Вот и повелся. Вот и замечательно. Все они поведутся, рано или поздно, с большей или меньшей степенью сопротивления, которая проистекает не из реальной твердости и силы, а главным образом от болезненных амбиций, жажды самодостаточности, иррационального внутреннего протеста. Нежелания уступить человеку, который заведомо сильнее и тверже: это очевидно, поскольку только такой человек и может выдвигать подобные требования. На чем с самого начала и строился расчет. Да, все они соберут - уже собирают - максимум информации о тебе и твоих последних движениях, однако то, что им удастся выяснить, способно лишь дезориентировать, углубить противоречие между их слабостью и свободой. Слабость, как всегда, победит. Они уберутся с дороги, расползутся в стороны, расчистят тебе поле деятельности. И тогда…
- А мои-то уже вовсю фуршетят, - задумчиво произнес Трачук. - Хотя какое там, без меня ж не начнут, мучаются, бедные. И водка греется… Идемте, что ли, Виктор Алексеевич.
- Спасибо, Тимофей Ильич, не могу. Дела.
Дела у него действительно были. А вот Оли, которая должна сопровождать шефа на протокольный обед у посла (упаковавшись перед тем в прокатное вечернее платье и подновив прическу-макияж, да и тебе самому надо заехать домой за смокингом), - этой Оли, до первого числа еще твоей секретарши с полным комплексом обязанностей, по-прежнему нигде не было, и не возникало сомнений, что прорваться на ее мобилку не легче, нежели дозвониться в понедельник с утра в приемную какого-нибудь Виктора Винниченко. А между прочим, это мысль. Набрав пару раз для очистки совести саму Олю и послушав короткие гудки, Виктор усмехнулся и отстучал свой собственный номер второго мобильного. Временно недоступен. Вуаля.
Оставалась надежда, что она в машине. Шагая прочь по дорожкам парка, Виктор пытался разбудить в себе праведный гнев: безответственная лентяйка, озабоченная курица, никакого выходного пособия, никаких рекомендаций, пускай сидит всю жизнь в домохозяйках, и т. д. и т. п. - но гнев спал безмятежным сном и не желал пробуждаться. Возможно, потому что так удачно сложилось с Трачуком. Потому что последнее время все складывается на удивление удачно. Потому что здесь, в отличие от северного региона, ярко и тепло светит солнце, и молодые листочки на деревьях - поднабившего оскомину, но все равно хорошего, правильного цвета…
И еще - потому что ты ее понимаешь. Ты сам знаешь, как это: поймать чувство свободы, которая не бывает потенциальной или дозированной, по чуть-чуть, с первого числа. Если оно приходит, это чувство, то все и сразу, обвально, лавиной вкуса, цвета, запаха - вдесятеро ярче тех, что имелись в прежней жизни. Нет у тебя больше никакой секретарши, и будь добр, отпусти ее спокойно, весело и прямо сейчас. А протокольный обед… да черт с ним, с протоколом. Поухаживаешь, на худой конец, за женой посла.
На лужайке под толстым, еще покрытым сухими прошлогодними листьями дубом расположилась студенческая компания. Парни, девушки, гитара. Немного красного винца на донышках бутылок, упаковки от съеденных в первые же минуты чипсов и бутербродов.
- …какая стипендия, блин! А ты бы ему сказал…
- Я хотел, только ж они все так орали…
- Все равно молоток, Женька!
Виктор остановился.
И пробило, прорвалось, будто лопнула, натянувшись до предела, тонкая и странно прочная пленка, заработал тщательно отлаженный механизм твоей памяти, профессиональной, безотказной, внушающей окружающим весь спектр чувств от восхищения до страха. Почему только теперь? - да ладно, неважно, главное, что все-таки получилось, проклюнулось, вспомнилось…
Женька.
(за скобками)
- А Женьке мы не скажем, - шепнула Ксюха.
- Почему? Он что, запрещает тебе смотреть новости?
- Никто мне ничего не запрещает. Я свободный человек, понял? Просто чтоб не переживал, он такой.
И она засмеялась, звонко, с переливами, как будто очень удачно пошутила. До десятичасового выпуска на шестом оставалось четыре минуты. Вызывать лифт - или лучше пешком? Пропустить было бы обидно. Никакой другой канал, конечно, не покажет. Разумеется, ребята запишут на видео, Гия точно, и близнецы порывались, но в записи это будет уже не то. Хорошо, что Ксюха близко живет.
- Какой у тебя этаж.
- Тринадцатый… вот.
Дверцы лифта разъехались, из кабинки выкатился бульдог с толстой старушкой на поводке. Оба просканировали Виктора пронизывающими взглядами и бросили по короткому, неодобрительному на Ксюху. Эти точно расскажут и соседям, и ее родителям, и Женьке. Ну и пусть. Вскакивая в лифт, Виктор наклонился и громко чмокнул Ксюху в нос.
- Ну тебя!..
- Сорри, не попал.
- Мы идем новости смотреть. Не забыл?
Не забыл. Две с половиной минуты. Лифт был новенький, с зеркалом во всю стену кабинки, куда уткнулась Ксюха, придирчиво рассматривая кончик своего курносого носа. Полз этот лифт как черепаха. Еще и остановился на седьмом, впуская бородатого типа с газетой. Полторы.
Створки распахнулись, Виктор вылетел на лестничную площадку и затормозил перед запертой дверью на этаж. Ксюха полезла в сумочку за ключами. Не могла в лифте достать?!
- В начале выпуска вряд ли дадут, - успокоила она, вгоняя ключ в скважину. - Черт, опять заедает. Витя, проверни.
Он сражался с замком добрых секунд двадцать, потом они еще шли по длинному коридору, выстеленному ковровым покрытием, и топтались перед дверью, пока Ксюха жала на кнопку звонка, выясняя зачем-то, есть ли кто дома, потом она расшнуровывала ботинки, сидя на маленькой резной скамеечке, и не полезешь же в чужую квартиру раньше хозяйки, и черт его знает, где у них пульт от телевизора…
Новости, конечно, уже шли. Уже три минуты. Уже международный блок.
- Давай смотреть, - сказала Ксюха, устроившись позади него на валике кресла. - Наверняка еще не было.
В мире пылали боевые действия и взрывались теракты, затоплялись курорты и падали самолеты, мир горел, дымился, лежал в обломках, щерился арматурой, его населяли развороченные или уложенные штабелями трупы, которым было, разумеется, не до свободы. А может, все-таки в начале выпуска?.. Да нет, Ксюха права, вряд ли.
- И снова к событиям в стране. Сегодня в столицу съехались представители маргинального молодежного движения "Наша свобода". Несмотря на опоздание лидера столичной группировки, приезжие организованно прошли колонной от здания университета до главной площади. Опознавательным знаком членов движения является…
- Танька наболтала, что ты опоздал, - бросила Ксюха. - Вот дура.
Виктор хотел на нее шикнуть и вдруг обнаружил, что сюжет кончился. Собственно, это был и не сюжет, а так, коротенькое видео с голосом ведущей за кадром. На мгновение мелькнула говорящая голова Виктора крупным планом, без звука, а ведь у него брали интервью минут пятнадцать, и он старался быть лаконичным, убедительным, чтобы каждая фраза, даже взятая отдельно, могла дать представление о том, что оно такое - наша свобода…
Маргинальное движение. Опоздавший лидер - без фамилии, без имени. Ну и плюс веселенькое об опознавательных знаках.
Где-то открылась выставка народных промыслов. Приехал на гастроли кукольный театр. В зоопарке родились тигрята. Встретимся завтра в семь тридцать на шестом. Всё.
- И они называют себя оппозиционным каналом, - бросила Ксюха.
Не глядя на нее, Виктор пожал плечами. Оппозиционный, провластный - какая разница. Да, приятно было бы считать, будто их замалчивают, потому что боятся, но это же неправда. А правда заключается в том, что они попросту никому не интересны, маргинальная молодежная тусовка в салатовых ленточках, ничуть не значительнее каких-нибудь футбольных или музыкальных фанатов. Ну приехали, ну прошлись колонной до площади… а потом разъехались по домам. И вся свобода.
Пора идти. На плечи давила сонная тяжесть, не хотелось вставать. Но пора.
- А ведь было здорово, - негромко, медленно заговорила Ксюха. - Такая огромная масса народу… Когда все собрались возле универа, я просто глазам не поверила, хотя и регистрировала же накануне… ленточки резала напополам… Витя, а кто их придумал? Нашу символику, наш цвет?
- Краснова.
- А-а… ну неважно. И все так смотрели друг на друга, и улыбались, и здоровались за плечо, и болтали запросто, как друзья - незнакомые совсем ребята, с разных концов страны! Не помню, кто дал команду выступать, тебя же тогда еще не было, как бы не Женька… нет, вру, кажется, Олег. И все пошли так весело и слаженно, будто двадцать раз репетировали, а ведь большинство вообще города не знают! Я боялась, Вить.
- Чего ты боялась?
- Ну… Что где-нибудь на перекрестке строй собьется, кто-то затеет ссору, давка возникнет - и тогда все. Больше никто и никогда нам не поверит. А потом огляделась вокруг и поняла: не может такого случиться. Даже если вдруг провокация. Или, скажем, ливень проливной. Нет. Потому что свободные люди. Это глупости про ленточки - мол, опознавательный знак. По глазам было видно. Свободные люди смотрят по-другому.
- Как?
Он наконец-то обернулся - и увидел.
Ксюха смотрела прямо, в упор, и в ее глазах были доверие и восторг, непостижимые, безграничные, как небо. Если бы что-то другое - сочувствие, жалость, всепонимание - он, конечно, встал бы и ушел.
- Ты лучший, Витька, - сказала она.
И улыбнулась.
(за скобками)
ГЛАВА III
- Какой курс?
- Первый.
Маловато. Ну да ладно: каникулы скоро, на сессию ты его отпустишь, испытательный срок оформишь как практику, а там перейдет на заочное. Виктор усмехнулся. Самое непыльное и благодарное занятие - подводить теоретическую платформу под любую несообразицу. Уже неотменимую. Решенную.
- Живешь в общежитии?
- Нет, почему. Я местный.
- С родителями?
- С мамой.
Просвечивают насквозь предательски вспыхнувшие уши - надо же было ляпнуть, мог бы выразиться по-взрослому, "с матерью", - а так ничего, держится. Не настолько дерзко и вызывающе, как ты ожидал, но и без откровенной робости или натужных стараний произвести впечатление. Скорее всего, ему просто пофиг и по-приколу, если ты правильно помнишь сленг этого возраста. Хотя где там, сленг ведь соотносится не с возрастом, а с поколением. Теперь наверняка в ходу какой-нибудь другой, новый.
- Сам решил поступать на экономический?
- Да. Мне интересно.
Еще бы, Виктор заметил. Там, на конференции, бросалось в глаза, и не только тебе одному. Кстати, ты можешь запросто убедить себя, что пригласил мальчишку на собеседование потому лишь, что своим алмазным взором разглядел в нем будущего гения от макроэкономики. И окружающих заодно; а пока по офису, распространяясь концентрическими кругами от отдела кадров, шуршала тихая истерика. Ну-ну. То ли еще будет, когда ты надиктуешь приказ.
- А родители кем работают?
Сглотнул. Вскинул голову:
- Мать экономист. Директор по маркетингу в глянцевом журнале. Но если вы думаете, что я…
- А отец?
- Он с нами не живет.
- Давно?
- Я должен отвечать на все ваши вопросы?
- Ну, если ты действительно хочешь у меня работать…
Парнишка чуть заметно скривил губы: ну конечно, в реальную возможность работать у Виктора Винниченко он не верил ни на мгновение. И вообще все собеседование пытался сообразить, чего ради, собственно, организован данный перфоманс. Наверное, уже прикидывал его вольный пересказ в студенческой компании, с паузами под восторженные междометия неизвестного тебе сленга.
В своей компании он, разумеется, прослывет гением моментально. Гением и невероятным счастливчиком. Пожалуй, быстро уверится в этом и сам, что редко идет кому-либо на пользу.
Все равно. Решено. Неотменимо.
- Отец компьютерщик. Программист.
Ответил резко, дерзко, закрывая тему. Да ладно. Как будто ты не можешь узнать сам. До сих пор как-то не возникало ни желания, ни особой необходимости… В общем, да. Не помешает дать Валевскому запрос, на всякий случай.
- Понятно, - Виктор взглянул на часы. - До скольки у тебя занятия?
- Мы уже не учимся. У нас практикумы перед сессией.
- Как это?
- Вы же видели. Гоняют строем на разные тусовки вроде вчерашнего Лугового. Сегодня опять, но я не поеду. Ну его.
- То есть у вас с этим не строго?
- А что?
Впервые за все время парень насторожился, подобрался и заглянул Виктору в глаза, чуть исподлобья, пытливо. С неозвученным вопросом: вы серьезно?
Давненько на тебя так не смотрели. Всем, кто тебя окружает, кому хоть раз пришлось пересечься с тобой по одной из множества разветвленных линий твоих путей и коммуникаций, известно: ты серьезен всегда. Эта серьезность не исключает иронии, сарказма, мистификаций, когда к тому располагает жизнь. Но ты серьезен в том понимании, что никогда не позволяешь себе ничего непродуманного, случайного, лишенного смысла. Мир вокруг тебя выстроен так, как должно, как считаешь должным ты. И если ты решил вписать в него новый элемент, кирпичик, пиксель - значит, при всей внешней несообразности, это необходимо.
Долго объяснять, почему. Долго, не нужно и некому. Это не обсуждается.
Мальчишка по ту сторону овального стола ждал. Чем кончится. Не выдержал, совершенно по-детски шмыгнул носом и наконец-то покраснел весь, будто расплылись малиновые волны от парусов оттопыренных ушей. Слишком коротко он стрижется; впрочем, в его возрасте рано думать о седине.
- Четыреста, - сказал Виктор. - Занятость полдня. График будем согласовывать. Начинаем с понедельника. Нормально?
Женька часто захлопал ресницами.
* * *
"Дорогой Виктор, нет успеха до вас дозвониться. Имею важный разговор про невозможность дальшего оттягивания сезона лова. Предлагаю выходить на связь. Олаф Свенсен".
"Твоя секретарша, по-моему, рехнулась, не берет трубку вообще. Или ты ее наконец-то уволил? Нам надо поговорить. Опять пришел счет из санатория, и это уже слишком. Она все-таки не моя дочь! Срочно позвони. Инна".
"Объект зафиксирован. Живет под чужим именем, владеет недвижимостью в северном регионе, работает по удаленному фрилансу. Конкретика при встрече. Прошу назначить время. Валевский".
"Уважаемый господин Винниченко, имею честь пригласить Вас на эксклюзивную презентацию нашего нового проекта "Вспышка звезды", некоторым образом затрагивающего сферу Ваших интересов. С надеждой на плодотворное общение и сотрудничество, Макс Зильбер, ВАО Концерн "Термоядер"".
"Виктор Алексеевич, почему не отвечаете на звонки? Мой номер в черном списке, да? Если так, извините. Но у меня родилась потрясающая идея!!! Если вам интересно, вы знаете, где меня найти. С уважением, Александр Гутников".
"Я готов. Химик".
"Привет! Слышала, ты взял в секретари молоденького мальчика. Я правильно поняла? Ну-ну. Целую. Лика".
А у этой откуда адрес? И такие сведения, если уж на то пошло?
Виктор сгреб распечатки неопрятной кипой, сдвинул на край стола. Н-да, Оля их хотя бы предварительно сортировала. Ладно. Как-нибудь переживешь до понедельника.
Из всей почты по-настоящему беспокоило приглашение от "Термоядера". Слишком серьезная и абсолютно закрытая структура, они всегда неохотно шли на контакт с кем бы то ни было. Ты и сам до последнего старался не пересекаться с ними, оставаться вне поля их зрения так долго, как это было возможно. "Некоторым образом затрагивающего сферу Ваших интересов". Выходит, всё. Данная сфера привлекла их внимание, они ее прощупали и сделали для себя выводы. Очень хотелось бы знать, какие.
На презентации и узнаешь, более или менее. Других вариантов все равно нет: Валевскому термоядеры не по зубам, он вообще мальчишка против их службы безопасности, которая сделала бы честь любой сверхдержаве. Да и ты, как бы ни хотелось сохранить уверенность и кураж, чувствуешь себя не в своей тарелке даже против этого рафинированного Макса Зильбера, отнюдь не первого лица в их темной и опасной конторе. Здесь, наедине, лучше себе в этом признаться. Чем жестче и честнее ты будешь сейчас, тем убедительнее должно получиться в решающий момент. Назрело - значит, назрело. Поговорим.
Поехали дальше. Поморщившись, Виктор набрал мобильный жены.
Инна отозвалась мгновенно, словно держала палец на клавише "ответить":
- Да.
- Здравствуй.
- Я не буду платить. Там совершенно нереальные суммы. Есть хорошие клиники на порядок дешевле, и я не понимаю, почему…
Вздохнул:
- Инка, это в последний раз. Обещаю. Как там Сережка?
- На Сережку тебе плевать. Я сказала, нет. С меня хватит. Ты сумасшедший, Витька, и не вижу ни одной причины, чтобы это терпеть.
- У тебя сорок процентов.
- Помню. Я была дура, когда позволила втянуть себя в твой прожект. Но если мы в доле, это еще не значит, что я должна оплачивать все твои счета и содержать…
- Инна!
- Только не дави на слезу, хорошо? Про смертельно больного ребенка и мою совесть я уже слышала. Живи по средствам. Если не хочешь, чтобы я дала по этому поводу интервью на третьем. Всё.
Отключилась; Виктор повертел в пальцах мобилку и бросил на стол, поверх груды распечаток. Вечером придется снова звонить, и выслушивать, и молчать, и утираться, и держать себя в руках, и уговаривать, задабривать, обещать… мерзость. Разумеется, она заплатит за Алю, равно как и по прочим счетам, вряд ли оно будет стоить тебе больше еще одного звонка. Твоя зависимость от нее - не более чем фантом, фикция, очевидная для обоих, а подобные демарши с Инкиной стороны - всего лишь ритуальные движения, лишенные опасности и смысла. Именно поэтому проект инвестирует она, повязанная и несколькими удачными пунктами брачного контракта, и целой сетью сложных близкородственных взаимообязательств, - а не кто-либо другой, представлявший бы реальную угрозу твоей свободе. Редкий случай уникального предложения, которое трудно адекватно заменить, а потому и удержать в рамках. Приходится терпеть.
А ведь вы были с ней счастливы. Года три после смерти Оксаны уж точно. Вот и попробуй теперь припомнить настолько, чтобы поверить. Даже рождение вашего общего сына - абстракция за стерильными дверями дорогой клиники. Потом дорогие ясли, дорогой детсад, теперь вот закрытая дорогая гимназия. Тебе не то чтобы на него плевать - ты просто совершенно его не знаешь и не помнишь. Из прошлой семейной жизни вспоминается только сплошная скука и пошлость: вечер, попсовый шансончик по радио, кошачий бок, зеленый диван. Не исключено, что она до сих пор его не выкинула: Инка всегда была сентиментальна и, прямо скажем, прижимиста. И Алю она с самого начала не могла терпеть. Стерва. Как всегда, рассчитала и момент, и точку приложения для наиболее острого болевого эффекта. Однако же отслеживает зачем-то, для чего-то смотрит все твои дурацкие эфиры…
- Виктор Алексеевич, - возникла на селекторе секретарша из приемной, - к вам посетитель. Александр Гутников.
- Я его не жду.
- Я ему сказала. Но он все равно прорывается.
Она еще договаривала, а Гутников уже прорвался. Взъерошенные, липкие на висках волосы, галстук набок - как если бы и в самом деле грудью шел на прорыв, сражаясь с охраной на всех входах; кстати, не мешало бы выяснить, какого черта его пропустили. Тяжело дыша, навалился щуплой массой на стол:
- Я все знаю.
- Саша, - мягко сказал Виктор, - мы с вами не договаривались о встрече. Я сейчас уезжаю. Приходите в понедельник к восьми пятнадцати.
- Не держите меня за идиота!!!