он первым проложил для человечества путь к философии существования, Шакья Муни не волновало. Какая разница! Может быть, коллегу Заратустру озарило несколько раньше. Хотя нет, он как будто старше Заратустры, родился раньше этого пророка, которому открыл истину добрый Ормузд.
"Существует, правда, легенда о том, что Заратустра проповедовал за пять тысяч лет до Троянской войны, - вспоминал бывший принц Сиддхартха. - Но разве мало мифов и легенд обо мне самом?"
Просветленный Гаутама подумал о том, что когда-нибудь, в Ином Существовании, он встретит Заратустру и уточнит, кто из них раньше появился на белый свет. Потом он открыл глаза и снова увидел стройные стволы высоких пальм.
"Параллельные линии не пересекаются, - вспомнил принц Сиддхартха. - Это по одному канону… А по другому - линии пересекаются, но в слишком отдаленной, не постигаемой человеческим сознанием точке пространства. Какому следовать правилу?"
Гаутама полагал, что четырех доводов в пользу б л а г о р о д н ы х истин достаточно, люди приняли тезисы Просветленного, уверовали в Мировой закон Дхарма.
"Надо идти, - подумал Просветленный, - меня ждут в Варанаси, а я задержался в Урувельском лесу, н е ч т о удерживает меня на берегу Нераджаны, невозмутимо плывущей в будущее, такой спокойной и ласковой реки, напоминающей безмятежное детство наивного принца Сиддхартхи…"
Порою он позволял приходить к себе л е г к и м воспоминаниям о том искусственном мире блаженства и счастья, который создал для него властелин Магадхи, раджа Шуддходан. Воспоминания были невесомыми, призрачными, как бы и не воспоминаниями даже, а просто так, нежными перистыми облаками, таковыми хотел их осознавать Гаутама, не желающий обременять себя прошлым в процессе с а н с а р а - перерождений, ведущих к просветлению.
Как мираж возникали нежно-голубые пруды, в которых росли белые лотосы, водяные розы и лилии. Среди прудов бродил, не постигший еще смысла порочного мира, наполненного страданием, неведующий о существовании Зла принц Сиддхартха, наряженный в благоуханные одежды из тончайших тканей.
Его берегли от зноя или прохлады вереницы слуг, окружали певицы и музыканты. И жил Гаутама в трех дворцах. Один предназначался для зимнего бытия, другой был летней резиденцией, а в третьем принц пребывал в те четыре печальных месяца, когда начинались беспрерывные дожди.
"Да, - усмехнулся Просветленный, уже стоящий на ногах и готовый к походу на Варанаси, - в юности квартирный вопрос меня не беспокоил, да и прописки не требовалось никакой…"
Мелькнуло мимолетно еще одно видение - образ красавицы Яшодхары, на которой женил его во время о́но отец. Мелькнуло и исчезло, ибо Шакья Муни увидел Шарипутру и Маудглаяну. Его ученики направлялись к Просветленному, намереваясь сопровождать его в многодневном пути.
Прежде они веровали в недоступность познания мира, но услышав от Гаутамы о том, что с т р а д а н и е и освобождение от него, иным словом - дхарма, есть субъективное состояние человека, психофизический элемент его деятельности, Маудглаяна и Шарипутра прониклись доверием к Учителю.
"Агностики, мать бы вашу так и эдак, фомы неверующие, - ласково выругался про себя Шакья Муни, с нежностью глядя на подходивших учеников. - Ведь это же так просто! В м е т а м п с и х о з надо верить, в переселение Душ, перевоплощение живых существ. Сегодня ты человек, а завтра обезьяна, а до того ты был свиньею или тигром… Котяры вы сиамские!
Понять иллюзорность тех ценностей, которыми дорожит обыватель, будь он крестьянин или рабочий, могущественный раджа или обожравшийся долларами бизнесмен - вот что!
Спасение в нравственной жизни и в господстве над чувствами и страстями, в любви ко всему живому, следовании разумному началу…"
- Как в дом с плохой крышей просачивается дождь, - проговорил Гаутама, - так в плохо развитый ум просачивается вожделение.
- Легко увидеть грехи других, собственные же грехи увидеть трудно, - с готовностью подхватил мысль Будды ученик Шарипутра. - Ибо чужие грехи люди рассеивают напоказ, как шелуху, свои же, напротив, скрывают, как искуссный шулер несчастливую кость. Мы готовы, Просветленный!
Маудглаяна промолчал.
Он тоже приготовил цитату из "Джамманады", цитату космогонического толка, связанную с происхождением Вселенной, только произнести её не решался. Маудглаяна знал, что когда Будду спрашивали о происхождении мира и его создателя, то Учитель отвечал благородным молчанием.
Ученикам же принц Гаутама твердил: никто не видел, как Бог творит мир. А если он все-таки создал Вселенную, то вовсе не всесилен! Или преисполнен зла, ибо позволил человеку жить среди страданий.
- И потому наша задача в том, чтобы исправить мир, - говорил Шакья Муни, - помочь людям. Конкретика должна быть в нашей работе, парни, конкретика! А разговоры о том, как и за сколько дней или там пятилеток Бог обустраивал звездное пространство, создавая на Земле свободную экономическую зону - пустой треп, достойный разве что болтливых демократов-популистов.
И затем он произносил знаменитые слова, которые сейчас приготовил и не стал повторять Маудглаяна.
- Человек, в теле которого застряла стрела, - втолковывал Гаутама, - должен стараться извлечь ее, а не тратить время на размышления по поводу того, из какого материала она сделана и кем пущена.
…Судьба не позволила им начать долгий путь в Варанаси. Гаутама и его ученики не успели сделать и двух сотен шагов, как среди стройных пальмовых стволов мелькнуло ч е р н о-ж е л т о е, затем исчезло, снова мелькнуло, и перед остолбеневшими путниками возник вдруг огромный тигр.
Тигр не пытался п о к а наброситься на Маудглаяну, Шарипутру и Шакья Муни, но и доброжелательным его назвать было нельзя.
"Испытываю ли я страх перед этой большой кошкой? - стараясь оставаться бесстрастным и невозмутимым, спросил себя Гаутама, удовлетворенно отметив, что бывшие агностики ведут себя достаточно отважно. - Надо постараться ничем не спровоцировать животное на агрессивные действия… Страха у меня нет, но ведь я столько тренировался! Но избавился ли я от страха вообще? Постой, постой! Ведь именно в этом стержневой смысл моего учения… Именно так!"
Перед мысленным взором Просветленного раскинулся во времени и пространстве теоретический расклад понятийного образа с т р а х а, от писаний римского поэта Стация, который в поэме "Фиванда" утверждал что "богов первым на земле создал страх", до утверждений основателя новой философской школы, преподавателя в Уральском университете Екатеринбурга Анатолия Гагарина, опубликовавшего недавно научную работу "Феноменология страха".
Тигр, меж тем, угрожающе зарычал, недвусмысленно оскалив желтые, внушительного размера клыки.
Шарипутра и Маудглаяна придвинулись к Учителю, и Гаутама остро почувствовал, как стремительно убывает их мужество.
- Я не боюсь тебя, - медленно произнес Шакья Муни, обращаясь к тигру, изо всех сил пытаясь произносить слова твердо, не дать голосу задрожать. - Да, не боюсь… Иди собственной дорогой, а нам не засти нашу. Она ведет в Варанаси, она ведет к храму…
Тигр перестал рычать, склонил голову, будто прислушиваясь к голосу Гаутамы.
"Страх выступает одной из основных экзистенциальных категорий власти со свободой, страданием и виной… Так считает молодой философ Анатолий Гагарин, - подумал Шакья Муни. - И хотя его к а р м а отстоит от нашего времени на двадцать пять веков, этот парень неплохо разобрался в существе проблемы страха. Впрочем, я сам вижу теперь в страхе суть собственного учения. Именно страх создал меня как Будду - Просветленного!"
- Ты уходи, - вслух проговорил он, - или дай нам уйти самим…
Осторожно поднял Гаутама ногу и ступил ею назад.
Тигр с любопытством смотрел на троицу первых на планете Земля буддистов.
"Известный русский буддолог Резенберг потом напишет обо мне, что главным центром собственного учения я сделал человека, его личность и самопознание, - мысленно усмехнулся бывший принц Сиддхартха. - Наверное, такое случится, ежели нас не съест сейчас эта кошка…"
Гаутама успел еще подумать о том, что с т р а х поселяется в душах, которыми завладело чувство з а в и с и м о с т и собственных личностей от природных сил, государственных институтов, социальных бурь и материальных благ.
Р а з о р в а н н о с т ь бытия - вот основа для страха!
Он отступил уже на два шага, ученики неуверенно следовали за Шакья Муни, копируя его движения. Когда число шагов достигло пяти, тигр вдруг равнодушно зевнул, прилег наземь и неуклюже стал ползти назад.
Это выглядело так смешно, что принц Гаутама едва не рассмеялся.
Над ползущим тигром в воздухе возник небольшой смерч. Он накрыл животное, полосатая кошка исчезла, и вместо Царя джунглей появилась банальнейшая пегая свинья.
Свинья не задержалась перед глазами Гаутамы и его учеников. Свинья растворилась, и продолжающий крутиться в воздухе смерч выбросил из неизвестного измерения зеленого крокодила.
Вид у крокодила был агрессивный. Рептилия разинула метровую пасть и сунулась было к оторопевшим буддистам, но смерч закрутил и эту опасную зверюгу, сменив ее на ухмыляющуюся обезьяну, о которой впоследствии Маудглаяна и Шарипутра говорили, что им являлся бог Хануман.
Для бога обезьяна была чересчур суетливой и вела себя развязно, если не сказать х у л и г а н с к и. Мало того, что она корчила непотребные рожи, неприличных жестов, которыми обезьяна приветствовала Шакья Муни, Маудглаяну и Шарипутру, было в ее арсенале выше меры.
Обезьяну сменила здоровенная кобра, и Гаутама понял, что Брахма показывает ему чьи-то к а р м ы - последовательные превращения существа, которое, видимо, будет иметь или имело и человеческое обличье.
"А может быть, сие и есть моя к а р м а? - успел подумать Шакья Муни, и вздрогнул от истового рычанья поджарого, со стройными ногами серебристо-белого жеребца. - Таким существом мне бы тоже хотелось стать…"
Жеребец нетерпеливо топнул раз и другой копытом, будто призывая неведомого седока, и уступил место, исчезнув в неугомонном смерче, странному человеку, облаченному в пятнистое одеяние, напомнившее Гаутаме причудливые узоры на теле юрких ящериц.
На человеке - носителе новой кармы - красовалась черная шапочка с неведомой для Просветленного эмблемой, ноги в высоких шнурованных ботинках, нижнюю часть лица обрамляла рыжая борода.
"Русский морской пехотинец? - удивился Гаутама. - К чему бы это…"
- Тебя прислал Брахма? - спросил он м о р п е х а, - Он позволяет нам идти дорогой, которая ведет к храму? Нас ждут в Варанаси…
- Нет, Просветленный, - ответил бородатый морской пехотинец. - Варанаси придется оставить на потом, принц Сиддхартха. Тебя приглашает к себе Вечный Жид. Дорога к храму пролегла через Россию…
III
Полагаясь на невидимый покров, которым обеспечил его Агасфер, Станислав Гагарин, тем не менее, знал о том, что физическая сущность его не исчезла. Инфракрасные датчики либо другие контрольные приборы, работающие на рентгеновском ли, радиолокационном ли принципе, обязательно засекут его самого, а также оружие, если таковое он прихватит с собой, направляясь пусть и в ипостаси Человека-Невидимки в интересное, но и опасное приключение.
Никто Станислава Гагарина в рискованное предприятие сие не втравливал - напросился.
Когда они вшестером - Агасфер, Христос и Магомет, примкнувшие недавно товарищ Сталин с Конфуцием и сопровождавший их сочинитель - собрались в Центральном доме литераторов и расположились в нижнем вестибюле, там проходил очередной вернисаж столь модного ныне авангарда, Вечный Жид сказал:
- Ну вот, теперь мы почти все вместе, товарищи…
- Почти? - переспросил Иосиф Виссарионович. - Ожидается подкрепление?
- Как вам сказать?! - задержался с ответом Фарст Кибел. - Конечно, мы справимся с возникшими трудностями и сами. Но пополним наши ряды для символического решения еще одной, духовной задачи, ее мы возлагаем на Станислава Семеновича, нашего хозяина. Готовы, партайгеноссе сочинитель?
- Всегда готов, - серьезно ответил писатель и поднял правую руку в пионерском салюте.
Товарищи его заулыбались.
- Я мыслю в боевой группе шестерых Основателей, - продолжал Агасфер. - Товарищ Сталин - седьмой. Иосиф Виссарионович - политический, а значит, и основной руководитель группы.
"Ему это пойдет, - весело подумал Станислав Гагарин. - И опыт есть. Боевой тоже… Какие операции проводил в младые годы! Исполнял Камо, а режиссером оставался Коба… Впрочем, товарищ Сталин одновременно и Основатель тоже. Великую религию создал с собственным культом в базисе!"
- Ладно вам, - услыхал он мысленно возражение вождя. - Какая религия, понимаешь, что в ней великого если советскую Державу п р о с р а л и и п р о ч м о к а л и в два счета!
- Давайте не злоупотреблять телепатией, - мягко укорил их Вечный Жид. - Собравшиеся успешно владеют сим качеством, но пусть окружающие нас в ЦДЛ люди видят, что мы разговариваем… Что вы скажете о положении в России, друзья?
- Хреновое, понимаешь, положение, - проворчал товарищ Сталин. - Напрасно я переключился на созвездие Гончих Псов. Здешняя стая шакалов беспредельно, понимаешь, распоясалась. И л о м е х у з ы подменили-таки союзного Президента монстром. Не усмотрел, прозевал подобное, понимаешь, безобразие товарищ Сталин!
- Вашей вины здесь нет, - успокоил вождя Агасфер.
- За все, что происходит в России, в с е г д а отвечаю я, - отрезал Иосиф Виссарионович.
Наступила неловкая пауза.
- Стрелять пора! - воскликнул, блеснув желтыми глазами, Основатель р е л и г и и м е ч а Магомет.
- Я разрушителей Державы имею в виду, - несколько смутившись под укоряющим взглядом Агасфера, пояснил он.
Товарищ Сталин тяжко вздохнул, хотел сказать нечто, но сдержался.
- Как озлобились, ожесточились люди! - сокрушенно проговорил Станислав Гагарин. - Я редко езжу сейчас в электричках и на автобусах, чаще хожу пешком или жгу дорогой бензин на автомобиле, и все-таки, соприкасаясь с кем-либо на улице, шкурой ощущаю исходящее ото всех недоброжелательство.
- Народ добр, когда у него ничего нет, - заметил Конфуций. - Чем меньше у людей желаний, тем ближе они к совершенству. Потому разговоры о тотальном обнищании населения России п о к а не соответствуют действительности, увы…
- Согласен с Кун-фу, - снова включился в разговор Магомет. - Умеренность и еще раз умеренность - вот к чему должны призывать из я щ и к а яковлевы и поповы!
- Яковлева уже нет, - напомнил Кун-фу.
- Новый экс-цековский хрен не лучше старой масонской редьки. А скоро ваш популист-народник еще один сюрприз по этой части поднесет, - усмехнулся Иисус Христос. - Откровенно признаться дивлюсь я на вас, россияне! Откуда навылупляли вы такое множество бездуховных монстров с кучками "зелененьких" вместо души и мозгов?
- Самое обидное в том, товарищ Христос, - заметил) Отец народов, - что высшие служители культа не противятся гонениям на православный русский народ, не защищают в должной мере его тело и душу.
- Так, - согласился Иисус. - Среди иерархов православной церкви слишком много чуждых моему учению людей, чистых выкрестов, половинок и четвертинок. Русский народ для них лишь средство. Да и явных, открытых предателей хватает, не только в церковных, но и в светских институтах власти. Поистине - наступило Иудино Время!
- Достаточно, - сказал Вечный Жид. - Ситуацию уяснили, теперь за дело! Небольшая информация по операции, которую заговорщики обозначили одиозным словом "Most", и общее руководство группой переходит к товарищу Сталину.
"Какая же роль отводится мне?" - подумал Станислав Гагарин.
- Мы будем считать вас комиссаром, - просто сказал Вечный Жид. - Вроде как Фурманов при легендарном Чапае. Годится?
Писатель вспомнил его слова, когда беспрепятственно прошел через парадный подъезд Фонда, охраняемый двумя молодчиками в униформе, сшитой из черного сукна, с желтым вензелем на груди, вензелем, составленным из так хорошо знакомых Станиславу Гагарину букв, инициалов человека, с которым еще полтора года назад встречались вместе с товарищем Сталиным при невероятных обстоятельствах.