– Вы даже не назвали себя, как Вас зовут?
– Ах да, мисс, – обрадовался он вопросу, – я не успел сказать, меня зовут Тони.
Он сказал это с такой теплотой, с таким восхищением, словно ей должно было стать неудобно, что она не знала его. Она едва сдерживала хохот.
– А я Кэрл.
– Вас так зовут, да?
– Да, Тони, меня так зовут.
– Вы знаете, Кэрл, я часто думал, как могут звать такую девушку. Я этого и ожидал, по-другому и не могло быть. Вы не только сама по себе красива, но и имя у Вас красивое.
Но тут Кэрл посмотрела на него с таким укором, что Тони понял, дальше восхищаться не имеет смысла. Ее взгляд означал – если хочешь дальше общаться, то никаких задушевных тем она не потерпит.
– Тони, я сейчас зайду в банк, у меня там дела, потом мы можем посидеть в нашем кафе и поболтать, – сказала она.
После этих слов Тони полностью освоился, у него на душе стало радостно. Он посчитал, что судьба дает ему шанс, и он почти у цели.
– Нет, Кэрл, я зайду с Вами в банк, мне хочется просто быть рядом, мне так приятнее. Мы ведь никогда не были так близко друг к другу.
Но наткнувшись все на тот же взгляд Кэрл, он добавил:
– Кэрл, мне просто не нравится ждать, это расстраивает меня.
– Хорошо, Тони, если Вам так лучше, идем вместе, – произнесла она утомленно.
При входе в банк Тони вежливо пропустил Кэрл вперед, стараясь не мешать ее делам. Он отошел от нее и встал у афиши, где были описаны условия банковских услуг и стал бегло просматривать их. Со стороны можно было подумать, что его интересует какой-то кредит, но он просто смотрел на афишу, и ничего не видел. Его охватила тревожная радость, и он предвкушал приятную компанию Кэрл.
Устав смотреть на буклеты, Тони неторопливо стал разглядывать посетителей. Его взгляд привлек мужчина громадного роста, в длинном плаще. Он вошел вместе с ними, но почему-то остался стоять у входа. "Наверное, кого-то ждет с улицы", – подумал он и только хотел посмотреть в сторону Кэрл, она в это время, стоя у стойки, заполняла бланки, как в помещение банка вошли еще трое посетителей. Двое мужчин и одна девушка.
Они остановились рядом с громадным мужчиной. На всех были надеты одинаковые плащи серого цвета, только девушка была одета в черную куртку и синие джинсы. Они молча переглянулись, мужчина кивнул им головой.
Двое из вошедших встали лицом к входной двери, девушка осталась стоять с громадиной. И почти все одновременно выхватили из-под плащей короткие автоматы. Девушка выхватила пистолет. Громадина громким голосом заорал: "Это ограбление, всем оставаться на местах, всем поднять руки!"
Двое, стоявших у входа, сразу же бросились баррикадировать двери. Они подтащили столы, подперли ими входные двери. Девушка, не переставая целиться в охранника, вышедшего на шум из правой двери, произнесла: "Руки, руки за голову, если хочешь вечером ужинать с семьей".
Охранник медленно поднял руки, она осторожно подошла к нему, обходя его сзади, протянула левую руку к его кобуре, пытаясь обезоружить его, но пистолет никак не выходил из кобуры. Видимо, ей было неудобно доставать его левой рукой. Тогда она переложила свой пистолет из правой руки в левую, и освободившейся рукой, лихо вытащила его. Толкнув безоружного охранника стволом пистолета в спину, скомандовала: "Лицом на пол, быстро, руки за спину!"
Охранник выполнял все ее команды как зомби. Она ловко достала из кармана куртки наручники и быстро защелкнула их на его руках. За всем этим наблюдал Громадина, направив свой автомат в сторону охранника, давая понять ему, что в любой момент он может прийти на помощь своей сообщнице.
Один из сообщников, стоявший у двери, подошел к связанному охраннику, схватил его за плечи и потащил к двери, заставленной столами, скомандовал ему, чтобы он сел на стол перед дверью, предупредив его, что если начнется штурм банка, они его пристрелят первым, а потом, добавил, что если ему известны какие-то молитвы, пусть повторяет их, чтобы все закончилось благополучно для него. Затем он прошел к дальнему окошку банка, встал там, направив автомат в сторону кассиров.
У двери остались один налетчик и связанный охранник.
Громадина и девушка с пистолетом продвинулись немного ближе к центру и остановились между вторым и третьим окном. Они встали друг от друга на расстоянии пяти метров и повернулись спиной друг к другу. В такой позиции было удобно контролировать все помещение банка. Громадина хорошо видел всех кассиров. Налетчик, стоявший у последнего окна, а всего их было шесть, и все они располагались на одной линии, мог видеть всех посетителей и забаррикадированный вход в банк.
За всеми этими передвижениями молча наблюдали посетители, никто из них даже рук не поднял, скорее всего каждый думал, что смотрит кино у себя в квартире. Заметив это, один из налетчиков заорал: "Вы что, оглохли! Была команда поднять руки, или кого-то пристрелить, чтобы дошло?" Он тут же пустил автоматную очередь в потолок. Грохот стоял такой, что у всех посетителей заложило уши. На людей посыпалась штукатурка и осколки стекла от висящей люстры. Мгновенно над головами вырос лес рук.
Тони тоже медленно поднял руки. Это хорошо заметил Громадина и пристально уставился на него. Весь его взгляд говорил, что Тони слишком медленно выполнил команду. Видимо, поняв это, Тони, чтобы реабилитироваться, поднял руки еще выше, и от этого стал похож на гимнаста, висящего на кольцах. Его примеру последовали другие, решив, что руки лучше так держать, так правильней и безопасней.
Громадина одобрительно кивнул головой, окинув всех взглядом. Напряжение на миг спало. Прошло несколько минут, в помещении банка было тихо, как будто выходной день, когда в банке не бывает клиентов. Люди стояли молча с поднятыми руками, никто не осмеливался что-то спросить.
Налетчики вели себя странно для их профессии. Никто из них не взламывал замки на сейфах и не собирал деньги в мешки. И вообще, у них с собой не было никаких сумок. Они стали похожи на обычных клиентов и если бы не оружие в руках, ничего плохого о них нельзя было подумать. Тони виновато закашлял, предупреждая налетчиков, что собирается отнять у них немного времени:
– Джентльмены! – начал он доброжелательно. Его голос, на фоне всеобщего молчания, был похож на голос президента, баллотирующегося на третий срок, а налетчики и клиенты были аудиторией выборщиков. – Джентльмены, я думаю, вы теряете время, то, за чем вы пришли, – и тут он, не опуская рук, сделал шаг в сторону касс, кивая им головой, в каком направлении им надо идти, – находится там.
Кассирши нервно засуетились. Связанный охранник так посмотрел на Тони, что ему оставалось либо сделать пластическую операцию, либо бежать из страны.
Предложение Тони застало налетчиков врасплох, они не знали, что ему ответить. Молчание продолжалось, но тут Громадина встал с кресла, взял автомат в правую руку и не спеша пошел в его сторону. Дойдя до него, он остановился, несколько секунд пристально измерял Тони взглядом с ног до головы, потом медленно обошел вокруг него. Тони стоял на месте и не двигался. Громадина опять оказался перед лицом Тони, он был на голову выше него, и со стороны был похож на учителя физкультуры в шестом классе, а Тони со своими поднятыми руками, на ученика. И презрительным голосом заговорил:
– Слушай, макаронник, ты что, собираешься учить нас, как грабить банк?
– Нет, сэр, нет! Что Вы! Я просто хотел вам напомнить, у вас не так много времени, уже слышны полицейские сирены, они едут сюда. Вам надо будет позаботиться, как оторваться от них.
И тут Громадина поднял свою левую руку. Указательным пальцем левой руки, похожим на огромный нос снеговика, приложил его к губам Тони, отчего его рот стал похож на рот зайца. И откусывая слова, произнес:
– Еще одно слово, Бамбино, и ты сильно пожалеешь, что не родился глухонемым. Ты меня понял, макаронник? – сказав это, он убрал свой палец, давая возможность ответить Тони.
– Я не макаронник, сэр.
Не обращая внимания, Громадина пошел на свое место и сел.
Тем временем полицейские машины подъехали к банку. Специальный погрузчик увозил припаркованные машины. Оцепление из спецназа заблокировало все подъезды вокруг банка, готовился штурм. Скорее всего, одна из кассирш успела нажать на кнопку тревоги. Громадина подошел к краю окна, ему хорошо было видно, как ребята в черной униформе, с масками на лицах, вооруженные до зубов, спешно спрыгивали с бронемашин, занимая удобные позиции. Он знал, что они пришли за их душами. Он повернулся, не сходя с места, улыбаясь, показывая своим сообщникам большой палец, мол все под контролем, все идет по плану. Раздался звонок, кассирша, сидевшая рядом с телефоном, не решалась поднять трубку. Все догадывались, что означает этот звонок. Громадина неторопливо подошел к телефону, поднял трубку, включив громкую связь, очевидно для того, чтобы сообщники были в курсе переговоров. Из микрофона раздался командный голос полицейского:
– Вы окружены! Сопротивление бесполезно!
Но тут Громадина заорал в трубку:
– Сдавайтесь! Мы вам гарантируем жизнь! – передразнивая полицейских. – Все это мы уже слышали, – продолжал он. На другом конце провода замолчали. Положив автомат на стол, он взял трубку в правую руку. – А теперь, легавые, слушайте, предлагать буду я. Если через два часа к нам не будет доставлен наш парень, которого вы задержали на прошлой неделе, за якобы, какие-то наркотики, каждые пятнадцать минут мы будем расстреливать по одному заложнику.
Теперь всем сразу стало понятно, почему налетчики не трогали деньги. Людей охватил ужас. Это не грабители, это хуже – террористы. Далее он передал данные о задержанном. Заложники больше его не слышали, каждый думал о своем. Как получилось, что именно он оказался в банке, именно в этот день? Почему именно он?
Кэрл тоже подумала, почему она? Со злостью посмотрела на Тони – все из-за него: "Если бы он меня не задержал, я бы успела все оформить и уйти из банка". Потом она начала вспоминать, сколько минут они говорили с ним на улице, и получилось минут пять. Значит, еще десять минут пошло бы на оформление всех бланков, а они зашли, буквально следом. "Так, значит, в любом случае я была бы заперта здесь со всеми. Что же получается? Это Тони, из-за меня, здесь? О Господи, это все из-за меня, Тони, Тони, Господи, если бы не я, он бы никогда не зашел в этот банк, у него, наверное, и счета-то здесь нет". Ей стало стыдно, она стала искать оправдания: "Он сам виноват, я ему предложила подождать в кафе. Сам виноват, сам, – успокаивала она себя, – и вообще, что я переживаю из-за него, я его знать-то не знаю. Тоже мне жених нашелся, горе-жених", – подумала она, еще раз посмотрев в сторону Тони.
Налетчики заметно оживились. Было видно, что настроение у них улучшилось. Видимо, для них перейден очередной Рубикон. Требования выставлены, и они дожидаются ответа. Чего нельзя было сказать о заложниках. К их лицам не хватало только построенного эшафота, палачи были рядом. От долгого стояния с поднятыми руками все устали. Советы Тони, как ускорить ограбление банка, ни к чему не привели. Им не нужны деньги, им нужны, они, заложники. Каждый из них представляет ценность, ценность в пятнадцать минут. Каждые пятнадцать минут, кто-то должен уйти из жизни.
– Сэр, сэр, я извиняюсь, что отвлекаю Вас, – заговорил Тони, – у нас устали руки, если Вы не против, мы бы хотели их опустить.
Громадина встал, опять своей прежней походкой подошел к Тони, сверля его взглядом.
– И что тебе, Бамбино, все не так, что тебе здесь не нравится? – и сам же ответил, – руки устали, говоришь.
– Да, сэр, – устало ответил он.
– Знаешь, Бамбино, в чем твоя проблема, а? Ты, просто, не тот банк выбрал, тебе надо поменять банк на более надежный.
– Сэр, это не мой банк, мне здесь нечего делать, у меня здесь даже счета нет.
– Нет, говоришь? А что ты здесь делаешь?
– Я пришел со своей подругой, сэр, – с грустью сказал Тони, рассчитывая на снисходительность.
– И кто твоя подруга?
Только Тони собрался с гордостью показать на Кэрл, как Громадина заявил:
– Вот ее мы первую и расстреляем.
Тони чуть язык не проглотил. От мысли, что он мог выдать Кэрл, у него дрожь пошла по телу. Кэрл, поняв, что речь идет о ней, стала белой как простыня, ноги держали ее с трудом. Громадина, не сходя с места, повернулся туловищем к заложникам и стал высматривать, кто из женщин мог бы быть его невестой. Взгляд у него остановился на девушке в очках. Она была невысокого роста, очки хорошо подчеркивали ее большой нос, худые поднятые руки говорили сами за себя. Сказать, что она сидит на диете, значит, ничего не сказать. Она была плоской, как фанера. Только надетое платье выдавало, что это не парень.
Он протянул руку с автоматом в сторону девушки, показывая на нее:
– Эта, да, Бамбино, эта твоя невеста? Услышав эти слова, девушка резко подняла голову.
До этого она постоянно глядела себе под ноги и ни разу ни на кого не посмотрела за все это время, и не было понятно, как она поняла, что речь идет о ней. И так быстро затараторила, что сначала не было понятно, о чем она говорит:
– Я его не знаю, я его не знаю, я с ним незнакома, я никогда его не видела, я даже здесь в банке сегодня его не видела! – Сказав это, девушка быстро повернулась к колонне, всем видом показывая, что она скорей готова сойтись со столбом, чем быть невестой Тони.
Затем Громадина посмотрел на Кэрл и быстро перевел взгляд, ничего не спросив о ней, видимо решив, что Кэрл слишком хороша для него, да и ростом выше.
– Наверное, эта, – направил он свой автомат в сторону девушки, стоявшей рядом с Кэрл. Но та быстро опустила руки, обхватив рядом стоявшего мужчину за живот, так, что тот чуть не упал. Она же его и удержала.
– Я уже замужем три года, – с радостью отрапортовала она.
Рядом с ними стояла пожилая пара. Недалеко от них трое студентов. Громадина двинулся в сторону кассовых окон, чтобы там посмотреть невесту для Тони. Пока он сватал Тони, Кэрл внимательно смотрела на Тони. Она его видела по-новому. У нее появилось какое-то незнакомое чувство, как будто она его давно знает. Он казался ей таким благородным, таким мужественным, таким идеальным. Она уже любила его.
Ох, уж эти женщины, эти женщины… Тони на улице из кожи вон лез, чтобы понравиться ей, но у него ничего не получилось. Потребовалась попасть на какую-нибудь войну, рисковать жизнью и проявить себя. А ведь легче было, полностью, выслушать его на улице, там в любви не каждый день объясняются.
За кассой сидели шесть женщин. Пожилую афро-американку он сразу же исключил из предполагаемых невест для Тони. Осталось пять. Потом исключил еще двух женщин, уж очень они были полноватые, пожалел он Тони. А одна из оставшихся трех, вообще оказалась парнем, что его сильно обрадовало, потому что выбирать осталось из двух. Обе они были молоды и достаточно привлекательны. Он уставился на них, и время от времени переводил взгляд, то на одну, то на другую, а потом смотрел на Тони.
"Вот эта", – решил он, показывая на блондинку, полагая, что раз Тони жгучий брюнет, то ему должны нравиться блондинки. Бедная девушка потеряла дар речи, она даже возразить не могла.
– Вот она, вот, я так и знал. Мне ее не трудно было узнать, Бамбино, – сам себя хвалил он.
– Нет, сэр, нет! Мне не очень хочется огорчать Вас, и даже не то, что я не хочу соглашаться с Вашим вкусом, девушка даже очень привлекательная. Но это не она, – и тоном, полным решительности, отрезал, – я Вам этого никогда не скажу!
Речь его была краткой, но это означало, "можете меня прямо сейчас пристрелить, можете потом, но вы от меня ничего не узнаете".
– Нет, Бамбино, нет, – медленно, многозначительно замотал головой террорист, – ты нам скажешь, это не то, что ты думаешь, это не от любопытства. Нам совершенно безразличен твой вкус. Она нам нужна для того, чтобы, – и тут он замолчал, как будто боялся раскрыть свой план. Но потом сквозь зубы выцедил, – она пойдет с нами, ты останешься здесь и будешь делать то, что скажем мы, потом мы ее отпустим. Ее жизнь в твоих руках.
– Я вам уже ответил! Я помогать вам не буду.
Но слова Тони его не слишком беспокоили, видимо, у него в запасе было еще что-то. И он, довольный проделанной работой, пошел отдыхать на свое место. Тони терялся в догадках. Зачем он так сказал, зачем ему нужна именно его девушка, какую помощь он хочет получить, торгуясь с ним? Разве они не предусмотрели, как уходить из банка? Почему он хочет его привлечь к своему плану отступления? Что могло измениться в их планах, или они решили что-то добавить к нему? Он спрашивал себя, почему они не разрешают заложникам опустить руки? Чтобы те не напали на них? Нет, не этого они добиваются, тем более что никто из заложников больше не держит руки как раньше, на уровне плеч. Все устали, нет сил, скорее всего, они хотят морально убить, чтобы всем стало ясно, они – никто, их жизнь ничего не стоит и тогда их легче контролировать, так думал Тони.
Зазвонил телефон, главный террорист поднял трубку.
– С вами говорит комиссар полиции, через пятьдесят минут к вам будет доставлен ваш человек. Наши требования: никто из заложников не должен пострадать, в противном случае, мы уничтожим вас всех. – И после небольшой паузы добавил, – и вашего человека.
– Хорошо, хорошо, – ответил террорист, с еле скрываемой радостью. – Сержант, наш договор в силе, – почему-то понизив в должности комиссара.
– У нас еще есть к вам вопросы, – раздраженно сказал комиссар.
– Спрашивай, коп, спрашивай, – снисходительно разрешил террорист.
– Как вы собираетесь уходить? В ваших условиях ничего нет по этому вопросу.
– Хороший вопрос, комиссар, хороший, – ответил он, быстро восстановив его в прежней должности.
– За нами прилетит президентский вертолет, – издевательски произнес он, радуясь своему остроумию.
На это не последовало никакого ответа.
– Комиссар, комиссар, что-то со связью, наверное телефон не работает, – забеспокоился он.
Раздался железный голос комиссара:
– Я вас слышу, – спокойно сказал он, – говорите.
– Ну, а если без шуток, комиссар, будет так комиссар: когда наш человек войдет к нам, мы позвоним нашим людям, подъедет бронемашина, и мы спокойно должны сесть в нее, никто не должен препятствовать нам. К этому времени, вы должны убрать оцепление с северной стороны, и вообще, лучше уберите все оцепление. Также мы заберем с собой несколько заложников.
Резкий голос комиссара прервал его:
– У нас не было никаких переговоров по этому пункту. Мы не позволим вам увезти их с собой.
– Комиссар, комиссар, что за речи, о чем вы говорите? Да, это мы не обсуждали, но только потому, что это само собой разумеется. Вы что не знаете правил? – иронично продолжал он. – Вы никогда не смотрели фильмы с захватом заложников, никогда не читали книжек про это?
А потом уже тоном, не терпящим возражений, отрезал: