Оксана вернулась на кресло, вспрыгнула в него с ногами, обхватив локтями расставленные колени. Лягушка. Женька смотрел на нее так, будто в ней была заколдована даже не принцесса - целое королевство, целый мир, чудесный, прекрасный, свободный. Иногда хотелось подвинуться, сделать шаг, чтобы просто попасть на линию этого взгляда, зацепиться хотя бы за край его рассеивающегося в воздухе луча. А та банально строила глазки в ответ. И не только ему одному.
Разумеется, она выберет Виктора. Уже выбрала, сто процентов. И сюда пришла единственно за подтверждением своей неоднозначной правоты.
- Танька, я действительно не знаю, кто. Я боюсь…
- Напрасно. Они-то тем более не в курсе. Парни вообще плохо считают.
- А если по ребенку будет видно? Они такие… непохожие.
- Ага. Китаец и негр.
Оксана нервно рассмеялась, снова вскочила и принялась мерить комнату шагами, то и дело натыкаясь на мебель и книжные полки. Пора выставлять ее за дверь, пока не разбила что-нибудь. Переводя дыхание, оттянула ворот водолазки, в которой хоть сейчас снимайся на плакат новосозданной партии "Наша свобода". У нее, Татьяны, так и не завелось в гардеробе столько вещей ярко-салатового цвета.
Обернулась от окна:
- Тань, а ты больше не с нами? Совсем?
Вопрос застал врасплох, как подножка из-за угла. Просто не ожидала, уверенная, что эта дурочка не в состоянии сейчас думать о чем-то еще, кроме своих двух полосок. А потому не сориентировалась, не собралась, не догадалась бросить уничижительное "не твое дело".
- Я… не знаю.
- В пятницу гуляем новоселье в офисе, - сказала Оксана. - Витя хотел сам тебе позвонить, но боится, - она тоненько хихикнула. - Приходи. Мы тебя приглашаем.
Татьяна кивнула. Правда, почему бы и нет? Просто прийти и взглянуть, во что они успели ее превратить, нашу свободу…
"Мы". Разумеется, она уже говорит "мы".
Подняла голову:
- Женька любит тебя. На твоем месте я бы это учитывала.
В середине ее фразы Оксана мимолетно улыбнулась - наверное, неправдоподобному "я на твоем месте", - а к концу Татьяна уже со жгучим стыдом и страхом пожалела о сказанном. Потому что это было бессмысленно. Потому что могло, могло обрести смысл, сыграть роль той самой соломинки, перевесить, все изменить…
- Виктор меня тоже любит.
Она стояла у окна, против света, и золотились волосы, пронзенные лучами со спины, и очерчивался ярким контуром овал щеки, а все лицо оставалось в тени, теплой, красновато-охристой, золотой, и загадочно поблескивали большие выпуклые глаза. Конечно, она очень красивая. Конечно, ее можно, ее необходимо любить. Собственно, за тем она и пришла: наглядно показать ей, Татьяне, что это именно так. Дать ощутить свое несомненное превосходство.
… Когда за ней закрылась дверь, Татьяна подошла к зеркалу. Придерживая левой рукой прическу, поочередно вынула шпильки и отпустила косу вниз. Расплела, начиная с тонкого, до упора заплетенного кончика. И потом долго-долго, пока не погасли последние лучи в окне, расчесывала волосы.
Чуть волнистые после косы, темные и длинные, почти до колен.
(за скобками)
ГЛАВА III
- Вау! - заорал Иган, выглядывая в окно.
- Вау-у-у!!! - на тон выше и пронзительнее подхватил Нед.
Раньше, чем Анна выключила двигатель, они выскочили из машины через разные дверцы и наперегонки понеслись к стройке, перепрыгивая траншеи и отвалы перелопаченной земли вперемешку со снегом. Анна не успела их окликнуть и первые секунды пристально смотрела вслед поверх опущенного стекла. Вот Недди споткнулся, упал, растянувшись во весь рост; вскочил и припустил еще быстрее, тщетно пытаясь догнать брата. Не стоило их сюда привозить. А не привозить было бы бесполезно и бессмысленно. Пускай бегут.
За ночь на месте котлована залили фундамент, по периметру которого с нечеловеческой быстротой росли стены - сейчас уже вдвое выше, чем были на рассвете, когда мы выехали за мальчиками. Бетонные блоки, металлические балки, а еще стекло, много толстого, дымчатого, наверняка ни при каких обстоятельствах не бьющегося стекла…
Виктор. Значит, будем соседями. Может быть, скоро увидимся, приедет же он проверить, как продвигается строительство этого его… комбината?
Она тоже вылезла из машины, вдохнула морозный воздух с еле уловимым запахом выхлопов какого-то альтернативного топлива. Олаф так и не сказал, что именно строит Виктор, что это за комбинат, каково его предназначение. По старой, слишком глубоко укоренившейся привычке ничего нам не говорить. Или просто не знал сам. Откуда ему знать?
А было бы как минимум интересно.
Мальчишки уже добежали до стройки, просочились внутрь через какие-то щели между блоками и стеклами, скрылись с глаз, и Анна заволновалась, пошла следом, ускоряя шаг. Сыновья получили четко отмеренную дозу информации о происходящем дома, не могли же мы рассказать им все. Например, что бетонно-металлические джунгли под окнами не являются полигоном для их будущих игр. Игану и Неду и в голову не приходило, как может что-либо здесь, в окрестностях, в радиусе, охваченном линией горизонта, принадлежать не им.
Она уже почти бежала, когда сверху упала призрачная, полупрозрачная тень. Щурясь, Анна вскинула голову навстречу солнцу: никуда оно не делось, только стало чуть менее слепящим, его лучи отвесно били сквозь громадный граненый зонт толстенного стекла на сложной металлической конструкции, который опускался с неба, словно неопознанный летающий объект, идущий на посадку. Крыша, догадалась Анна. Они уже ставят крышу.
Башни трех подъемных кранов, примерившись аккуратно и точно, будто женские пальцы, накрыли приземистое сооружение, как шкатулку, многогранной крышкой; на одной из ее граней вспыхнул ослепительный блик. А мальчики остались там, внутри!!! - и понимая, что никакая это не ловушка, не мышеловка, что по краям по-прежнему зияют незаделанные проемы и щели, мы все же ринулись туда отчаянно, сломя голову, не глядя под ноги, не видя почти ничего впереди после солнца в глаза… Стекло. И как они не боятся ставить столько стекла?!
Внутри дрожал зыбкий свет, на фундаменте мерцали солнечные пятна, все звуки сдваивались, страивались, счетверялись гулким эхом. Анна споткнулась о балку поперек дороги, остановилась, осмотрелась по сторонам, смаргивая и мучительно щурясь.
- Иган!
Голос дрогнул, обеззвучился, упал тут же, у ног, словно брошенный с размаху вдаль клочок ваты. В мельтешении крапчатого света и полупрозрачных теней сновали туда-сюда какие-то люди, видимо, рабочие, но Анна не различала даже цвета их одежды, не то что лиц.
- Иган! Нед!
Она двинулась вдоль стены, изнутри вовсе не казавшейся приземистой, самое малое метров пяти-шести в высоту, не считая граненого купола крыши. Куда они могли побежать? Думаем: что бы их заинтересовало здесь больше всего, наших искателей приключений, оболтусов, бандитов, охотников за черепами и сокровищами, маленьких (Иган уже перегнал нас по росту, да и Нед отстает всего лишь на полголовы) разбойников? Щетинящаяся поленница арматуры и труб у стены? Монолитная пирамида разнокалиберных, один громаднее другого, контейнеров и ящиков? Зияющий провал, ведущий куда-то вниз, под землю?
- Иган!!!
Наперерез прогрохотала не то дрезина, не то тележка с альтернативным двигателем, совершенно адская машина, дребезжащая, дымящая. Анна отступила на шаг, а когда клубы черного дыма рассеялись, напротив стоял бригадир Петрас, мертвой хваткой сжимающий запястья Игана и Неда. Оба вырывались, молча и мрачно. У обоих ничего не выходило.
- Отпустите их, Петрас, - сказала Анна и снова не услышала ни звука, похожего на собственный голос.
Мордатый бригадир затряс в воздухе мальчишечьими руками, изрыгая изо рта строительный шум, лязг и грохот - ни единого человеческого слова. Иган что-то выкрикнул высоко и возмущенно; Анна шагнула ближе, протянула руку, попробовала заговорить опять, прицельно выстреливая словами по одному прямо в бесстрастную квадратную морду:
- Отпустите!.. Это!.. Мои!.. Сыновья!..
Он то ли как-то отреагировал, то ли просто ругнулся на своей волне, а затем двинул вперед, таща мальчиков за собой и оттесняя Анну с дороги. Едва успела поймать Неда за свободную руку и засеменила рядом, нелепо, будто на привязи. Они вышли из недостроенного здания через пустой дверной проем, и морозный воздух по контрасту с пылью и дымом внутри показался чистым и прозрачным, как дистиллированная вода.
Аш-два-о. Формула возникла в сознании самопроизвольно, и, отшатываясь в сторону от гигантского контейнера на крюке подъемного крана, мы не сразу сообразили, что она вписана в эмблему на каждой из его квадратных граней. И как это понимать: в нем что, перевозят воду?..
Контейнер упал на движущуюся платформу и покатился внутрь; бригадир наконец-то разжал тиски красных ручищ, и мальчики синхронно схватились за запястья.
- Шоб я вас тут больше не видел, ворюги! - рявкнул Петрас.
- Это мои сыновья! - наконец-то услышала себя Анна. - Да как вы сме…
Мимо просвистел еще один контейнер, поменьше, снижаясь по параболе в развороте, как пикирующий бомбардировщик. Когда он приземлился на платформу и Анна, выпрямившись, выпустила мальчишечьи затылки, никто ничего уже не смел. Здесь вообще никого больше не было, если не считать снующих во всех направлениях рабочих, деловитых, безликих.
- Вообще уже, - обиженно пробормотал Нед.
Иган выразился гораздо более определенно; кошмар, это все школа, мы-то уж точно не учили его подобным словам! Прикрикнула нервно, даже истерически, и, схватив сыновей за руки, точь-в-точь как мордатый бригадир, гренадерским шагом повела их прочь со стройплощадки.
Недалеко. Домой.
* * *
- А там прикольно, - сообщил Иган, налегая на круассаны. - Супер, скажи, Недди?
Младший кивнул с набитым ртом.
- Не вздумайте, - предупредила Анна.
Сыновья подозрительно промолчали, что вряд ли стоило считать знаком согласия. Но вытягивать из них торжественное обещание не лазать больше на стройку не было никаких сил.
Кирстен принесла еще одно блюдо с круассанами и кувшинчик сливок для чая и какао. Так странно завтракать не на веранде, а здесь, в сурово-помпезной столовой для деловых приемов Олафа с партнерами. Накрытый на троих краешек длинного дубового стола казался крохотным оазисом в ледяной пустыне. Громоздились вокруг, уходя вдаль, словно ряды бурых скал, пустые стулья с тяжелыми аскетическими спинками. Иган и Нед затеяли было игру в безумное чаепитие, пересаживаясь с места на место вдоль стола, но мы, конечно, им запретили. Напрасно. Пускай бы.
Она и сама бы сейчас с удовольствием пересела. Спиной к окну.
- Ма, а мы сегодня в школу не пойдем, да?
Встряхнулась, стараясь не смотреть в окно; однако сверкающие стекла и металлические балки стен навязчиво лезли в поле зрения на краю слепого пятна. Жизнь продолжается, вернее, продолжается та малость, что осталась от нее до сих пор. Разрозненные обрывки, и держатся они на единственной и хлипкой несущей конструкции - на нас. Нам и только нам принимать решения, пускай мелкие и повседневные, но пока еще необходимые:
- Сегодня уже нет.
Громыхнуло "уррра". Салютом экзальтированных чувств брызнуло какао на белую скатерть, упал на пол кусок круассана, и Нед тут же полез за ним, оттопырив тощую задницу, по которой Иган не преминул наподдать с размаху.
- Но на завтра вы должны быть готовы. Если хотите свободы после обеда, прямо сейчас садитесь делать уроки.
Досадливое мычание, такое ритуальное, как всегда. Запереться в маленьком мирке дома-крепости, ведь может и повезти, кто знает, вдруг до поры до времени его не станут брать штурмом. У Виктора наверняка грандиозные и обширные планы, однако остается же шанс, что они не зацепят по касательной скромный домашний очаг когда-то знакомой и, возможно, значимой, но давно уже ненужной женщины, ее мужа, ее детей, ее счастье…
О счастье - отдельный разговор. И, между прочим, он его уже заводил.
Вошла Кирстен с подносом. Сообщила между прочим, собирая посуду:
- Опять орут. Один уже почти вылез.
Анна вскочила и метнулась на кухню. Птенцы действительно орали вовсю, а ведь мы накормили их сразу же, как только вошли. Иган и Нед пришли от птенцов в дикий восторг, выразили горячее желание немедленно их поделить и взять под свою опеку: Анна позволила каждому испробовать в деле пинцет и пипетку, но в долговечность сыновних намерений не верила ни минуты. Наши оболтусы и питона раз в полгода забывали бы кормить.
Птенцы наелись и успокоились; ненадолго, усмехнулась она. В столовой, как ни странно, тоже было подозрительно тихо. Анна подошла вплотную к двери и остановилась за приотворенной створкой.
- …робот, - невнятно говорил Нед. - Только несобранный.
- Сам ты робот! - вполголоса откликнулся Иган. - Это блоки секретного оборудования. Военного.
- Значит, секретный и военный робот. Его соберут, и ты увидишь!
- Нет, ну развел тут детский сад. Сам увидишь! Они их как раз отгружают, эти блоки в ящиках, к вечеру наверняка начнут монтировать. Как стемнеет, пойдем и посмо…
Распахнутая дверь. Гроза, гром и молния, шквал:
- Я сказала!!!
Разом замолкли, конспиративно уткнувшись в тарелки. Анна села на место, медленно водя по склоненным макушкам тяжелым взглядом. Наши авантюристы и разбойники, рисковые и по определению свободные мальчишки… Никогда раньше мы не ставили перед ними абсурдных запретов, не препятствовали проявлению здорового любопытства и жажды приключений. Никогда раньше они не чувствовали себя запертыми внутри чужих необъясненных и необъяснимых рамок, в многослойном кольце гремящей цепи. Почему - сейчас? Какого черта?!
Не нужно ничего объяснять. Просто запретить, это всегда и легче, и действеннее. Неизвестно, что с ними может случиться - там, тем более когда стемнеет. Передернула плечами, опустила глаза.
Иган встал из-за стола, сказал спасибо и очень вежливо сообщил, что идет делать уроки. Нед в точности повторил всю программу, правда, не так безукоризненно и поэтому чуть более убедительно. Анна не подняла головы. Дробь мальчишеских шагов растаяла в глубине дома. Кажется, и вправду вверх по лестнице, в направлении детской, и скорее всего в данный момент они действительно сядут показательно заниматься, - но вообще нельзя спускать с них глаз. Вот только допьем чай… встанем… поднимемся к ним… и не будем спускать. Сейчас.
Тяжелая голова, тяжелые веки. Мы слишком рано встали сегодня, выехали практически на рассвете, чтобы до завтрака привезти домой мальчиков и еще много чего успеть сделать - уже и не припоминается, что именно, да и стоит ли? Мимолетный взгляд напоролся на режущий блик в окне, отражение солнца в стеклянной грани уже почти достроенного чудовища. Надо будет завесить портьерами или жалюзи, закрыть ставнями, а еще лучше наглухо заложить кирпичом это окно. И заодно все остальные окна, бойницы нашей последней крепости.
Олаф недооценил Виктора, точь-в-точь, как и мы сами в свое время его недооценили. Как недооценивали даже те, кто делал на него тогда немалую ставку. Очень похоже на то, что он дозрел, наконец, до реванша. Вещи, жизненно необходимой сильному, энергичному, умному, небесталанному - и так традиционно, трагически недооцененному. Он вот-вот им всем покажет. Но какого черта было начинать с нашего дома?!
Виктор, кажется, искренне удивился, увидев нас тут. Впрочем, насколько искренне, вопрос его актерского таланта. В любом случае, так должно было сложиться, сковаться, захлестнуться намертво сложным плетением звеньев цепи. И он понял это не хуже нас. Он был искренне - да! - рад нашей встрече, правильному прологу своего реванша, триумфа, победы.
Встрече с Олегом он обрадовался бы куда меньше. Несмотря на то, что явно искал ее, встречи с ним, вон, даже привез с собой его сына. А что было дальше, мы попросту не знаем, мы осведомлены гораздо хуже, чем ожидают те, кто так усердно и регулярно подбрасывает нам то адрес электронной почты, то номер мобильного телефона. Разумеется, мы не будем ни писать, ни тем более звонить - даже если это единственный способ узнать больше.
В конце концов, может быть, они и встретились там, на общей нашей родине. Может, уже произошло что-то внеплановое, деструктивное, рвущее цепь. Всегда можно надеяться. И продолжать жить.
- Еще чаю? - осведомилась Кирстен.
Анна вскинула глаза и снова порезалась взглядом о блик на стеклянной стене за окном. Так или иначе, это выше наших сил. Необходима передышка. Сбежать отсюда, и немедленно. Куда угодно, лишь бы не видеть.
- Я уезжаю, Кирстен. Вернусь через пару часов, если буду задерживаться, перезвоню. Присматривайте за мальчиками, им запрещено выходить из дому.
- Вызвать к ним госпожу Йенс? - уточнила горничная; не собиралась она брать на себя чужие обязанности и, в общем-то, была права.
- Да, конечно. Я сама ее вызову.
Договариваясь по мобильному с гувернанткой, Анна уже спустилась на крыльцо. Спохватившись, вернулась за птенцами: не Кирстен же их, в самом деле, будет кормить. Вышла из дому, пряча корзинку под полой мехового полупальто.
Она смотрела прямо перед собой и видела только море. Широкую сине-стальную гладь до самого горизонта.