Ворота были открыты, и он вошел в прямоугольный двор, где худощавая брюнетка, выглядевшая лет на двадцать с небольшим, возилась на клумбе с цветами. Судя по внешнему виду, это могла быть мать Афины, но память на лица была у него неважной, и он не был уверен.
- Миссис Торгет! - крикнул он. - Вы мать Афины?
Она повернулась к нему с улыбкой, которая не скрыла холода, появившегося в ее глазах, когда она заметила его чистый подбородок.
- Нет, - ответила она.
- Простите. Вы похожи…
- На члена семьи? - закончила она. Голос у нее был теплый, звучный. Так оно и есть. Я бабка Афины. А вы?
- Меня зовут Вилли Карев. Я не знал, что…
- О, здесь живут четыре поколения. Торгеты - это старинный род, и мы любим держаться вместе.
Его собеседница закопала семечко во влажную землю, включила ручной биоизлучатель, направив его на семя, и критически следила, как из-под земли появляется росток, разрастается, пуская листья, и расцветает, совсем как в ускоренном фильме.
- Это очень… красиво, - неуверенно сказал он. Дочери, маниакально привязанные к своим матерям, которые сами были дочерьми, связанными чувственной связью со своими матерями, и так далее, всегда вызывали у него отвращение. В некоторых коммунах жило по восемь поколений женщин, что напоминало некончающийся ряд входящих одна в другую кукол. Семейная связь еще не потеряла своего значения.
- Да. - Бабка Афины, которая до сих пор не представилась ему, выключила биоизлучатель. Она присела, чтобы осмотреть вблизи новый цветок, недовольно фыркнула и вырвала, швырнув на землю, где его белые корни анемично задрожали, как черви. - Слишком высокий. Когда я не до конца сосредоточусь, они вырастают слишком высокими.
- Простите.
Карев смотрел на корни, а бабка Афины переключила излучатель и вновь направила его на цветок. Растение почернело и исчезло, отдав свои составляющие почве.
- Облегчает работу в саду и к тому же не надо ждать, верно? - сказал он.
- Если вам это не нравится, Вилли, а я вижу это по вашему лицу, скажите прямо.
- Кто сказал, что мне не нравится? - ответил Карев и неискренне засмеялся, разглядывая пятно на земле и непонятно почему думая о жабе, которую спас от смерти на стоянке болидов.
- Афина говорила, что в глубине души вы луддит.
- Может, все не так плохо, раз только в глубине души, - парировал он, гадая, что значит "луддит". - Надеюсь, за это меня не арестуют.
Бабка Афины фыркнула.
- Ну так где же Афина? - спросила она.
- Об этом я и хотел спросить у вас.
- А откуда мне это знать? Она уехала отсюда вчера сразу после вашего звонка. - Бабка Афины поднялась и заглянула Кареву в глаза. - Как же так, разве…
- Вчера я был еще в Африке, - хрипло произнес он. - Я никому не звонил.
- Тогда где же она?
Слова эти уже не дошли до него, поскольку он резко повернулся и выбежал, но вопрос не давал ему покоя всю обратную дорогу.
Старательный осмотр дома не дал никаких результатов, которые могли бы навести на ее след, он не был даже уверен, что Афина вчера заглядывала сюда. Она не оставила никакого устного сообщения, никакой записки. Ничего. Он вдруг снова начал задыхаться, подбежал к видеофону и набрал номер дирекции "Фармы". На проекционном экране аппарата появилась трехмерная рисованная фигура, изображающая традиционную секретаршу.
- Мне очень жаль, сэр, - энергично сказала она, - но рабочее время кончилось, и сотрудники корпорации "Фарма" покинули контору. Они снова придут сюда ровно в девять тридцать.
- У меня важное служебное дело к мистеру Баренбойму.
- Я постараюсь помочь в меру своих возможностей.
Вам известен код?
Карев назвал сознательно усложненный код, который заучивали на память все высшие работники "Фармы", служащий для связи в делах, не терпящих отлагательств. Секретарша, бывшая образом в мозгу компьютера "Фармы", задумчиво покивала головой.
- Примерно до полуночи мистера Баренбойма можно будет застать у мистера Эммануэля Плита, - сообщила она. - Вас соединить?
Когда Карев вместо ответа выключил аппарат, она разочарованно исчезла, расплываясь в светящемся тумане.
В первый момент он хотел позвонить Баренбойму, но поскольку исчезновение Афины могло иметь связь с изобретением Е.80, решил действовать как можно осторожнее. Трудно было устроить подслушивание видеофонов, однако он допускал и такую возможность.
Он вернулся к болиду быстрым, скоординированным шагом, благодаря которому мог передвигаться достаточно быстро, а бездействующее легкое не колотилось о ребра.
Ноги были как ватные, и это напомнило ему, что он почти два дня ничего не ел. Поскольку он никогда еще не был дома у Плита, только примерно представлял его местоположение, он проконсультировался с дорогоуказателем в болиде, как туда лучше всего добраться. Спустя полчаса он въезжал в ворота небольшого имения, расположенного в десяти километрах к северу от его дома. Дом, построенный из настоящего камня, был низким, но обширным. Из его окон на спускающиеся террасами газоны падал свет. Буйная растительность и необыкновенно теплый для этого времени года ветерок, говорили о том, что имение климатизировано. Выбравшись из болида, Карев удивленно осмотрелся по сторонам и глубоко вдохнул ароматный воздух. Он не сомневался, что вице-президент "Фармы" зарабатывает очень много, однако не подозревал, что искусственно улыбающийся Плит живет в таком достатке. Пройдя через маленькое патио, он уже подходил к двери, когда та вдруг открылась. Простирая Кареву руки, из нее выбежал Баренбойм, а румянолицый Плит смотрел на это, стоя на пороге.
- Вилли! Мой дорогой! - воскликнул Баренбойм, а его глубоко сидящие глаза выражали беспокойство. - Что ты здесь делаешь?
- Я должен с тобой поговорить, - ответил Карев, понявший, что Баренбойм играет эту сцену специально для него. Он только не мог понять, что за этим кроется.
- Прошу тебя, входи! - пригласил Баренбойм, беря его под руку и вводя в дом следом за шедшим впереди Плитом. - Мне сообщили из Африки, что тебя ранили и ты попал в госпиталь, а потом исчез или что-то вроде этого.
Мы беспокоились о тебе.
Они вошли в большую комнату, полную книг, лампы бросали мягкий свет, отражающийся от деревянной мебели.
В самом центре стоял на столе небольшой глобус. Позволяя ввести себя, Карев уселся в кресло у камина, в котором пылали бревна, неотличимые от настоящих.
- Это не я исчез, а моя жена, - уточнил он.
- Невозможно, Вилли, в наше время женщина не может исчезнуть. Она всегда оставляет ясный след в виде кредитных операций в…
- Я не шучу, - резко прервал его Карев, с удивлением отметив, что уважение, которое когда-то вызывал у него Баренбойм, исчезло бесследно.
- Ну, разумеется, Вилли. Я вовсе не хотел… - Он замолчал и взглянул на Плита, который стоял в углу, внимательно прислушиваясь к разговору. - В таком случае, может, ты расскажешь, что произошло?
- С некоторого времени кто-то хочет меня убить, а теперь еще и Афина исчезла, - сказал Карев и сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию Баренбойма. Затем коротко описал события двух последних дней.
- Значит так… - сказал Баренбойм, когда Карев закончил. - И ты полагаешь, что это связано с изобретением Е.80?
- А как, по-твоему?
- Мне очень неприятно, Вилли, - сказал Баренбойм, - но я склонен признать твою правоту. Произошло именно то, чего мы так хотели избежать любой ценой.
- Но… - в глубине души Карев рассчитал, что его догадка будет отброшена. - Если кто-то похитил Афину, что с ней произойдет?
Баренбойм подошел к бару и налил виски.
- Если ты боишься, что похитители ее убьют, то можешь спать спокойно, - ответил он. - Эксперименты, интересующие ученого, специализирующегося на биостатике, требуют сохранения идеального здоровья у подопытного.
- Какие еще эксперименты?
- Может быть, виски? - спросил Баренбойм вручая Кареву бокал. - Мэнни объяснил бы тебе лучше, но, коротко говоря, их может интересовать, нормально ли развивается плод. Это очень важно. Ты слышал когда-нибудь о талидомиде?
- Гмм… нет.
- Следующий вопрос, это наследственность. Допустим, родится мальчик: будет ли строение его клеток и механизм их воспроизводства таким, как у бессмертного, или нет?
Допустим, что мужской потомок исправного мужчины, бессмертного, из-за Е.80 окажется неисправным, что тогда?
- По-моему, это немногое меняет, - нетерпеливо заметил Карев.
- Возможно, но я только хотел дать тебе понять, почему наши конкуренты могли заинтересоваться твоей женой.
Мы тоже хотели бы это знать. Самое главное, что она в полной безопасности, потом мы ее найдем и вернем.
- Верно! - Карев допил виски и встал. - Я позвоню в полицию.
- А вот этого делать я не советую, - сказал Баренбойм, и стоящий в углу Плит беспокойно шевельнулся.
- Почему?
- Скажу тебе откровенно, Вилли, как обстоят дела. Ты слишком упрям и, думаю, не простил бы мне, утаи я что-нибудь от тебя. Если на этом этапе мы введем в дело полицию, завтра утром о Е.80 будет знать весь мир. Конечно, мы хотим сделать это средство доступным всем, но не так, чтобы этим воспользовались наши конкуренты…
- А тем временем день за днем тысячи мужчин закрепляются, - гневно вставил Карев, думая об африканских туземцах, которых против их воли лишил мужских достоинств.
Баренбойм пожал плечами.
- Это лучше, чем смерть, Вилли, - сказал он. - Но ты не дал мне закончить. Ты имеешь право пойти в полицию, и, несмотря на отрицательные последствия для "Фармы", я не посмел бы тебя удерживать, но я хочу предложить тебе другой выход.
- Я весь внимание.
- По-моему, хороший частный детектив найдет твою жену быстрее, чем ватага ревностных, но шумных полицейских, и таким образом и ты, и "Фарма" только выиграют. Я знаю подходящего человека, который охотно возьмется за это, и готов сейчас же позвонить ему. Только прошу тебя, дай мне неделю времени. Если за неделю мы ничего не добьемся, сообщай в полицию. Что скажешь, Вилли?
- Даже не знаю, - буркнул Карев. Глядя на искренне обеспокоенное лицо Баренбойма, он снова испытал мимолетное чувство, что им манипулируют, однако был вынужден признать правоту его аргументов. - Этот твой человек действительно так хорош?
- Это лучший из лучших. Я сейчас ему позвоню.
- В этой комнате нет выхода видеофона, - сказал Плит, в первый раз включившись в разговор. - Ты можешь воспользоваться аппаратом в большом салоне. Прошу.
- Вот он грех традиционной архитектуры: ничего для удобства, все для эффекта, - вздохнул Баренбойм. - Налей себе еще, Вилли, а мы пойдем позвоним. Я уверен, что хозяин не имеет ничего против. Правда, Мэнни?
- Чувствуйте себя, как дома.
После ухода их из комнаты, Карев долил себе виски и подошел к столу, разглядывая глобус. Небольшой, размером примерно с апельсин, он располагался в сложном корпусе, с карданной подвеской, увенчанной набором линз, а континенты разместились на нем как попало. Приглядевшись внимательнее, он понял, что все на нем перевернуто, как в зеркале. Поверхность глобуса была усеяна тысячами географических названий, ни одно из которых нельзя было прочесть невооруженным глазом. Разглядывая подставку, Карев обнаружил на ней два ряда кнопок, снабженных надписями: "Географическая долгота" и "Географическая широта". Удивляясь точности инструмента, он нажал самую большую красную кнопку. Глобус закрутился, устанавливаясь в положение, определенное запрограммированными координатами, а в объективе загорелся свет.
Глядя на фрагменты глобуса, высвеченные на потолке, Карев глотнул из бокала, и внезапно алкоголь потерял для него свой вкус, ибо в самом центре светящейся карты он заметил африканскую местность Нувель Анверс. Значит, Баренбойм и Плит по каким-то только им известным причинам изучали именно этот небольшой участок континента, где его едва не лишили жизни.
Он погасил глобус и снова сел в кресло, желая любой ценой выглядеть спокойно и беззаботно, когда его начальники вернутся в комнату.
Глава 12
Впервые в жизни оказавшись с глазу на глаз с частным детективом, Карев с интересом разглядывал Теодора Гвинни. Этот невысокий энергичный мужчина с внимательным взглядом, выглядевший так, будто остудился лет в пятьдесят, был одарен разумом, работавшем, казалось, в ускоренном темпе: он мчался вперед только затем, чтобы закончить шуткой все, о чем говорилось. По мнению Карева, Гвинни накидывался на любую, даже самую банальную фразу, как терьер на добычу, и терзал ее до тех пор, пока не вырывал из нее какой-нибудь афоризм. Каждый короткий обмен фразами с участием четырех мужчин, собравшихся в библиотеке Плита, кончался какой-нибудь эпиграммой, которую Гвинни произносил, понизив голос и обнажая при этом в улыбке снежно-белые зубы. Поначалу Карев сомневался в его компетентности, однако заметил, что Баренбойм обращался к Гвинни с некоторым уважением и прислушивался к каждому слову детектива.
- Похоже на то, Теодор, что мы поручаем тебе сразу два задания, задумчиво сказал Баренбойм, складывая пухлые руки, как для молитвы.
- Два задания… но ты упал бы со стула, если бы я потребовал двойного гонорара, - ответил Гвинни, сверкая зубами. - Прошу прощения, давай дальше.
Баренбойм понимающе улыбнулся.
- Мы просим тебя найти жену Вилли, - сказал он. - Кроме того, есть еще его личное дело. Вилли убежден, что кто-то хотел его убить.
- Это чудовищно, - сказал Гвинни, сочувственно глядя на Карева. Только одно может быть хуже неудачного покушения на нашу жизнь: покушение удачное.
Наученный опытом, Карев кивнул. Он еще раньше обратил внимание на то, что Баренбойм не слишком поверил в смертельную опасность, нависшую над его головой. Частицей своего естества он испытывал раздражение, что является целью атак убийцы, но огонь в камине так мило грел его ноги, а шотландское виски так мило грело его желудок, что Карева охватило бешенство, превратившее усталость в наслаждение.
- Не вижу трудностей, - сонно сказал он. - Я хотел бы сотрудничать с Теодором, когда он будет искать мою жену. Догадываюсь, что одновременно он позаботится и о том, чтобы я был жив и здоров.
- А я догадываюсь, что как доктор, - вставил Гвинни, потирая руки, смогу потребовать дополнительный гонорар за врачебную опеку.
- Кстати, Вилл, ты же у нас выздоравливающий, - сказал Баренбойм. - Ты уже был у врача?
- Еще нет. Я привык работать на половину мощности.
- Я не знаток в этом, но тянуть не следует. Я пришлю тебе нашего врача.
- Не беспокойся, - ответил Карев, в котором вдруг ожила неприязнь к госпиталям. - Утром я навещу своего.
- Хорошо. Пусть пришлет счет в "Фарму".
- Спасибо. - Карев поймал себя на том, что едва не заснул. - Пожалуй, мне пора идти домой.
- Это необязательно, - с удивительной горячностью произнес Плит, все время сидевший неподвижно на своем невидимом викторианском стуле, поигрывая брелоком в виде сигары. - Предлагаю вам ночлег у меня.
Карев отрицательно покачал головой.
- Я все же предпочитаю вернуться домой, - ответил он. - Именно там могла бы искать меня Афина.
Он встал и, убедившись, что Гвинни знает его домашний номер, вышел и сел в болид. Когда он доехал до дому, ноги его на каждом шагу подгибались, и он заснул, едва лег.
Проснулся он утром и сразу же вернулись опасения за жизнь Афины, которые так легко рассеялись вчера аргументами Баренбойма. Из рассуждений председателя вытекало, что ни у кого нет причин убивать Афину, однако точно так же не было причин убивать и его. Тем не менее четырежды в течение одних суток он был на волосок от смерти. Карев сделал себе легкий завтрак, состоявший из яиц и сока цитрусовых, хотя и не чувствовал голода, а после завтрака подошел к видеофону и соединился с доктором Вести. Он договорился встретиться с нем в десять, а свободное время использовал на удаление щетины и поиски чистой одежды.
Кабинет доктора Вести располагался на восьмом этаже Центра медицинских наук. Карев явился туда пораньше, но кибернетическая секретарша не заставила его ждать, а сразу впустила в кабинет. Похожий на ученого, Вести, который остудился только после шестидесяти, указал на стул.
- Добрый день, Вилл, - сердечно сказал он. - У тебя что, проблемы с адаптацией?
- То есть?
- Из твоей компкарты следует, что вы с Афиной недавно зарегистрированы в Министерстве здоровья, как бессмертные. Я думал, что, может…
- Ах, вот оно что! Нет, это не гидра вожделения поднимает свою голову, а… Можешь ли ты что-то посоветовать для проколотого легкого?
Карев рассказал, что с ним случилось, не объяснив, правда, почему так внезапно и не предупреждая никого покинул полевой госпиталь.
- Вообще-то я должен тебя поблагодарить, Вилл, - сказал Вести, задумчиво разглядывая его. - За почти восемьдесят лет врачебной практики я впервые сталкиваюсь с колотой раной. Разденься до пояса, и я посмотрю, что они с тобой сделали.
Он включил стоящий на столе выход компьютера и запросил подробную информацию о лечении Карева в госпитале в Африке. После едва заметной паузы устройство выплюнуло ленту бумаги, которую Вести с интересом изучил.
Отложив ее, он снял с груди Карева повязку. Пока он теплыми, сухими пальцами ощупывал область раны, Карев старался не смотреть вниз.
- Выглядит неплохо, - сказал наконец Вести, хотя в его голосе звучало сомнение. - Когда точно ты сделал себе укол?
Карев мысленно подсчитал.
- Десять дней назад, - сказал он.
- Ага. А какой марки был пистолет?
- Я работаю на "Фарму", - ответил Карев, стараясь говорить спокойно, но в то же время почувствовал беспокойство, - поэтому…
- То есть ты пользовался Фармой ЕЛ 2?
- Конечно. А почему ты спрашиваешь?
- Так, мелочи. Мне показалось, что рана заживает медленно, слишком медленно для бессмертного. Вероятно, что-то нарушило процесс заживления. А теперь сядь, и я осмотрю легкое.
Вести приложил к ребрам Карева головизор, чтобы изучить правое легкое. Испуганный мыслью, что случайно может увидеть свои внутренности, Карев закрыл глаза и не открывал их до конца осмотра.
- Вообще-то оно выглядит совершенно здоровым. Думаю, можно будет снова запустить его, - заявил Вести.
- Это как? Надуть?
- О, ничего страшного, - с улыбкой заверил Вести. - Я впрысну тебе в грудную клетку средство и снова прикреплю легкое к ребрам. Ты ничего не почувствуешь.
Карев мрачно кивнул головой и, напрягая воображение, постарался представить лицо Афины.